- А, привет покойнику! - Сел, положил вытянутые руки на стол. - Ну,
рассказывайте!
Вайс сообщил о тех подробностях заговора, какие ему стали известны.
Привыкнув в тюрьме к изможденным, скорбным лицам, он не обратил внимания
на то, что и лицо профессора сейчас выражает скрытое страдание.
Выслушав рассказ Вайса, профессор помолчал, потом как бы нехотя
заметил:
- Собственно, отсрочку казни мы вам выхлопотали.
- Каким образом?
- Нашли человека, который сообщил князю Гогенлое, что офицер,
приставленный к нему для поручений, взят Мюллером с целью получить
информацию о деятельности князя. Тот к фюреру с протестом. Пока
выяснялось, что это недоразумение, имя Иоганна Вайса попало в бумаги
имперской канцелярии. Ну, и Мюллер струхнул, не решался вас вешать. -
Спросил: - Генриха видели? Инициативный и вместе с тем осторожный товарищ.
Он очень переживал вашу гибель, очень. Встретьтесь с ним сегодня же.
И только сейчас Вайс заметил, что лицо профессора потеряло
способность улыбаться.
- Простите, мне кажется, вы чем-то огорчены? - участливо спросил
Вайс.
- Да нет, - болезненно поморщился профессор, - какие у меня могут
быть огорчения! Просто обыкновенное горе. - И каким-то деревянным тоном
сообщил: - Ну, надо было ознакомиться с комплектом секретных чертежей.
Жена правильно рассчитала: бомбежка, пожар - наиболее для этого
благоприятное время, но почему-то замешкалась. Сначала рухнул лестничный
пролет, а потом обвалилась стена. Сейчас бомбят, знаете ли, ежедневно, так
что, пожалуй, учтите. - Встал, подал руку. - Да, чуть не забыл. Ваш
Алексей Зубов в Берлине.
- А как же теперь вы? - участливо спросил Вайс.
- Учусь, - ответил профессор. - Учусь перебарывать свое горе. -
Посмотрел на потолок, видимо не желая встречаться глазами с Вайсом,
сказал: - Зубов командует военнопленными, которых присылают из лагерей для
разборки развалин после бомбежек, но работают они также и во время
бомбежек: спасают погребенных в бомбоубежищах немцев.
Потом, чуть посветлев лицом, продолжил:
- Сей индивидум решительно не годится для операций, где требуется
изощренная тонкость ума. Типичный боевик. Он, знаете ли, во время
восстания пробрался в варшавское гетто, говорят, совмещал в своем лице и
Давида и Голиафа. Таскал на спине станковый пулемет, меняя огневую позицию
на крышах, и прошивал фашистов словно мишени на полигоне. Двое из боевой
группы приволокли его домой чуть живого. И, представьте, эта его Бригитта
через свои связи добилась для него назначения на работу в Берлин. Странная
особа. Меня представили ей случайно в доме, где я массирую одного видного
имперского сановника. И сразу же она вцепилась в меня, умоляя лечить ее
супруга. Еле отбился.
- Но почему же? - удивился Вайс. - Зубов - замечательный парень.
- Возможно, - сердито сказал доктор. - Но от подобных активистов я
предпочитаю держаться подальше: любители висеть на волоске - самая
трудновоспитуемая публика. - Насмешливо заметил: - Вы, кажется, тоже
некогда обнаруживали склонность к этому занятию? - И вдруг лицо его
побелело, профессор схватился за сердце. - Идите, идите, - махнул он
рукой, - это у меня быстро проходит... - И сердито прикрикнул, так как
Вайс не двинулся с места. - Я же вам сказал - вон!
...Генрих встретил Иоганна с восторгом.
- Я все время думал о тебе. А ты вспоминал меня? - Стиснул руку
Вайса. - Это такое счастье, что ты живой!
Иоганн смущенно улыбнулся, пробормотал:
- Да, действительно неплохо. - И, желая быть абсолютно правдивым,
признался: - Разумеется, я вспоминал о тебе, Генрих, беспокоился главным
образом о том, чтобы ты не допустил какого-нибудь промаха. Клял себя за
то, что не проэкзаменовал тебя по всей нашей технике. Это было мое
упущение.
- Похоже, - сказал Генрих.
- На кого?
- На тебя.
- Извини, - смутился Вайс, - но это правда, эта мысль мучила меня.
- Так, может, сразу, с первых же слов начать докладывать? -
иронически осведомился Генрих.
Иоганн, делая некоторое усилие над собой, промямлил:
- Нет, зачем же? Успеется...
- Ты совсем не умеешь притворяться, - усмехнулся Генрих, - не умеешь
скрывать свои чувства.
- А зачем, собственно, я должен их от тебя скрывать? - пожал плечами
Вайс. - Мне в самом деле не терпится узнать, что тут происходило с тобой.
- Ну вот! - ликуя, воскликнул Генрих. - В этом твоем вопросе я
услышал то, что хотел. Ну что, доволен ли мной Штутгоф?
Вайс кивнул.
- А ты знаешь, что жена его, в сущности, работала на англичан?
Лицо у Вайса было вытянулось.
- И весьма эффективно, - продолжал Генрих. - Дело в том, что
радионавигационные приборы, которые изготовлял секретный цех, где она
работала, предназначались для "Фау". Что-то неладное происходило в этом
цехе: большинство снарядов почему-то не достигало цели, падало в море.
Дело в том, что в особых маслах для смазки механизмов оказались ничтожные
доли эфирного вещества, оно испарялось особо интенсивно в период полета
снаряда, смазка затвердевала, и траектория полета изменялась.
- А кто это установил?
- Я установил, - гордо заявил Генрих. - Ддя включил меня, как
человека с инженерным образованием, в техническую группу гестапо, которой
было поручено произвести следствие по этому делу.
- Ну и что же?
- Ничего, - сказал Генрих. - После того как я обнаружил эту
остроумную порчу смазочных масел, я склонил комиссию гестапо к тому, что
дефект снарядов заключается в некоторых просчетах, связанных с недоучетом
силы притяжения водной поверхности. Мне пришлось немало потрудиться над
проблемами баллистики. Моя аргументация выглядела весьма убедительной.
Через профессора я посоветовал его супруге впредь производить смазку
навигационных механизмов только после их сдачи техническим представителям
ВВС. Только и всего.
Вайс сказал:
- Ты знаешь, жена Штутгофа погибла.
Генрих вздохнул.
- Знаю. Это ужасно. Видишь ли, создана была новая конструкция
летающего снаряда. Она, очевидно, хотела узнать, в чем заключалось его
отличие от прежнего...
- В чем же? - спросил Вайс.
Генрих сказал:
- Увы, когда более авторитетная комиссия ознакомилась с моим
заключением, его сочли наивным и беспомощным. И я отделался сравнительно
легко: лишился права принимать участие в подобных технических экспертизах.
Занят главным образом тем, что помогаю дяде. На него возложены обязанности
управляющего делами СС. Чисто финансовая и хозяйственная деятельность. -
Пожаловался: - Когда я был уверен, что тебя убили, ты думаешь, мне было
легко сидеть с ним по ночам в его кабинете и заниматься этой проклятой
канцелярщиной? А он, как назло, проникся ко мне особо нежными родственными
чувствами, то обнимет меня, то положит руку на плечо, заботливо спрашивая:
"Мой дорогой, налить тебе еще кофе?" Чувствуя на своем плече руку убийцы
отца, я содрогался от ненависти и омерзения. Мне стоило неимоверного труда
вести себя спокойно: так хотелось влепить ему пулю в лоб!
- Что же тебя удерживало?
- Профессор. Я не знал о его существовании, просто относил в тайник
то, что, мне казалось, представляло интерес. А потом стал думать: когда ты
был со мной, ты мне верил. А когда ты погиб, нет никого из твоих, кто бы
захотел мне верить. Я решил, что меня просто используют - используют, не
доверяя мне. Эти сомнения были очень мучительны. Тогда я вместо информации
положил в тайник письмо, неизвестно кому адресованное, в котором изложил
свои чувства и сомнения. И профессор назначил мне встречу.
Он сказал, что, поступая так, нарушает правила конспирации, но
по-человечески он понимает меня и поэтому не мог не откликнуться на мое
письмо. - Генрих задумчиво усмехнулся. - А вообще странно и даже как-то
смешно: когда я думал, что ты погиб и я очутился в одиночестве, я
почувствовал себя несчастным, каким-то брошенным, но отнюдь не свободным.
Тебя нет, а я все равно должен исполнять свой долг перед тобой.
- Не передо мной, а перед самим собой - в этом все дело. Ведь, в
сущности, именно сейчас ты совершенно свободен, внутренне свободен от
власти тех, кого ты сам считаешь позором Германии. Разве это не настоящая
свобода?
- Да, ты прав, но это нелегко. Я - немец, и я против немцев...
- Слушай, - сказал Вайс. - Мой отец был солдатом в первую мировую
войну, имел георгиевские кресты всех степеней, ну, вроде ваших железных, а
был судим военно-полевым судом за то, что призывал солдат повернуть оружие
против царя. Ты не изменник, нет. Ты враг врагов Германии, фашистской
клики. Послушай, я тебе расскажу... Там, в тюрьме, я познакомился с
несколькими участниками заговора против фюрера. Одни из них хотели убить
Гитлера толко для того, чтобы убрать одиозную личность, ставшую символом
фашизма. Заменить его другим, не столь скомпрометированным перед мировой
общественностью лицом, которому уже в блоке с США и Англией удалось бы
продолжить то, что не удалось сделать Гитлеру... А другие, - сказал с
волнением Вайс, - надеялись на то, что убийство Гитлера послужит сигналом
для восстания антифашистских сил, на то, что Советская Армия не даст
подавить это восстание и немецкий народ получит возможность избрать
народное правительство. - Произнес грустно: - Мне как-то довелось
встретиться с полковником Штауфенбергом - тем самым, что потом совершил
покушение на Гитлера. Так вот, когда он беседовал со мной, он все старался
выведать у меня, как у абверовца, какие-нибудь сведения о подпольных
организациях немцев и военнопленных. Должно быть, он искал связи с ними и,
возможно, с советским командованием. - Вайс развел руками, произнес
грустно: - Потом, когда я узнал в тюрьме, какой это человек, мне было
горько думать, что я ничем не помог ему.
- Ну, рассказывай о себе, - попросил Генрих. - Поделись ценными
впечатлениями узника. Когда тебя приговорили к смерти, о чем ты думал?
- Самое трудное было заставить себя не думать о смерти, вернее, о
нелепости такой смерти. Представляешь: пасть жертвой вражды между двумя
фашистскими службами - и только. Перед казнью человек, если он настоящий
человек, борется с собой, собирает все свои силы, чтобы умереть достойно,
он весь поглощен этой мыслью. А я что мог? Для чего мне было
демонстрировать гестаповцам, каким стойким может быть немецкий фашистский
офицер перед казнью? Да на черта мне это нужно! И поэтому смерть мне
казалась особенно подлой, ужасной, и я не просто трусил, а прямо вся душа
корчилась.
- Но как же ты смог выдержать эту пытку?
- Как - сам не знаю. - И Вайс сказал неуверенно: - Может, выдержал
потому, что очень хотел жить, и жил в тюрьме как заправский узник. А что
еще оставалось?
- Мысли о самоубийстве к тебе приходили?
- Ну что ты! - возмутился Вайс. - Когда заболел там, страшно боялся,
что умру.
- Но ведь это лучше, чем петля?
- В смысле болевых и психических ощущений - возможно, - согласился
Иоганн. - Но, понимаешь, если ты держишься, то до последнего мгновения не
перестаешь верить, что будешь жить. - Досадливо поморщился: - И вообще,
знаешь, хватит. Давай поговорим о другом.
- Извини, - задумчиво сказал Генрих, - мне это нужно было знать на
тот случай, если и со мной такое случится. - Вдруг насмешливо сощурился. -
Кстати, разреши сообщить тебе нечто приятное: Шарлотта каждое воскресенье
отправляется на кладбище и возлагает на твою могилу цветы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177