— Мы исходим из разной оценки возможностей. Тем не менее, мистер Бакстер, я настаиваю, чтобы в моем храме вы вели себя так, как я велю.
Бакстер спокойно ответил:
— По-моему, этот вопрос касается всех, кто находится здесь в данный момент, Ваше Высокопреосвященство. — Он повернулся к отцу Мёрфи: — А что вы думаете?
Во взгляде и жестах прелата промелькнула неуверенность, но голос его прозвучал твердо:
— Я думаю, что об этом нет смысла спорить. Его Высокопреосвященство прав.
Бакстер, похоже, вышел из себя:
— Послушайте, мне не нравится, когда меня запугивают. Мы все же должны оказать хоть какое-то сопротивление, даже если оно чисто психологическое, и должны составить хотя бы план побега, если намерены сохранить здравый ум и чувство собственного достоинства. Это может продолжаться дни, недели, и если мне удастся выйти отсюда живым, я хочу жить и поступать по-своему.
Кардинал выслушал раздраженную тираду Бакстера и спокойно произнес:
— Мистер Бакстер, эти люди довольно неплохо обращаются с нами, ваше поведение может изменить их отношение, и тогда…
— Неплохо обращаются с нами? Нет таких ругательств, которыми можно было бы описать их отношение к нам. Они не имеют никакого права держать нас здесь.
— Разумеется, вы правы, — кивнул кардинал. — Но позвольте высказать последний довод: я понимаю, что многие благородные порывы молодых мужчин не что иное, как следствие того, что рядом с ними молодая женщина…
— Какая ерунда…
Кардинал едва заметно улыбнулся:
— Похоже, я обидел вас. Извините. Как бы то ни было, не думайте, будто я сомневаюсь, что эти люди убьют меня и отца Мёрфи, так же, как вас и мисс Мелон. Не это главное. Важно другое: мы не должны подталкивать их на самый страшный смертный грех — убийство. А для меня еще важно быть хранителем этого храма. Это величайший католический собор в Америке, мистер Бакстер, храм христианства, церковь Пресвятой Богоматери, духовный центр католицизма в Северной Америке. Попытайтесь представить себе, что это здешнее Вестминстерское аббатство.
Бакстер покраснел и с трудом перевел дыхание.
— Я обязан сопротивляться по долгу службы, и я буду сопротивляться.
Кардинал покачал головой:
— Ладно. Но у вас же нет долга вести войну. — Он придвинулся к Бакстеру поближе. — Вы что, не можете предоставить развитие событий на волю Божью? Или же если вы не склонны к этому, то дать возможность заниматься этим делом вышестоящему начальству.
Бакстер посмотрел кардиналу прямо в глаза.
— Я уже изложил свое мнение достаточно ясно.
На несколько секунд кардинал задумался, а затем произнес:
— Возможно, я чрезмерно забочусь об этой церкви. Она входит в мою епархию, как вам известно, и я разделяю с другими ответственность за материальные ценности внутри нее. Но, как мы оба согласились, жизнью людей жертвовать без надобности нельзя.
— Конечно же.
— Ни нашими жизнями… — кардинал обвел рукой пространство собора, — …ни их.
— Я не столь категоричен относительно их жизней, — заметил Гарольд Бакстер.
— Все мы дети Господа, мистер Бакстер.
— Скажите на милость!
— Отныне знайте это.
Воцарилась долгая тишина. Ее нарушил голос Морин, подошедшей к мужчинам:
— Позвольте заверить вас, кардинал, что каждый из тех людей — исчадие ада. Я знаю. Некоторые из них могут показаться вас разумными мужчинами и женщинами — замечательными, добрыми ирландцами, приятными собеседниками, радушными провинциалами и все такое прочее. Их можно воспеть в песнях или в поэмах. Но они вполне способны убить нас всех и сжечь ваш собор.
Трое мужчин молча и внимательно смотрели на Морин. А она продолжала, обращаясь теперь только к священнослужителям:
— Может, вы просто не понимаете реального зла, а знакомы лишь с абстрактным злом, но вот перед вами сущий дьявол. — Она подняла руку и указала на Брайена Флинна, поднимающегося по ступенькам алтаря.
Флинн посмотрел на них и улыбнулся:
— Кто-то вроде упомянул мое имя?
Глава 23
Бурк поднялся вплотную к лестничному проему, глубоко вздохнул и крикнул:
— Я из полиции! Хочу поговорить с Финном Мак-Камейлом. — Он замолчал, но его слова еще долго отдавались эхом, отражаясь от мраморных ступеней лестницы.
В ответ раздался грубоватый голос с сильным ирландским акцентом:
— Подойди ко входу и положи руки на прутья двери! Без всяких фокусов! У меня с собой «томпсон».
Бурк вышел в просвет лестницы и увидел молодого человека, почти юношу, стоявшего на коленях на полу перед дверями склепа. Бурк медленно поднялся по ступенькам и положил вытянутые руки на медные створки дверцы.
Пэд Фитцджеральд направил автомат вниз, на лестницу.
— Стой! Не двигаться! — Он повернулся и крикнул: — Позовите Финна! Здесь какой-то парень хочет поговорить с ним!
Бурк сначала внимательно рассматривал молодого человека, а затем оглядел помещение, где очутился. Это оказалась небольшая площадка перед дверью в склеп, от которой направо и налево расходились две лестницы. Над дверью склепа располагалась задняя часть алтаря, из которой вырастали золотистые очертания огромного креста, устремленного к высокому потолку собора. Все внимательно изучив, Бурк понял, что никто не смог бы проникнуть в храм через эту дверь, подняться по лестнице и избежать смертоносного огня из автомата сверху.
Бурк услышал неторопливые шаги на лестнице слева, затем появилась высокая фигура, освещенная лишь мрачным желтым светом, проникающим сквозь витражные двери склепа. Человек прошел мимо стоящего на коленях юноши и все так же, не спеша, направился вниз по едва различимым мраморным ступенькам. Бурк не мог как следует рассмотреть черты его лица, но заметил, что он был в белой рубашке без воротника и черных брюках — все, что осталось от костюма священника.
— Финн Мак-Камейл? — спокойно спросил Бурк. Для любого ирландца, знакомого с гэльской историей, а Бурк знал ее, это имя звучало так же абсурдно, как если бы он назвал кого-нибудь Робином Гудом.
— Да, это я, — ответил, приближаясь, высокий человек. — Вождь фениев.
Бурк едва не расхохотался над такой высокопарностью, но что-то в глазах подошедшего остановило его. Флинн стал прямо перед дверью и пристально посмотрел на Бурка.
— А с кем я имею удовольствие говорить?
— Старший инспектор Бурк, нью-йоркская полиция, из офиса комиссара.
Он спокойно посмотрел в глубокие темные глаза Флинна, затем взглянул вниз на его правую руку и заметил большое бронзовое кольцо на пальце.
Брайен Флинн прервал затянувшееся молчание:
— Я знаю, кто вы… лейтенант. У меня тоже есть служба сыска… Немного неприятно, не так ли? Ну да ладно, — улыбнулся Флинн, — если я могу быть старшим у фениев, почему бы вам не быть старшим инспектором.
Бурк вспомнил с некоторой досадой первое правило при ведении переговоров об освобождении заложников: никогда не позволять уличить себя во лжи.
— Я сказал так только для того, чтобы ускорить дело, — спокойно заметил он.
— Превосходное оправдание лжи.
Их разделяли всего несколько дюймов, но двери не давали возможности быстро и без потерь ворваться внутрь собора, где каждый ярд наверняка был под прицелом. От этого Бурку стало не по себе, но он не показал виду и по-прежнему держал руки на медных прутьях дверей.
— С заложниками все в порядке?
— Пока да.
— Не позволите ли мне поговорить с ними?
В ответ Флинн молча отрицательно мотнул головой.
— Но ведь были выстрелы. Кто-нибудь погиб?
— Никто.
— Чего вы хотите? — спросил Бурк и подумал: а какое ему дело до этого, они же пока ничего не требовали.
Флинн проигнорировал его вопрос и спросил:
— Вы вооружены?
— Конечно. Но у меня нет желания идти с револьвером против «томпсона».
— А кое-кто пошел бы. Скажем, сержант Тезик.
— Он стал более осторожным.
Бурк удивился: откуда Флинну знать, что Тезик — ненормальный сумасброд. «Наверное, — подумал он, — родственные души могут узнавать друг друга даже по тону голоса».
Флинн посмотрел поверх плеча Бурка в коридоры ризницы.
— Я не пустил их сюда, — пояснил Бурк.
Флинн кивнул в знак понимания. Бурк снова заговорил:
— Если вы скажете, чего вы хотите, я постараюсь, чтобы ваши требования попали на самый верх.
Он понимал, что блефует, но также знал, что нужно как-то разрядить обстановку, пока не подоспел Берт Шрёдер, специалист по ведению переговоров с террористами об освобождении заложников, — тогда уж тому и карты в руки.
Флинн забарабанил кончиками пальцев по выступу двери, его бронзовое кольцо мерно ударялось о медную завитушку, нервируя Бурка.
— А почему бы мне не поговорить сразу с офицером более высокого ранга? — ответил Флинн вопросом на вопрос. В его голосе явно слышалась насмешка.
— Нет связи. Если бы вы выключили заглушающее устройство…
Флинн рассмеялся, а затем внезапно спросил:
— Кто-нибудь погиб?
Руки Бурка, лежащие на медных прутьях двери, стали липкими от пота.
— Кто знает… в такой неуправляемой толпе… комиссар полиции Двайер… умер от сердечного приступа, — медленно выдавливал из себя слова Бурк, а вслед за этим быстро добавил: — Вы не будете впутаны в это дело, если сдадитесь сейчас. Вы просто изложите свои соображения.
— Я вовсе не думал еще о своих соображениях… А эти люди, на лошади, они не пострадали?
— Нет. Ваши люди видели с башен женщину-полицейского. А мужчина — это я.
— Так это вы там были? — рассмеялся Флинн, но смех его прервался так же неожиданно, как прозвучал. Подумав немного, он добавил: — Ну, что же, это меняет ситуацию.
— Почему?
— Позвольте заметить, что в таком случае вряд ли вы работаете на некоего англичанина, одного из моих знакомых… — Флинн вновь на мгновение задумался. — У вас где-нибудь в одежде есть микропередатчик? Наш разговор не прослушивается там, в коридорах?
— У меня нет никакого передатчика. И я не знаю ничего о коридорах.
Флинн вынул из кармана детектор в форме авторучки и провел им по телу Бурка.
— Думаю, верить вам можно, хотя вы офицер службы сыска и занимаетесь охотой на ирландских патриотов — вроде меня.
— Я выполняю свои обязанности.
— Да. И неплохо справляетесь. — Флинн посмотрел на Бурка с интересом. — Универсальная ищейка. Неотступно идет по следу. С дьявольски хорошим нюхом. Вечно желающая все и вся знать. Я знавал подобных вам в Лондоне, Белфасте и Дублине. — Флинн еще раз внимательно посмотрел на Бурка, вытащил из кармана сложенный лист бумаги и протянул ему через решетку двери. — В любом случае, думаю, пусть лучше вы, чем кто-нибудь другой. Здесь список из ста тридцати семи мужчин и женщин, содержащихся в британских лагерях для интернированных в Северной Ирландии и Англии. Я требую, чтобы этих людей отпустили до восхода солнца, то есть до шести часов трех минут по нью-йоркскому времени. Пусть их доставят в Дублин, а британское и ирландское правительства амнистируют их, а заодно предоставят политическое убежище на юге Ирландии, если они того пожелают. Освобождение и переправка их на юг должны проходить под наблюдением Международного Красного Креста и Международной Амнистии. И когда я получу сообщения из этих двух организаций, что все сделано, мы отдадим вам ваш собор и отпустим заложников. Если же до восхода солнца мои требования не будут выполнены, я сброшу сэра Гарольда Бакстера с колокольни, а вслед за ним, в произвольном порядке, кардинала, отца Мёрфи и Морин Мелон. После этого я подожгу собор. Вы верите мне, лейтенант Бурк?
— Я верю вам.
— Хорошо. Важно, чтобы вы знали, что у каждого из моих фениев по крайней мере хоть один близкий родственник находится в заключении. Также важно, чтобы вы знали, что для нас нет ничего святого: ни церковь, ни священнослужители, ни человеческая жизнь, ни человечество вообще.
— Уверен, что вы сделаете все, о чем сказали.
— Хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91