– И об этом тоже позаботились.
В моем офисе все было приведено в порядок. Картотека собрана, ящики засунуты на свои места. Трупов на полу не было. Кровавых следов – тоже. Ошеломленный Лу Сапперстейн стоял, оглядываясь, посередине приемной.
– Что здесь произошло прошлой ночью? – спросил он. – Стекло разбито, все вещи как-то сдвинуты... пахнет дезинфекцией и чем-то еще... чем? Краской? Ты кого-то вызывал, чтобы тут прибрали?
– Это эльфы, – сказал я. – Маленькие сицилианские эльфы. Лу, я бы хотел, чтобы к концу дня ты собрал свои вещи. Я вернусь в свой кабинет. И я договорился в «Моррисоне» о комнате, до тех пор пока не найду себе квартиру. Так что можешь занять весь большой кабинет, пока мы не найдем кого-нибудь на место Фрэнки.
Похоже, Лу смутился, но сказал:
– Да, конечно. Ты – босс.
Я зашел в соседнюю комнату и сел за свой стол.
* * *
Я отлично выспался в «Моррисоне». Правда, я не отдохнул как следует, но сны об окопе больше меня не преследовали. И о выстрелах в моей конторе тоже.
Около полудня зазвонил телефон.
– Детективное агентство «А-один».
– Геллер?
– Луи?
– Кажется, все в порядке?
– Да. Спасибо за новое стекло.
– Добро пожаловать. Фрэнк просил сказать тебе, что он оценил твою просьбу навести у тебя порядок.
– В конце концов, беспорядок имел больше отношения к Фрэнку, чем ко мне.
– Нет, не имел. К Компании – да. Но это не франк послал их в ту квартиру на Аддисон-стрит. И к тебе тоже не он их направил.
– Конечно.
– Ты, конечно, можешь и не верить.
– Я испытываю чувство облегчения.
– Фрэнк говорит, он должен тебе кое-что.
– Он ничего мне не должен!
– Он говорит, что должен тебе. И хочет заплатить прямо сейчас. Этот твой приятель, боксер, Росс?
Какое, черт возьми, Нитти имел отношение к Барни?
– А что с ним?
– Он сидит на игле.
– О чем это ты говоришь?
– Он покупает морфий у перекупщиков.
– Что?
– В больнице ему должны были колоть морфий, чтобы уменьшить боль, и он привык. Каждую неделю он тратит по семьдесят баксов на это, но со временем эта привычка будет обходиться ему дороже. Понял?
Я ничего не ответил. Я не мог вымолвить ни слова.
– Фрэнк просто подумал, что, может, ты захочешь знать, – сказал Кампанья.
И повесил трубку.
11
Восемнадцатого марта, в четверг, государственное Большое жюри в Нью-Йорке выдвинуло обвинения в адрес Нитти, Кампанья, Рикка и шести других руководителей Компании. В чикагские газеты новость попала только на следующее утро, однако я узнал все накануне.
Я спал в кабинете на диване под фотографиями Салли и другой актрисы из моего прошлого: теперь я привык ненадолго засыпать днем. К тому же я стал спать лучше. Сны о войне почти не волновали меня Я видел их все реже. Но мне не удавалось еще нормально спать всю ночь, поэтому раз или два в день я привык ненадолго засыпать.
И каждый раз меня будил телефон. Так случилось и сегодня. Я проковылял к телефону, неловко снял трубку, и оператор откуда-то издалека попросил Ната Геллера. Я, зевая, хриплым от сна голосом ответил: «У телефона», и тогда на другом конце провода заговорил другой человек – прокурор Соединенных Штатов Матиас Корреа, который возглавлял расследование по делу о Компании, взятках и жульничестве в Голливуде.
Он звонил из Нью-Йорка и рассказал мне об обвинениях, выдвинутых против Нитти и других. Корреа сказал:
– Мистер Геллер, я понимаю ваше нежелание выступать в суде. Но мы считаем, что ваши показания могут быть очень ценными. Вы же бывший полицейский офицер. Вы – солдат, имеющий награды, герой войны и один из нескольких «гражданских», которые часто встречались с Фрэнком Нитти.
– Решите точно – гражданский я или солдат?
– Думаю, вы меня поняли. У нас есть свидетельские показания Вилли Биоффа и Джорджа Брауна, а также несколько скомканные показания Ники Цирцеллы. Но и Биофф, и Браун лгали во время дачи свидетельских показаний на своих собственных судах. Так что достоверность их показаний под вопросом. А вы, с другой стороны, человек надежный, но незаинтересованный. Вы можете подкрепить их показания. Именно такой свидетель нам нужен.
– Я же все передал вашим эмиссарам.
– Я благодарен Элиоту Нессу и Биллу Друри за то, что они проторили мне путь. Но я посылаю вам вызов, мистер Геллер. Вы будете давать показания на этом суде. Я официально вызываю вас для дачи свидетельских показаний. А уж дадите вы ложные показания, или нет – решайте сами. Всего доброго.
Я позвонил Кампанья или, точнее, набрал номер, который он мне оставил, и передал, что хочу поговорить с Луи. Через час Литл Нью-Йорк перезвонил мне.
– Меня вызывают для дачи свидетельских показаний, – сообщил я.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал?
– Я просто хотел, чтобы Фрэнк знал.
– Хорошо, – сказал Кампанья и повесил трубку. Я вернулся к своей работе, касающейся дел о страховании, но через несколько минут Луи позвонил снова.
– Фрэнк хочет тебя видеть, – заявил он.
– Это не мудро. Я уверен, что ФБР глаз с него не сводит. И они получат новое доказательство того, что мы с ним как-то связаны. Это же будет на руку Корреа.
– Знаю. И я согласен с тобой. Но Фрэнк хочет тебя видеть.
– Луи, я не в настроении отправиться в вечное плавание.
– Тебе не уготованы ни река Чикаго, ни цементные ботинки. Он хочет встретиться с тобой сегодня вечером в своем доме.
– В своем доме?
Его голос слегка дрогнул.
– Это показатель доверия.
– О'кей, – сказал я.
– Не бери с собой оружия.
– Не отправь меня домой раненым.
Итак, около семи вечера я был у стоянки возле Деарборн-стейшн и сел в свой «обурн» тридцать второй модели. Только на прошлой неделе я забрал мою небольшую спортивную машину оттуда, куда отдавал ее на хранение, пока был за океаном, «обурн» стоял в гараже одного моего клиента в Эванстоне – в качестве платы за мое расследование по делу о разводе.
Я поднял верх автомобиля, потому что на земле все еще лежал снег. На ветровом стекле у меня была карточка "С", и старая колымага неплохо ехала, но я был не в настроении думать о приятной поездке. Дело в том, что я направлялся на встречу с Фрэнком Нитти, чтобы спокойно побеседовать с ним в его пригородном доме в Риверсайде. Повернув на юг на Мичиган-авеню, я проехал отель «Лексингтон», бывшую штаб-квартиру Капоне, и направился на запад по двадцать второй улице, переименованной в Сермак-Роуд Я миновал Чайнатаун и через некоторое время оказался в нескольких кварталах от того места, где был застрелен О'Хара; потом пересек южную оконечность моего старого района, Саут Лондейл, затем Цицеро; невдалеке от Спортивного парка переехал Беруин и оказался на Риверсайд-Драйв, ведущей к Риверсайду.
Я не хотел парковать свой «обурн» перед домом Нитти, поэтому оставил машину в небольшом сквере в двух кварталах от дома и пошел пешком. Был холодный, ясный вечер. Тихий и богатый квартал, большие газоны, огромные бунгало, дорожки для автомобилей, качели на лужайках, – все это было каким-то нереальным и напоминало улицу из фильмов Энди Харди. Все казалось на редкость благополучным и типично американским – как яблочный пирог. И порохом в воздухе не пахло.
Шелбурн-Роуд, 712. Довольно скромный дом из коричневого кирпича на углу, двухэтажный, отделанный резным белым деревом. На дорожке припаркован автомобиль «форд-седан» черного цвета. В окнах первого этажа кое-где горел свет. Перед домом был небольшой внутренний дворик. Где-то лаяла собака. Фрэнк Нитти жил здесь.
Из-за машин, припаркованных вдоль другой стороны улицы, дорога стала практически однорядной. Интересно, следили ли за мной из этих автомобилей. И кто? Телохранители? Или люди из ФБР?
Да, я нервничал. Это было гораздо хуже, чем встречаться с Нитти в номере отеля «Бисмарк». Его пригородный дом в Риверсайде? Нет, это тоже плохо.
Тем не менее, я прошел по дорожке, которая вилась по неровному газону, к белой двери, над которой горел свет. Я позвонил.
Дверь приоткрылась, и из-за нее выглянула смуглая привлекательная женщина.
А потом я увидел ее всю – она стояла в дверном проеме с улыбкой Моны Лизы на устах, одетая в простое голубое платье с золотой брошью. Высокая, необыкновенная женщина с холодными, темными, красивыми глазами, широким ртом, накрашенным темной помадой, римским носом и иронично приподнятыми бровями. Она была не такой привлекательной, как несколько лет назад; ей уже перевалило за сорок, и она не выглядела моложе, к тому же она всегда была несколько сурова. Но все же она была красивой женщиной.
– Вы – Тони Каваретта, – выпалил я.
– Теперь я – миссис Фрэнк Нитти, – сказала она своим прокуренным, гортанным голосом. – Входите, мистер Геллер.
Я вошел в дом, и миссис Фрэнк Нитти, бывшая Антуанетта Каваретта, бывшая секретарша бывшего живого человека Э. Дж. О'Хары, взяла у меня пальто.
– Я просто повешу его.
Так она и сделала, повесив пальто в шкаф, перед которым я как раз стоял; затем я направился вслед за ней, и, завернув за угол, мы вышли из вестибюля.
– Фрэнк только что отправился на прогулку, – сообщила она. – Посмотрю, может быть, я смогу догнать его.
И она отправилась назад, а я остался.
Слева от меня была дверь, прямо передо мной – лестница, справа – большая открытая гостиная, за которой виднелась столовая. Между комнатами, вероятно, была кухня. Мебель казалась новой и дорогой, дерево – темным и полированным. Все было зеленых и коричневых тонов. Мягкие диваны были обиты плюшем. Это была типично мужская, спокойная, со вкусом убранная комната. На полу посередине комнаты вытянулся мальчонка лет восьми-девяти и читал веселую книжку. Он взглянул на меня через очки в прозрачной оправе. Это был худощавый серьезный ребенок с темными волосами. Он был похож на Фрэнка Нитти.
– Привет, мистер, – сказал он мне. – Вы – Друг моего папы?
Я подошел ближе и сел на диван рядом с ним.
– Да, – ответил я. – Сколько тебе лет, сынок?
– Девять.
Он закрыл свою книгу комиксов, на которой было написано: «ПРЕСТУПЛЕНИЕ НЕ ПОМОГАЕТ». И сел по-турецки.
– Вы были на войне? – спросил он.
– Да, был. А как ты узнал?
Он показал на меня. Я не сразу понял, что он указывает на лацкан моего пиджака. Его бледно-голубые глаза были тревожными, выражение лица – серьезным.
– Я увидел ваш значок. У моего дяди тоже есть такой. Его называют «недобитой уткой».
– Правильно.
– Я хочу стать морским пехотинцем, когда вырасту. Или летчиком. У моего папы есть друг, который был морским пехотинцем.
– Верно. – Я кивнул в сторону его комиксов. – Ты любишь читать?
– Да, но больше я люблю кататься на коньках. Папа говорит, что скоро погода станет лучше и тогда я смогу достать свои коньки.
Пожимая плечами и улыбаясь, вернулась миссис Нитти.
– Извините. Я так и не смогла догнать его. Очевидно, он забыл, когда вы должны прийти. Он часто гуляет по вечерам, а на таком ветру я даже не знаю, где он и когда вернется.
Я встал и произнес:
– Ну, что ж, я могу... м-м-м... уйти и зайти в другой раз, когда вашему мужу будет удобно.
– Ерунда. Почему бы вам не зайти в его кабинет и не отдохнуть? Может, я приготовлю вам кофе, или вы выпьете вина?
– Нет, спасибо.
Я поднялся за ней по лестнице и вошел в небольшой скромный кабинет с темной мебелью, письменным столом, черным кожаным диваном и встроенным книжным шкафом.
Каваретта указала на диван и предложила:
– Почему бы вам не присесть? Когда Фрэнк вернется, я скажу ему, что вы здесь. Просто отдохните. Она пошла назад в гостиную, и я услышал:
– Поднимайся в свою комнату, Джозеф, и позанимайся перед сном.
Похоже, Тони Каваретта была такой же замечательной домохозяйкой, какой раньше была исполнительной секретаршей. И хорошей матерью тоже. Точнее, не матерью, а мачехой. Этот мальчик, единственный сын Нитти, единственный ребенок от его первой жены Анны, чей портрет стоял на его письменном столе в золоченой раме;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
В моем офисе все было приведено в порядок. Картотека собрана, ящики засунуты на свои места. Трупов на полу не было. Кровавых следов – тоже. Ошеломленный Лу Сапперстейн стоял, оглядываясь, посередине приемной.
– Что здесь произошло прошлой ночью? – спросил он. – Стекло разбито, все вещи как-то сдвинуты... пахнет дезинфекцией и чем-то еще... чем? Краской? Ты кого-то вызывал, чтобы тут прибрали?
– Это эльфы, – сказал я. – Маленькие сицилианские эльфы. Лу, я бы хотел, чтобы к концу дня ты собрал свои вещи. Я вернусь в свой кабинет. И я договорился в «Моррисоне» о комнате, до тех пор пока не найду себе квартиру. Так что можешь занять весь большой кабинет, пока мы не найдем кого-нибудь на место Фрэнки.
Похоже, Лу смутился, но сказал:
– Да, конечно. Ты – босс.
Я зашел в соседнюю комнату и сел за свой стол.
* * *
Я отлично выспался в «Моррисоне». Правда, я не отдохнул как следует, но сны об окопе больше меня не преследовали. И о выстрелах в моей конторе тоже.
Около полудня зазвонил телефон.
– Детективное агентство «А-один».
– Геллер?
– Луи?
– Кажется, все в порядке?
– Да. Спасибо за новое стекло.
– Добро пожаловать. Фрэнк просил сказать тебе, что он оценил твою просьбу навести у тебя порядок.
– В конце концов, беспорядок имел больше отношения к Фрэнку, чем ко мне.
– Нет, не имел. К Компании – да. Но это не франк послал их в ту квартиру на Аддисон-стрит. И к тебе тоже не он их направил.
– Конечно.
– Ты, конечно, можешь и не верить.
– Я испытываю чувство облегчения.
– Фрэнк говорит, он должен тебе кое-что.
– Он ничего мне не должен!
– Он говорит, что должен тебе. И хочет заплатить прямо сейчас. Этот твой приятель, боксер, Росс?
Какое, черт возьми, Нитти имел отношение к Барни?
– А что с ним?
– Он сидит на игле.
– О чем это ты говоришь?
– Он покупает морфий у перекупщиков.
– Что?
– В больнице ему должны были колоть морфий, чтобы уменьшить боль, и он привык. Каждую неделю он тратит по семьдесят баксов на это, но со временем эта привычка будет обходиться ему дороже. Понял?
Я ничего не ответил. Я не мог вымолвить ни слова.
– Фрэнк просто подумал, что, может, ты захочешь знать, – сказал Кампанья.
И повесил трубку.
11
Восемнадцатого марта, в четверг, государственное Большое жюри в Нью-Йорке выдвинуло обвинения в адрес Нитти, Кампанья, Рикка и шести других руководителей Компании. В чикагские газеты новость попала только на следующее утро, однако я узнал все накануне.
Я спал в кабинете на диване под фотографиями Салли и другой актрисы из моего прошлого: теперь я привык ненадолго засыпать днем. К тому же я стал спать лучше. Сны о войне почти не волновали меня Я видел их все реже. Но мне не удавалось еще нормально спать всю ночь, поэтому раз или два в день я привык ненадолго засыпать.
И каждый раз меня будил телефон. Так случилось и сегодня. Я проковылял к телефону, неловко снял трубку, и оператор откуда-то издалека попросил Ната Геллера. Я, зевая, хриплым от сна голосом ответил: «У телефона», и тогда на другом конце провода заговорил другой человек – прокурор Соединенных Штатов Матиас Корреа, который возглавлял расследование по делу о Компании, взятках и жульничестве в Голливуде.
Он звонил из Нью-Йорка и рассказал мне об обвинениях, выдвинутых против Нитти и других. Корреа сказал:
– Мистер Геллер, я понимаю ваше нежелание выступать в суде. Но мы считаем, что ваши показания могут быть очень ценными. Вы же бывший полицейский офицер. Вы – солдат, имеющий награды, герой войны и один из нескольких «гражданских», которые часто встречались с Фрэнком Нитти.
– Решите точно – гражданский я или солдат?
– Думаю, вы меня поняли. У нас есть свидетельские показания Вилли Биоффа и Джорджа Брауна, а также несколько скомканные показания Ники Цирцеллы. Но и Биофф, и Браун лгали во время дачи свидетельских показаний на своих собственных судах. Так что достоверность их показаний под вопросом. А вы, с другой стороны, человек надежный, но незаинтересованный. Вы можете подкрепить их показания. Именно такой свидетель нам нужен.
– Я же все передал вашим эмиссарам.
– Я благодарен Элиоту Нессу и Биллу Друри за то, что они проторили мне путь. Но я посылаю вам вызов, мистер Геллер. Вы будете давать показания на этом суде. Я официально вызываю вас для дачи свидетельских показаний. А уж дадите вы ложные показания, или нет – решайте сами. Всего доброго.
Я позвонил Кампанья или, точнее, набрал номер, который он мне оставил, и передал, что хочу поговорить с Луи. Через час Литл Нью-Йорк перезвонил мне.
– Меня вызывают для дачи свидетельских показаний, – сообщил я.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал?
– Я просто хотел, чтобы Фрэнк знал.
– Хорошо, – сказал Кампанья и повесил трубку. Я вернулся к своей работе, касающейся дел о страховании, но через несколько минут Луи позвонил снова.
– Фрэнк хочет тебя видеть, – заявил он.
– Это не мудро. Я уверен, что ФБР глаз с него не сводит. И они получат новое доказательство того, что мы с ним как-то связаны. Это же будет на руку Корреа.
– Знаю. И я согласен с тобой. Но Фрэнк хочет тебя видеть.
– Луи, я не в настроении отправиться в вечное плавание.
– Тебе не уготованы ни река Чикаго, ни цементные ботинки. Он хочет встретиться с тобой сегодня вечером в своем доме.
– В своем доме?
Его голос слегка дрогнул.
– Это показатель доверия.
– О'кей, – сказал я.
– Не бери с собой оружия.
– Не отправь меня домой раненым.
Итак, около семи вечера я был у стоянки возле Деарборн-стейшн и сел в свой «обурн» тридцать второй модели. Только на прошлой неделе я забрал мою небольшую спортивную машину оттуда, куда отдавал ее на хранение, пока был за океаном, «обурн» стоял в гараже одного моего клиента в Эванстоне – в качестве платы за мое расследование по делу о разводе.
Я поднял верх автомобиля, потому что на земле все еще лежал снег. На ветровом стекле у меня была карточка "С", и старая колымага неплохо ехала, но я был не в настроении думать о приятной поездке. Дело в том, что я направлялся на встречу с Фрэнком Нитти, чтобы спокойно побеседовать с ним в его пригородном доме в Риверсайде. Повернув на юг на Мичиган-авеню, я проехал отель «Лексингтон», бывшую штаб-квартиру Капоне, и направился на запад по двадцать второй улице, переименованной в Сермак-Роуд Я миновал Чайнатаун и через некоторое время оказался в нескольких кварталах от того места, где был застрелен О'Хара; потом пересек южную оконечность моего старого района, Саут Лондейл, затем Цицеро; невдалеке от Спортивного парка переехал Беруин и оказался на Риверсайд-Драйв, ведущей к Риверсайду.
Я не хотел парковать свой «обурн» перед домом Нитти, поэтому оставил машину в небольшом сквере в двух кварталах от дома и пошел пешком. Был холодный, ясный вечер. Тихий и богатый квартал, большие газоны, огромные бунгало, дорожки для автомобилей, качели на лужайках, – все это было каким-то нереальным и напоминало улицу из фильмов Энди Харди. Все казалось на редкость благополучным и типично американским – как яблочный пирог. И порохом в воздухе не пахло.
Шелбурн-Роуд, 712. Довольно скромный дом из коричневого кирпича на углу, двухэтажный, отделанный резным белым деревом. На дорожке припаркован автомобиль «форд-седан» черного цвета. В окнах первого этажа кое-где горел свет. Перед домом был небольшой внутренний дворик. Где-то лаяла собака. Фрэнк Нитти жил здесь.
Из-за машин, припаркованных вдоль другой стороны улицы, дорога стала практически однорядной. Интересно, следили ли за мной из этих автомобилей. И кто? Телохранители? Или люди из ФБР?
Да, я нервничал. Это было гораздо хуже, чем встречаться с Нитти в номере отеля «Бисмарк». Его пригородный дом в Риверсайде? Нет, это тоже плохо.
Тем не менее, я прошел по дорожке, которая вилась по неровному газону, к белой двери, над которой горел свет. Я позвонил.
Дверь приоткрылась, и из-за нее выглянула смуглая привлекательная женщина.
А потом я увидел ее всю – она стояла в дверном проеме с улыбкой Моны Лизы на устах, одетая в простое голубое платье с золотой брошью. Высокая, необыкновенная женщина с холодными, темными, красивыми глазами, широким ртом, накрашенным темной помадой, римским носом и иронично приподнятыми бровями. Она была не такой привлекательной, как несколько лет назад; ей уже перевалило за сорок, и она не выглядела моложе, к тому же она всегда была несколько сурова. Но все же она была красивой женщиной.
– Вы – Тони Каваретта, – выпалил я.
– Теперь я – миссис Фрэнк Нитти, – сказала она своим прокуренным, гортанным голосом. – Входите, мистер Геллер.
Я вошел в дом, и миссис Фрэнк Нитти, бывшая Антуанетта Каваретта, бывшая секретарша бывшего живого человека Э. Дж. О'Хары, взяла у меня пальто.
– Я просто повешу его.
Так она и сделала, повесив пальто в шкаф, перед которым я как раз стоял; затем я направился вслед за ней, и, завернув за угол, мы вышли из вестибюля.
– Фрэнк только что отправился на прогулку, – сообщила она. – Посмотрю, может быть, я смогу догнать его.
И она отправилась назад, а я остался.
Слева от меня была дверь, прямо передо мной – лестница, справа – большая открытая гостиная, за которой виднелась столовая. Между комнатами, вероятно, была кухня. Мебель казалась новой и дорогой, дерево – темным и полированным. Все было зеленых и коричневых тонов. Мягкие диваны были обиты плюшем. Это была типично мужская, спокойная, со вкусом убранная комната. На полу посередине комнаты вытянулся мальчонка лет восьми-девяти и читал веселую книжку. Он взглянул на меня через очки в прозрачной оправе. Это был худощавый серьезный ребенок с темными волосами. Он был похож на Фрэнка Нитти.
– Привет, мистер, – сказал он мне. – Вы – Друг моего папы?
Я подошел ближе и сел на диван рядом с ним.
– Да, – ответил я. – Сколько тебе лет, сынок?
– Девять.
Он закрыл свою книгу комиксов, на которой было написано: «ПРЕСТУПЛЕНИЕ НЕ ПОМОГАЕТ». И сел по-турецки.
– Вы были на войне? – спросил он.
– Да, был. А как ты узнал?
Он показал на меня. Я не сразу понял, что он указывает на лацкан моего пиджака. Его бледно-голубые глаза были тревожными, выражение лица – серьезным.
– Я увидел ваш значок. У моего дяди тоже есть такой. Его называют «недобитой уткой».
– Правильно.
– Я хочу стать морским пехотинцем, когда вырасту. Или летчиком. У моего папы есть друг, который был морским пехотинцем.
– Верно. – Я кивнул в сторону его комиксов. – Ты любишь читать?
– Да, но больше я люблю кататься на коньках. Папа говорит, что скоро погода станет лучше и тогда я смогу достать свои коньки.
Пожимая плечами и улыбаясь, вернулась миссис Нитти.
– Извините. Я так и не смогла догнать его. Очевидно, он забыл, когда вы должны прийти. Он часто гуляет по вечерам, а на таком ветру я даже не знаю, где он и когда вернется.
Я встал и произнес:
– Ну, что ж, я могу... м-м-м... уйти и зайти в другой раз, когда вашему мужу будет удобно.
– Ерунда. Почему бы вам не зайти в его кабинет и не отдохнуть? Может, я приготовлю вам кофе, или вы выпьете вина?
– Нет, спасибо.
Я поднялся за ней по лестнице и вошел в небольшой скромный кабинет с темной мебелью, письменным столом, черным кожаным диваном и встроенным книжным шкафом.
Каваретта указала на диван и предложила:
– Почему бы вам не присесть? Когда Фрэнк вернется, я скажу ему, что вы здесь. Просто отдохните. Она пошла назад в гостиную, и я услышал:
– Поднимайся в свою комнату, Джозеф, и позанимайся перед сном.
Похоже, Тони Каваретта была такой же замечательной домохозяйкой, какой раньше была исполнительной секретаршей. И хорошей матерью тоже. Точнее, не матерью, а мачехой. Этот мальчик, единственный сын Нитти, единственный ребенок от его первой жены Анны, чей портрет стоял на его письменном столе в золоченой раме;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52