Вывод напрашивался сам собой.
– Все ясно. Буду, – он посмотрел на часы. – Через пятнадцать минут.
* * *
Белов брезгливо поморщился, когда Яровой, пролив полстакана на грудь, влил в широко распахнутый рот водку.
– Блин, банкир хренов, а жрешь водку, как сапожник – проворчал Белов.Тоска с тобой, Арсений. Как встреча, так ты в сиську пьяный!
– Ой, какие мы! – Яровой был на грани потери сознания. – А я и не банкир уже. Усе, лавочка сгорела.
– Это когда же вы успели? – насторожился Белов.
– Игорек, аккурат в пятницу накрылись медным тазом. Всплыло только сегодня. Начальство мылит веревку, кто поумнее – чемоданы пакует. Председатель уже сегодня получил первое китайское предупреждение. Кто-то лупанул жаканом в его распоследней модели «мерса». Горим, бля, синим пламенем!
– Как же вас так угораздило? – Белов поковырял вилкой в тарелке, обвел глазами ставшую привычной обстановку. Мысленно попрощался с явкой. Если Яровой слетит с должности, халяве конец.
– Элементарно. В пятницу заявились в конце дня пиджаки, сунули в нос мышонку из депозитария бумагу с печатью и выгребли векселей на пол-лимона.
Доверенность оказалась липой. Короче, банк просел на энное количество миллионов баксов.
– Почему? – удивился Белов.
– Да потому, блин, что фирма «Рус-Ин», чью доверенность слепили, опротестовала все! А банк теперь обязан покрыть издержки. Причем тихо. О таком на всех углах не базарят.
– А как же вы все за субботу вычислили, день же нерабочий? – В Белове против воли проснулось профессиональное чутье.
– А у нас главбух чокнутая. Днюет и ночует на работе. В пятницу у нее что-то не сошлось. Приперлась в субботу с утра. Запросила из компьютера данные по операциям за неделю. Ну и намылила выдачу векселей в депозитарии. А они, между прочим, были в доверительном пользовании банка. Позвонила домой начальнику депозитарного отдела, а тот – ни ухом, ни рылом.
– Что ты тут водку жрешь? Иди, рой землю, тебе за это бабки платят.
– Нашел дурака! Векселя в тот же день перепродали. Кто-то не кисло наварился.
– Потряси банковских мышей. Должны же быть концы?
– Без меня потрясли. – Яровой шмыгнул носом. – Мышонка из депозитария завтра хоронить будем. Это он, дурачина, выдачу завизировал. Щегол еще, третий курс института.
– Ясно. Рубят концы. – Белов не удержался и потянулся к бутылке. – Кого подозреваешь? – мимоходом спросил он. Яровой западни не почувствовал.
– Меньше всего этого мальчишку. – Яровой растер по красному лицу липкую испарину. – Может, и был в доле, да делиться даже грошами не захотели. Скорее всего, на него просто перевели стрелки. Тут работал эксперт, а прикрытие обеспечивал какой-то крупный чин. Наиболее вероятно, начальник депози-тарного отдела. Тот еще жук. По моим данным, имеет прямые выходы на армянскую группировку.
– А тебя никто не подозревает? – влепил заранее подготовленный вопрос Белов.
– Не понял? – Яровой заметно вздрогнул, краска в миг слетела с его лица.
– Что, разом взбледнулось, Арсений? – усмехнулся Белов. – Так уж сложно допереть, да? – Он пальцем, как крючком, зацепил воротник рубашки Ярового; рванул; когда тот ткнулся головой ему в плечо, Белов до хруста сжал липкую шею Ярового. – Тихо, мент! – прошептал он в самое ухо. – К тебе приходили от того питерского мужика?
– Да, – просипел Яровой.
– И ты им помог закадрить мальчика из депозитария?
– Нет! Без меня обошлось, клянусь, без меня!!
Белов оттолкнул его от себя, вытер о пиджак испачканные в испарине руки.
– Ты им, сучара, в Питере подписку о сотрудничестве дал. Я не спросил, а ты промолчал. Надеялся, что Белов лопухнется. Я с таких, как ты, при Андропыче, светлая ему память, погоны с мясом срывал.
– Вспомнил! – сплюнул Яровой. Белов прищурился, но промолчал. Достал из кармана листок, положил перед Яровым.
– Что это? – насторожился тот.
– Меня жаба задавила, Арсений. Кому ни попадя подписки даешь, а я тебя уже сколько терплю – и все даром. Ставь закорючку, не тяни.
– Про подписку уговора не было!
– Баран ты, Арсений! – Белов опять вытянул руку, но Яровой успел шарахнуться к стене. – Что, страшно? А жить тебе не страшно? Мальчишку замочили, а тебя в назидание потомкам жить оставят?
– Мне твоя подписка, как дохлому зайцу горчичник. Что, я ею от пули прикроюсь?
– Ошибаешься, – покачал головой Белов. – Сначала подписка, потом письменные показания. Мелким почерком, с мелкими подробностями. И я гарантирую тебе полную безопасность.
– И до конца дней держишь за оба яйца!
– Ну, если считаешь, что кто-то будет держать нежнее... – Белов потянулся к листку. – Но когда тебе агрегат с корнем вырвут, ко мне не беги. Я ниткой с иголкой не владею. Пальцы не те. Грубые очень.
– Стой! – Яровой перехватил его руку. – Условия?
– Да какие могут быть условия? – удивился Белов. – Берешь ручку и пишешь.
В комнате отчаянно затрезвонил телефон. Белов сорвался с места, сердцем почувствовав беду.
– Да! – едва переведя дыхание, сказал он в трубку.
В ответ раздался истерический крик, пробившийся сквозь треск помех.
– Кто это? Настю?! Я же тебя, дурака, предупреждал, ни на шаг от нее!
Понял. Уже еду.
Белов ворвался в кухню, на ходу натягивая куртку.
– Арсений, ключи!
– Какие ключи? – Яровой успел допить бутылку и теперь еле ворочал языком.
– От твоей «тойоты», баран! – не выдержал Белов.
– Щас нарисую. – Яровой сунул сразу обе руки в карманы заляпанных закуской брюк. – Не хе-хе устроился! Хату отобрал, машину отбирает... Щас еще сучку привезет... А меня на мороз выбросит.
Пока он копошился, Белов взял листок, убедился, что закорючка Ярового на месте, сложил пополам и спрятал в нагрудный карман. Лицо его закаменело, но Яровой этого не видел.
Как только связка ключей упала на ладонь Белова, он без замаха врезал правой в подбородок Яровому. Тот отлетел к стене, забился в угол и заскулил.
– Это тебе за сучку. – Белов потер онемевший кулак. – Если к моему приходу не настрочишь показаний, дам за светлую память товарища Андропова. Мало не покажется. И не вздумай, козел, броситься в бега! Сиди здесь и жди меня.
Через пятнадцать минут он влетел в палату. Дежурная сестра потянула его за рукав, но он резко вырвался.
Сидевший у койки милиционер повернулся на шум. Лицо у него было осунувшееся от недосыпания, с набрякшими под глазами мешками, усы свисали к уголкам губ. Можно служить в милиции, можно быть врачом, но находиться в этих схожих близостью к краю ипостасях одновременно – уже перебор. По всему было видно, мужик дошел до ручки, и жизнь, которая, как ни тужься, а все равно уткнется в больничную койку или тюремные нары, ему давно опостылела.
– Тихо! Вы Белов?
– Да.
– Она назвала ваше имя. Все просила позвонить. Пока не потеряла сознание...
– Что с ней? – Белов понял, что боится подойти ближе, боится услышать то, что сейчас скажет ему этот усач, выжатый ночными дежурствами в Склифосовско-го, давно превратившегося в общегородской военно-полевой госпиталь.
– Проникающее в легкое. И еще одна в бедро, но это легче.
– Ее надо готовить к операции, а вы.... – затянула медсестра.
– Выйди, Маша! – Милиционер сказал тихо, но таким тоном, что Маша пулей вылетела из палаты. – Кто такой Кротов? – Вопрос был задан резко, как на допросе.
Белов непослушными пальцами развернул удостоверение. Милиционер покрутил ус и вздохнул:
– Час от часу... Родственница или сотрудник?
– Неважно. – Белов уже успел взять себя в руки. – Что она сказала про Кротова?
– Говорила, что нашла. Фотографии в сумке. Все. Да, вы свяжитесь с оперативным по городу. Там уже должна работать бригада. А сюда опер только утром придет.
– Никто сюда не придет! Это дело ГБ, понял?
Он не сообразил, что сгоряча ляпнул давно отмененное название «конторы».
Но милиционер был тертый и жизнью хорошенько ученый, в отличие от любомудрых теоретиков был практиком и знал, что не в вывеске дело, а в сути. Туда, где замешана «безопасность государства», без лишней надобности лезть не хотел.
– Уже две минуты как понял. – Судя по голосу, был даже рад спихнуть это дело на неизвестно каким боком причастного к нему Белова. – Сумка ее у меня внизу. Пойдем?
Белов сделал над собой усилие, подошел к койке, заглянул в заострившееся лицо Насти, едва коснулся мокрого от испарины лба и отдернул руку.
– Ну, суки, кровью умоетесь!
* * *
В погруженном в полумрак коридорчике приемного покоя пахло бедой: дезинфекцией, йодом и кровью.
Белов посторонился, пропуская к лифту каталку с тихо стонущим человеком, до самого носа укрытым простыней. Рядом шла медсестра, держа на полусогнутой руке банку капельницы. Прозрачная трубка уходила куда-то под простыню. За медбратом, толкавшим каталку, семенила растрепанная старушка и все время мелко крестилась: сначала себя, потом того, под простыней.
Дверь в одну из секций приемной распахнули, и в полосе света, вырвавшегося в коридор, Белов увидел Дмитрия. Тот сидел на жестком диванчике, свесив голову на скрещенные на коленях руки. Услышав приближающиеся шаги, медленно поднял голову. Разглядел Белова и тут же вскочил.
– Игорь Иванович! – Он с трудом вздохнул. – Убить меня мало. Не сберег. В двух шагах был...
– Как вас угораздило? – Белов отвел взгляд – щеки Дмитрия были мокрыми.
– В казино были. Там ей фотографии передали. Она... Кротова нашла. Ну, того, что в Заволжске от инфаркта умер. Я еще в эту клинику на острове в свой выходной мотался... Вы еще просили никому не говорить.
– Тихо! – Белов что есть силы сжал локоть Дмитрия, оттащил в темноту. – Где фотографии?
– Часть у нее, часть у меня. – Дмитрий достал из кармана пачку.
Белов повернулся к неяркому свету, идущему из окна, быстро перебрал фотографии.
– И Кирюха Журавлев там, черт его дери, – пробормотал чуть слышно.
– Что вы сказали?
– Ничего. – Белов сунул пачку фотографий в карман. – Пойдем, молодой, сейчас покажу, как надо избавляться от комплексов!
Неприкасаемые
Ресторан был маленький, всего на десяток столиков, спрятавшихся в глубоких затемненных нишах. Хозяина сразу же предупредили – никакого стриптиза, патлатых лабухов и накрашенных девиц; публика будет собираться солидная, ценящая тишину и конфиденциальность. Уголовников, попытавшихся поставить ресторанчик под контроль, отшили сразу же, жестоко и без лишних разговоров: пригласили для переговоров за кольцевую автодорогу и изрешетили из автоматов.
Сюда заходили скоротать вечерок приехавшие в Москву серьезные люди из регионов. Здесь прямо за столиком решались кадровые и финансовые проблемы. Тихо и неспешно, под приглушенную музыку. Лиц, примелькавшихся на экранах телевизоров, здесь ни разу не замечали, но дела прекрасно делались и без них.
Салин отрезал кусочек парной говядины, положил в рот и стал медленно жевать, закрыв глаза. Отменное качество продуктов было еще одним условием благополучия хозяина ресторана. Шеф-повар из старых цековских кадров вкусы посетителей знал отлично. Готовил по-домашнему, без новомодных экзотических вывертов.
Решетников подлил себе чистой, как. слеза, водки, выпил, крякнув от удовольствия.
– Угодил я тебе, а?
Салин открыл глаза и удовлетворенно кивнул.
– Ничто так не успокаивает, как хорошая еда, ты не находишь?
– А что тут думать! – усмехнулся Решетников. – Все мы звери, кто в шкуре, кто в пиджаках. А сытый зверь всегда спокоен.
– Это к нам. – Салин кивнул на вошедшего в зал человека с непроницаемым лицом хорошо выдрессированного добермана. Промокнул губы салфеткой и помахал тому рукой.
– Слушаю тебя, Владислав.
Человек-доберман молча протянул листок. Салин развернул его, прищурившись, прочел написанное, положил рядом с тарелкой.
– Что еще?
Владислав достал из кармана тяжелые часы-луко-вицу, отщелкнул крышку.
– Ровно семь минут назад по каналам ИТАР-ТАСС прошло сообщение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
– Все ясно. Буду, – он посмотрел на часы. – Через пятнадцать минут.
* * *
Белов брезгливо поморщился, когда Яровой, пролив полстакана на грудь, влил в широко распахнутый рот водку.
– Блин, банкир хренов, а жрешь водку, как сапожник – проворчал Белов.Тоска с тобой, Арсений. Как встреча, так ты в сиську пьяный!
– Ой, какие мы! – Яровой был на грани потери сознания. – А я и не банкир уже. Усе, лавочка сгорела.
– Это когда же вы успели? – насторожился Белов.
– Игорек, аккурат в пятницу накрылись медным тазом. Всплыло только сегодня. Начальство мылит веревку, кто поумнее – чемоданы пакует. Председатель уже сегодня получил первое китайское предупреждение. Кто-то лупанул жаканом в его распоследней модели «мерса». Горим, бля, синим пламенем!
– Как же вас так угораздило? – Белов поковырял вилкой в тарелке, обвел глазами ставшую привычной обстановку. Мысленно попрощался с явкой. Если Яровой слетит с должности, халяве конец.
– Элементарно. В пятницу заявились в конце дня пиджаки, сунули в нос мышонку из депозитария бумагу с печатью и выгребли векселей на пол-лимона.
Доверенность оказалась липой. Короче, банк просел на энное количество миллионов баксов.
– Почему? – удивился Белов.
– Да потому, блин, что фирма «Рус-Ин», чью доверенность слепили, опротестовала все! А банк теперь обязан покрыть издержки. Причем тихо. О таком на всех углах не базарят.
– А как же вы все за субботу вычислили, день же нерабочий? – В Белове против воли проснулось профессиональное чутье.
– А у нас главбух чокнутая. Днюет и ночует на работе. В пятницу у нее что-то не сошлось. Приперлась в субботу с утра. Запросила из компьютера данные по операциям за неделю. Ну и намылила выдачу векселей в депозитарии. А они, между прочим, были в доверительном пользовании банка. Позвонила домой начальнику депозитарного отдела, а тот – ни ухом, ни рылом.
– Что ты тут водку жрешь? Иди, рой землю, тебе за это бабки платят.
– Нашел дурака! Векселя в тот же день перепродали. Кто-то не кисло наварился.
– Потряси банковских мышей. Должны же быть концы?
– Без меня потрясли. – Яровой шмыгнул носом. – Мышонка из депозитария завтра хоронить будем. Это он, дурачина, выдачу завизировал. Щегол еще, третий курс института.
– Ясно. Рубят концы. – Белов не удержался и потянулся к бутылке. – Кого подозреваешь? – мимоходом спросил он. Яровой западни не почувствовал.
– Меньше всего этого мальчишку. – Яровой растер по красному лицу липкую испарину. – Может, и был в доле, да делиться даже грошами не захотели. Скорее всего, на него просто перевели стрелки. Тут работал эксперт, а прикрытие обеспечивал какой-то крупный чин. Наиболее вероятно, начальник депози-тарного отдела. Тот еще жук. По моим данным, имеет прямые выходы на армянскую группировку.
– А тебя никто не подозревает? – влепил заранее подготовленный вопрос Белов.
– Не понял? – Яровой заметно вздрогнул, краска в миг слетела с его лица.
– Что, разом взбледнулось, Арсений? – усмехнулся Белов. – Так уж сложно допереть, да? – Он пальцем, как крючком, зацепил воротник рубашки Ярового; рванул; когда тот ткнулся головой ему в плечо, Белов до хруста сжал липкую шею Ярового. – Тихо, мент! – прошептал он в самое ухо. – К тебе приходили от того питерского мужика?
– Да, – просипел Яровой.
– И ты им помог закадрить мальчика из депозитария?
– Нет! Без меня обошлось, клянусь, без меня!!
Белов оттолкнул его от себя, вытер о пиджак испачканные в испарине руки.
– Ты им, сучара, в Питере подписку о сотрудничестве дал. Я не спросил, а ты промолчал. Надеялся, что Белов лопухнется. Я с таких, как ты, при Андропыче, светлая ему память, погоны с мясом срывал.
– Вспомнил! – сплюнул Яровой. Белов прищурился, но промолчал. Достал из кармана листок, положил перед Яровым.
– Что это? – насторожился тот.
– Меня жаба задавила, Арсений. Кому ни попадя подписки даешь, а я тебя уже сколько терплю – и все даром. Ставь закорючку, не тяни.
– Про подписку уговора не было!
– Баран ты, Арсений! – Белов опять вытянул руку, но Яровой успел шарахнуться к стене. – Что, страшно? А жить тебе не страшно? Мальчишку замочили, а тебя в назидание потомкам жить оставят?
– Мне твоя подписка, как дохлому зайцу горчичник. Что, я ею от пули прикроюсь?
– Ошибаешься, – покачал головой Белов. – Сначала подписка, потом письменные показания. Мелким почерком, с мелкими подробностями. И я гарантирую тебе полную безопасность.
– И до конца дней держишь за оба яйца!
– Ну, если считаешь, что кто-то будет держать нежнее... – Белов потянулся к листку. – Но когда тебе агрегат с корнем вырвут, ко мне не беги. Я ниткой с иголкой не владею. Пальцы не те. Грубые очень.
– Стой! – Яровой перехватил его руку. – Условия?
– Да какие могут быть условия? – удивился Белов. – Берешь ручку и пишешь.
В комнате отчаянно затрезвонил телефон. Белов сорвался с места, сердцем почувствовав беду.
– Да! – едва переведя дыхание, сказал он в трубку.
В ответ раздался истерический крик, пробившийся сквозь треск помех.
– Кто это? Настю?! Я же тебя, дурака, предупреждал, ни на шаг от нее!
Понял. Уже еду.
Белов ворвался в кухню, на ходу натягивая куртку.
– Арсений, ключи!
– Какие ключи? – Яровой успел допить бутылку и теперь еле ворочал языком.
– От твоей «тойоты», баран! – не выдержал Белов.
– Щас нарисую. – Яровой сунул сразу обе руки в карманы заляпанных закуской брюк. – Не хе-хе устроился! Хату отобрал, машину отбирает... Щас еще сучку привезет... А меня на мороз выбросит.
Пока он копошился, Белов взял листок, убедился, что закорючка Ярового на месте, сложил пополам и спрятал в нагрудный карман. Лицо его закаменело, но Яровой этого не видел.
Как только связка ключей упала на ладонь Белова, он без замаха врезал правой в подбородок Яровому. Тот отлетел к стене, забился в угол и заскулил.
– Это тебе за сучку. – Белов потер онемевший кулак. – Если к моему приходу не настрочишь показаний, дам за светлую память товарища Андропова. Мало не покажется. И не вздумай, козел, броситься в бега! Сиди здесь и жди меня.
Через пятнадцать минут он влетел в палату. Дежурная сестра потянула его за рукав, но он резко вырвался.
Сидевший у койки милиционер повернулся на шум. Лицо у него было осунувшееся от недосыпания, с набрякшими под глазами мешками, усы свисали к уголкам губ. Можно служить в милиции, можно быть врачом, но находиться в этих схожих близостью к краю ипостасях одновременно – уже перебор. По всему было видно, мужик дошел до ручки, и жизнь, которая, как ни тужься, а все равно уткнется в больничную койку или тюремные нары, ему давно опостылела.
– Тихо! Вы Белов?
– Да.
– Она назвала ваше имя. Все просила позвонить. Пока не потеряла сознание...
– Что с ней? – Белов понял, что боится подойти ближе, боится услышать то, что сейчас скажет ему этот усач, выжатый ночными дежурствами в Склифосовско-го, давно превратившегося в общегородской военно-полевой госпиталь.
– Проникающее в легкое. И еще одна в бедро, но это легче.
– Ее надо готовить к операции, а вы.... – затянула медсестра.
– Выйди, Маша! – Милиционер сказал тихо, но таким тоном, что Маша пулей вылетела из палаты. – Кто такой Кротов? – Вопрос был задан резко, как на допросе.
Белов непослушными пальцами развернул удостоверение. Милиционер покрутил ус и вздохнул:
– Час от часу... Родственница или сотрудник?
– Неважно. – Белов уже успел взять себя в руки. – Что она сказала про Кротова?
– Говорила, что нашла. Фотографии в сумке. Все. Да, вы свяжитесь с оперативным по городу. Там уже должна работать бригада. А сюда опер только утром придет.
– Никто сюда не придет! Это дело ГБ, понял?
Он не сообразил, что сгоряча ляпнул давно отмененное название «конторы».
Но милиционер был тертый и жизнью хорошенько ученый, в отличие от любомудрых теоретиков был практиком и знал, что не в вывеске дело, а в сути. Туда, где замешана «безопасность государства», без лишней надобности лезть не хотел.
– Уже две минуты как понял. – Судя по голосу, был даже рад спихнуть это дело на неизвестно каким боком причастного к нему Белова. – Сумка ее у меня внизу. Пойдем?
Белов сделал над собой усилие, подошел к койке, заглянул в заострившееся лицо Насти, едва коснулся мокрого от испарины лба и отдернул руку.
– Ну, суки, кровью умоетесь!
* * *
В погруженном в полумрак коридорчике приемного покоя пахло бедой: дезинфекцией, йодом и кровью.
Белов посторонился, пропуская к лифту каталку с тихо стонущим человеком, до самого носа укрытым простыней. Рядом шла медсестра, держа на полусогнутой руке банку капельницы. Прозрачная трубка уходила куда-то под простыню. За медбратом, толкавшим каталку, семенила растрепанная старушка и все время мелко крестилась: сначала себя, потом того, под простыней.
Дверь в одну из секций приемной распахнули, и в полосе света, вырвавшегося в коридор, Белов увидел Дмитрия. Тот сидел на жестком диванчике, свесив голову на скрещенные на коленях руки. Услышав приближающиеся шаги, медленно поднял голову. Разглядел Белова и тут же вскочил.
– Игорь Иванович! – Он с трудом вздохнул. – Убить меня мало. Не сберег. В двух шагах был...
– Как вас угораздило? – Белов отвел взгляд – щеки Дмитрия были мокрыми.
– В казино были. Там ей фотографии передали. Она... Кротова нашла. Ну, того, что в Заволжске от инфаркта умер. Я еще в эту клинику на острове в свой выходной мотался... Вы еще просили никому не говорить.
– Тихо! – Белов что есть силы сжал локоть Дмитрия, оттащил в темноту. – Где фотографии?
– Часть у нее, часть у меня. – Дмитрий достал из кармана пачку.
Белов повернулся к неяркому свету, идущему из окна, быстро перебрал фотографии.
– И Кирюха Журавлев там, черт его дери, – пробормотал чуть слышно.
– Что вы сказали?
– Ничего. – Белов сунул пачку фотографий в карман. – Пойдем, молодой, сейчас покажу, как надо избавляться от комплексов!
Неприкасаемые
Ресторан был маленький, всего на десяток столиков, спрятавшихся в глубоких затемненных нишах. Хозяина сразу же предупредили – никакого стриптиза, патлатых лабухов и накрашенных девиц; публика будет собираться солидная, ценящая тишину и конфиденциальность. Уголовников, попытавшихся поставить ресторанчик под контроль, отшили сразу же, жестоко и без лишних разговоров: пригласили для переговоров за кольцевую автодорогу и изрешетили из автоматов.
Сюда заходили скоротать вечерок приехавшие в Москву серьезные люди из регионов. Здесь прямо за столиком решались кадровые и финансовые проблемы. Тихо и неспешно, под приглушенную музыку. Лиц, примелькавшихся на экранах телевизоров, здесь ни разу не замечали, но дела прекрасно делались и без них.
Салин отрезал кусочек парной говядины, положил в рот и стал медленно жевать, закрыв глаза. Отменное качество продуктов было еще одним условием благополучия хозяина ресторана. Шеф-повар из старых цековских кадров вкусы посетителей знал отлично. Готовил по-домашнему, без новомодных экзотических вывертов.
Решетников подлил себе чистой, как. слеза, водки, выпил, крякнув от удовольствия.
– Угодил я тебе, а?
Салин открыл глаза и удовлетворенно кивнул.
– Ничто так не успокаивает, как хорошая еда, ты не находишь?
– А что тут думать! – усмехнулся Решетников. – Все мы звери, кто в шкуре, кто в пиджаках. А сытый зверь всегда спокоен.
– Это к нам. – Салин кивнул на вошедшего в зал человека с непроницаемым лицом хорошо выдрессированного добермана. Промокнул губы салфеткой и помахал тому рукой.
– Слушаю тебя, Владислав.
Человек-доберман молча протянул листок. Салин развернул его, прищурившись, прочел написанное, положил рядом с тарелкой.
– Что еще?
Владислав достал из кармана тяжелые часы-луко-вицу, отщелкнул крышку.
– Ровно семь минут назад по каналам ИТАР-ТАСС прошло сообщение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104