По сравнению с основными фигурантами разразившегося скандала, Подседерцев, руководивший тогда отделом в Аналитическом центре, был попросту никем.
– Все просто. Расследуя это дело, мы зацепили Гохран. Помните, попытка продать неограненные алмазики? Вот-вот. Вроде бы хищение или глупость, но под удар поставили договор с фирмой «Де Бирс». Ни одно правительство, будь то коммунисты или монархисты, не может себе позволить ссориться с людьми, контролирующими мировой рынок алмазов. За такое можно нарваться на неприятности в международном масштабе, Салин выждал, «считав» реакцию собеседника, удовлетворенно кивнул и продолжил:
– Пока стоял шум, некто, краешком повязанный в этом деле, получил в руки два мешочка с алмазами и небольшую шкатулку с побрякушками. Перед самым арестом этот некто Васильев успел спрятать присвоенное добро у своей любовницы. Бедняга умер в тюрьме и так и не узнал, что у него был помощник по интимной части.
Когда припекло, барышня быстренько сплавила камушки второму любовнику. Он, пользуясь служебным положением, вывез камушки в Швейцарию, где они, будем надеяться, и лежат до сих пор. Странно, но любовница, не дождавшись ареста, почему-то выпала из окна. Супостата мы вычислили, но с большим опозданием.
Маленькими людьми, как понимаете, не занимались и не занимаемся. А когда доселе незаметный человечек вдруг пошел в рост, сдуру же и не такое бывает, он сразу же попал в поле нашего зрения.
– И кто он? – не утерпел Подседерцев.
– Фамилия у него невыразительная. Плебейская, прямо скажу. Гаврилов. – Салин протер очки уголком галстука и водрузил их на нос. – Ныне директор сыскного агентства «Слово и Дело». Сразу же оговорюсь, что мы не успели к нему подойти вплотную. Беднягу окрутил некто Самвел Сигуа, вор в законе. Уточню – друг Гоги Осташвили.
– Ясно. Что еще есть? Выкладывайте. – Подседерцев по-бычьи наклонил голову.
– Давайте сразу поставим все точки над "i". – Салин погладил черную кожу папки. – Здесь убийственный компромат. На вас в том числе. И дело не в контакте с мелким воришкой Гавриловым. По сути дела, вас поимел, простите за резкость, плохо образованный уголовник Сигуа. Под угрозой операция государственного масштаба. Давайте смотреть с этой позиции, если вы не против. Именно – с государственной. То есть ничего личного и идеологического.
– Запись ведете? – быстро спросил Подседерцев.
– А вы? – парировал Салин.
– Нет.
– И я – нет. Есть шанс договориться, как считаете?
– Смотря о чем.
– О деньгах, о чем же еще! Остальное – детали.
– Давно знаете об операции?
– С самого начала. Засветились вы на интересе к Кротову. О Гаврилове, как я уже говорил, мы знали раньше. Можно было сразу щелкнуть вас по носу, но решили подождать. Оказалось, не зря. Выигрывает умеющий ждать, или вы не согласны?
– Вы всегда загребаете жар чужими руками? – усмехнулся Подседерцев.
Спрашивать, откуда такая информированность о секретных делах Службы, было просто глупо. Проиграл так проиграл.
– Обычно нет отбоя от желающих таскать для нас каштаны из огня, – в тон ему ответил Салин. – А вы мне нравитесь. Прекрасно просчитали ситуацию и не играете. Правильно, Борис Михайлович, у вас нет ни времени, ни единого шанса.
Придется договариваться.
– Условия?
– Для начала уточним, откуда идут деньги для режима Горца? – Салин задал вопрос тоном зануды-экзаменатора, уставшего от невнятной околесицы нерадивых студентов.
– Отовсюду понемногу. – Подседерцев пожал плечами. – Часть через банальный рэкет собирает диаспора. Кое-что вложил криминальный мир. Большую часть просто откачивают из финансовой системы страны через банки, подконтрольные чеченской группировке. Приторговывают нефтью и оружием...
– Создается впечатление, что я разговариваю не с высшим офицером СБП, два года сидевшим на этой проблеме, а с журналистом-недоучкой из «Московского комсомольца», – не скрывая раздражения, оборвал его Салин. – Вам разве не известно, что через три крупнейших банка в Чечню перекачали деньги боливийского наркокартеля? Вы разве не вычислили Осташвили, как ключевое звено в сети «отмыва» этих денег здесь, в Москве?
– Работа еще не закончена...
– Нет, Подседерцев! Ваша уже закончена. Дальше будет действовать наша Организация. Меня не интересуют воровские «общаки», рэкетирские и контрабандные копейки. Весь этот грязный ворох можете оставить себе. Организации нужен миллиард с небольшим, вложенный в «Чеченский проект» боливийскими наркобаронами. А за ними, да будет вам известно, стоит «Черный Орден СС», после падения рейха вложивший капиталы в наркобизнес. Вот откуда идут деньги.
Надеюсь, хоть теперь вы представляете, с кем решили померяться силами? – Салин понизил голос. – Итак, мы предоставляем канал для откачки денег Горца, номера счетов я вам дам. Прокрутим по счетам подконтрольных нам фирм так, что потом следов не найдешь. Себе оставляем две трети. Остальное тратьте, как хотите.
Будет чем отчитаться перед шефом. Не беспокойтесь, баланс сведем правильно, никто и не узнает, что вы принесли в клюве денег меньше, чем их было на самом деле. И не надо смотреть на меня волком. – Салин улыбнулся одними губами.Третья часть лучше, чем ничего, разве нет?
– А если я не согласен?
– Ваше право. – Салин пожал плечами. – Сейчас же демократия, каждый волен сходить с ума так, как ему хочется. Но вот незадача! – Салин скорбно вздохнул.Мы только что взяли Гаврилова. Носился по городу, как угорелый, еле поспевали.
А после его визита на известную вам дачу прищучили стервеца. Гаврилова вы знаете не хуже меня, и в то, что он уже раскололся, надеюсь, поверите без доказательств.
– Блефуете, Виктор Николаевич! – Подседерцев отвалился назад и скрестил руки на груди.
– Понимаю, понимаю. – Салин похлопал себя по карманам. – Вы же по воспитанию материалист. Верите только в осязаемое. Вот пощупайте. – Он наконец нашел, что искал. Небрежно бросил на стол красную книжечку удостоверения.
Подседерцев потянулся, раскрыл. С фотографии на него смотрело напряженно застывшее лицо Гаврилова.
– Удостоверение внештатного сотрудника Службы. Допустим, подлинное.
Допустим, Гаврилов его не терял. Что из этого следует?
– Уже забыли, что презумпция невиновности на служебные расследования не распространяется? – с нескрываемой иронией произнес Салин. – Это вам придется доказывать, что вы не верблюд. И не только своему шефу.
– Не понял, это намек или угроза?
– Понимайте, как хотите. – Салин налил себе кофе, сделал маленький глоток, покачал головой и отставил чашку. – От Гаврилова вам так просто не отмазаться.
Мне кажется, что сейчас он уже говорит под видеокамеру все, что знает. Само собой, не преминет упомянуть о снайпере.
– О каком еще снайпере?
– О том, что скоро выстрелит в Осташвили, поставив точку в этой обреченной на неудачу операции. Ведь Гога самой сутью операции обречен, я прав?
– Никакого снайпера я не подключал! – задохнулся от возмущения Подседерцев.
– Да? – Салин чуть дрогнул губами, обозначив улыбку. – Возможно, это инициатива Гаврилова. Или Самвела Сигуа.
– Или ваша, – вставил Подседерцев, уже успевший взять себя в руки.
– Возможно, моя, – с готовностью кивнул Салин. – Но Гаврилов скажет то, что ему велят. А мне хочется, чтобы снайпера наняли именно вы. Слишком уж логично получается. В такое легко поверят. Смерть Гоги Осташвили вызовет резонанс в определенных кругах. Версия о «руке спецслужб» возникнет первой. А люди имеют склонность верить в то, во что они хотят верить. Зачем же их разочаровывать? – теперь он уже не таясь широко улыбнулся.
– Чего вы добиваетесь?
– Только не служебного расследования и вашего увольнения «с волчьим билетом», упаси боже! В бюрократические игры давно не играю. Сейчас время дикое, требует новых подходов. – Салин согнал с губ улыбку. – Кассету с исповедью Гаврилова мы передадим скорбящим друзьям Осташвили. Что будет с Вами и вашей семьей, объяснять, надеюсь, не надо.
Подседерцев вцепился в подлокотник кресла так, что побелели ногти. Боль была дикой, казалось, в подушечки пальцев вогнали раскаленные иголки. Она, хлынувшая через руки в голову, застучавшая острыми молоточками в висках, помогла сдержаться, вытеснила успевшую закипеть красным водоворотом ярость. Еще мгновение, и он бы бросился на этого вежливого, обходительного человека, умеющего так тонко пытать словами.
Салин, внимательно следивший за его реакцией, кивнул и облегченно вздохнул:
– Очень хорошо. Физически вы намного сильнее меня, но какой от этого сейчас прок? Вас переиграли на интеллектуальном уровне, давайте на нем же и искать выход. Мне говорили, что вы неплохой аналитик.
– Чем же я вам так насолил? – Он с трудом разжал пальцы, потер горящие до боли виски.
– Вы, как все нынешние кремлевские хозяйчики, не ведаете, что творите. Вы, простите, подготовишки от политики. Сознаю, что поступаю жестоко, но тут уж не до сантиментов. Своей бестолковой операцией вы разбудили силы, о существовании которых даже не подозреваете. По собственной глупости вы вторглись в сферы, причастности к которым не имеете. Хуже – даже не можете иметь! И за вторжение придется платить по полному счету.
– "Я часть той силы, что вечно жаждет зла и вечно совершает благо", – через силу усмехнулся Подседерцев. – Так у Гете?
– Вот вы уже и превращаетесь в мистика. Если я скажу, что не вам решать, как поступить с деньгами, в нарушение всех договоренностей проникших на территорию, за которую мы до сих пор несем ответственность перед определенными кругами, вы потребуете доказательств или поверите на слово?
– А вы можете их предоставить?
Салин снял очки, долго, тщательно протирал стекла, потом посмотрел в глаза Подседерцеву и с расстановкой произнес:
– Тайны существуют только для чужих.
– Это предложение?
– Нет, Борис Михайлович. Это ультиматум. Или работаете на меня, или лучше застрелитесь после моего ухода.
Неприкасаемые
Уютно заурчал мотор «вольво», вспыхнувшие фары отогнали в темноту призрачные фигуры.
– Наши? – Салин кивнул на выхваченного снопом света одиноко стоящего у дерева мужчину.
– И наши, и Подседерцева, – усмехнулся Решетников. – Как он?
– Все нормально. – Салин устало откинул голову на уютный подголовник кресла.
Машина вырулила из двора и, мягко затормозив, замерла у выезда на проспект.
– Домой?
– Нет, поехали куда-нибудь поужинаем. Где можно спокойно посидеть. Знаешь такое место?
– А то! Такой обжора, как я, и чтобы не знал. – Он похлопал себя по тугому животу, перевалившемуся через ремень.
Салин отвернулся к окну. За подсиненными стеклами плескались огни ночного города. Решетников молчал, давая ему прийти в себя.
– За этот час что-то новое было? – наконец очнулся от своих мыслей Салин.
– Ребята передали, Гаврилов раскололся до соплей. Сейчас дали ему отдохнуть, потом опять начнут. Подседерцева надежно сломал? – не удержался Решетников.
– Таких до конца ломать нельзя. Слишком самолюбив. Пулю пустит себе в голову не задумываясь. – Салин снял очки и стал разминать переносицу. – Не о том я сейчас думал, Павел Степанович. Сядь ближе. – Он похлопал по мягкой коже сиденья. Решетников придвинулся. – Подседерцева сгубила узость мышления. Так бывает со всеми, случайно дорвавшимися до власти. Мир для них прост и предсказуем, а главное – полностью подчинен их воле. Они чувствуют себя великанами среди безропотных пигмеев.
– О чем ты?
– О нас, Степанович. Не впали ли мы с тобой в ту же ересь всемогущества?
Уж кто-кто, а мы с тобой знаем, что любая сила имеет свой антипод. Я сейчас поймал себя на мысли, что до сих пор мы действовали без оглядки на наших вечных противников. А это чревато, сам понимаешь. Понял, кого я имею ввиду?
– Орден, – одними губами прошептал Решетников, невольно отстранившись от Салина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104