– Соратник, можно сказать.
– Куда путь держишь?
– В Лялюшки надо.
– Идем, подвезу. Вон моя родимая стоит, – парень указал на грузовую машину возле Дома приезжих. – Мне как раз по пути.
Они зашагали к машине.
– А ты откуда? – спросил Виталий.
– Из Сухого Лога. Колхоз наш там.
– От Лялюшек далеко?
– Тридцать шесть километров. Всего ничего. Я тут чуть не через день мотаюсь. А ты сам откуда?
– Из Москвы.
– Ого! Я туда тоже езжу. Уж раз в неделю, как пить дать. Знаешь, сколько бензина зря пожег? Жуть.
Они подошли к машине и залезли в кабину. Взревел мотор.
– Хорошо она у тебя берет, – отметил Виталий.
– Следить надо. Техника заботу любит. Машина, – он подмигнул, – она, как девка, на это откликается. Жик! И порядок. Тебя как звать-то?
– Виталий. А тебя?
– Меня Родион. Родя, короче говоря. Сержант в отставке, – он снова широко улыбнулся. – Артиллерия – бог войны.
– Была. Теперь другим богам поклоняемся. Пострашнее.
Они уже медленно ехали по неширокой улочке поселка, то и дело ныряя в глубокие, полные водой колдобины.
Машину раскачивало, как корабль в непогоду, за спиной жалобно скрипел кузов.
– Родь, а ты почему сказал, что зря бензин жжешь, когда в Москву ездишь? – спросил Виталий. – Почему же зря?
– Не своим делом занимаюсь.
– А каким?
– Тут, брат, целая механика. Так просто не расскажешь. Кое-чего оттуда, кое-чего туда-сюда, – туманно пояснил Родя и в свою очередь спросил: – Тебе зачем в Лялюшки?
– Дружок мой по армии там, вроде бы, живет. Вот в отпуск и решил проведать. Пятый год все собираюсь. Он уж и писать перестал.
– Как звать?
– Петр. А фамилия Свиридов.
– Точно! Есть там такой, – неожиданно объявил Родя и внимательно посмотрел на своего пассажира.
– Ну, да? – изумился Виталий.
– Ха! Сам едет и сам удивляется!
Родька снова широко улыбнулся, но в глазах его мелькнуло какое-то задумчивое выражение. Вообще, улыбался он непрестанно, такая уж у него была улыбчивая, веселая и круглая физиономия, но улыбки его были все время разные.
– Ну, ты ж чудик, – продолжая хитро улыбаться, сказал он.
– Да нет. Я удивляюсь, что ты его знаешь, – спохватился Виталий. – Не твоя же деревня.
– Ха! Да я тут всю округу знаю.
Они уже выехали из поселка на узкое асфальтированное шоссе, и, как всегда в таких случаях, дорога стала лучше. За поворотом показалась заправочная станция: две желтые колонки под навесом, домик заправщицы, а возле колонок несколько грузовых машин.
– Без перебоя, бензин-то? – спросил Виталий.
– Как часы. Лиля наша дело знает. К ней заправщики в первую очередь ездят, как только свистнет.
– Ловчит, небось?
– Зачем? Другой такой красавицы, я тебе скажу, в округе у нас нет. Как на мед, все летят.
– Ну, да? – недоверчиво усмехнулся Виталий.
– Точно. Кто женихаться, кто так.
– Добрая очень?
– Ни, ни. Строже не бывает. Слух прошел, на ней сам наш старший инспектор ГАИ жениться собрался. Товарищ Пенкин Григорий Данилович, – Родя лукаво подмигнул. – Гроза наша. Да вон он подкатил. Видишь?
В этот момент у заправочной и в самом деле остановился милицейский мотоцикл с коляской, и рослый лейтенант милиции в белой каске слез с него и не спеша направился к домику заправщицы. Водители машин, собравшиеся в кружок и шумно что-то обсуждавшие, смолкли и проводили его глазами.
– Солидный дядя, – одобрительно заметил Виталий и, спохватившись, спросил. – Слушай, ну, а как там мой Петр-то поживает?
– У него дела, – широко и загадочно улыбнулся Родька. – Петр Савельевич на пенсию даже собирается.
Вроде как болеет. Но в правлении, ясное дело, остается.
– Постой, постой! – воскликнул Виталий. – Какая пенсия? Ты говоришь, его Петр Савельевич звать?
– Ну, да, – Родька хитро скосил глаза на своего пассажира и по своему обыкновению улыбнулся. – Только он в армии служил, когда ты титьку у мамки сосал. Вот какое дело.
– Так, ведь, мой-то – Петр Сергеевич! Может, родственник?
– Приедешь, разберешься, – засмеялся Родька.
Они миновали заправочную и по сторонам дороги потянулись чуть заснеженные поля с проступающими черными, жирными пятнами земли. Потом потянулся кочковатый, голый кустарник, и дорога незаметно пошла по лесу, сначала редкому, слабому, невысокому, а затем втянулась в лес, мощный, густой, закрывавший полнеба.
Зеленой, глухой стеной вдоль дороги стояли могучие красавицы-ели, и воздух здесь был напоен их терпким запахом.
Родька что-то болтал о своих шоферских и колхозных делах и заботах, но Виталий слушал плохо. Слишком много впечатлений свалилось на него в это утро, надо было хоть немного в них разобраться и кое-что понять и запомнить. Вот, скажем, заправщица Лиля и инспектор Пенкин. С ними надо бы познакомиться. Они наверное видели три дня назад на дороге мощную машину с десятью тоннами лимонной кислоты, возможно, обратили внимание на водителя, да и на второго человека в кабине машины, этого чертового Диму. Наконец, могли случайно или не случайно выяснить ее маршрут. Словом, эти неведомые пока Лиля и Пенкин могут дать ценнейшую информацию. Ведь главная задача Виталия пока что сводилась именно к установлению маршрута исчезнувшей из Москвы машины с кислотой и тех, кто в ней ехал. Ему, Виталию, нужен был прежде всего водитель Семен – убийца. Каждый день его пребывания на свободе грозил новой бедой.
– …Его однажды собственный дружок из Москвы чуть не убил, – вдруг дошли до Виталия слова Родьки, продолжавшего что-то рассказывать.
– Кого? – переспросил Виталий.
– Да Прошку этого. Ну, которого ты в Доме приезжих завалил.
– А кто он такой, этот Прошка? – со вновь вспыхнувшим интересом спросил Виталий. – Откуда он?
– Тоже шоферяга. Из Лялюшков. Как от руля оторвется, все, управы на него нет. А за рулем как стеклышко. Пенкин к нему никак не подберется. А давно хочет права отобрать, я знаю.
– Почему же это он так хочет?
– Тут, брат, механика. На какие шиши он гуляет, Прошка-то? Вот я на свои трудовые так не загуляю. А тоже, вот, мотаюсь по их делам. Но Родька им не подходит, туды-сюды, – он, многозначительно улыбаясь, пошевелил в воздухе рукой. – Родька курс знает, его не собьешь. А вот Прошка им в самый раз. Он, видишь, и машину себе собирается покупать, «Жигули». Улавливаешь?
– Ну, а на какие же это все шиши?
– То-то и оно. Все догадываются, да никто не догадается.
– А товарищ Пенкин, выходит, догадался? – засмеялся Виталий.
– Не-а. Один я кое-чего знаю, – хвастливо улыбаясь, объявил Родька. – Да молчу. Не мое это дело, понял?
– Точно. В чужие дела лучше не соваться. Тем более темные, – поддержал Виталий и иронически добавил. – Нос откусить могут. А у тебя он и так, вон, какой короткий.
– Мой нос при мне, – Родька, видимо, обиделся, и неизменная его улыбка на круглом лице вышла досадливой и сердитой. – А вот Прошке надо бы давно укоротить. Нагличать больно стал. Сам видел.
– Так вот, московский приятель, ты говоришь, и хотел его укоротить?
– Ну, да. Тут другие дела. Чуть не убил, люди видели. Только Прошка жалиться на него не стал. Забоялся, гад.
– Это что ж такой за приятель, которого даже Прошка ваш боится?
– Говорю, из Москвы. Тоже шоферяга. Грузы к ним туда, в Лялюшки, возит. Он туда, а Прошка оттуда.
– Там что, завод какой?
– Завод… – презрительно усмехнулся Родька. – Цех там один, в колхозе у них. Ну, вот, вроде, как у нас тоже.
– А-а. Ну, понятно.
– Ничего тебе, милый друг, понятно тут быть не может, – назидательно произнес Родька. – Поумней нас с тобой люди есть.
Они помолчали.
Дорога все шла и шла через лес, и не редела могучая стена зеленых елей по сторонам, густые, длинные лапы их, перекидываясь через узкую обочину, чуть не задевали машину.
– Ох, и места у вас здесь, – вздохнул Виталий.
– Ага. Под охраной лес. Сейчас твои Лялюшки будут.
И верно. Лес постепенно начал редеть, отступать в сторону от дороги, и вдали, за полем, показалась деревня.
Дорога сначала полого спускалась к ней, потом пошла на подъем. Солнце продолжало ослепительно сиять в голубом мареве, временами заходя за легкие белесые облака.
Искрились снежные языки, залегшие в ложбинке, и первые грачи уже вышагивали по мокрым комьям земли.
Вдали тянулись дымки над избами Лялюшек.
– Где тебя высадить? – спросил Родька.
– Давай к тому Свиридову, что ли, – махнул рукой Виталий. – Расспрошу хоть.
– Гляди, с ним поаккуратнее. Мужик хваткий.
– А зачем меня хватать?
– Они вообще приезжих не любят. Понял?
– Кто «они»?
– Они, – с ударением, загадочно произнес Родька и засмеялся.
Машина въехала в деревню, и асфальт сразу сменился выбитым, ухабистым булыжником с лужами. Где-то громко играло радио. Над некоторыми избами тянулись вверх длиннющие шесты телевизионных антенн. Был разгар дня. Холодное, яркое солнце плавилось в бледно-голубом небе чуть не над самой головой. Людей на улице было мало.
На небольшой, грязноватой площади, посреди которой на столбе гремел репродуктор, машина сделала полукруг и остановилась возле бревенчатого домика с небольшой вывеской «Чайная».
– Вон туда за угол завернешь, – показал Родька, – и третья изба справа. Новая. Понял? Ну, пока. Ищи дружка, свищи. И меня не забывай, если – что, – он широко и дружески улыбнулся. – Ты парень ничего.
Виталий попрощался и неловко вылез из машины, разминая затекшие ноги. А Родька осторожно, чтобы не забрызгать нового приятеля, двинул машину дальше.
Рядом, из чайной, доносились голоса и тянуло теплом.
Виталий решил заглянуть туда. Есть хотелось зверски.
Утром, в Доме приезжих, буфет оказался закрыт, и со вчерашнего вечера во рту у Виталия не было ни крошки, да и вчера-то был не ужин, конечно. Кроме того, потолковать с кем случится и послушать, о чем там люди говорят, в этой чайной, тоже было полезно.
Виталий поднялся по скрипучим ступенькам на крыльцо под жестяным козырьком и толкнул дверь.
В небольшой чайной оказалось тепло и довольно людно. За столиками, а их всего-то было семь-восемь, не больше, расположились главным образом компании; одиночек, кажется, не было. Люди пили, ели, курили, громко переговариваясь, кто-то спорил, даже ссорился, кто-то смеялся, шутил. «Прямо клуб, – подумал Виталий. – А время, между прочим, самое рабочее». Кстати, женщин видно не было.
У дальней стены разместился небольшой буфет. Над ним висели на стене расписные тарелки. На средней был нарисован большой, красный петух, выглядел он необычайно воинственно и сердито, так что Виталий невольно улыбнулся. А чуть в стороне, на тумбочке, возвышался огромный никелированный самовар, точная копия того, станционного. «Любят тут чаевничать», – одобрительно подумал Виталий.
Он подошел к буфету и с удовлетворением отметил, что там имеются даже горячие сосиски с пшенной кашей, а также неизменные бутерброды с сыром и какой-то темной, незнакомой колбасой, стаканы со сметаной и томатным соком, а за спиной буфетчицы, на стойке – винные и водочные бутылки.
Виталий закупил разной снеди и, глазами отыскав свободное место, с двумя тарелками в руках направился к одному из столиков.
– Разрешите к вам подсесть? – спросил он у сидевших там людей.
– Давай, давай, милый человек, – добродушно ответил один из них, освобождая ему место за столом.
Виталий поставил свои тарелки, потом сходил еще раз к буфету и забрал чай. В этот момент все его мысли были сосредоточены на еде.
Посетители чайной равнодушно поглядывали на него, и тут же забывали, увлеченные своими спорами и разговорами. Только один взгляд быстро и враждебно резанул по Виталию, и он не успел заметить, чей это был взгляд.
Однако мгновенное это, как укол, ощущение было неприятным, главным образом, своей неожиданностью и необъяснимостью. Ну, кто, в самом деле, мог его тут знать?
За столиком, где расположился Виталий, сидели два пожилых человека: один – худощавый, в черной телогрейке, другой – полный и вальяжный, в расстегнутой зеленой нейлоновой куртке, замысловатой, красивой выделки, из-под которой видна была тоже зеленая в полоску трикотажная рубашка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Куда путь держишь?
– В Лялюшки надо.
– Идем, подвезу. Вон моя родимая стоит, – парень указал на грузовую машину возле Дома приезжих. – Мне как раз по пути.
Они зашагали к машине.
– А ты откуда? – спросил Виталий.
– Из Сухого Лога. Колхоз наш там.
– От Лялюшек далеко?
– Тридцать шесть километров. Всего ничего. Я тут чуть не через день мотаюсь. А ты сам откуда?
– Из Москвы.
– Ого! Я туда тоже езжу. Уж раз в неделю, как пить дать. Знаешь, сколько бензина зря пожег? Жуть.
Они подошли к машине и залезли в кабину. Взревел мотор.
– Хорошо она у тебя берет, – отметил Виталий.
– Следить надо. Техника заботу любит. Машина, – он подмигнул, – она, как девка, на это откликается. Жик! И порядок. Тебя как звать-то?
– Виталий. А тебя?
– Меня Родион. Родя, короче говоря. Сержант в отставке, – он снова широко улыбнулся. – Артиллерия – бог войны.
– Была. Теперь другим богам поклоняемся. Пострашнее.
Они уже медленно ехали по неширокой улочке поселка, то и дело ныряя в глубокие, полные водой колдобины.
Машину раскачивало, как корабль в непогоду, за спиной жалобно скрипел кузов.
– Родь, а ты почему сказал, что зря бензин жжешь, когда в Москву ездишь? – спросил Виталий. – Почему же зря?
– Не своим делом занимаюсь.
– А каким?
– Тут, брат, целая механика. Так просто не расскажешь. Кое-чего оттуда, кое-чего туда-сюда, – туманно пояснил Родя и в свою очередь спросил: – Тебе зачем в Лялюшки?
– Дружок мой по армии там, вроде бы, живет. Вот в отпуск и решил проведать. Пятый год все собираюсь. Он уж и писать перестал.
– Как звать?
– Петр. А фамилия Свиридов.
– Точно! Есть там такой, – неожиданно объявил Родя и внимательно посмотрел на своего пассажира.
– Ну, да? – изумился Виталий.
– Ха! Сам едет и сам удивляется!
Родька снова широко улыбнулся, но в глазах его мелькнуло какое-то задумчивое выражение. Вообще, улыбался он непрестанно, такая уж у него была улыбчивая, веселая и круглая физиономия, но улыбки его были все время разные.
– Ну, ты ж чудик, – продолжая хитро улыбаться, сказал он.
– Да нет. Я удивляюсь, что ты его знаешь, – спохватился Виталий. – Не твоя же деревня.
– Ха! Да я тут всю округу знаю.
Они уже выехали из поселка на узкое асфальтированное шоссе, и, как всегда в таких случаях, дорога стала лучше. За поворотом показалась заправочная станция: две желтые колонки под навесом, домик заправщицы, а возле колонок несколько грузовых машин.
– Без перебоя, бензин-то? – спросил Виталий.
– Как часы. Лиля наша дело знает. К ней заправщики в первую очередь ездят, как только свистнет.
– Ловчит, небось?
– Зачем? Другой такой красавицы, я тебе скажу, в округе у нас нет. Как на мед, все летят.
– Ну, да? – недоверчиво усмехнулся Виталий.
– Точно. Кто женихаться, кто так.
– Добрая очень?
– Ни, ни. Строже не бывает. Слух прошел, на ней сам наш старший инспектор ГАИ жениться собрался. Товарищ Пенкин Григорий Данилович, – Родя лукаво подмигнул. – Гроза наша. Да вон он подкатил. Видишь?
В этот момент у заправочной и в самом деле остановился милицейский мотоцикл с коляской, и рослый лейтенант милиции в белой каске слез с него и не спеша направился к домику заправщицы. Водители машин, собравшиеся в кружок и шумно что-то обсуждавшие, смолкли и проводили его глазами.
– Солидный дядя, – одобрительно заметил Виталий и, спохватившись, спросил. – Слушай, ну, а как там мой Петр-то поживает?
– У него дела, – широко и загадочно улыбнулся Родька. – Петр Савельевич на пенсию даже собирается.
Вроде как болеет. Но в правлении, ясное дело, остается.
– Постой, постой! – воскликнул Виталий. – Какая пенсия? Ты говоришь, его Петр Савельевич звать?
– Ну, да, – Родька хитро скосил глаза на своего пассажира и по своему обыкновению улыбнулся. – Только он в армии служил, когда ты титьку у мамки сосал. Вот какое дело.
– Так, ведь, мой-то – Петр Сергеевич! Может, родственник?
– Приедешь, разберешься, – засмеялся Родька.
Они миновали заправочную и по сторонам дороги потянулись чуть заснеженные поля с проступающими черными, жирными пятнами земли. Потом потянулся кочковатый, голый кустарник, и дорога незаметно пошла по лесу, сначала редкому, слабому, невысокому, а затем втянулась в лес, мощный, густой, закрывавший полнеба.
Зеленой, глухой стеной вдоль дороги стояли могучие красавицы-ели, и воздух здесь был напоен их терпким запахом.
Родька что-то болтал о своих шоферских и колхозных делах и заботах, но Виталий слушал плохо. Слишком много впечатлений свалилось на него в это утро, надо было хоть немного в них разобраться и кое-что понять и запомнить. Вот, скажем, заправщица Лиля и инспектор Пенкин. С ними надо бы познакомиться. Они наверное видели три дня назад на дороге мощную машину с десятью тоннами лимонной кислоты, возможно, обратили внимание на водителя, да и на второго человека в кабине машины, этого чертового Диму. Наконец, могли случайно или не случайно выяснить ее маршрут. Словом, эти неведомые пока Лиля и Пенкин могут дать ценнейшую информацию. Ведь главная задача Виталия пока что сводилась именно к установлению маршрута исчезнувшей из Москвы машины с кислотой и тех, кто в ней ехал. Ему, Виталию, нужен был прежде всего водитель Семен – убийца. Каждый день его пребывания на свободе грозил новой бедой.
– …Его однажды собственный дружок из Москвы чуть не убил, – вдруг дошли до Виталия слова Родьки, продолжавшего что-то рассказывать.
– Кого? – переспросил Виталий.
– Да Прошку этого. Ну, которого ты в Доме приезжих завалил.
– А кто он такой, этот Прошка? – со вновь вспыхнувшим интересом спросил Виталий. – Откуда он?
– Тоже шоферяга. Из Лялюшков. Как от руля оторвется, все, управы на него нет. А за рулем как стеклышко. Пенкин к нему никак не подберется. А давно хочет права отобрать, я знаю.
– Почему же это он так хочет?
– Тут, брат, механика. На какие шиши он гуляет, Прошка-то? Вот я на свои трудовые так не загуляю. А тоже, вот, мотаюсь по их делам. Но Родька им не подходит, туды-сюды, – он, многозначительно улыбаясь, пошевелил в воздухе рукой. – Родька курс знает, его не собьешь. А вот Прошка им в самый раз. Он, видишь, и машину себе собирается покупать, «Жигули». Улавливаешь?
– Ну, а на какие же это все шиши?
– То-то и оно. Все догадываются, да никто не догадается.
– А товарищ Пенкин, выходит, догадался? – засмеялся Виталий.
– Не-а. Один я кое-чего знаю, – хвастливо улыбаясь, объявил Родька. – Да молчу. Не мое это дело, понял?
– Точно. В чужие дела лучше не соваться. Тем более темные, – поддержал Виталий и иронически добавил. – Нос откусить могут. А у тебя он и так, вон, какой короткий.
– Мой нос при мне, – Родька, видимо, обиделся, и неизменная его улыбка на круглом лице вышла досадливой и сердитой. – А вот Прошке надо бы давно укоротить. Нагличать больно стал. Сам видел.
– Так вот, московский приятель, ты говоришь, и хотел его укоротить?
– Ну, да. Тут другие дела. Чуть не убил, люди видели. Только Прошка жалиться на него не стал. Забоялся, гад.
– Это что ж такой за приятель, которого даже Прошка ваш боится?
– Говорю, из Москвы. Тоже шоферяга. Грузы к ним туда, в Лялюшки, возит. Он туда, а Прошка оттуда.
– Там что, завод какой?
– Завод… – презрительно усмехнулся Родька. – Цех там один, в колхозе у них. Ну, вот, вроде, как у нас тоже.
– А-а. Ну, понятно.
– Ничего тебе, милый друг, понятно тут быть не может, – назидательно произнес Родька. – Поумней нас с тобой люди есть.
Они помолчали.
Дорога все шла и шла через лес, и не редела могучая стена зеленых елей по сторонам, густые, длинные лапы их, перекидываясь через узкую обочину, чуть не задевали машину.
– Ох, и места у вас здесь, – вздохнул Виталий.
– Ага. Под охраной лес. Сейчас твои Лялюшки будут.
И верно. Лес постепенно начал редеть, отступать в сторону от дороги, и вдали, за полем, показалась деревня.
Дорога сначала полого спускалась к ней, потом пошла на подъем. Солнце продолжало ослепительно сиять в голубом мареве, временами заходя за легкие белесые облака.
Искрились снежные языки, залегшие в ложбинке, и первые грачи уже вышагивали по мокрым комьям земли.
Вдали тянулись дымки над избами Лялюшек.
– Где тебя высадить? – спросил Родька.
– Давай к тому Свиридову, что ли, – махнул рукой Виталий. – Расспрошу хоть.
– Гляди, с ним поаккуратнее. Мужик хваткий.
– А зачем меня хватать?
– Они вообще приезжих не любят. Понял?
– Кто «они»?
– Они, – с ударением, загадочно произнес Родька и засмеялся.
Машина въехала в деревню, и асфальт сразу сменился выбитым, ухабистым булыжником с лужами. Где-то громко играло радио. Над некоторыми избами тянулись вверх длиннющие шесты телевизионных антенн. Был разгар дня. Холодное, яркое солнце плавилось в бледно-голубом небе чуть не над самой головой. Людей на улице было мало.
На небольшой, грязноватой площади, посреди которой на столбе гремел репродуктор, машина сделала полукруг и остановилась возле бревенчатого домика с небольшой вывеской «Чайная».
– Вон туда за угол завернешь, – показал Родька, – и третья изба справа. Новая. Понял? Ну, пока. Ищи дружка, свищи. И меня не забывай, если – что, – он широко и дружески улыбнулся. – Ты парень ничего.
Виталий попрощался и неловко вылез из машины, разминая затекшие ноги. А Родька осторожно, чтобы не забрызгать нового приятеля, двинул машину дальше.
Рядом, из чайной, доносились голоса и тянуло теплом.
Виталий решил заглянуть туда. Есть хотелось зверски.
Утром, в Доме приезжих, буфет оказался закрыт, и со вчерашнего вечера во рту у Виталия не было ни крошки, да и вчера-то был не ужин, конечно. Кроме того, потолковать с кем случится и послушать, о чем там люди говорят, в этой чайной, тоже было полезно.
Виталий поднялся по скрипучим ступенькам на крыльцо под жестяным козырьком и толкнул дверь.
В небольшой чайной оказалось тепло и довольно людно. За столиками, а их всего-то было семь-восемь, не больше, расположились главным образом компании; одиночек, кажется, не было. Люди пили, ели, курили, громко переговариваясь, кто-то спорил, даже ссорился, кто-то смеялся, шутил. «Прямо клуб, – подумал Виталий. – А время, между прочим, самое рабочее». Кстати, женщин видно не было.
У дальней стены разместился небольшой буфет. Над ним висели на стене расписные тарелки. На средней был нарисован большой, красный петух, выглядел он необычайно воинственно и сердито, так что Виталий невольно улыбнулся. А чуть в стороне, на тумбочке, возвышался огромный никелированный самовар, точная копия того, станционного. «Любят тут чаевничать», – одобрительно подумал Виталий.
Он подошел к буфету и с удовлетворением отметил, что там имеются даже горячие сосиски с пшенной кашей, а также неизменные бутерброды с сыром и какой-то темной, незнакомой колбасой, стаканы со сметаной и томатным соком, а за спиной буфетчицы, на стойке – винные и водочные бутылки.
Виталий закупил разной снеди и, глазами отыскав свободное место, с двумя тарелками в руках направился к одному из столиков.
– Разрешите к вам подсесть? – спросил он у сидевших там людей.
– Давай, давай, милый человек, – добродушно ответил один из них, освобождая ему место за столом.
Виталий поставил свои тарелки, потом сходил еще раз к буфету и забрал чай. В этот момент все его мысли были сосредоточены на еде.
Посетители чайной равнодушно поглядывали на него, и тут же забывали, увлеченные своими спорами и разговорами. Только один взгляд быстро и враждебно резанул по Виталию, и он не успел заметить, чей это был взгляд.
Однако мгновенное это, как укол, ощущение было неприятным, главным образом, своей неожиданностью и необъяснимостью. Ну, кто, в самом деле, мог его тут знать?
За столиком, где расположился Виталий, сидели два пожилых человека: один – худощавый, в черной телогрейке, другой – полный и вальяжный, в расстегнутой зеленой нейлоновой куртке, замысловатой, красивой выделки, из-под которой видна была тоже зеленая в полоску трикотажная рубашка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53