И
тут он услышал мягкие, неторопливые шаги.
В комнату вошел человек лет тридцати пяти, среднего роста, сухощавый.
На нем был серый плотный костюм в "елочку", а под пиджаком, несмотря на
жару, черный джемпер. Опустившись в кресло, он устало разбросал руки и
пристально посмотрел на Вайса черными, глубоко впавшими глазами.
Вайс приподнялся в своем кресле, но человек этот сделал нетерпеливый
жест рукой, Вайс снова сел, давая незнакомцу возможность пытливо осмотреть
себя и, в свою очередь, так же пытливо разглядывал его.
Темные, гладко причесанные волосы, большие хрящеватые уши, тонкий, с
горбинкой нос, защемленный на переносице строгими морщинками. Более
глубокие морщины опускались от крыльев носа к углам жестко сжатых губ.
Острые скулы, впавшие щеки, под глазами коричневые тени. Кожа желтая, но
не от загара, а такая, какая бывает у людей с больной печенью. Сливаясь,
эти черты придавали незнакомцу облик скорее привлекательный, чем
отталкивающий.
Иоганн мог ограничиться и меньшим перечнем примет, чтобы установить,
кто перед ним. Это был не кто иной, как Вальтер Шелленберг, бригаденфюрер
СС, генерал-майор полиции, начальник Шестого отдела главного имперского
управления безопасности. Но он продолжал с искренним любопытством
разглядывать Шелленберга, безошибочно угадав, что тому это может
показаться только лестным.
- Однако вы молоды, - сказал Шелленберг без улыбки.
- Если это недостаток, то со временем я исправлю его.
- И смелы, - добавил Шелленберг.
- Виноват, господин бригаденфюрер! - Вайс вскочил, вытянулся.
- Сядьте, - приказал Шелленберг. - Я имел в виду ваше поведение не
здесь, передо мной, а на границе.
- У меня есть достойный пример, которому я бы хотел следовать, -
сказал Вайс и твердо взглянул в глаза Шелленберга.
Тот чуть улыбнулся.
- И к тому же честны. Не слишком ли много для одного человека?
- Для человека, который служит вам, - нет! - Лицо Вайса не дрогнуло.
- Вы находчивы. - Добавил: - Вилли Шварцкопф был крайне удивлен, что
вы не сочли возможным поделиться с ним впечатлениями о своей новой службе.
- Разговоры о службе нам строжайше запрещены, мой бригаденфюрер.
- Кем?
- Самим содержанием нашей работы, - быстро нашелся Вайс.
- И она вам нравится?
- Я служу рейху.
- В таких случаях принято отвечать - фюреру.
- Так точно, мой бригаденфюрер!
- Ну что ж, вы, кажется, отлично разобрались в тонкостях нашей
службы, - многозначительно сказал Шелленберг. Спросил после паузы: - У вас
есть ко мне вопросы?
- Я счастлив увидеть вас, мой бригаденфюрер!
- Это все?
Вайс промолчал.
Шелленберг, пристально глядя в глаза Вайса, вдруг объявил:
- Запомните еще одну вашу кличку - "Фред". Она будет существовать
только для моих личных распоряжений. - Помедлил, протянул Вайсу заложенное
в пластмассовую обложку удостоверение, приказал: - Прочтите.
В удостоверении значилось:
"Предъявитель, 178 см роста, 72 кг веса, серые глаза. Имеет право
ездить по всем дорогам рейха, генерал-губернаторства, Франции, Бельгии,
Голландии, въезжать в запретные зоны, концлагеря, гарнизоны войск СС и
вермахта на любой машине в гражданской или военной одежде и с любым
пассажиром (или пассажирами). Удостоверение действительно лишь при наличии
фотографии.
Подпись: рейхсфюрер СС (Гиммлер), начальник гестапо (Мюллер),
начальник ОКВ (Кейтель), начальник СК (Кальтенбруннер)".
- Мощный документ, - сказал Вайс, почтительно возвращая удостоверение
Шелленбергу.
Тот небрежно бросил его на столик, приподнялся и, подавая Вайсу руку,
сказал:
- Надеюсь, если вы и впредь будете столь же исполнительны, ваша
фотография, возможно даже в ближайшее время, понадобится для этого
документа.
Вайс пожал протянутую ему руку, поклонился и направился к двери.
Внезапно он был остановлен.
- Почему вы не донесли партии о некоторых преступных действиях
капитана фон Дитриха? - спросил Шелленберг.
Вайс быстро обернулся и решительно ответил:
- А потому, что мой непосредственный начальник господин фон Лансдорф
не давал мне об этом никаких указаний.
- Вы не выполнили долга наци.
- Я руководствуюсь в первую очередь своим служебным долгом.
- Вы хотите сказать, что существует какое-то различие между долгом
перед партией и служебным долгом?
- Я этого не говорил, - сказал Вайс.
- Но я вас т а к понял.
- Вы хотите т а к меня понять? - спросил Вайс.
- А вы не хотите, чтобы я вас т а к понял?
Иоганн знал, что у Шелленберга отношения с Гиммлером отличные, а с
Борманом - почти враждебные. И решился на отчаянно смелый поступок.
Сделав шаг вперед, объявил:
- Да, вы меня правильно поняли, мой бригаденфюрер.
Шелленберг сжал губы, острые скулы еще резче выступили на его
желтоватом лице. Он долго молчал, не спуская испытующего взгляда с лица
Вайса, потом неожиданно улыбнулся, сказал дружелюбно:
- Господин фон Лансдорф - мой друг, и его благожелательный отзыв о
вас послужил дополнительной причиной того, что отныне вы будете числиться
в моем личном списке как "Фред". И я отвечу доверием на ваше доверие. Не
исключено, что в ближайшие дни фюрер, возможно, подчинит абвер
рейхсфюреру. Тем самым вы получите возможность вновь встретиться с
некоторыми своими прежними сослуживцами, в том числе и с капитаном фон
Дитрихом. - И Шелленберг снова, на этот раз многозначительно, тверже пожал
руку Вайсу.
Когда Иоганн разыскал в саду Густава, тот по его лицу сразу же
догадался о результатах встречи с "шефом" и тоже решительно, даже с
некоторой горячностью, пожал ему руку.
В ресторане "Золотой олень" Густав настоял, чтобы они распили в честь
успехов Вайса бутылку старого, коллекционного вина. И сам заплатил за нее,
хотя подобное расточительство не было принято даже среди закадычных
друзей: офицеры разведки привыкли в таких случаях расплачиваться каждый за
себя.
Очередную встречу профессор назначил Иоганну в укромном, заросшем
длинноветвистыми плакучими ивами местечке на берегу озера Хавель.
Когда Иоганн пришел, он уже ждал его в рыбачьем ялике.
Берясь сразу за весла, профессор сказал:
- Представьте, я пригласил вас только для того, чтобы, как говорится
у нас дома, провести вместе выходной день. - Усмехнулся: - Как вы думаете,
можем мы себе позволить такую роскошь?
- Не знаю, - сказал Вайс.
- Я предлагаю, - заявил профессор, - полностью отдаться фантазии:
представим себе, что мы с вами рыбачим где-нибудь, допустим, на Ладоге.
- Непохоже, - со вздохом возразил Вайс.
- Моя жена и дочь тоже считают, что непохоже, - согласился с ним
профессор.
- А откуда они могут это знать?
- Извините, - насмешливо сказал профессор, - но я человек семейный, и
этот факт укрепляет здесь мою репутацию.
- Вы женаты на немке?
- Что вы, голубчик! Карьеру семьянина я начал еще с рабфака.
- И ваши жена и дочь знают?..
- Безусловно, - сказал профессор. Улыбнулся. - И, верите, неплохое
получилось подразделение: жена - инженер на секретном заводе Юнкерса, дочь
- во вспомогательном женском батальоне службы наблюдения ПВО Берлина. - И
добавил с нежностью: - Весьма оказались толковые товарищи.
Иоганн жалостливо поглядел на профессора:
- И вам за них не страшно?!
- Видите ли, в данных обстоятельствах я предпочел бы, чтобы жена
безропотно подчинилась моей воле и покорно ожидала супруга дома. Но мы с
ней в один год и даже в один месяц вступили в партию. И в связи с этим она
считает, что у меня перед ней нет никаких преимуществ старшего. Очевидно,
она и дочь воспитала в подобных представлениях. Думаю, что Центр разрешил
мне эту семейственность на работе в порядке исключения.
- Я бы на такое никогда не решился, - сказал Вайс. - Рисковать своей
жизнью - это что ж, не так трудно... А вот рисковать жизнью тех, кого
любишь, у меня не хватило бы духа...
- У меня его тоже не хватало, - признался профессор. - Но у жены и
дочери мужества оказалось более чем достаточно. Мы помогаем друг другу
жить, исполнять свой долг. Если есть высшая близость между людьми, я
полагаю, что она добывается именно таким образом.
Вайс посмотрел на профессора с восхищением и нежностью.
- И вы жавгл чекист?
- Имею значительную выслугу лет.
- Вы действительно врач?
- Это мой второй диплом, - с достоинством сказал профессор. - Первый
я получил в тридцатом году, когда закончил истфак. Склонность к медицине
обнаружил в себе позже, а образование получил в Мюнхене. - И вдруг сразу
же, круто переменил тему разговора. - Кстати, как вы оценивали поражение
немцев под Сталинградом? - спросил он.
- Я боялся, что выдам себя, не смогу скрыть радость и провалюсь на
этом.
- Нет, с точки зрения немца.
- Ну что ж, - нерешительно сказал Иоганн, - как величайшее поражение
вермахта, полный провал плана "Барбаросса".
- А с политической стороны?
- Точно так же.
- А вот, представьте, гитлеровская пропагандистская машина
использовала катастрофу под Сталинградом в ином плане. Превратила ее в
пропагандистскую акцию, обращенную к реакционным правящим кругам
союзников.
Вы знаете, Гитлер, потрясенный поражением, не мог в эти дни
выступать, его речь прочел по радио Геринг. Слышали эту речь? Не пришлось?
Напрасно! Она вся была обращена к Уолл-стриту и Сити. Гитлер расписывал
себя как единственного спасителя западной цивилизации от большевитского
варварства. А Геббельс, в дальнейшем развивая эту мысль, объявил: "Ясно,
господа, что мы неверно оценивали военный потенциал Советского Союза!
Сейчас он впервые открылся нам во всей своей кошмарной величине.
Сталинград был и остается великим сигналом тревоги... Осталось лишь две
минуты до двенадцати", - то есть до полного поражения Германии.
А этот трехдневный траур после ликвидации окруженных под Сталинградом
войск? Вы понимаете, зачем это? Превратить гибель своих солдат в орудие
пропаганды, чтобы напугать правящие верхи союзников мощью Советской
страны. Помочь реакционным кругам Америки и Англии вызвать в своих странах
волну антикоммунизма и подготовить таким образом почву для вероломного
сепаратного мира. И, по нашим данным, действия гитлеровской пропаганды
оказались небезуспешными. Тайные дипломаты союзников чрезвычайно
оживились. Аллен Даллес перекочевал в Берн с целым разведывательным
штабом, и множество посланцев немецких разведслужб, с которыми у Даллеса
старые доверительные отношения, протоптало к нему тропы.
- Да, - сказал Вайс, - я это знаю.
- Учтите, - предупредил профессор, - союзники заслали в Германию
целую армию разведчиков. И знаете, чем они сейчас занимаются? Изучают
настроения германского народа, силы Сопротивления. Но вовсе не для того,
чтобы помочь движению Сопротивления хотя бы оружием. Нет. Хотят выяснить,
не будет ли это движение препятствовать намерениям союзников сохранить
Германию после ее поражения как иммериалистическую державу, враждебную
Советскому Союзу. По имеющимся у нас данным, Даллес озабочен тем, чтобы
вермахт и после поражения сохранил силы, способные подавить революционное
движение в стране.
Значит, Даллес представляет те американские круги, которые сейчас
разрабатывают не столько планы наступления на втором фронте, сколько планы
подавления революционных сил германского народа после поражения Гитлера и,
как болтал ваш подопечный американский разведчик, хотят сменить вывеску
Гитлера на другую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
тут он услышал мягкие, неторопливые шаги.
В комнату вошел человек лет тридцати пяти, среднего роста, сухощавый.
На нем был серый плотный костюм в "елочку", а под пиджаком, несмотря на
жару, черный джемпер. Опустившись в кресло, он устало разбросал руки и
пристально посмотрел на Вайса черными, глубоко впавшими глазами.
Вайс приподнялся в своем кресле, но человек этот сделал нетерпеливый
жест рукой, Вайс снова сел, давая незнакомцу возможность пытливо осмотреть
себя и, в свою очередь, так же пытливо разглядывал его.
Темные, гладко причесанные волосы, большие хрящеватые уши, тонкий, с
горбинкой нос, защемленный на переносице строгими морщинками. Более
глубокие морщины опускались от крыльев носа к углам жестко сжатых губ.
Острые скулы, впавшие щеки, под глазами коричневые тени. Кожа желтая, но
не от загара, а такая, какая бывает у людей с больной печенью. Сливаясь,
эти черты придавали незнакомцу облик скорее привлекательный, чем
отталкивающий.
Иоганн мог ограничиться и меньшим перечнем примет, чтобы установить,
кто перед ним. Это был не кто иной, как Вальтер Шелленберг, бригаденфюрер
СС, генерал-майор полиции, начальник Шестого отдела главного имперского
управления безопасности. Но он продолжал с искренним любопытством
разглядывать Шелленберга, безошибочно угадав, что тому это может
показаться только лестным.
- Однако вы молоды, - сказал Шелленберг без улыбки.
- Если это недостаток, то со временем я исправлю его.
- И смелы, - добавил Шелленберг.
- Виноват, господин бригаденфюрер! - Вайс вскочил, вытянулся.
- Сядьте, - приказал Шелленберг. - Я имел в виду ваше поведение не
здесь, передо мной, а на границе.
- У меня есть достойный пример, которому я бы хотел следовать, -
сказал Вайс и твердо взглянул в глаза Шелленберга.
Тот чуть улыбнулся.
- И к тому же честны. Не слишком ли много для одного человека?
- Для человека, который служит вам, - нет! - Лицо Вайса не дрогнуло.
- Вы находчивы. - Добавил: - Вилли Шварцкопф был крайне удивлен, что
вы не сочли возможным поделиться с ним впечатлениями о своей новой службе.
- Разговоры о службе нам строжайше запрещены, мой бригаденфюрер.
- Кем?
- Самим содержанием нашей работы, - быстро нашелся Вайс.
- И она вам нравится?
- Я служу рейху.
- В таких случаях принято отвечать - фюреру.
- Так точно, мой бригаденфюрер!
- Ну что ж, вы, кажется, отлично разобрались в тонкостях нашей
службы, - многозначительно сказал Шелленберг. Спросил после паузы: - У вас
есть ко мне вопросы?
- Я счастлив увидеть вас, мой бригаденфюрер!
- Это все?
Вайс промолчал.
Шелленберг, пристально глядя в глаза Вайса, вдруг объявил:
- Запомните еще одну вашу кличку - "Фред". Она будет существовать
только для моих личных распоряжений. - Помедлил, протянул Вайсу заложенное
в пластмассовую обложку удостоверение, приказал: - Прочтите.
В удостоверении значилось:
"Предъявитель, 178 см роста, 72 кг веса, серые глаза. Имеет право
ездить по всем дорогам рейха, генерал-губернаторства, Франции, Бельгии,
Голландии, въезжать в запретные зоны, концлагеря, гарнизоны войск СС и
вермахта на любой машине в гражданской или военной одежде и с любым
пассажиром (или пассажирами). Удостоверение действительно лишь при наличии
фотографии.
Подпись: рейхсфюрер СС (Гиммлер), начальник гестапо (Мюллер),
начальник ОКВ (Кейтель), начальник СК (Кальтенбруннер)".
- Мощный документ, - сказал Вайс, почтительно возвращая удостоверение
Шелленбергу.
Тот небрежно бросил его на столик, приподнялся и, подавая Вайсу руку,
сказал:
- Надеюсь, если вы и впредь будете столь же исполнительны, ваша
фотография, возможно даже в ближайшее время, понадобится для этого
документа.
Вайс пожал протянутую ему руку, поклонился и направился к двери.
Внезапно он был остановлен.
- Почему вы не донесли партии о некоторых преступных действиях
капитана фон Дитриха? - спросил Шелленберг.
Вайс быстро обернулся и решительно ответил:
- А потому, что мой непосредственный начальник господин фон Лансдорф
не давал мне об этом никаких указаний.
- Вы не выполнили долга наци.
- Я руководствуюсь в первую очередь своим служебным долгом.
- Вы хотите сказать, что существует какое-то различие между долгом
перед партией и служебным долгом?
- Я этого не говорил, - сказал Вайс.
- Но я вас т а к понял.
- Вы хотите т а к меня понять? - спросил Вайс.
- А вы не хотите, чтобы я вас т а к понял?
Иоганн знал, что у Шелленберга отношения с Гиммлером отличные, а с
Борманом - почти враждебные. И решился на отчаянно смелый поступок.
Сделав шаг вперед, объявил:
- Да, вы меня правильно поняли, мой бригаденфюрер.
Шелленберг сжал губы, острые скулы еще резче выступили на его
желтоватом лице. Он долго молчал, не спуская испытующего взгляда с лица
Вайса, потом неожиданно улыбнулся, сказал дружелюбно:
- Господин фон Лансдорф - мой друг, и его благожелательный отзыв о
вас послужил дополнительной причиной того, что отныне вы будете числиться
в моем личном списке как "Фред". И я отвечу доверием на ваше доверие. Не
исключено, что в ближайшие дни фюрер, возможно, подчинит абвер
рейхсфюреру. Тем самым вы получите возможность вновь встретиться с
некоторыми своими прежними сослуживцами, в том числе и с капитаном фон
Дитрихом. - И Шелленберг снова, на этот раз многозначительно, тверже пожал
руку Вайсу.
Когда Иоганн разыскал в саду Густава, тот по его лицу сразу же
догадался о результатах встречи с "шефом" и тоже решительно, даже с
некоторой горячностью, пожал ему руку.
В ресторане "Золотой олень" Густав настоял, чтобы они распили в честь
успехов Вайса бутылку старого, коллекционного вина. И сам заплатил за нее,
хотя подобное расточительство не было принято даже среди закадычных
друзей: офицеры разведки привыкли в таких случаях расплачиваться каждый за
себя.
Очередную встречу профессор назначил Иоганну в укромном, заросшем
длинноветвистыми плакучими ивами местечке на берегу озера Хавель.
Когда Иоганн пришел, он уже ждал его в рыбачьем ялике.
Берясь сразу за весла, профессор сказал:
- Представьте, я пригласил вас только для того, чтобы, как говорится
у нас дома, провести вместе выходной день. - Усмехнулся: - Как вы думаете,
можем мы себе позволить такую роскошь?
- Не знаю, - сказал Вайс.
- Я предлагаю, - заявил профессор, - полностью отдаться фантазии:
представим себе, что мы с вами рыбачим где-нибудь, допустим, на Ладоге.
- Непохоже, - со вздохом возразил Вайс.
- Моя жена и дочь тоже считают, что непохоже, - согласился с ним
профессор.
- А откуда они могут это знать?
- Извините, - насмешливо сказал профессор, - но я человек семейный, и
этот факт укрепляет здесь мою репутацию.
- Вы женаты на немке?
- Что вы, голубчик! Карьеру семьянина я начал еще с рабфака.
- И ваши жена и дочь знают?..
- Безусловно, - сказал профессор. Улыбнулся. - И, верите, неплохое
получилось подразделение: жена - инженер на секретном заводе Юнкерса, дочь
- во вспомогательном женском батальоне службы наблюдения ПВО Берлина. - И
добавил с нежностью: - Весьма оказались толковые товарищи.
Иоганн жалостливо поглядел на профессора:
- И вам за них не страшно?!
- Видите ли, в данных обстоятельствах я предпочел бы, чтобы жена
безропотно подчинилась моей воле и покорно ожидала супруга дома. Но мы с
ней в один год и даже в один месяц вступили в партию. И в связи с этим она
считает, что у меня перед ней нет никаких преимуществ старшего. Очевидно,
она и дочь воспитала в подобных представлениях. Думаю, что Центр разрешил
мне эту семейственность на работе в порядке исключения.
- Я бы на такое никогда не решился, - сказал Вайс. - Рисковать своей
жизнью - это что ж, не так трудно... А вот рисковать жизнью тех, кого
любишь, у меня не хватило бы духа...
- У меня его тоже не хватало, - признался профессор. - Но у жены и
дочери мужества оказалось более чем достаточно. Мы помогаем друг другу
жить, исполнять свой долг. Если есть высшая близость между людьми, я
полагаю, что она добывается именно таким образом.
Вайс посмотрел на профессора с восхищением и нежностью.
- И вы жавгл чекист?
- Имею значительную выслугу лет.
- Вы действительно врач?
- Это мой второй диплом, - с достоинством сказал профессор. - Первый
я получил в тридцатом году, когда закончил истфак. Склонность к медицине
обнаружил в себе позже, а образование получил в Мюнхене. - И вдруг сразу
же, круто переменил тему разговора. - Кстати, как вы оценивали поражение
немцев под Сталинградом? - спросил он.
- Я боялся, что выдам себя, не смогу скрыть радость и провалюсь на
этом.
- Нет, с точки зрения немца.
- Ну что ж, - нерешительно сказал Иоганн, - как величайшее поражение
вермахта, полный провал плана "Барбаросса".
- А с политической стороны?
- Точно так же.
- А вот, представьте, гитлеровская пропагандистская машина
использовала катастрофу под Сталинградом в ином плане. Превратила ее в
пропагандистскую акцию, обращенную к реакционным правящим кругам
союзников.
Вы знаете, Гитлер, потрясенный поражением, не мог в эти дни
выступать, его речь прочел по радио Геринг. Слышали эту речь? Не пришлось?
Напрасно! Она вся была обращена к Уолл-стриту и Сити. Гитлер расписывал
себя как единственного спасителя западной цивилизации от большевитского
варварства. А Геббельс, в дальнейшем развивая эту мысль, объявил: "Ясно,
господа, что мы неверно оценивали военный потенциал Советского Союза!
Сейчас он впервые открылся нам во всей своей кошмарной величине.
Сталинград был и остается великим сигналом тревоги... Осталось лишь две
минуты до двенадцати", - то есть до полного поражения Германии.
А этот трехдневный траур после ликвидации окруженных под Сталинградом
войск? Вы понимаете, зачем это? Превратить гибель своих солдат в орудие
пропаганды, чтобы напугать правящие верхи союзников мощью Советской
страны. Помочь реакционным кругам Америки и Англии вызвать в своих странах
волну антикоммунизма и подготовить таким образом почву для вероломного
сепаратного мира. И, по нашим данным, действия гитлеровской пропаганды
оказались небезуспешными. Тайные дипломаты союзников чрезвычайно
оживились. Аллен Даллес перекочевал в Берн с целым разведывательным
штабом, и множество посланцев немецких разведслужб, с которыми у Даллеса
старые доверительные отношения, протоптало к нему тропы.
- Да, - сказал Вайс, - я это знаю.
- Учтите, - предупредил профессор, - союзники заслали в Германию
целую армию разведчиков. И знаете, чем они сейчас занимаются? Изучают
настроения германского народа, силы Сопротивления. Но вовсе не для того,
чтобы помочь движению Сопротивления хотя бы оружием. Нет. Хотят выяснить,
не будет ли это движение препятствовать намерениям союзников сохранить
Германию после ее поражения как иммериалистическую державу, враждебную
Советскому Союзу. По имеющимся у нас данным, Даллес озабочен тем, чтобы
вермахт и после поражения сохранил силы, способные подавить революционное
движение в стране.
Значит, Даллес представляет те американские круги, которые сейчас
разрабатывают не столько планы наступления на втором фронте, сколько планы
подавления революционных сил германского народа после поражения Гитлера и,
как болтал ваш подопечный американский разведчик, хотят сменить вывеску
Гитлера на другую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177