Утверждали на уровне министра МВД. Так-то, брат Антоша.
— Вы… серьезно? — тихо произнес Петров.
— Нет, шучу, — строго сказал Андрей, щурясь на солнце. И было очевидно, что так не шутят. — Ну, бывай, брат… Книжку я тебе пришлю, как выйдет. С автографом. А министр тебе свой автограф пришлет.
Обнорский подмигнул. Теперь уже явственно подмигнул и пошел оформлять бумаги. Ошеломленный Петров долго смотрел ему вслед.
Через час свободный гражданин вышел на волю. Во внутреннем кармане бушлата лежала справка об освобождении. Вторая справка подтверждала, что гр. Обнорский А. В. во время заключения трудился. Это для трудовой книжки, чтоб стаж шел… И разумеется, в кармане лежала копия постановления президиума горсуда Санкт-Петербурга. Там же была и некая сумма денег. Не особо большая. Достаточная только для того, чтобы добраться домой поездом, плацкартом.
Вторая пачка денег — потолще гуиновской — лежала за подкладкой. Там же был зашит сувенирный «самурайский меч». Его Обнорскому подарил напоследок начальник оперчасти. Сделал он это, разумеется, не из какой-то особой любви к Обнорскому, нет… Им двигали те же побуждения, что и оперком Петровым: не написал бы журналист на воле чего такого… А денег подкинул Сашка: потом отдашь. На поезде долго трястись, а самолетом р-раз — и дома. Да и переодеться надобно, неловко в Питер в зэковской робе.
Брать в долг Андрей не любил, но у Сашки взял легко. Теперь, собственно, их связывало уже столь многое, что считаться из-за пары сотен долларов было неуместно.
Андрей наконец-то вышел на волю. Он знал, что зона находится в черте города, в Дзержинском районе, на пересечении Нижненаволоцкого шоссе и улицы Кулибина… По-другому район назывался Новая Кушва. Все это он знал, но, оказавшись вдруг на обычной улице с трамвайными путями и остановкой, как будто слегка растерялся. Освобождение не было для него неожиданностью, и все же мгновенный переход из зарешеченно-изолированного мира в мир свободы произвел очень сильное впечатление.
Он стоял, щурился от яркого солнца и с неким отстраненным любопытством смотрел на улицу и на забор тринадцатой зоны. Он никогда не видел ее снаружи. Зона снаружи была совсем не похожа на зону и запросто могла бы быть режимным заводом. Забор с колючкой, проходная, корпуса и трубы над забором. Возможно, такова отечественная специфика: заводы похожи на зоны, а зоны на заводы… Что-то в этом есть символическое.
Андрей закурил. Он не замечал, что за ним внимательно наблюдают несколько пар глаз… ничего он не замечал. Чтобы понять его состояние, нужно было бы сначала пережить ЛИШЕНИЕ СВОБОДЫ. Андрей стоял на улице, курил, щурился… ОН БЫЛ СВОБОДЕН!
Вдали показался трамвай, и Андрей, прихрамывая, двинулся к остановке… Господи, неужели сейчас он поедет на трамвае?
Это казалось почти невероятным. А трамвай, полязгивая на рельсах, приближался. Вернусь в Питер, подумал Андрей, целый день буду кататься на трамвае. Может быть, мне попадется счастливый билет. И я его съем. И стану зайцем. Потом буду пойман контролерами… я буду объяснять им, что билет счастливый, что я его съел… знаете, есть такая примета?.. я буду препираться долго и самозабвенно, но потом все-таки заплачу штраф.
— Здравствуйте, Андрей Викторович, — сказал приятный мужской голос сбоку.
Обнорский резко обернулся… и сразу все понял. Светило солнце весеннее, дымилась сигарета, освобожденный за отсутствием состава преступления питерский журналист Андрей Обнорский шел к трамвайной остановке и мечтал о счастливом билете, но…
— Здравствуйте, Андрей Викторович. Меня зовут Александр Петрович.
…Он сразу все понял. Очень уж знакомой была ситуация: доброжелательное лицо Александра Петровича, которого он раньше никогда не видел, но мгновенно его «узнал». Аккуратная стрижка, неброский галстук, внимательный взгляд и, конечно же, серая «волга» за спиной. С незапоминающимся номером и незапоминающимся водителем.
— Наверно, я должен сказать, что мне очень приятно? — спросил Обнорский с усмешкой.
— Необязательно. Вы можете этого не говорить… хотя мы прибыли специально для того, чтобы встретить вас и помочь.
— А кто это — «мы»?
— Нас прислал Роман Константинович.
Обнорский швырнул сигарету на пыльный асфальт. Ветер покатил ее к остановке.
— А почему я должен вам верить? — спросил журналист.
— Роман Константинович просил показать вам вот это, — сказал Александр Петрович и протянул Обнорскому цветное фото «10x15».
Снимок Андрей узнал сразу. Он был сделан около месяца назад в кабинете кума. На фото рядом стояли Обнорский и полковник Сектрис. Полковник прилетал специально, чтобы сообщить Андрею о скором освобождении и наладить «радиомост» с Катей. Роман Константинович на снимке улыбался, а Андрей стоял бледный, напряженный. Черная с проседью борода еще больше оттеняла бледность кожи. Обнорский взглянул на фото и пожал плечами.
— Кроме того, — продолжил Александр Петрович, — вы можете связаться с Романом Константиновичем по телефону. Он подтвердит мои слова.
— И что же вы хотите? — спросил Андрей.
— Я уже говорил: помочь вам… у нас машина. Через два часа будем в Екатеринбурге, а там на самолет и — домой.
— Спасибо, я сам доберусь.
— Извините, Андрей Викторович, но у меня приказ… Нравится вам или нет, но я обязан сопроводить вас до Питера.
Подошел трамвай, двери раскрылись и выпустили прапорщика из персонала «тринадцатой». Прапорщик Пивоваров с изумлением уставился на Андрея. Об освобождении Обнорского он еще не знал.
— Обнорский! — сказал он. — Ты что? Ты как здесь?
«Да что же это за непруха-то такая? — подумал Андрей с раздражением. — Что вы мне душу мотаете? Что вам всем от меня надо? Раз в жизни на свободу вышел… и — на тебе! Со всех сторон засада».
Андрей вздохнул и, воровато оглядевшись по сторонам, заговорил быстро и горячо:
— Тихо. Тихо, Коля, не ори. Тут, понимаешь ли, такое дело… Я ненадолго. Ты шум не поднимай, я заплачу.
— Что-о? — ошеломленно протянул Пивоваров.
— Баксами заплачу, — говорил Обнорский. — Ну нету больше сил сидеть, понимаешь? А я домой съезжу на недельку и вернусь. Договорились, Коля? Это же не побег…
— А ну-ка! — закричал Пивоваров, хватая Обнорского за рукав.
Александр Петрович неодобрительно покачал головой и скомандовал:
— Отставить, товарищ прапорщик.
— А ты кто такой? — агрессивно спросил Пивоваров. Он был убежден, что пресек побег. — Сообщник?
— Вот мое удостоверение, — сказал Александр Петрович и показал Пивоварову книжечку бордового цвета.
Лицо у прапорщика вытянулось. Оно выражало крайнее удивление и «напряженную работу мысли». Наверно, это было смешно, но ни Обнорский, ни Александр Петрович даже не улыбнулись. Трамвай зашипел сжатым воздухом и закрыл двери. Уехал. Андрей посмотрел ему вслед.
Прапорщик все еще соображал.
— Андрей Викторович освобожден решением суда, — сказал Александр Петрович. — Показать бумаги?
Пивоваров наконец-то понял, что ошибся. Что так не бегают. Он отпустил рукав Обнорского. На лице прапорщика появилось выражение разочарования.
— Ну Обнорский, ты даешь, — сказал он. А трамвай уехал.
* * *
Подкатила «волга». Андрей подмигнул Пивоварову и сел на заднее сиденье. Рядом опустился Александр Петрович. Хлопнули дверцы, и машина резко взяла с места. Вслед за ней тронулась красная «пятерка».
— Что же вы представление-то устроили, Андрей Викторович? — недовольно спросил Александр Петрович. — Вот заломал бы бравый прапор вам ручонку, потащил бы обратно в казенный дом.
— А вы на что? — сказал Обнорский. — Вас сюда зачем прислали? Вы обязаны были прапорщика убить, снять с него скальп и станцевать канкан. А вы… А вы вместо этого… Да я на вас жалобу напишу! Коллективную.
Александр Петрович досадливо махнул рукой: что, мол, тут поделаешь?
— А вы рукой-то не машите, — сказал Обнорский. — Что это вы себе позволяете? Я — офицер, и ваша бесцеремонность совершенно неуместна. Она, может быть, оскорбляет мое человеческое достоинство.
Андрей гнал дуру, но уже чисто механически, без интереса. Его трамвай уехал. И другого не будет. Не будет никогда. Обнорский продолжат гнать дуру, возмущаться и негодовать по поводу отсутствия цветов, шампанского, цыган и голой Клавки Шиффер на серебряном подносе и с розовым бантиком на попке.
…Но трамвай ушел и другого уже не будет никогда. И только пыльный ветер над рельсами… и скучное лицо кондуктора… и стук колес… Следующая остановка — конечная.
— Будете звонить Роману Константиновичу? — спросил Александр Петрович.
— Нет, — качнул головой Андрей, — позже.
— Как знаете, — сказал конвоир, — а я обязан доложить.
Он пробежался пальцем по клавиатуре телефона. Абонент отозвался быстро. Александр Петрович сказал в трубку:
— Доброе утро, Роман Константинович. Рогозин на связи… Встретили господина журналиста… Да, нормально, без проблем… Едем… Что?.. Нет, не захотел. Сказал: позже… Обязательно передам… да… да… Буду держать вас в курсе… Всего доброго.
Он выключил телефон и произнес, обращаясь к Андрею:
— Роман Константинович передает вам свои поздравления по случаю выхода на свободу.
— Мерси, — процедил Обнорский.
— Андрей Викторович, — сказал Рогозин, — зря вы так. Поверьте, что мы здесь присутствуем не в качестве конвоя. Наша задача — обеспечить вашу безопасность. Вы вольны распоряжаться собой. Может, хотите нормально, по-человечески пообедать? Может быть, по женскому обществу соскучились? Мы же все это понимаем… В багажнике, кстати, лежит гражданская одежда для вас.
— Саша, — подал вдруг голос водитель.
— Да?
— По-моему, ты поторопился сообщить, что у нас нет проблем.
— А что такое?
— У нас на хвосте бээмвуха.
Обнорский и Рогозин одновременно посмотрели назад: за красным «жигуленком» ехал темно-синий БМВ. Запиликала лежащая на переднем сиденье радиостанция. Рогозин перегнулся и взял ее в руку. Лицо у него, заметил Обнорский, стало напряженным.
— Слушаю, — сказал он, поднеся рацию ко рту.
— Петрович, — раздался голос из рации, — у нас хвост.
— Вижу. Когда они зацепились?
— Прямо от зоны.
— Чего же молчишь?
— Вот и говорю. Я и сам еще не уверен. Возможно, совпадение.
— Возможно… все возможно. Однако лучше проверить.
На ближайшем перекрестке проверили. «Волга», а за ней и «пятерка» резво рванули под красный. Водитель БМВ, нисколько не смущаясь, повторил тот же маневр.
Стало ясно, что никакого совпадения нет. Их «ведут» и даже не пытаются маскироваться.
— Наглые ребятишки, — сказал Рогозин. — Но ничего, сейчас мы с них спесь собьем. Он снова взялся за телефон.
— Максим Максимыч? — спросил Рогозин. — Добрый день. Моя фамилия Рогозин, зовут Александр Петрович. Вам привет передает Роман Константинович Семенов… да, точно так… спасибо. Спасибо. Максим Максимович, у меня вот какого рода к вам просьба. Мы тут у вас в командировке, можно даже сказать — проездом. Нас явно преследует некий автомобиль. Нельзя ли проверить, что за люди?.. Нет, только проверить… Хорошо… Очень хорошо. Спасибо. Записывайте номер.
Рогозин продиктовал номер БМВ, потом сообщил свой.
— На выезде из города их остановят, — сообщил он, когда закончил разговор с неким Максимом Максимовичем. Обнорский подумал, что этот Максим — скорее всего, из местного милицейского или чекистского начальства.
На выезде из Нижнего Тагила стоял стационарный пост ГАИ.
— Тормози, — скомандовал водителю Рогозин.
«Волга» и «пятерка» сопровождения съехали на обочину. Рогозин вышел и закурил. Он равнодушно смотрел, как старший лейтенант-гаишник ткнул жезлом в БМВ. Какие инструкции офицер ГАИ получил от заместителя начальника УФСБ, Александр Петрович не знал, но выглядело все круто. К бээмвухе подошли два автоматчика, и — пока старлей изучал документы — они контролировали автомобиль снаружи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Вы… серьезно? — тихо произнес Петров.
— Нет, шучу, — строго сказал Андрей, щурясь на солнце. И было очевидно, что так не шутят. — Ну, бывай, брат… Книжку я тебе пришлю, как выйдет. С автографом. А министр тебе свой автограф пришлет.
Обнорский подмигнул. Теперь уже явственно подмигнул и пошел оформлять бумаги. Ошеломленный Петров долго смотрел ему вслед.
Через час свободный гражданин вышел на волю. Во внутреннем кармане бушлата лежала справка об освобождении. Вторая справка подтверждала, что гр. Обнорский А. В. во время заключения трудился. Это для трудовой книжки, чтоб стаж шел… И разумеется, в кармане лежала копия постановления президиума горсуда Санкт-Петербурга. Там же была и некая сумма денег. Не особо большая. Достаточная только для того, чтобы добраться домой поездом, плацкартом.
Вторая пачка денег — потолще гуиновской — лежала за подкладкой. Там же был зашит сувенирный «самурайский меч». Его Обнорскому подарил напоследок начальник оперчасти. Сделал он это, разумеется, не из какой-то особой любви к Обнорскому, нет… Им двигали те же побуждения, что и оперком Петровым: не написал бы журналист на воле чего такого… А денег подкинул Сашка: потом отдашь. На поезде долго трястись, а самолетом р-раз — и дома. Да и переодеться надобно, неловко в Питер в зэковской робе.
Брать в долг Андрей не любил, но у Сашки взял легко. Теперь, собственно, их связывало уже столь многое, что считаться из-за пары сотен долларов было неуместно.
Андрей наконец-то вышел на волю. Он знал, что зона находится в черте города, в Дзержинском районе, на пересечении Нижненаволоцкого шоссе и улицы Кулибина… По-другому район назывался Новая Кушва. Все это он знал, но, оказавшись вдруг на обычной улице с трамвайными путями и остановкой, как будто слегка растерялся. Освобождение не было для него неожиданностью, и все же мгновенный переход из зарешеченно-изолированного мира в мир свободы произвел очень сильное впечатление.
Он стоял, щурился от яркого солнца и с неким отстраненным любопытством смотрел на улицу и на забор тринадцатой зоны. Он никогда не видел ее снаружи. Зона снаружи была совсем не похожа на зону и запросто могла бы быть режимным заводом. Забор с колючкой, проходная, корпуса и трубы над забором. Возможно, такова отечественная специфика: заводы похожи на зоны, а зоны на заводы… Что-то в этом есть символическое.
Андрей закурил. Он не замечал, что за ним внимательно наблюдают несколько пар глаз… ничего он не замечал. Чтобы понять его состояние, нужно было бы сначала пережить ЛИШЕНИЕ СВОБОДЫ. Андрей стоял на улице, курил, щурился… ОН БЫЛ СВОБОДЕН!
Вдали показался трамвай, и Андрей, прихрамывая, двинулся к остановке… Господи, неужели сейчас он поедет на трамвае?
Это казалось почти невероятным. А трамвай, полязгивая на рельсах, приближался. Вернусь в Питер, подумал Андрей, целый день буду кататься на трамвае. Может быть, мне попадется счастливый билет. И я его съем. И стану зайцем. Потом буду пойман контролерами… я буду объяснять им, что билет счастливый, что я его съел… знаете, есть такая примета?.. я буду препираться долго и самозабвенно, но потом все-таки заплачу штраф.
— Здравствуйте, Андрей Викторович, — сказал приятный мужской голос сбоку.
Обнорский резко обернулся… и сразу все понял. Светило солнце весеннее, дымилась сигарета, освобожденный за отсутствием состава преступления питерский журналист Андрей Обнорский шел к трамвайной остановке и мечтал о счастливом билете, но…
— Здравствуйте, Андрей Викторович. Меня зовут Александр Петрович.
…Он сразу все понял. Очень уж знакомой была ситуация: доброжелательное лицо Александра Петровича, которого он раньше никогда не видел, но мгновенно его «узнал». Аккуратная стрижка, неброский галстук, внимательный взгляд и, конечно же, серая «волга» за спиной. С незапоминающимся номером и незапоминающимся водителем.
— Наверно, я должен сказать, что мне очень приятно? — спросил Обнорский с усмешкой.
— Необязательно. Вы можете этого не говорить… хотя мы прибыли специально для того, чтобы встретить вас и помочь.
— А кто это — «мы»?
— Нас прислал Роман Константинович.
Обнорский швырнул сигарету на пыльный асфальт. Ветер покатил ее к остановке.
— А почему я должен вам верить? — спросил журналист.
— Роман Константинович просил показать вам вот это, — сказал Александр Петрович и протянул Обнорскому цветное фото «10x15».
Снимок Андрей узнал сразу. Он был сделан около месяца назад в кабинете кума. На фото рядом стояли Обнорский и полковник Сектрис. Полковник прилетал специально, чтобы сообщить Андрею о скором освобождении и наладить «радиомост» с Катей. Роман Константинович на снимке улыбался, а Андрей стоял бледный, напряженный. Черная с проседью борода еще больше оттеняла бледность кожи. Обнорский взглянул на фото и пожал плечами.
— Кроме того, — продолжил Александр Петрович, — вы можете связаться с Романом Константиновичем по телефону. Он подтвердит мои слова.
— И что же вы хотите? — спросил Андрей.
— Я уже говорил: помочь вам… у нас машина. Через два часа будем в Екатеринбурге, а там на самолет и — домой.
— Спасибо, я сам доберусь.
— Извините, Андрей Викторович, но у меня приказ… Нравится вам или нет, но я обязан сопроводить вас до Питера.
Подошел трамвай, двери раскрылись и выпустили прапорщика из персонала «тринадцатой». Прапорщик Пивоваров с изумлением уставился на Андрея. Об освобождении Обнорского он еще не знал.
— Обнорский! — сказал он. — Ты что? Ты как здесь?
«Да что же это за непруха-то такая? — подумал Андрей с раздражением. — Что вы мне душу мотаете? Что вам всем от меня надо? Раз в жизни на свободу вышел… и — на тебе! Со всех сторон засада».
Андрей вздохнул и, воровато оглядевшись по сторонам, заговорил быстро и горячо:
— Тихо. Тихо, Коля, не ори. Тут, понимаешь ли, такое дело… Я ненадолго. Ты шум не поднимай, я заплачу.
— Что-о? — ошеломленно протянул Пивоваров.
— Баксами заплачу, — говорил Обнорский. — Ну нету больше сил сидеть, понимаешь? А я домой съезжу на недельку и вернусь. Договорились, Коля? Это же не побег…
— А ну-ка! — закричал Пивоваров, хватая Обнорского за рукав.
Александр Петрович неодобрительно покачал головой и скомандовал:
— Отставить, товарищ прапорщик.
— А ты кто такой? — агрессивно спросил Пивоваров. Он был убежден, что пресек побег. — Сообщник?
— Вот мое удостоверение, — сказал Александр Петрович и показал Пивоварову книжечку бордового цвета.
Лицо у прапорщика вытянулось. Оно выражало крайнее удивление и «напряженную работу мысли». Наверно, это было смешно, но ни Обнорский, ни Александр Петрович даже не улыбнулись. Трамвай зашипел сжатым воздухом и закрыл двери. Уехал. Андрей посмотрел ему вслед.
Прапорщик все еще соображал.
— Андрей Викторович освобожден решением суда, — сказал Александр Петрович. — Показать бумаги?
Пивоваров наконец-то понял, что ошибся. Что так не бегают. Он отпустил рукав Обнорского. На лице прапорщика появилось выражение разочарования.
— Ну Обнорский, ты даешь, — сказал он. А трамвай уехал.
* * *
Подкатила «волга». Андрей подмигнул Пивоварову и сел на заднее сиденье. Рядом опустился Александр Петрович. Хлопнули дверцы, и машина резко взяла с места. Вслед за ней тронулась красная «пятерка».
— Что же вы представление-то устроили, Андрей Викторович? — недовольно спросил Александр Петрович. — Вот заломал бы бравый прапор вам ручонку, потащил бы обратно в казенный дом.
— А вы на что? — сказал Обнорский. — Вас сюда зачем прислали? Вы обязаны были прапорщика убить, снять с него скальп и станцевать канкан. А вы… А вы вместо этого… Да я на вас жалобу напишу! Коллективную.
Александр Петрович досадливо махнул рукой: что, мол, тут поделаешь?
— А вы рукой-то не машите, — сказал Обнорский. — Что это вы себе позволяете? Я — офицер, и ваша бесцеремонность совершенно неуместна. Она, может быть, оскорбляет мое человеческое достоинство.
Андрей гнал дуру, но уже чисто механически, без интереса. Его трамвай уехал. И другого не будет. Не будет никогда. Обнорский продолжат гнать дуру, возмущаться и негодовать по поводу отсутствия цветов, шампанского, цыган и голой Клавки Шиффер на серебряном подносе и с розовым бантиком на попке.
…Но трамвай ушел и другого уже не будет никогда. И только пыльный ветер над рельсами… и скучное лицо кондуктора… и стук колес… Следующая остановка — конечная.
— Будете звонить Роману Константиновичу? — спросил Александр Петрович.
— Нет, — качнул головой Андрей, — позже.
— Как знаете, — сказал конвоир, — а я обязан доложить.
Он пробежался пальцем по клавиатуре телефона. Абонент отозвался быстро. Александр Петрович сказал в трубку:
— Доброе утро, Роман Константинович. Рогозин на связи… Встретили господина журналиста… Да, нормально, без проблем… Едем… Что?.. Нет, не захотел. Сказал: позже… Обязательно передам… да… да… Буду держать вас в курсе… Всего доброго.
Он выключил телефон и произнес, обращаясь к Андрею:
— Роман Константинович передает вам свои поздравления по случаю выхода на свободу.
— Мерси, — процедил Обнорский.
— Андрей Викторович, — сказал Рогозин, — зря вы так. Поверьте, что мы здесь присутствуем не в качестве конвоя. Наша задача — обеспечить вашу безопасность. Вы вольны распоряжаться собой. Может, хотите нормально, по-человечески пообедать? Может быть, по женскому обществу соскучились? Мы же все это понимаем… В багажнике, кстати, лежит гражданская одежда для вас.
— Саша, — подал вдруг голос водитель.
— Да?
— По-моему, ты поторопился сообщить, что у нас нет проблем.
— А что такое?
— У нас на хвосте бээмвуха.
Обнорский и Рогозин одновременно посмотрели назад: за красным «жигуленком» ехал темно-синий БМВ. Запиликала лежащая на переднем сиденье радиостанция. Рогозин перегнулся и взял ее в руку. Лицо у него, заметил Обнорский, стало напряженным.
— Слушаю, — сказал он, поднеся рацию ко рту.
— Петрович, — раздался голос из рации, — у нас хвост.
— Вижу. Когда они зацепились?
— Прямо от зоны.
— Чего же молчишь?
— Вот и говорю. Я и сам еще не уверен. Возможно, совпадение.
— Возможно… все возможно. Однако лучше проверить.
На ближайшем перекрестке проверили. «Волга», а за ней и «пятерка» резво рванули под красный. Водитель БМВ, нисколько не смущаясь, повторил тот же маневр.
Стало ясно, что никакого совпадения нет. Их «ведут» и даже не пытаются маскироваться.
— Наглые ребятишки, — сказал Рогозин. — Но ничего, сейчас мы с них спесь собьем. Он снова взялся за телефон.
— Максим Максимыч? — спросил Рогозин. — Добрый день. Моя фамилия Рогозин, зовут Александр Петрович. Вам привет передает Роман Константинович Семенов… да, точно так… спасибо. Спасибо. Максим Максимович, у меня вот какого рода к вам просьба. Мы тут у вас в командировке, можно даже сказать — проездом. Нас явно преследует некий автомобиль. Нельзя ли проверить, что за люди?.. Нет, только проверить… Хорошо… Очень хорошо. Спасибо. Записывайте номер.
Рогозин продиктовал номер БМВ, потом сообщил свой.
— На выезде из города их остановят, — сообщил он, когда закончил разговор с неким Максимом Максимовичем. Обнорский подумал, что этот Максим — скорее всего, из местного милицейского или чекистского начальства.
На выезде из Нижнего Тагила стоял стационарный пост ГАИ.
— Тормози, — скомандовал водителю Рогозин.
«Волга» и «пятерка» сопровождения съехали на обочину. Рогозин вышел и закурил. Он равнодушно смотрел, как старший лейтенант-гаишник ткнул жезлом в БМВ. Какие инструкции офицер ГАИ получил от заместителя начальника УФСБ, Александр Петрович не знал, но выглядело все круто. К бээмвухе подошли два автоматчика, и — пока старлей изучал документы — они контролировали автомобиль снаружи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53