Чессер поднялся по лестнице, ожидая увидеть в демонстрационной Мичема, но комната была пуста. Он сел за покрытый велюром стол. Каждую минуту мог войти Мичем, и Чессер выбрал место спиной к двери, готовясь произвести на него впечатление человека, равнодушного к деньгам. Он услышал, как отворилась и закрылась дверь, услышал звук приближающихся шагов. Человек остановился у стола. Чессер поднял глаза. Перед ним стоял Уотс.
– Добрый день, сэр, – приветствовал его Уотс. В руке у него был футляр, по форме напоминавший коробку для обуви, только раза в два поменьше.
– Здравствуйте, Уотс.
Уотс встал напротив Чессера и положил футляр на стол.
– Я принес вам камни для просмотра, сэр.
– Разве мистер Мичем не придет?
– Нет, сэр.
Чессер почувствовал себя обманутым: другого случая сквитаться с Мичемом ему не представится. По крайней мере, такого. Ему захотелось уйти, он был очень зол, но сознавал, что уход будет стоить ему работы. Он раздумывал, не потребовать ли присутствия Мичема на просмотре, – но здесь был Уотс, а он наверняка воспримет это как оскорбление.
«Проклятье», – подумал Чессер и улыбнулся Уотсу.
– Ну, что вы для меня приготовили?
– Целых три камня, сэр, – с гордостью сообщил Уотс. Он снял с футляра крышку и положил на черный велюр перед Чессером три крупных необработанных алмаза.
Тот поднес к глазу лупу и взял первый камень.
– В этом триста семьдесят шесть карат, сэр, – сказал Уотс.
Чессер заглянул вглубь кристалла. Он знал, что искать, но тут даже растерялся. Беда в том, что ему не приходилось иметь дело с такими крупными камнями. Выглядели они совершенно иначе. Чессер не мог определить, хорошего качества алмаз или плохого. Ему почудилось, что в первом слишком много «перьев» и углеродных включений. Он смотрел под одним углом – все дефекты, казалось, лежали близко к поверхности и не влияли на качество будущего бриллианта. Он поворачивал камень – и дефекты перемещались в самую глубь. Чессер не знал, как быть.
Он не мог позволить себе ошибиться. Только не сейчас. Его прошиб пот. Теперь он радовался, что Мичем не пришел.
Пока Чессер осматривал камни, Уотс не проронил ни слова. Он почувствовал затруднение Чессера.
– Вот этот, в серединке, сэр, – сказал он.
– Что?
– Отличный цвет.
Уотс старался помочь. Он разбирался в алмазах лучше, чем кто-либо другой в Системе, – по крайней мере, так говорили Чессеру. Но Чессер не знал, можно ли ему доверять. Что если Мичем хочет сплавить ему именно этот алмаз? С помощью Уотса. Чессер решил, что это маловероятно. Он взял предложенный ему камень и обследовал его еще раз. Из трех камней этот был самый маленький, с более выраженными гранями, дюйма полтора в длину, чуть меньше дюйма в ширину и три четверти дюйма в глубину.
– Двести пять целых шесть десятых карата, – сказал Уотс. – Я сделал на нем окошко.
Чессер нашел на одной грани небольшой отполированный участок и заглянул в камень. Алмаз был совсем бесцветен, без желтого надцвета и явных дефектов.
– А какую огранку вы бы для него предложили? – спросил Чессер.
– Прекрасно получится овал. Если не возражаете, сэр.
– Ничуть.
– После огранки у вас будет безупречный бриллиант весом примерно в половину этого. Может, чуточку больше. Но очень хороший.
Чессер не мог не спросить:
– Раз камень само совершенство, почему он все еще у вас?
– Мы его только что получили с грузом из Ботсваны. Даже мистер Мичем еще не видел.
Чессер ему поверил.
– Мистер Мичем велел мне подобрать несколько камней примерно такой величины. И я подумал, что вам непременно понравится этот. Конечно, вам виднее.
– Сколько он стоит?
– Семьсот тысяч.
Чессер прислушался ко внутреннему голосу.
– Беру его, – сказал он быстро.
По улыбке Уотса он понял, что не ошибся. Чессер был ему благодарен.
– Когда оформим сделку, сэр?
– Завтра. Я принесу заверенный чек.
– Если хотите, мы доставим камень вам в отель. Я сам его принесу.
Чессер был рад возможности избежать повторного визита на улицу Хэрроухауз. Он охотно согласился.
– Чек будет готов.
– Во сколько мне прийти?
– Вы сможете днем, скажем, около двух?
– Очень хорошо, сэр.
Чессер чувствовал себя обязанным Уотсу. Ему хотелось как-нибудь выразить свою благодарность. Единственное, что он мог сейчас сделать – это подать ему руку. Уотс даже растерялся. Он помедлил и с опаской оглянулся на дверь. Потом пожал протянутую руку.
Из всех сотрудников Системы, с которыми сталкивался Чессер, Уотс был самой мелкой фигурой. Но Чессеру он нравился больше других.
В это же время двумя этажами выше Мичем проводил секретное совещание с Эдвардом Коглином.
Коглин был начальником Службы Безопасности Системы, собственной полиции, призванной охранять дом номер одиннадцать. Служба действовала столь успешно, что за последние двадцать лет случилось лишь одно, и то незначительное, происшествие. А с тех пор как начальником стал Коглин, и вовсе ни одного. Это достижение позволило Системе вести дела в доме номер одиннадцать с большой уверенностью в своих силах, и более того, пожалуй, Система стала страдать уже от излишней самоуверенности, даже самодовольства.
Помимо обычных охранных функций, Служба Безопасности выполняла еще одну, более обширную и сложную работу, сведениями о которой располагали только члены совета директоров. Работу слаженной разведывательной сети, оснащенной – в международном масштабе – всеми средствами современного шпионажа. Служба собирала и закладывала в компьютеризованные банки данных информацию о каждом, кто когда-либо имел дело с алмазами.
Особенно внимательно – постоянно или периодически – следят за теми, кого регулярно приглашают на просмотры.
За такими, как Чессер, хотя Чессер стоял очень далеко от начала списка.
Системе было чрезвычайно важно знать как можно больше об этих людях, об их профессиональных делах и финансовом положении, так же как об их передвижениях, привычках и слабостях. Система использовала эту информацию, чтобы точно определить количество и качество алмазов, предназначенных каждому из приглашенных.
Собрав вместе и обработав все добытые Службой Безопасности сведения, Система получила невероятно детальное описание мирового рынка алмазов, которое позволило ей по собственному усмотрению снижать или увеличивать предложение.
Служба Безопасности вместе с громоздким электронным оборудованием и компьютерами располагалась не в доме одиннадцать, а через дорогу, в здании напротив.
Таким образом, Коглин перешел улицу Хэрроухауз и поднялся на секретное совещание к Мичему. Им редко доводилось встречаться друг с другом.
– Мы за ним не следили, – сказал Коглин.
– Неудивительно, – отрезал Мичем.
– Черт! В этом не было нужды. Он мелкая сошка. И всегда таким был.
– Ну, теперь ему подвернулось дело покрупнее. Пока мы глазами хлопали, – Мичем делал выговор, не теряя самообладания.
Коглин возмущенно оправдывался. Хотя не считал себя виноватым.
До того как прийти в Систему, он был следователем в Скотланд-Ярде – и хорошим следователем. Потом Системе удалось его сманить, потому что он сразу оценил перспективы. Теперь, после пятнадцати лет работы, Коглин превратился в ходячую энциклопедию человеческих деяний, особенно преступных. Его положение поддерживали подобранный им самим штат сотрудников и международная цепочка агентов. В Системе находились такие, кто глядел на Коглина свысока. Его не любили за неясное происхождение и отсутствие лоска, однако боялись того, что он знает или может узнать. Он был, так сказать, Эдгаром Гувером в области алмазов.
Коглин, крепкий коротышка лет сорока пяти, ирландец по матери. По отцу он, возможно, тоже был ирландцем, но этого даже его матушка толком не знала. У него были небольшие, близко посаженные глаза, плоское лицо и не однажды сломанный нос. Но, к счастью для Коглина, голова у него работала куда лучше, чем казалось на первый взгляд.
Он говорил Мичему:
– Нас никогда не просили следить за ним постоянно. Мичем кивнул в знак согласия. Он просматривал досье.
– Есть тут что-нибудь? – спросил он.
– Одно темное дельце, но давнее, шестьдесят шестого года.
– И что?
– Деньги все еще лежат в швейцарском банке. Он к ним не притронулся.
– Каково ваше мнение? – Мичем закрыл папку.
– Возможно, его девица. У нее хватит средств на такие игрушки. Не исключено, что никакой другой подоплеки тут нет.
– Сомневаюсь. Кстати, как она выглядит?
– Здесь есть ее снимок, – сказал Коглин, Перегнувшись через стол, он открыл досье, нашел фотографию и показал Мичему. Тот с минуту разглядывал ее, но ничего не сказал.
– Итак, – заключил Мичем, – чего не знаем, то можем узнать, не так ли?
– Хотите, чтобы его взяли под особый контроль?
– Удовлетворите мое любопытство.
– Не забудьте, на следующем заседании совета будут обсуждать бюджет, – бросил Коглин и поднялся. Уже у дверей он вспомнил о Барри Уайтмене и упомянул его.
– Что с ним?
– Мы считали, что он еще вчера вернулся в Нью-Йорк, а он взял и передумал.
– Он все еще в Лондоне?
– Нет, уже в Париже.
– Что он там делает?
– Да уж не по музеям ходит. Повез туда свою птичку, такую высоченную стерву.
Мичем, притворясь безразличным, углубился в текущий отчет о поставках из Намакваленда, а Коглин, сдерживая улыбку, повернулся и пошел прочь.
– Извините, Антверпен не соединяет.
– Попытайтесь еще раз, через полчаса.
Чессер снова был в номере «Коннахта». Он не жалел о покупке алмаза. Теперь его заботила огранка. В Антверпене работало больше пятнадцати тысяч мастеров, но Чессеру нужен был лучший. Вильденштейн. Это имя означало стопроцентную гарантию качества, но Чессер сомневался, удастся ли к нему попасть. Вторым кандидатом был Корнфельд, но Чессер решил не обращаться к нему, пока не потерпит неудачу у Вильденштейна.
Он старался не думать о том, что будет, если оба знаменитых мастера откажутся выполнить его заказ. Слава Богу, не приходится заниматься этим каждый день. Едва ли у него хватит духа на такую работу, хотя люди вроде Уайтмена, кажется, вполне преуспевают. Может, вырабатывается привычка? Много выигрываешь, много теряешь.
Чессер заказал по телефону виски. Потом позвонил в парикмахерскую. Ему сказали, что Марен там нет и не было, хотя она записывалась на сегодня. Чессер встревожился, потому что не в ее обычаях было отказываться от своих планов.
Ему оставалось только сидеть и ждать. Вскоре принесли виски, но толку от него было мало. Чессер попытался читать вчерашнюю газету.
В пять часов телефон зазвонил. Наконец соединили с Антверпеном. На проводе был Вильденштейн.
Чессер представился в подобающих выражениях и уже собирался перейти к сути дела, но тут появилась Марен. Не считаясь с тем, что Чессер говорит по телефону, она подошла к нему и поцеловала в губы долгим поцелуем. Вильденштейн решил, что их разъединили, и кричал «алло» с растущим раздражением.
В конце концов Чессеру удалось освободиться.
Вильденштейн спросил, что ему нужно.
– У меня есть алмаз, который я хотел бы огранить у вас.
– Одну минуту. Я посмотрю.
Чессер услышал, как Вильденштейн положил трубку на стол. Он представил себе известного гранильщика. Однажды в Антверпене Чессеру его показали. Чернобородый, ученого вида человек. Хасидский еврей в длинном черном сюртуке и черной шляпе.
Вильденштейн снова взял трубку.
– Не раньше августа, – сказал он.
– Мне нужно сейчас.
– Не смогу.
– Я обещал бриллиант через месяц.
– Приходите в августе.
– Камень в двести карат. Первоклассный. Вильденштейн колебался, и Чессер немного ободрился.
– Приносите его, я приму заказ на август, – сказал Вильденштейн.
Чессер решился. Рискнул обидеть Вильденштейна предложением перекупить его.
– Я заплачу вам сто тысяч за работу, – произнес Чессер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50