А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


– Храните ее.
– Спасибо, – ответил он. – Вы что, знаете Роберта Монтгомери?
– Нас с ним водой не разольешь.
– Я тоже актер, – серьезно произнес водитель.
– Как и все мы, – ответил я ему и, повернувшись, пошел по тропинке.
Я постучал в блестящую белую дверь. Вскоре она распахнулась, и передо мной предстала маленькая, привлекательная женщина лет тридцати. У нее были светло-каштановые, волосы и приятная улыбка. Говоря со мной, она расправила свое бело-голубое ситцевое платье.
– Вы, очевидно, мистер Геллер, – заявила она. Я держал свою шляпу в руках. Единственное, о чем я мог думать, – так это о том, что я не почистил зубы после чертового шестнадцатичасового перелета.
– Да, это я, – проговорил я, дивясь своей сообразительности.
– А я – миссис Монтгомери, – сообщила женщина.
Да я и не думал, что передо мной – служанка.
– Рад видеть вас, мэм, – вымолвил я. Она протянула мне руку, и я пожал ее. Ее кожа была нежной и прохладной, и я скорее не пожал, а просто подержал ее руку.
– Проходите, пожалуйста, – пригласила она меня, взяв мою сумку. Хозяйка грациозно отступила в сторону, и я прошел в дом.
Стены в холле были обшиты сосной и везде чувствовался запах хвои. Это напоминало мне запах лосьона Пеглера, который мне нравился до того, как я встретил Пеглера. Миссис Монтгомери остановилась перед изысканной картиной в раме, которая была здесь совершенно не к месту. На картине была изображена группа болванов явно королевского вида, сидевших в карете.
– Эта картина – специальный приз, – объяснила хозяйка. – Мы были в Англии во время Серебряного юбилея и это копия юбилейного портрета с автографами. Картина была написана Маннингсом.
– Маннингс. Ну да.
– Да. Это королева Мария и король Георг V по пути в Эскот. Еще в карете сидят принц Уэльский и его брат, которые, разумеется, впоследствии стали королем Эдуардом VII и королем Георгом VI.
– Да, конечно.
Лестница плавно поворачивала налево. С левой стороны была светлая столовая, в которой стояла темная мебель из красного дерева американского производства. Стены были оклеены обоями, на которых были изображены сцены Американской революции: голубые жилеты весело сражаются с белыми жилетами. Мне кажется, я знаю, чьими пращурами стали королева Мария и король Георг V. За окном, расположенным в нише, рядом с прозрачными занавесками из желтой ткани, стоял маленький овальный столик. А за маленьким овальным столиком сидел Роберт Монтгомери. Он читал «Дейли вэрайети». Перед ним стояла чашка кофе.
– Мистер Геллер уже здесь, Боб, – сказала миссис Монтгомери. Монтгомери поднялся и улыбнулся мне. Это была та самая изысканная улыбка, которую я видел во множестве легких комедий. Но это была и изысканная улыбка убийцы из фильма «Ночь Должна прийти».
Он был сложен примерно как я, около шести футов роста, весил около ста семидесяти фунтов. На нем был наряд, состоявший из белой рубашки и просторных коричневых брюк. Как и мне, ему было тридцать с небольшим. У него были голубые глаза и каштановые волосы. Нельзя сказать, чтобы он был ошеломляюще красив, точнее, у него было одно из тех лиц, которые кажутся одновременно и мягкими, и сильными. Но вы сразу ощущали, что находитесь в обществе человека необыкновенного.
Мы пожали друг другу руки. Его рукопожатие было сильным и уверенным. Против ожидания, его ладони не были изнеженными, как у всех кинозвезд. Я понял, что этот человек еще в недавнем прошлом занимался физическом трудом.
– Пожалуйста, присоединяйтесь ко мне, – пригласил он меня, указывая рукой на стул, стоящий возле столика.
Он сел, и я сел.
– Мы ждали вас к завтраку. Французские тосты вас устроят? Апельсиновый сок и кофе?
– Конечно. Очень любезно с вашей стороны. Боб сложил газету и положил ее сбоку от себя. Теперь перед ним осталась лишь чашка кофе – он в самом деле не завтракал, ожидал меня.
– Я знал, когда вы приедете, – сказал он, пожимая плечами и слегка улыбаясь. – И я знаю, каково это – летать на самолете. Вы кое-как перекусили в кафетерии и все. И вместо того чтобы поспать в дороге, вы страшно измучились, не так ли?
Так и было. Я этого даже не заметил, но я чертовски устал.
– Думаю, я и вправду устал, – проговорил я.
– Вы можете немного отдохнуть, пока вы здесь. Оставайтесь у нас хотя бы на вечер. Я заказал вам номер в отеле «Рузвельт».
– Да, я так и понял. Спасибо.
– Спасибо вам за то, что вы приехали по такой просьбе.
Его жена принесла еду и поставила ее на стол. Никаких слуг; во всяком случае, видно их не было.
– Выглядит аппетитно, – сказал я ей, и это было правдой.
– В нашем доме всегда завтракают в одиночестве, – сообщила мне она. – Думаю, Боб будет рад вашей компании.
Они улыбнулись друг другу – довольно тепло, – перед тем как она ушла. Это был цивилизованный дом – в этом сомневаться не приходилось. Конечно, имея такие деньги, как у них, можно позволить себе быть цивилизованными.
На вкус завтрак был такой же замечательный, как и на вид. Сок с мякотью из калифорнийских апельсинов был свежевыжатым. О деле мы не разговаривали, а лишь обсуждали мой полет и обменивались ничего не значащими фразами. Лишь однажды он спросил меня, что я думаю о переизбрании Франклина Рузвельта на третий срок. Я сказал, что толком не знаю говорили ли об этом официально. Монтгомери ответил, что не говорили, но что в ближайшее время такое заявление будет сделано. И я сказал, что, вероятно опять буду за него голосовать.
– Я работал на него в тридцать третьем и тридцать седьмом, – промолвил Боб задумчиво и серьезно, – но это противоречит моей натуре – голосовать за любого президента в третий раз. Слава Богу, у нас не королевская власть.
Был здесь юбилейный портрет или не было?
– Вы понравились мне в том фильме, где вы играли убийцу, – сказал я.
Боб улыбнулся, но это была не улыбка киллера.
– Мне эта роль понравилась больше всего, – признался Роберт.
– Вам, кажется, вручили за ее исполнение награду Академии киноискусств?
– Да, – он засмеялся. – А вы знаете, что Академия киноискусств и наук действительно существует?
– О, не совсем, не знаю.
– Это профсоюз компании. – Вот теперь он улыбнулся улыбкой киллера. – Профсоюз провалившейся компании. Дело в том, что Лу Б. Майер хотел бороться с любым узаконенным союзом актеров и директоров. Предполагалось, что Академия станет арбитром в делах между студией и гильдиями. Вы можете себе представить, насколько эта организация была беспристрастной. Ну так вот, мы положили этому конец.
– Это здорово.
После завтрака Боб повел меня в соседний «кабинет», который был больше, чем любой номер в отеле «Моррисон»: камин, встроенные шкафы с книгами в кожаных переплетах, фотографии со сценами охоты, развесистые рога на сосновых стенах, обтянутая коричневой кожей мебель (без единого шва). Он уселся на одном конце длинного дивана и разложил на маленьком круглом столе перед собой трубки и табак. Роберт кивнул на стул с пухлым кожаным сиденьем, который стоял напротив него. Я сел на стул и утонул в нем.
– Курите, если хотите, – сказал он, прикуривая трубку.
– Я не курю.
– А я-то думал, все частные детективы курят.
– Нет. И моя секретарша не моя любовница. Он был удивлен.
– Значит, голливудские понятия далеки от реальной жизни? Но кое в чем я, наверное, прав.
– Как так?
– Давайте посмотрим: Джимми Каньи, Эдди Робинсон и Джон Рафт – эти персонажи списаны с живых людей.
Ну хорошо, Рафт...
– То есть вы хотите сказать, – заговорил я, – что в этом старом, жестоком мире живут одни гангстеры?
– Совершенно верно. И в этом старом, жестоком Голливуде тоже.
– Пеглер рассказал мне, что Вилли Биофф именно отсюда вторгся в профсоюзы. И что именно об этом вы хотите со мной поговорить.
Боб кивнул и отложил трубку, не потушив ее.
– Я один из тех людей, которые помогли подняться ГКА.
– ГКА?
– Гильдия киноактеров. Мы не находимся под каблуком Биоффа – нет. Он делал несколько движений в этом направлении. Да и сейчас: я говорю о Биоффе, но фактически президентом ИАТСЕ – Международного союза – является Браун.
– Но Браун – личность номинальная.
– Правильно. Вы знаете человека по имени Цирцелла?
– А это не настоящая фамилия Ники Дина?
– Верно. Он, Биофф и Браун неразлучны здесь.
– Это плохо, мистер Монтгомери.
– Боб, – поправил он меня.
– Боб. И если бы вы стали называть меня Натом, это было бы замечательно, но я не уверен, что возьмусь за это дело. Мне ненавистна мысль о том-что я взял ваши деньги, летел за ваш счет на самолете, ел ваш завтрак и все такое только для того, чтобы отказать вам, но...
– Но что, Нат?
– Ники Дин – человек Компании. – Вы хотите сказать, синдиката. Преступного синдиката.
– Да. Он – один из людей Фрэнка Нитти. А я из Чикаго. Я живу в Чикаго. Я работаю в Чикаго. И я не смогу делать ничего из этих вещей, особенно первую вещь, если я как-то задену Фрэнка Нитти.
Это его город.
– Так все и будет, если ничего не предпринять. Я привстал.
– Для меня это была большая честь, и я надеюсь, вы сможете сделать что-то. Но я не хочу принимать в этом участия.
Боб терпеливо предложил мне снова сесть.
– Выслушайте меня.
– Мистер Монтгомери...
– Боб. Выслушайте меня. Вы все-таки приехали издалека.
– Ну да. Я проехал некоторое расстояние. Хорошо. Я выслушаю вас. Но я боюсь, что вы даром потратите время и деньги.
Он наклонился вперед и побарабанил пальцем по папке, лежащей на столике, разделявшем нас.
– Биофф одной ногой стоит в могиле. Свидетельства, собранные сыщиком, бывшим сотрудником ФБР, которого я нанял с согласия ГКА, уже направлены в налоговое управление.
Боб подтолкнул мне папку.
– Вот копия для вас.
Я взял папку и заглянул внутрь. Копии писем Брауна и Биоффа, заявления от недовольных членов профсоюза, и ничего больше. Кроме одной вещи: фотокопия чека, выписанного на имя Биоффа. Чека на сто тысяч долларов и подписанного Джоном Шенком.
– А Шенк?..
– Вице-президент студии «XX век Фоке», – произнес Монтгомери, опять улыбаясь, как убийца.
– Как ваш сыщик добыл это? Он пожал плечами.
– Ходят слухи, что информация просачивается из официальных источников ИАТСЕ.
– Но это же незаконно.
– Так же, как и вымогательство.
Я отбросил ему папку.
– Так вы думаете, Биофф этим занимается? Вымогательством денег у кинодельцов? Продавая им страховки, предотвращающие забастовки?
Боб снова пожал плечами, попыхивая трубкой.
– Но для студий это дешевле.
– Ну, да, – ответил я, оглядываясь. – Это – денежная жизнь.
Он выпрямился, рассвирепев.
– Не судите Голливуд по этим меркам. Я очень и очень счастливый человек. Рядовые члены профсоюзов в этом городе – от имени которых якобы Биофф и Браун выступают – простые рабочие люди. Они заслуживают лучшей участи, чем быть проданными.
– Но неужели этот маленький сводник настолько могуществен, чтобы шантажировать такого человека, как Шенк?
Уверенно кивнув, Боб заявил:
– Или Тальберга, или Маейра, или Джека Уорнера... Кого угодно. Не забывайте, что Биофф прибрал к рукам всех кинодеятелей. Он один может закрыть любой театр в любом крупном городе страны. А несколько дней подобной деятельности могут привести к такому взрыву, от которого студиям не оправиться.
– Но если у налогового управления есть доказательства, то они могут привлечь Биоффа.
– Возможно. К примеру за неуплату налогов, но мне необходимо поставить Биоффа на место. Его закадычный приятель Браун всегда очень убедительно говорит, а условия для рабочих в профсоюзах такие унизительные, что Биофф или Браун могут продать человека, а он даже не будет знать об этом.
– Так вам бы хотелось опорочить Биоффа, добиться, чтобы он и Браун не смогли примкнуть со своим профсоюзом ни к какой другой партии. В особенности для того, чтобы актеры больше не попадали в их грязные руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52