А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

— В моем турне больше не будет строгих правил маркиза Квинзберри [Маркиз Квинзберри основал в XVIII веке общество любителей бокса и разработал строгие правила этого вида спорта]. Я намерен бросать в сберегательные банки любое, что попадется под руку, если это будет достаточно тяжелым. Но прежде чем начать, я должен выяснить у вас, как далеко можно заходить.
— Так далеко, как тебе захочется. — Молочно-голубые глаза Бэркхардта прищурились, а зубы обнажились в усмешке. — В конце концов я всегда могу тебя уволить.
— В частности, — продолжал Палмер, как будто не слыша, — как далеко распространяется сфера деятельности наших директоров и их департаментов? Если я брошу кирпич, может ли он попасть в голову кому-нибудь из наших людей?
— Возможно. Мне, в сущности, безразлично.
— А как в отношении наших акционеров? — настаивал Палмер. — Я получил вашу санкцию в отношении директоров, а как же с пресловутыми вдовами и сиротами, которые владеют нашими акциями?
— Никакой проблемы.
— Мне нравится ваше отношение. Генерал накануне сражения говорит своим солдатам: «Они не могут причинить нам вреда». Объяснили бы все-таки, кто же держит крупные пакеты акций?
Бэркхардт закончил ростбиф и с удовольствием откинулся на спинку стула, медленно дожевывая. — Это общеизвестные факты, Вуди. Не сочиняй, что ты не в курсе.
— По-вашему, у меня есть время на это?
Бэркхардт пожал плечами:
— Акции ЮБТК доступны всем. Каждый имеет свой кусок. У меня около 90 000 акций, сколько-то у Гарри, у Клиффа и у других вице-президентов. Много акций у крупных фондов взаимной помощи и у инвестиционных банков. Что я могу сказать, Вуди? Такие акции имеет каждый, кто может себе это позволить. Другие банки держат акции ЮБТК, страховые компании тоже. Маклеры продают акции ЮБТК своим клиентам, потому что клиенты требуют ЮБТК. Фонды трестов. Пенсионные фонды. Какой-нибудь похоронный фонд вдов миссионеров владеет 20 000 акций. Акции ЮБТК чертовски надежны. Мы не пропустили ни единой выплаты дивидендов, начиная с 1933 года. А после второй мировой войны дивиденд вырос почти на 60 процентов. В 1954 году мы даже раздробили акции. Если в 1945 году акционер имел акций ЮБТК на 100 долларов, то сегодня его капитал составляет 240 долларов. Все покупают ЮБТК. На бирже наши акции из самых устойчивых. Как я могу сказать, кого ты ударишь, когда начнешь швыряться кирпичами? Повторяю лишь, что это действительно не имеет никакого значения. Наши владения настолько обширны, что ты не сможешь отколоть кусок достаточно большой, чтобы нанести нам ущерб.
— Вы хотите сказать, что надо рискнуть и посмотреть, что из этого выйдет.
— Ладно. Допустим, так. Но я не могу понять, почему это тебя волнует. Почему именно сейчас? Почему вдруг?
Глаза Бэркхардта широко открылись, и в то мгновение, пока зрачки еще не успели сузиться от света, Палмеру показалось, будто мелькнуло в них еще что-то, помимо демонстративной самоуверенности. А может быть, он это услышал? Не слишком ли горячо говорил Бэркхардт? Или же сам Палмер в поисках доказательств находил их там, где их не было?
Вместо ответа Палмер отодвинул тарелку, откинулся назад и закурил сигарету.
— Последнее время я наблюдал за положением на бирже, — соврал он, полагаясь на сведения, только что полученные от маклера. — Знаете, — продолжал он, — я стараюсь, насколько у меня хватает времени, интересоваться положением акций ЮБТК. Я проверяю, какое количество акций поступает ежедневно в продажу. Наблюдается медленный, но неуклонный рост активности.
— У тебя острее глаз, чем у меня, — резко ответил Бэркхардт.
— А вы ничего не заметили?
— Я заметил обычный активный спрос и предложение. Акции ЮБТК продаются и покупаются так же оживленно, как и другие. Но оживление общее. Это не имеет прямого отношения к ЮБТК.
— Я в этом не уверен.
— Вуди. — Бэркхардт положил вилку так резко, что Палмер вздрогнул. — К чему, черт побери, ты клонишь?
— Раз вы говорите, что эта активность в порядке вещей, я вам верю на слово.
— И верь, черт побери, — отрезал Бэркхардт.
— Хорошо, — уступил Палмер. — Давайте возьмем последние несколько месяцев. Цены на акции немного упали. Их количество на бирже колеблется. Бывают дни и недели, когда акций ЮБТК много, и такие дни и недели, когда их мало. Это неустойчивый рынок. Время от времени наблюдается повышение, потому что в нем принимает участие много неопытных любителей. Но спекулянты, играющие на понижение, все еще активны и используют временные ситуации в своих интересах. Если вы изучали отчеты, то наверняка заметили много разобщенных операций. И отсутствие ясных тенденций, за исключением тех двух, о которых я вам сказал. Независимо от того, что делается на бирже, какова общая направленность той или другой недели, вы обязательно найдете некоторое увеличение количества проданных акций ЮБТК. Несколько месяцев назад дневная норма равнялась примерно трем тысячам. Вчера было продано шесть тысяч. Это одна тенденция. Другая — это цена. Несколько месяцев назад она твердо стояла на 72. Вчера, когда биржа закрылась, было 78.
Бэркхардт вскинул руки.
— Я тебе только что объяснил, что мы — главная опора биржи. Как ты думаешь, почему наши акции в портфелях у стольких фондов? ЮБТК — прочная гарантия. Если мы двигаемся, то двигаемся вверх. Медленно, но непоколебимо. Теперь к черту всю эту галиматью, и выкладывай суть дела.
Палмер поджал губы.
— Не пытайтесь сбить меня с толку, — холодно произнес он. — Это вам не удастся.
Бэркхардт довольно долго разглядывал его. Потом в лице президента ЮБТК что-то изменилось. Загорелые морщины возле глаз углубились. Палмер заметил, как набухла вена на виске Бэркхардта, резче обозначилась нижняя челюсть.
— Говори, — произнес он напряженным ледяным тоном. — Продолжай. Говори.
— Я высказался, теперь ваша очередь.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал? — спросил Бэркхардт. Теперь в его голосе прозвучала приглушенная жалобная нота. — Сказать тебе, что ты прав? Да, может быть, ты прав.
— Тогда объясните мне, что это означает, — попросил Палмер.
— Если бы я знал…— Бэркхардт подавил вздох. — Ладно. Я заметил это около трех недель назад. Как, вероятно, и ты, я проверил предыдущие месяцы и увидел, что это происходит уже в течение некоторого времени. Я сразу же вызвал Клиффа для объяснения. Его обязанность быть в курсе всех этих вещей и предупреждать меня в ту же секунду, как он что-нибудь почует. Клифф был так же удивлен, как и я.
— Но это же нелепо. Ведь он должен был знать!
— Теоретически да. Но он был уверен, что это нормальная тенденция.
— Пространное рассуждение, высказанное вами минуту назад, — это толкование Клиффа Мергендала? — предположил Палмер.
— Более или менее. И не такая уж это ерунда.
— Конечно, — согласился Палмер, — если не считать того, что у вас, как и у меня, по-прежнему остается неприятное ощущение в затылке.
Бэркхардт криво усмехнулся:
— Скажи мне, что тебя беспокоит, и я расскажу тебе о своих заботах.
— Первое, что я хотел бы узнать, почему у Клиффа нет такого беспокойства.
— О Клиффе забудь! — отмахнулся Бэркхардт. — Меня интересует, что ты видишь за всем этим?
— Возможно, там что-то есть, а возможно, нет ничего особенного. Если же это что-то есть, значит, есть и кто-то. Логика привела меня к этому пункту. Дальше мне уже нужны факты, которых у меня нет. Но у вас они есть.
— У меня?
— Конечно, — заявил Палмер категорически и авторитетно. — Вы можете дать этому «кому-то» имя. По крайней мере дать список имен, из которых можно отобрать нужное. Я не могу этого сделать. А вы можете.
— Даже не знаю, с кого начать. — Бэркхардт откинулся на спинку стула и уставился на карикатуру на стене, рядом с ним. Она изображала какого-то Чарли, карабкающегося на столб, к сидящей наверху девушке Джинни.
— Не можете, — нажимал Палмер, — или не желаете?
Бэркхардт искоса метнул на него разъяренный взгляд. Блеснули белки глаз, на виске слева набухла вена.
— Полегче, Вуди. Думай, что говоришь, парень.
— Я не хочу оскорбить вас, — в свою очередь разозлился Палмер. — Я пытаюсь вам помочь.
— Не помню, чтобы я просил об этом.
— А я должен ждать просьбы?
— Ты, как всегда, чертовски любезен и прав, — почти проскрежетал Бэркхардт. — Когда мне понадобится помощь, я попрошу. И если когда-нибудь она понадобится мне от новичка, то я пойму, что попал в большую беду. — Он медленно поднялся, видимо сдерживая себя, как того требовало пребывание в общественном месте. — Теперь слушай, — произнес он. — Ты испортил отличный ленч. Но я не буду упрекать тебя. Ты наговорил много чепухи. Я это тоже забуду. Хочу только, чтобы ты понял одно: никто не помогает Бэркхардту переходить через улицу. Когда мне понадобится поводырь, я позову. А пока поезжай, произноси свои речи и предоставь остальное мне. Понятно?
Палмер встал.
— Это ваш банк.
— Вот теперь ты сказал что-то путное, — заявил босс. — И лучше не забывай этого. — Он протянул руку:— Без личных обид, Вуди.
Палмер взял его руку и почувствовал сильное пожатие грубоватых толстых пальцев.
— Как вам угодно.
— Ладно, — сказал Бэркхардт. — Должен бежать. Поговорим с тобой позже. Или завтра. — Он помахал рукой, снял с вешалки в гардеробе свое пальто и, выходя из ресторана, бросил удивленной девушке 25 центов.
Палмер постоял немного, глядя в окно. Мельком он увидел на улице коренастую фигуру Бэркхардта, надевающего пальто. Тот помахал кому-то. Потом Палмер увидел, как Бэркхардт устремился через улицу, наперерез транспорту, к своему «роллсу», остановившемуся на другой стороне. Он вскочил в него, хлопнул дверцей и укатил. Палмер прикинул, что прошло примерно 30 секунд с того момента, как Бэркхардт пожал ему руку, и до его исчезновения.
Быстрый. Упрямый. Уверенный в себе. Невозмутимый. А между тем, вспомнил Палмер, он был довольно-таки встревожен, узнав, что кто-то еще заметил происходящее с акциями ЮБТК на бирже.
Палмер оглянулся, ища официанта. Не нашел его. Сел, снова закурил и уставился на кончик сигареты. Ему начали надоедать резкие непокладистые старики, не нуждавшиеся ни в чьей помощи. Раньше в подобных случаях он всегда уступал отцу и больше не возвращался к спорным пунктам. Но одно дело — тогда, а другое — теперь. На этот раз он не собирался бросать начатое.
Глава тридцать третья
Палмер сидел один в маленькой комнате, которую отель именовал библиотекой. Дети легли спать час назад. Он слышал, как Эдис возилась где-то в другом конце их шестикомнатного номера. Теперь «библиотека» была пуста. Исчезли бесчисленные картины и коробки с книгами, которые при переезде в Нью-Йорк Эдис не решилась оставить на хранение в Чикаго. Сегодня днем, вероятно, приходили грузчики и увезли из номера все имущество Палмеров, оставив лишь смену белья. Эдис и горничная отеля упаковали в пластиковые чемоданы все костюмы, платья, рубашки и прочее, оставив в шкафу и ящиках письменного стола только то, что может понадобиться семье на следующий день. Сидя при тусклом свете лампы, которую в отеле называли «лампой для чтения», Палмер лениво раздумывал над тем, какой костюм приготовила ему жена на завтра.
Он был, конечно, благодарен Эдис за ее руководство переездами из Чикаго в Нью-Йорк и теперь из отеля в их новый дом. Сам он не смог бы наблюдать за реконструкцией дома. Он понимал также, что далеко не каждая женщина смогла бы так успешно, как Эдис, справиться со всем этим.
Потом мысли Палмера чуть-чуть изменили направление, он призадумался о своих собственных грехах и ошибках.
Он сам, например, вот уже почти месяц не был на стройке. Фактически он видел дом всего два раза: в день, когда они с Эдис решили его купить, и второй раз, по окончании разборки внутренних перегородок. Иными словами, сказал он себе, после начала строительных работ он не обращал на дом никакого внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110