-
Помолчал. Потом сказал хриплым голосом: - Последние слова Штауфенберга
перед расстрелом были: "Да здравствует вечная Германия!" - Спросил с
надеждой: - Но вы, возможно, заметили - мои взгляды отличались от
воззрений Штауфенберга? "Да здравствует великая Германская империя!" - вот
что бы я крикнул, будь я на его месте.
- Очевидно, вам еще представится такая возможность, - сдержанно
сказал Вайс, поняв, что даже перед лицом смерти Гуго Лемберг считает
должным подчеркнуть отличие своих политических позиций от позиций
Штауфенберга.
Но, как бы там ни было, благодаря Гуго все эти заключенные здесь
офицеры признали в Вайсе человека своего ранга и прониклись к нему
доверием. Иоганн довольно быстро занял среди них положение старшего, и не
только как многоопытный заключенный, но и благодаря своему умению
организовывать любых людей в любых условиях.
Он предложил, чтобы всем раненым и избитым были предоставлены места
на койках. Исключение сделал для седовласого полковника, заметив, что
единственно, кому предоставлется здесь преимущество, - это престарелым
людям.
Так как во время длительного пребывания в тюрьме он стяжал у
персонала репутацию образцового заключенного, ему удалось выпросить у
надзирателей кое-какие медикаменты.
Нескольким заключенным удалось сохранить обручальные кольца. Вайс
посоветовал использовать их для подкупа надзирателя, с тем чтобы можно
было по какому-нибудь одному адресу переслать общее послание близким, с
коротким, возможно - прощальным, приветом от каждого.
Он даже определил количество слов: по десять на человека. Ибо длинное
послание или несколько посланий надзирателю трудно будет спрятать и тайком
вынести из тюрьмы. Чернила Вайс изготовил, зная химический состав
полученных медикаментов. Перо сдела, расплющив обнаруженную на мундире у
одного из офицеров обломанную булавочную застежку от медали за зимнюю
кампанию 1941-1942 годов в России.
В течение первой недели почти треть заключенных была уведена на казнь
сразу же после допроса.
Вайс всеми силами старался облегчить пребывание в камере заключенных
офицеров, хотя не все они вызывали симпатию и далеко не все заслуживали
участия.
Например, полковник, высоко оценивая боеспособность дивизий СС,
сетовал лишь на то, что фюрер не изъявил желания сформировать подобные же
привилегированные части из состава армии вермахта. Они могли бы с не
меньшим успехом выполнять функции СС, а также функции зондеркоманд
гестапо, энергично очищающих оккупированные территории от избыточного и
сопротивляющегося законам победителей населения.
Особенно его возмущало то, что приказом Гитлера от 22 декабря 1943
года существовавшие в частях вермахта с 1942 года "офицеры попечения"
(называвшиеся тогда политическими офицерами) были выделены из системы
войсковых контрразведывательных органов ("1-Ц") и подчинены
непосредственно начальникам штабов, с переименованием в "офицеров
национал-социалистского руководства" (сокращенно - НСФО). На должность
НСФО назначались, как правило, руководящие работники
национал-социалистской партии, не имеющие никакого военного опыта и не
нюхавшие фронта. Подбором офицеров руководил Борман, и фактически НСФО
подчинялось его партийной канцелярии.
Полковник, собирая морщины на низком, упрямом лбу, изрекал гневно:
- Полагаю, что заслуживаю расстрела, как офицер, но не виселицы, как
государственный преступник, ибо я остаюсь верен тем целям, которые
преследовал фюрер. Руководители путча приводили доказательства,
свидетельствующие о том, что рейхсфюрер Гиммлер уведомлен о нашем
недовольстве Гитлером и сочувственно относится к нам. И в новый состав
правительства военной диктатуры войдут наиболее опытные генералы,
способные подавить всякое недовольство масс с не меньшей решительностью,
чем СД, СС и гестапо.
- Значит, участники путча находились под покровительством Гиммлера? -
спросил Вайс.
- Увы, это можно назвать не более чем снисходительным
попустительством, - печально вздохнул полковник. - Но мне кажется, -
перешел он на еле слышный шепот, - что рейхсфюрер был взбешен не столько
тем, что совершилось покушение на жизнь фюрера, сколько тем, что он
оказалось безрезультатным. И не случайно он одним руководителям заговора
дал возможность и время покончить самоубийством, а других велел без
допроса расстрелять на месте.
- Вы объясняете это только тем, что он хотел уничтожить свидетелей
своего, как вы выражаетесь, "снисходительного попустительства"?
- Нет, - покачал головой полковник, - не только этим. Гиммлер,
несомненно, умный и дальновидный человек. Будучи информирован о ходе
подготовки путча, он, очевидно, предвидел всю опасность его.
Лицо Вайса выразило удивление.
- Я имел в виду ту огромную опасность, которая угрожала рейху в
случае успеха покушения. Это развязало бы действия широких, оппозиционных
фашизму слоев населения нашей страны, и красные, выйдя из подполья, сумели
бы возглавить их. Таким образом, мы могли стать невольными виновниками
революционного восстания, и за это нас следовало уже не повесить, а
растерзать, утопить в нечистотах, а наши имена предать вечному проклятию.
- Полковник заявил пылко: - И когда я до конца осознал это, я убедился,
что заслужил казнь, и готов к ней!
- Ну что ж, - усмехнулся Вайс, - вы мужественный человек, если с
такой твердостью готовы встретить смерть.
- Но мы оказались простофилями, - горестно воскликнул полковник, -
потому что дали примкнуть к своему заговору младшему офицерству, мыслящему
иначе, чем мы, старшее поколение! Особо опасным оказался Штауфенберг -
наиболее активное лицо в организации путча. К сожалению, мы слишком поздно
узнали, насколько эта фигура зловредна. Штауфенберг стал настаивать на
блоке не только с различными оппозиционными группами, но даже с левыми
социалистами и, представьте его наглость, - с коммунистическим подпольем.
Мало того: он предлагал вступить в переговоры с Россией!
Но он завоевал такое доверие и авторитет среди молодых офицеров, что
нам трудно было с ним бороться. Кроме того, он человек ошеломляющей отваги
и твердости духа и оказался единственным из тех нас способным на
террористический акт, - другого такого не было.
- Значит, вы вынуждены были ему кое в чем уступать?
- Конечно! Например, четвертого июля Штауфенберг должен был
встретиться с лидерами коммунистического подполья. И мы даже не смогли
оспорить это его чудовищное решение.
- И встреча состоялась?
- Нет, - сказал полковник. - Кажется, кто-то из наших благоразумно
уведомил Гиммлера о наличии внутри нашего заговора опасного течения,
представленного левыми социалдемократами, готовыми заключить блок с
коммунистами, а также о дне предполагаемой встречи Штауфенберга с лидерами
коммунистическго подполья. Не знаю почему, в назначенный день Штауфенберг
не смог прийти на эту встречу, когда гестапо совершило налет, и коммунисты
были схвачены. Я после этого беседовал со Штауфенбергом, он, с еще более
ожесточенной решительностью извращая нашу цель, высказывал намерение
довести заговор до степени широкого демократического движения. И уже сдела
в этом направлении немало. Да, - задумчиво повторил полковник, -
Штауфенберг - это зловещая фигура, и чем больше я о нем думаю, тем больше
каюсь в своем заблуждении.
Но тут же полковник твердо заявил:
- Несомненно, в случае успешного проведения Штауфенбергом акции мы,
старые офицеры, предприняли бы все меры, чтобы внушить массам величайшую
скорбь и сожаление по поводу злодейского убийства фюрера. И как
восприемники его величия во имя рейха предали бы позорной казни его
убийцу. Народ должен знать, что всякий поднявший руку на главу империи или
его сподвижников - величайший преступник.
- Ловко! - сказал Вайс. - Выходит, Штауфенбергу угрожала смерть не
только в процессе покушения на Гитлера, но и от руки тех, кто возглавлял
заговор?
Полковник величественно кивнул в знак согласия.
- Иначе мы все перед лицом истории были бы причислены к тем злодеям,
которые в разные времена покушались на жизнь монархов.
- Вы монархист?
- Нет. Эта форма управления старомодна. Только правительство военной
диктатуры имеет право на всю полноту неограниченной власти. В современном
мире это единственная власть, способная держать народ в подчинении и
решать все проблемы средствами военного насилия как внутри страны, так и
вне ее.
- У вас стройная концепция, - заметил Вайс. - И как вы могли пойти
против фюрера, в сущности разделяя его стремления?
- Фюрер должен был бы сам пожертвовать своей жизнью, - хмуро сказал
полковник, - ради того, чтобы мы могли свободнее осуществить его идеалы.
Он слишком сфокусировал на своей личности эти идеалы. Чтобы добиться их
осуществления, нам следовало пожертвовать фюрером. Принеся его в жертву,
мы с новыми силами смогли бы, объединившись, бороться за свои идеалы в
контакте с западными державами. Свои мысли я изложил на бумаге - это нечто
вроде политического завещания. И, полагаю, вместо сентиментального
послания близким, вы должны сделать все возможное для того, чтобы мое
завещание попало в руки тех, кому оно предназначено. Вы понимаете всю
важность подобного документа? В сущности, это даже не просьба, а
приказание.
Вайс возразил:
- Только в том случае, если большинство заключенных согласится
отказаться от письма родным и заменить его вашим, так сказать, завещанием.
- Но они же не согласятся! - сердито воскликнул полковник. - Здесь
слишком пестрое общество, среди них есть и такие, что придерживаются
взглядов Штауфенберга.
- А вы попробуйте ознакомить их с вашим документом, - посоветовал
Вайс. - Эти люди - тоже часть Германии, о судьбе которой вы так печетесь.
- Пожалуй, я это сделаю, - с некоторым колебанием в голосе произнес
полковник. Но потом, после долгой паузы, объявил: - Нет, здесь слишком
много нежелательных лиц. - Достал из-под матраца сложенные в тетрадку
листы бумаги, попросил: - Возьмите, - может, вы все-таки найдете способ
сохранить этот документ и передать его кому-либо.
- Я не могу гарантировать вам, - сказал Вайс, - что он попадет в руки
тем адресатам, на которых вы рассчитываете.
- Ну что ж, - согласился полковник, - пусть это будет кто угодно. -
Иронизируя над самим собой, заявил: - Очевидно, я соглашаюсь на это только
из тщеславия. Но пусть будет так.
Полковника основательно отделали на первом же допросе. Его приволокли
в камеру и бросили на пол полутрупом.
Придя в сознание, полковник сказал Вайсу:
- Я изложил им все, что говорил вам, и вот видите... - Он хотел
поднять руку к лицу, но у него не хватило сил.
- Они вам не поверили? - спросил Вайс.
- Пожалуй, поверили, - сказал полковник. - Но потребовали, чтобы я
дал сведения о генералах - участниках заговора. Я отказался: это
противоречит моим понятиям о чести.
- А о младших офицерах вы тоже ничего не сказали? - спросил Вайс.
- Как старший офицер, я имею право оценивать их всесторонне, -
туманно ответил полковник.
На следующий день полковника отвели на казнь. Он мужественно
отказался от полагающейся ему порции шнапса, так же как и от таблеток
опиума, которыми торговали надзиратели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
Помолчал. Потом сказал хриплым голосом: - Последние слова Штауфенберга
перед расстрелом были: "Да здравствует вечная Германия!" - Спросил с
надеждой: - Но вы, возможно, заметили - мои взгляды отличались от
воззрений Штауфенберга? "Да здравствует великая Германская империя!" - вот
что бы я крикнул, будь я на его месте.
- Очевидно, вам еще представится такая возможность, - сдержанно
сказал Вайс, поняв, что даже перед лицом смерти Гуго Лемберг считает
должным подчеркнуть отличие своих политических позиций от позиций
Штауфенберга.
Но, как бы там ни было, благодаря Гуго все эти заключенные здесь
офицеры признали в Вайсе человека своего ранга и прониклись к нему
доверием. Иоганн довольно быстро занял среди них положение старшего, и не
только как многоопытный заключенный, но и благодаря своему умению
организовывать любых людей в любых условиях.
Он предложил, чтобы всем раненым и избитым были предоставлены места
на койках. Исключение сделал для седовласого полковника, заметив, что
единственно, кому предоставлется здесь преимущество, - это престарелым
людям.
Так как во время длительного пребывания в тюрьме он стяжал у
персонала репутацию образцового заключенного, ему удалось выпросить у
надзирателей кое-какие медикаменты.
Нескольким заключенным удалось сохранить обручальные кольца. Вайс
посоветовал использовать их для подкупа надзирателя, с тем чтобы можно
было по какому-нибудь одному адресу переслать общее послание близким, с
коротким, возможно - прощальным, приветом от каждого.
Он даже определил количество слов: по десять на человека. Ибо длинное
послание или несколько посланий надзирателю трудно будет спрятать и тайком
вынести из тюрьмы. Чернила Вайс изготовил, зная химический состав
полученных медикаментов. Перо сдела, расплющив обнаруженную на мундире у
одного из офицеров обломанную булавочную застежку от медали за зимнюю
кампанию 1941-1942 годов в России.
В течение первой недели почти треть заключенных была уведена на казнь
сразу же после допроса.
Вайс всеми силами старался облегчить пребывание в камере заключенных
офицеров, хотя не все они вызывали симпатию и далеко не все заслуживали
участия.
Например, полковник, высоко оценивая боеспособность дивизий СС,
сетовал лишь на то, что фюрер не изъявил желания сформировать подобные же
привилегированные части из состава армии вермахта. Они могли бы с не
меньшим успехом выполнять функции СС, а также функции зондеркоманд
гестапо, энергично очищающих оккупированные территории от избыточного и
сопротивляющегося законам победителей населения.
Особенно его возмущало то, что приказом Гитлера от 22 декабря 1943
года существовавшие в частях вермахта с 1942 года "офицеры попечения"
(называвшиеся тогда политическими офицерами) были выделены из системы
войсковых контрразведывательных органов ("1-Ц") и подчинены
непосредственно начальникам штабов, с переименованием в "офицеров
национал-социалистского руководства" (сокращенно - НСФО). На должность
НСФО назначались, как правило, руководящие работники
национал-социалистской партии, не имеющие никакого военного опыта и не
нюхавшие фронта. Подбором офицеров руководил Борман, и фактически НСФО
подчинялось его партийной канцелярии.
Полковник, собирая морщины на низком, упрямом лбу, изрекал гневно:
- Полагаю, что заслуживаю расстрела, как офицер, но не виселицы, как
государственный преступник, ибо я остаюсь верен тем целям, которые
преследовал фюрер. Руководители путча приводили доказательства,
свидетельствующие о том, что рейхсфюрер Гиммлер уведомлен о нашем
недовольстве Гитлером и сочувственно относится к нам. И в новый состав
правительства военной диктатуры войдут наиболее опытные генералы,
способные подавить всякое недовольство масс с не меньшей решительностью,
чем СД, СС и гестапо.
- Значит, участники путча находились под покровительством Гиммлера? -
спросил Вайс.
- Увы, это можно назвать не более чем снисходительным
попустительством, - печально вздохнул полковник. - Но мне кажется, -
перешел он на еле слышный шепот, - что рейхсфюрер был взбешен не столько
тем, что совершилось покушение на жизнь фюрера, сколько тем, что он
оказалось безрезультатным. И не случайно он одним руководителям заговора
дал возможность и время покончить самоубийством, а других велел без
допроса расстрелять на месте.
- Вы объясняете это только тем, что он хотел уничтожить свидетелей
своего, как вы выражаетесь, "снисходительного попустительства"?
- Нет, - покачал головой полковник, - не только этим. Гиммлер,
несомненно, умный и дальновидный человек. Будучи информирован о ходе
подготовки путча, он, очевидно, предвидел всю опасность его.
Лицо Вайса выразило удивление.
- Я имел в виду ту огромную опасность, которая угрожала рейху в
случае успеха покушения. Это развязало бы действия широких, оппозиционных
фашизму слоев населения нашей страны, и красные, выйдя из подполья, сумели
бы возглавить их. Таким образом, мы могли стать невольными виновниками
революционного восстания, и за это нас следовало уже не повесить, а
растерзать, утопить в нечистотах, а наши имена предать вечному проклятию.
- Полковник заявил пылко: - И когда я до конца осознал это, я убедился,
что заслужил казнь, и готов к ней!
- Ну что ж, - усмехнулся Вайс, - вы мужественный человек, если с
такой твердостью готовы встретить смерть.
- Но мы оказались простофилями, - горестно воскликнул полковник, -
потому что дали примкнуть к своему заговору младшему офицерству, мыслящему
иначе, чем мы, старшее поколение! Особо опасным оказался Штауфенберг -
наиболее активное лицо в организации путча. К сожалению, мы слишком поздно
узнали, насколько эта фигура зловредна. Штауфенберг стал настаивать на
блоке не только с различными оппозиционными группами, но даже с левыми
социалистами и, представьте его наглость, - с коммунистическим подпольем.
Мало того: он предлагал вступить в переговоры с Россией!
Но он завоевал такое доверие и авторитет среди молодых офицеров, что
нам трудно было с ним бороться. Кроме того, он человек ошеломляющей отваги
и твердости духа и оказался единственным из тех нас способным на
террористический акт, - другого такого не было.
- Значит, вы вынуждены были ему кое в чем уступать?
- Конечно! Например, четвертого июля Штауфенберг должен был
встретиться с лидерами коммунистического подполья. И мы даже не смогли
оспорить это его чудовищное решение.
- И встреча состоялась?
- Нет, - сказал полковник. - Кажется, кто-то из наших благоразумно
уведомил Гиммлера о наличии внутри нашего заговора опасного течения,
представленного левыми социалдемократами, готовыми заключить блок с
коммунистами, а также о дне предполагаемой встречи Штауфенберга с лидерами
коммунистическго подполья. Не знаю почему, в назначенный день Штауфенберг
не смог прийти на эту встречу, когда гестапо совершило налет, и коммунисты
были схвачены. Я после этого беседовал со Штауфенбергом, он, с еще более
ожесточенной решительностью извращая нашу цель, высказывал намерение
довести заговор до степени широкого демократического движения. И уже сдела
в этом направлении немало. Да, - задумчиво повторил полковник, -
Штауфенберг - это зловещая фигура, и чем больше я о нем думаю, тем больше
каюсь в своем заблуждении.
Но тут же полковник твердо заявил:
- Несомненно, в случае успешного проведения Штауфенбергом акции мы,
старые офицеры, предприняли бы все меры, чтобы внушить массам величайшую
скорбь и сожаление по поводу злодейского убийства фюрера. И как
восприемники его величия во имя рейха предали бы позорной казни его
убийцу. Народ должен знать, что всякий поднявший руку на главу империи или
его сподвижников - величайший преступник.
- Ловко! - сказал Вайс. - Выходит, Штауфенбергу угрожала смерть не
только в процессе покушения на Гитлера, но и от руки тех, кто возглавлял
заговор?
Полковник величественно кивнул в знак согласия.
- Иначе мы все перед лицом истории были бы причислены к тем злодеям,
которые в разные времена покушались на жизнь монархов.
- Вы монархист?
- Нет. Эта форма управления старомодна. Только правительство военной
диктатуры имеет право на всю полноту неограниченной власти. В современном
мире это единственная власть, способная держать народ в подчинении и
решать все проблемы средствами военного насилия как внутри страны, так и
вне ее.
- У вас стройная концепция, - заметил Вайс. - И как вы могли пойти
против фюрера, в сущности разделяя его стремления?
- Фюрер должен был бы сам пожертвовать своей жизнью, - хмуро сказал
полковник, - ради того, чтобы мы могли свободнее осуществить его идеалы.
Он слишком сфокусировал на своей личности эти идеалы. Чтобы добиться их
осуществления, нам следовало пожертвовать фюрером. Принеся его в жертву,
мы с новыми силами смогли бы, объединившись, бороться за свои идеалы в
контакте с западными державами. Свои мысли я изложил на бумаге - это нечто
вроде политического завещания. И, полагаю, вместо сентиментального
послания близким, вы должны сделать все возможное для того, чтобы мое
завещание попало в руки тех, кому оно предназначено. Вы понимаете всю
важность подобного документа? В сущности, это даже не просьба, а
приказание.
Вайс возразил:
- Только в том случае, если большинство заключенных согласится
отказаться от письма родным и заменить его вашим, так сказать, завещанием.
- Но они же не согласятся! - сердито воскликнул полковник. - Здесь
слишком пестрое общество, среди них есть и такие, что придерживаются
взглядов Штауфенберга.
- А вы попробуйте ознакомить их с вашим документом, - посоветовал
Вайс. - Эти люди - тоже часть Германии, о судьбе которой вы так печетесь.
- Пожалуй, я это сделаю, - с некоторым колебанием в голосе произнес
полковник. Но потом, после долгой паузы, объявил: - Нет, здесь слишком
много нежелательных лиц. - Достал из-под матраца сложенные в тетрадку
листы бумаги, попросил: - Возьмите, - может, вы все-таки найдете способ
сохранить этот документ и передать его кому-либо.
- Я не могу гарантировать вам, - сказал Вайс, - что он попадет в руки
тем адресатам, на которых вы рассчитываете.
- Ну что ж, - согласился полковник, - пусть это будет кто угодно. -
Иронизируя над самим собой, заявил: - Очевидно, я соглашаюсь на это только
из тщеславия. Но пусть будет так.
Полковника основательно отделали на первом же допросе. Его приволокли
в камеру и бросили на пол полутрупом.
Придя в сознание, полковник сказал Вайсу:
- Я изложил им все, что говорил вам, и вот видите... - Он хотел
поднять руку к лицу, но у него не хватило сил.
- Они вам не поверили? - спросил Вайс.
- Пожалуй, поверили, - сказал полковник. - Но потребовали, чтобы я
дал сведения о генералах - участниках заговора. Я отказался: это
противоречит моим понятиям о чести.
- А о младших офицерах вы тоже ничего не сказали? - спросил Вайс.
- Как старший офицер, я имею право оценивать их всесторонне, -
туманно ответил полковник.
На следующий день полковника отвели на казнь. Он мужественно
отказался от полагающейся ему порции шнапса, так же как и от таблеток
опиума, которыми торговали надзиратели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177