- Заткнись и слушай, комната может прослушиваться, - прервал Карл. - Сядь и больше ничего не говори.
Он дождался, пока дипломат подчинится, прежде чем продолжить.
- Я хочу, чтобы вы меня вытащили отсюда как можно быстрее, лучше всего уже завтра. Среди моих вещей в гостинице лежат деньги, оплати мой гостиничный счет. На другие счета ты можешь наплевать. Я не хочу иметь с вами других дел, мне надо как можно быстрее выбраться из страны. Это понятно?
- Я должен заметить, что нахожу такой тон совершенно неуместным, учитывая то, что произошло, - ответил высокопарно второй секретарь, который теперь из соображений безопасности выполнял свои ливанские обязанности, находясь в Дамаске. - После того как случилось ужасное происшествие с двумя убитыми европейцами и...
- Знаю, я именно там и был, - остановил его Карл. - Кстати, что с убитыми швейцарцами?
- Они переданы в швейцарское представительство. Я думаю, их упакуют, как положено, и отошлют домой.
- Сколько это займет времени?
- Мы сами не занимались такой процедурой, но осмелюсь предположить, что пару дней она может занять.
- Хорошо. Итак, я хочу отсюда выбраться. Хочу получить обратно мой паспорт, деньги и билет на самолет. И чтобы потом духу вашего не было...
- Но я должен написать домой отчет...
Карл сжал зубы. Что, собственно, он мог сказать этому идиоту? Что они оба втянуты в дело, проводимое службой безопасности, и вовсе не нужно писать никаких отчетов? Карл сам в состоянии отчитаться перед шведскими властями в случившемся. Но этот идиот ничего не в состоянии понять. А Карл объяснить не может. Подслушанный разговор может стоить жизни ему или как минимум двадцати американцам в Стокгольме.
- Ты можешь засунуть в задницу свой отчет. Ты, чертов лакей империализма. Меня ни в чем не подозревают, и вам со мной делать нечего. В твои обязанности сейчас должно входить только одно: чтобы раненый шведский гражданин выбрался из этой страны, и все.
Карл закрыл глаза и откинулся назад. Он не вслушивался в протесты дипломата о неуместном употреблении слов. Последнее должно было хорошо звучать в микрофонах. "Лакей империализма" - это, наверное, здорово переводится и на арабский. И хорошо совпадает с представлением о террористе.
Он решил не открывать глаза до тех пор, пока этот оскорбленный двубортный дипломатический пиджак не покинет комнату.
* * *
Последующие двадцать четыре часа были отмечены интенсивной перебранкой между сирийской службой безопасности и разведкой. В службе безопасности подозревали, что разведка снова задумала какую-то террористическую акцию, да еще вместе с западногерманскими террористами - худшее, что можно было себе представить. Министр ничего не знал, он не желал ничего знать, не хотел, чтобы сирийские власти оказались замешанными в подобных делах.
Шеф службы безопасности требовал отставки шефа разведки. Но люди из разведки упорно отказывались предоставить известные им сведения о связях между Абу Нидалем, западногерманскими террористами и поставками оружия. Напротив, они подтверждали, что только западный немец, первым убитый палестинцами, один знал все детали транспортировки оружия. Во всяком случае, теперь в его перевозку ООП не вмешается. Не было никаких оснований полагать, что три европейских борца с империализмом посвящали друг друга в тонкости маршрута и способа перевозки оружия. В таком случае оставшемуся в живых не надо изворачиваться и доказывать, что только один из них был в курсе всех деталей. С профессиональной точки зрения это был трезвый вывод службы безопасности, к тому же он давал хорошие дивиденды.
Но сирийская разведка направила запрос: действительно ли существует капитан шведского флота под именем Карл Густав Гильберт Хамильтон? Поскольку речь шла о военном, то вначале запрос попал к представителю ГРУ в советском посольстве в Дамаске. Оттуда, уже зашифрованный, он был направлен в Москву и в отделение ГРУ в Стокгольме.
В Стокгольме, в кабинете с видом на здание издательства "Свенска Дагбладет", сидел полковник Юрий Чиварцев, начальник отделения ГРУ - организации, конкурирующей с КГБ.
Юрий Чиварцев нашел, что информация несомненно заслуживает внимания. Вместе с тем было совершенно невероятно, что офицер шведского флота замешан в какой-то темной сирийско-западногерманской авантюре с оружием. Первоначально он смог найти не так уж много данных о Хамильтоне, не больше, чем было сказано в шведском военном реестре офицеров-резервистов флота.
Правда, там говорилось, что он лейтенант, а не капитан. Но из центра в Москве пришло сообщение, в общем незначительное, но в этой связи важное, где на основании публикаций шведской прессы о награждениях за год медалями и другими наградами сообщалось, что некто Хамильтон получил - и рядом с его именем стояли таинственное сокращение "Густав III мдл." и дата.
Юрий Чиварцев потратил полдня на то, чтобы выяснить, что это означает. И не впустую. Медалью Густава III за храбрость, проявленную на поле боя, шведские офицеры в последние десятилетия просто так не награждались.
Почему, спрашивал себя Юрий Чиварцев, шведский офицер получил награду, которая связывается только с военными действиями? Швеция не участвовала больше в войнах, после того как воевала с Россией. Он улыбнулся.
Почему такое сенсационное награждение провели почти что тайно? Кто в секретных службах в шведской обороне, безопасности или разведке в последние годы был отмечен подобной наградой?
Он сидел в одиночестве за своим столом и смотрел на голубую неоновую рекламу "Свенска Дагбладет" в нескольких сотнях метров от советского посольства. Самые агрессивные в Швеции антисоветские публикации этой газеты вызывали у него наибольшее раздражение.
И вдруг отрывочные и, казалось, разрозненные сведения сложились в логичную и целостную картину. Некоторое время назад в западных разведывательных организациях прошел слух, что шведская служба безопасности под Рождество в прошлом году провела акцию против израильских диверсантов. И операция эта была выполнена одним человеком, упоминаемым под кодовым именем Coq Rouge.
М-да, браво, улыбнулся Юрий Чиварцев, так это вы и есть, мой дорогой Coq Rouge. Граф и морской офицер, как видно. Ну, тогда все решится быстро в Германии. Бог в помощь вам, террористы, вы получите по заслугам.
Довольный, он закрыл тяжелую архивную папку, лежавшую перед ним, взял ручку и медленно и четко написал на обложке: Coq Rouge, он же лейтенант Карл Густав Гильберт Хамильтон.
Затем полковник положил папку в сейф, закрыл его, погасил свет и отправился домой. Он не собирался сообщать коллегам в Дамаске о своем открытии. Это будет сделано позже, будет отложено до того, как все решится в Западной Германии. А сейчас передавать какие-либо сплетни об этом молодом коллеге, попавшем в сложное и щекотливое положение, связанное с большим риском, было бы безответственно. Информация всегда может попасть не в те руки. На этом принципе ГРУ и КГБ, как, впрочем, и их противники и союзники, строят свою работу.
* * *
В середине следующего дня Карл с трудом вышел из самолета в аэропорту Афин. Он старался не обращать внимания на любопытные взгляды окружающих. Темные очки только немного прикрывали его "отделанное" лицо, одна рука была на перевязи, и он сильно хромал. Рана на бедре начала кровоточить, и на штанине разрасталось красное пятно.
В Дамаске Карл заказал билет до Афин, а сейчас купил новый - до Гамбурга через Франкфурт, не заботясь о сложных пересчетах со старым из Вены. Ему удалось купить билет на самолет, вылетающий через полтора часа.
Поменяв немного денег, он пошел звонить в Гамбург по номеру, которым мог воспользоваться только в случае самой крайней необходимости. Зигфрид Маак моментально снял трубку.
- Я прилечу во Франкфурт через четыре часа, прилет в 16.20. Встреть меня, это* крайне необходимо. В том же месте, что и в первый раз. Мы попали в серьезную передрягу, понятно?
- Да, понятно, - ответил Зигфрид Маак тихо, потрясенный тем, что Карл попал в ситуацию, когда вынужден был позвонить.
Карл повесил трубку.
Он пошел в шумный кафетерий, заказал стаканчик узо, как в тот раз, по дороге в Бейрут, когда он встретил Муну.
В аэропорту был час пик, беспрерывно взлетали и садились самолеты. Один из них принадлежал швейцарской авиакомпании Свисэйр с характерным белым крестом на красном фоне. Самолет был из Дамаска и должен был прибыть в Цюрих в 15.20 по местному времени.
Среди багажа в грузовом отделении находились два запаянных цинковых гроба с двумя убитыми западными немцами.
Глава 10
Все тело ныло, чувствовались слабость и сонливость. Но как только Карл пытался забыться, он видел перед собой убитого Хорста Людвига Хана - и тут же быстро открывал глаза. Было похоже, будто ведешь машину и тебя одолевает сон, вдруг от страха вздрагиваешь, в кровь выбрасывается адреналин, и ты понимаешь, что неожиданно задремал.
В вагоне Карл пошел в туалет, снял с себя серые фланелевые брюки и холодной водой немного замыл кровавое пятно. Затем под набухшую от крови повязку всунул несколько сложенных сухих бумажных полотенец и осторожно захромал в купе. В госпитале в Дамаске врач утверждал, что ему необходимо остаться по крайней мере на неделю, но это, конечно, было совершенно невозможно. Где-то в Югославии, а возможно, уже и в Австрии по шоссе на Ганновер двигался трайлер с грузом, несущим несчетное количество смертей и разрушений. Теперь Карл соревновался с ним в скорости передвижения.
За окном были сумерки и туман, Карл ничего не мог разглядеть в Рейнской долине, кроме небольших мелькавших пятен света, проплывавших мимо и отражавшихся в реке.
Он увидел проходящего по коридору Зигфрида Маака, одетого в ту же шуршащую ветровку, в которой он был в первую встречу. Карл понял, что Маак его увидел, но по какой-то особой причине остерегается вступать в контакт.
Возможно, он заметил в поезде какого-то подозрительного спутника.
Карл поднялся и застонал от боли, снимая свою не особенно тяжелую дорожную сумку. Порылся в ней, достал плейер и кассету с концертом для фагота, К 191. Под эту музыку он лежал и вспоминал, как разболелся накануне Рождества, все еще находясь среди мелких преступников на Хафенштрассе, когда еще ничего страшного не произошло. Музыка помогла ему расслабиться, и уже перед глазами не стоял окровавленный Хорст Людвиг Хан. Карл вспомнил свою фантазию о дворянине, круто изменившем жизнь, заказав молодому Моцарту концерт, благодаря которому хотел стать знаменитым и действительно прославился. Несколько раз Карл был вынужден останавливать кассету, чтобы осмотреться.
Он дважды прослушал концерт для фагота. Затем вставил новую кассету, купленную в сутолоке Франкфуртского аэропорта. Небольшая соль-минорная симфония № 25, которая у Карла всегда ассоциировалась с печалью и Рейнской долиной.
Когда его разбудил Зигфрид Маак, музыка уже давно прекратилась.
- Через десять минут иди в конец поезда, мы остановим его стоп-краном. Я сразу же выйду, увидимся на перроне. Понятно? Боже, как ты выглядишь, - прошептал возбужденно Маак. Карл сонно кивнул.
Экспресс Люфтганзы сделал первую остановку где-то в Сент-Гоаре, и двое вышли из разных концов последнего вагона. Поезд тотчас тронулся дальше.
Окутанный туманом перрон был безлюден. Зигфрид Маак шел навстречу Карлу и говорил по радиотелефону.
- Мы здесь разойдемся, ты пойдешь в поселок, найдешь там гостиницу под названием "Золотой лев", рядом с рекой. В синем BMW сидят двое - мужчина и женщина. Ясно? Давай мне твою сумку, - скороговоркой проговорил Зигфрид Маак, как будто поблизости торчали чьи-то посторонние уши.
Карл снова кивнул, Маак взял его сумку и пошел первым с перрона. Карл медленно захромал за ним.
Сент-Гоар - один из типичных поселков, которые он видел из поезда, когда впервые ехал на экспрессе Люфтганзы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54