— Вы не смогли бы найти меня. Я был в машине.
— Я могла бы перехватить вас а вестибюле банка, — возразила она.
Палмер сдержал улыбку. Он еще ни разу не видел, чтобы она раскаивалась. И по его твердому убеждению, лишь немногих она удостаивала этой привилегии.
— Да, вы могли бы,-сказал он каким-то деревянным голосом.
— Но честно говоря, мне и в голову не приходило, что Бернс мог это затеять, не согласовав предварительно с вами.
— Ну вообще-то я сам сказал ему об этом, — признался Палмер.
— Я думала…
— Был такой разговор сегодня ночью, вернее, после двух утра, когда мы оба уже основательно напились, — объяснил Палмер. — То есть я просто упомянул про Пенемюнде. Теперь вижу, что мне надо быть особенно осторожным с Бернсом. Одно лишнее слово, и вся нью-йоркская «Стар» обрушится на мою голову.
— А вы не думали о том, — спросила Вирджиния, все еще глядя в коктейль и не начиная пить, — что, если бы он попробовал поделиться с вами своей идеей, вы удержали бы его от этого?
— Конечно.
— Тогда просто удачно, что вы…— Она замолчала и посмотрела на Палмера, ставя свой бокал на столик рядом с креслом. Без подсвета снизу ее глаза выглядели еще более темными и глубокими. Казалось, она наблюдает за ним из двух пещер. — Я полагаю, — поправилась она, — я должна была сначала спросить вас, как, по-вашему, поможет ли делу статья в «Стар». Мне кажется, вы не придаете этому большого значения.
— Личная реклама не может помочь в борьбе со сберегательными банками. Какая, к черту, разница, был я в Пенемюнде или в Тимбукту во время войны?
— Это помогает создать образ.
Палмер скорчил гримасу:
— Скажите что-нибудь попроще!
— У нас, газетчиков, свой жаргон, — сказала она, снова взяв бокал. — Но создать образ — это все-таки кое-что значит. У общественности сложилось представление о вас, то есть у той части общественности, которая знает о вашем существовании. После того как статья появится в «Стар», вы станете еще более известным. Представление о вас будет более детальным, а детали будут положительными: человек действия, умный, с сильным характером, человек, твердо стоящий на ногах.
— Вы считаете такой образ верным?
Едва спросив, Палмер тут же пожалел, что нельзя взять назад вопрос и похоронить его навеки.
Он уже сознавал, что в его отношениях с Вирджинией Клэри что-то изменилось, и, вероятно, навсегда. Это произошло на приеме, когда они танцевали, и потом, когда возвращались домой. И перемена, как сейчас понял Палмер, была в ней.
В наступившей на какой-то момент тишине, боясь взглянуть Вирджинии в лицо, Палмер вдруг совершенно отчетливо осознал, что они всегда интересовались друг другом. Это, впрочем, было вполне естественно, поскольку она работала непосредственно под его началом. Тем не менее в тот вечер, когда они обедали у Шрафта, Палмер ясно почувствовал, что к концу обеда интерес Вирджинии к нему охладел. Остались только служебные отношения, впрочем очень хорошие. А после вчерашней ночи этот холодок растаял. И было трудно делать вид, что ничего не замечаешь. Это худшая сторона человеческих отношений, думал он. Невозможно долго игнорировать подобного рода заинтересованность и сохранять деловую беспристрастность. Стоит лишь откликнуться на теплое отношение, и ты тут же обнаруживаешь, что совершил непоправимую ошибку. Например, зачем ему понадобилось задавать вопрос о верности образа?
— Это верный образ, — наконец ответила Вирджиния таким серьезным голосом, что Палмер вынужден был взглянуть на нее. Она сидела, слегка откинувшись назад, и ее глаза больше не наблюдали за ним из глубоких пещер. Свет, падающий с потолка, смягчал очертания ее высоких скул.
— Это верный образ, — повторила она, — образ человека по имени Вудс Палмер-младший, каким я его увидела.
— Шизофреника мистера Палмера?
Она покачала головой: — Сложного мистера Палмера. — Она вздохнула и отпила немного из своего бокала. — Очень крепко, — заметила она. Потом отпила еще. — Очень хорошее виски.
— Еще бы!
— Имея в виду, что на те деньги, которые мы платим Маку, — сказала она, — он может позволить себе покупать самое лучшее. Палмер встал.
— Он должен был явиться в пять тридцать. — Палмер оглянулся, ища телефон, обнаружил его и набрал номер.
— Кстати, — сказала Вирджиния, — мне кажется, Мак представляет импортера этой марки и, вероятно, получает виски бесплатно.
Палмер услышал голос телефонистки.
— Мистер Бернс у себя? — спросил он. — Это мистер Палмер. — Он выслушал, поблагодарил и повесил трубку. — Я думал, телефонистки на коммутаторе умеют лучше врать.
— Он ушел на очень важное заседание? — предположила Вирджиния.
— И когда позвонит, она передаст ему мою телефонограмму, — закончил Палмер, — она, впрочем, не знает, какую.
— Что-нибудь очень внушительное?
— Из нескольких букв.
Она усмехнулась и отпила немного виски.
— Мне казалось, вы с ним отлично уживаетесь. Просто на редкость, принимая во внимание ваш и его характеры.
— У нас все в порядке.
— Вот как? Все в порядке?
— А надо больше?
Она подняла бокал в вытянутой руке и улыбнулась, кажется бокалу. — Вы заслуживаете какой-нибудь медали, как самый хитрый из всех мастеров беседы к востоку от Миссисипи. Вот уже дважды вы сумели увернуться, чтобы не услышать того, что я о вас думаю.
— А надо было выслушать?
— Почему бы и нет?
— А почему да?
— Я первая спросила. — Она отпила немного виски. — Дело в том, что я по натуре навязчива в своих оценках. И если объект моего внимания не проявляет к ним интереса, это действует на меня, как зажженная спичка на бензин. Я горю желанием высказать свое мнение. Просто жажду этого.
Палмер смущенно заерзал в своем кресле.
— Ну, я как-никак джентльмен, и мне невыносима мысль о том, что я причиняю вам страдания. И все же я хотел бы знать, почему вам это так необходимо?
— Мне кажется, — сказала она, как бы размышляя вслух, — по той же причине, по какой вы не любите высказываться.
— Разве я отказываюсь?
— Вы не хотите связывать себя.
— Это верно в какой-то мере.
— А я чувствую себя связанной, пока не поставлю каждого в известность о моем к нему совершенно определенном отношении.
— Каждого?
— Каждого, кто имеет для меня значение.
Палмер кивнул и отпил большой глоток виски. Через секунду ему удалось преодолеть странное чувство головокружения, вызванное ее словами. В конце концов, сказал он себе, многие имеют для нее значение. Я, например, как ее босс. В этом нет ничего особенного.
Он отпил еще глоток, поставил бокал и подошел к двери, выходящей на балкон. Он был расположен несколько под углом к зданию, как и все балконы этого дома, чтобы с каждого из них открывался вид на реку. Палмер смотрел на воду, быстро темнеющую в этот вечерний час, и на мерцание отраженных в ней и как бы уходящих в бесконечность огней моста Куинсборо. Позади звякнул о стекло кусочек льда. Секундой позже Палмер услышал, как она поставила бокал. И вот она уже у окна рядом с ним.
— Этот вид можно сделать еще красивее, — сказала она.
— Как?
— Сейчас покажу.
Она отошла, и через секунду свет в комнате погас, и она снова была рядом с ним у окна.
— Теперь, когда свет не мешает, — сказала она, — все стало гораздо яснее. Чуть позже погаснет последний солнечный луч и на небе останется только зарево заката. Если повезет, мы увидим на реке пароход. Настоящий пароход, а не баржу или буксир. Если было бы теплее, мы могли бы наблюдать за ними с балкона.
Со своей вечной привычкой анализировать, что, впрочем, помогло ему стать хорошим банкиром, Палмер поймал себя на мысли: откуда она все это знает — про вид из окна Мака Бернса. И неожиданно для себя услышал, как задает этот вопрос.
— Часто бывали здесь раньше?
— Не часто. Просто была раньше.
— Я и не представлял, что вы знали Бернса лично, до того как пришли работать в ЮБТК.
— Знала. Многие газетчики знают его.
— Могу поверить.
— Он проводит здесь свои личные инструктажи для Вика Калхэйна. Это традиция. Все собрания неофициальны и не подлежат оглашению.
— Понимаю.
Она повернулась, чтобы взглянуть на него:
— Понимаете?
— Конечно.
— Разумеется, — продолжала она, отвечая на невысказанный вопрос Палмера, — в этих случаях я не могла долго любоваться рекой. Но у двух-трех моих друзей квартиры с видом на реку. К тому же и сама я живу всего через квартал отсюда. По вечерам здесь приятно гулять. Я имею возможность любоваться этим видом круглый год.
— Это… э-э… хорошо.
— Удивительно, — вдруг сказала она, — я часто не могу понять — удовлетворены ли вы моим ответом или же вам просто до смерти скучно. Что за лицо!
— Безмолвное и непроницаемое.
— Идеальное лицо банкира… или игрока.
Палмер кивнул. Потом спросил: — Боже мой, где же Бернс?
— Он скоро будет.
— Вы что… вместе с ним запланировали эту сцену? — спросил Палмер. — Живописный вид, крепкие напитки с целью умаслить босса и смягчить выговор?
— У меня создалось впечатление, что напитки готовили вы.
— Да, правда. Я забыл.
— Мне бы еще выпить. Думаю, и вам не мешает.
Палмер направился к бару. Неяркого света с улицы ему едва хватало, чтобы ориентироваться. Он уточнил: — Мне больше не нужно, но тем не менее я еще выпью.
— Поскольку джентльмен не допустит, чтобы леди пила одна.
— Поскольку я не джентльмен, а вы не леди, — сказал он, готовя новую порцию коктейлей. — Я банкир, а вы мой помощник по связям с общественностью. — Он подал ей бокал и пошел к телефону. — Будьте добры, включите свет. Я совершенно не вижу диска.
— Не собираетесь ли вы отправить Маку еще одну телефонограмму?
— Я, — он положил трубку на место, — я думаю — нет. — Он вернулся к окну. — Смотрите, пароход! — сказал он.
— Это что, грузовой? Посмотрите, какой огромный! Зазвонил телефон. Вирджиния сразу же сняла трубку. — Квартира мистера Бернса, — произнесла она. — Ты, подлый тип, куда ты пропал?
— Дайте-ка мне, — попросил Палмер. Она удержала его, положив руку ему на грудь. — В Уолдорфе? Мак, серьезно. Тебе полагалось быть здесь час назад.-Слушая, она легонько коснулась рукой лацкана пиджака Палмера и стряхнула что-то.
— Девять тридцать! — воскликнула она. — Что, по твоему, мы должны делать до того? Сидеть здесь и обсуждать банковские операции?
— Дайте трубку,-сказал Палмер.
Она потрясла головой. — Думаю, что и я имею право сердиться — сказала она в трубку, — хотя это ничто по сравнению с негодованием мистера Палмера. — Ее рука мягко надавила на грудь Палмера. — Что за вздор, — сказала она в трубку. — Мы просто пойдем домой. Но он требует, чтобы ты был у него завтра в девять утра, даже если тебе так и не придется лечь спать, чтобы явиться к нему вовремя.
Палмер взял ее руку, отвел от себя и, удерживая ее у бедра Вирджинии, потянулся к телефону. — Секундочку, он хочет поговорить с тобой, — сказала Вирджиния.
— Почему такая задержка? — спросил Палмер, изо всех сил сдерживая себя.
— Вуди, миленький, — начал Бернс тем тоном, который газета «Нью-Йоркер» назвала «жалобным воем муэдзина». — Я так расстроен, что у меня просто сосет под ложечкой. Тут сейчас трое парней, от которых зависит моя важнейшая сделка. Мы проводим абсолютно закрытое совещание начистоту по вопросу об изменении некоторых важнейших расценок. Я просто заскочил в другую комнату, чтобы позвонить вам. Но честно, Вуди, я приду самое позднее к 9.30.
— Меня устраивает завтра в 9 утра, — холодно сказал Палмер.
— Тогда и побеседуем. Вы мне объясните, какая из сделок важнее, чем операции «Юнайтед бэнк». — Он медленно опустил трубку на рычаг.
— 20° ниже нуля на телефонной линии, — пробормотала Вирджиния.
— Черт бы его побрал! Но главное, я не верю ему. Почему бы это?
— Потому что у Мака есть привычка врать. Сейчас он, может быть, и не врал. Но вы правы, когда сомневаетесь.
Они немного постояли, задумавшись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110