Ну и я сразу же решил поехать. Хотел дождаться ее и поговорить наедине. Взял такси и отправился туда.
Тут феноменальная память его подводит. Он не помнит ни фирму, владеющую такси, ни цвет машины, у него даже выскочило из головы, не был ли водитель чернокожим. Скажу вам, что процентов восемьдесят ричмондских таксистов — афроамериканцы. Шандонне утверждает, что, пока его везли на место преступления — адрес он узнал из «Новостей», — передали очередной экстренный выпуск. Граждан попросили проявлять бдительность: убийца, вполне возможно, страдает редким заболеванием, с которым связана его очень необычная внешность. И дали описание гипертрихоза точь-в-точь как у Шандонне.
— Теперь не остается ни малейших сомнений, — продолжает он. — Они расставили ловушки, и теперь весь мир считает, что я убил этих несчастных из Ричмонда. Меня охватила паника, сижу на заднем сиденье такси и пытаюсь сообразить, что же делать. Спрашиваю у таксиста: «Ты не знаешь доктора, о которой только что говорили? Скарпетта?» Тот ответил, что в городе ее все знают. Я спросил, где она живет, — мол, путешествую и хотел бы увидеть местную знаменитость. Мы доехали до ее коттеджного городка, но внутрь попасть не получилось, поскольку там ворота и охрана. Только мне непременно надо было ее найти. Я вышел из такси, не доезжая до места несколько кварталов. Решил разыскать доктора во что бы то ни стало, пока еще не поздно.
— Для чего не поздно? — спрашивает Бергер.
— Пока еще кого-нибудь не убили. Я должен зайти к ней и как-то убедить открыть дверь, чтобы спокойно переговорить. Боялся, что следующей будет она. Понимаете, у них такая схема. В Париже случилось все то же самое. Эти люди уже покушались на судмедэксперта, на женщину. Хорошо, хотя бы ей повезло.
— Сэр, давайте не будем отклоняться от темы. Сейчас мы говорим о том, что произошло здесь, в Ричмонде. Расскажите, что было дальше. Итак, пятница, семнадцатое декабря, позднее утро. Что вы делали после поездки на такси? Чем занимались остаток дня?
— Скитался по округе. Наткнулся у реки на заброшенное здание и зашел внутрь укрыться от непогоды.
— Вы знаете, где находится этот дом?
— Точно не скажу, где-то по соседству.
— Рядом с коттеджным городком, где живет доктор Скарпетта?
— Да.
— Вы сможете найти тот дом, где вы пережидали непогоду, сэр?
— Он не достроен. Очень большой. Особняк, где пока никто не живет. Я его узнаю.
Бергер обращается ко мне:
— Тот самый, где он предположительно обитает с тех пор, как прибыл в Ричмонд?
Киваю. Знаю этот дом. Думаю, несчастные хозяева теперь вряд ли захотят в нем жить. Шандонне говорит, что прятался в заброшенном особняке дотемна. В тот вечер он решил предпринять вылазку, а чтобы стража на воротах его не увидела, пробирался вдоль реки и проложенных за ней железнодорожных путей. Утверждает, что еще раньше стучался в мою дверь, однако никто не отозвался. Тут Бергер спрашивает меня, когда я в ту ночь вернулась домой. Отвечаю, что после восьми. Закончив работу, заехала в магазин скобяных товаров. Хотела взглянуть на инструменты — меня сильно заинтриговали необычные раны, обнаруженные на теле Дианы Брэй, и кровавые отпечатки на матрасе, оставшиеся от инструмента, которым убийца наносил удары. Именно тогда-то я наткнулась на обрубочный молоток и прикупила один для себя, а потом отправилась домой.
Шандонне продолжает: его начали терзать сомнения, приходить ли ко мне. Стало страшно: повсюду сновали полицейские машины. Один раз, когда уже стемнело, он подошел к моему дому и увидел у парадного крыльца две патрульные машины. (Они приехали после того, как Жан-Батист пытался взломать гаражные ворота, чтобы приехала полиция. Он, естественно, утверждает, что к сработавшей сигнализации не имеет никакого отношения. «Это все они — больше некому», — заявляет Шандонне. Между тем дело близилось к полуночи. Разыгралась метель.) Он спрятался за деревьями возле моего дома и ждал там, пока не уехала полиция. Теперь, по его словам, выпал последний шанс повидаться со мной. Он был твердо убежден, что его недруги уже проникли в квартал и тогда пощады мне не ждать. Так что он решился: подошел к двери и постучал.
— Чем вы стучали? — спрашивает Бергер.
— Припоминаю, там был дверной молоток. Наверное, им. — Он осушает последние капли пепси в стаканчике, и Марино на экране спрашивает, не налить ли еще. Шандонне, зевнув, качает головой. Этот мерзавец рассказывает, как он пришел в мой дом, чтобы вышибить мне мозги, и умудряется при этом зевать!
— Почему вы не воспользовались звонком? — интересуется Бергер. Это важно. Звонок активизирует систему слежения. Если бы Шандонне все-таки позвонил, я бы увидела его на экране, не открывая двери.
— Не знаю, — отвечает тот. — Увидел молоток и постучал.
— Вы обратились к хозяйке с какими-нибудь словами?
— Сначала промолчал. Потом до меня донесся женский голос: «Кто там?»
— И что же вы ответили?
— Представился. Сказал, что располагаю сведениями о неопознанном трупе, чьим делом она занимается. Попросил разрешения переговорить с ней.
— Вы сказали, как вас зовут? Назвались Жан-Батистом Шандонне?
— Да. Я сообщил, что приехал из Парижа и заезжал к ней на работу, но не застал. — Он снова зевает. — И тут происходит прямо-таки что-то невероятное, — продолжает он. — Внезапно дверь открывается, и передо мной предстает она. Приглашает войти. Едва я успел ступить на порог, как дверь за мной захлопнулась, у нее в руке откуда-то оказался молоток, и она попыталась меня ударить.
— Вдруг оказался молоток? Она его схватила? Или он сам собой возник, из воздуха?
— По-моему, эта женщина схватила его со столика в прихожей. Не знаю. Все произошло так быстро. Я пытался спастись, побежал в гостиную, молил ее остановиться, и тогда случилось самое кошмарное. Быстро, как молния. Помню только, что я оказался по одну сторону дивана, она по другую, да как запустит чем-то мне в лицо. Будто жидким огнем в глаза метнула. Никогда не чувствовал такой, такой... — Он снова всхлипывает. — Боли. Я кричал, пытался прочистить глаза. Казалось, она точно меня убьет, и вдруг в голове как вспышка молнии пронеслось: она одна из этих. Это они. Теперь-то я точно в их лапах. Надо же, сам угодил в ловушку! Все было запланировано, чтобы мой погибший брат попал именно к ней, потому что она — одна из них. Теперь меня арестуют, чтобы получить наконец то, за что они так долго боролись.
— И что же этим людям от вас нужно? — спрашивает Бергер. — Расскажите снова, потому что мне очень трудно понять, а тем более поверить в то, что вы пытаетесь объяснить.
— Им нужен мой отец! — За все время разговора Жан-Батист впервые проявил сильные эмоции. — Они хотят добраться до папы! Найти предлог, чтобы схватить его, унизить, уничтожить. Выставить все так, будто мой папуля породил убийцу, и тогда подобраться вплотную к моей семье. И все это продолжалось годы! Годы! Я — Шандонне. Посмотрите, на что я стал похож! Смотрите! Смотрите же!
Он вытягивает руки в позе распятого Христа: с его тела свисают клоки длинных волос. Сама не своя от потрясения, я вижу, как он срывает с себя черные очки и свет пронзает его слабые обожженные глаза. Я лишилась дара речи. Похоже, он ничего не видит перед собой, только слезы струятся по щекам.
— Я уничтожен! — кричит он. — Я урод, слепец, меня обвиняют в преступлениях, которых я не совершал! А все потому, что вам, американцам, захотелось казнить француза! Разве не так?! Чтобы другим неповадно было! — С громким скрипом отодвигаются стулья, Марино и Талли устремляются к подозреваемому, удерживая того в кресле. — Я никого не убивал! Эта мерзавка хотела со мной расправиться! Смотрите, что она со мной сделала!
Слышу спокойный голос Бергер, которая обращается к задержанному:
— Мы беседовали целый час. Теперь прервемся. Достаточно. Успокойтесь, не надо так волноваться.
Кадры замелькали, экран пересекли черные полосы, сменившиеся голубизной ясного дня. Бергер выключает видеомагнитофон. Я сижу, от потрясения не в силах вымолвить ни слова.
— Вынуждена признаться, — прокурор нарушает пугающую тишину в умолкшей, словно зачарованной безумной речью Шандонне, комнате, — что некоторые антиправительственные, параноидально настроенные идиоты, коих в мире немало, сочтут его откровения вполне правдоподобными. Будем надеяться, никто из них не попадет на скамью присяжных. Тут и одного хватит, чтобы все дело завалить.
Глава 16
Я опешила, когда Бергер обратилась ко мне со словами:
— Итак, Джей Талли.
Теперь, избавив нас от присутствия Шандонне бесхитростным нажатием кнопки на пульте дистанционного управления, нью-йоркская знаменитость без долгих предисловий переводит пристальный взгляд на меня. Мы снова в уютной реальности — в скромном конференц-зале, всю обстановку которого составляют круглый деревянный стол, встроенные книжные шкафы в том же стиле и погасший телеэкран. Перед нами разложены папки из судебного архива и фотографии, о которых все уже благополучно позабыли: последние два часа всеобщее внимание занимала исключительно фигура Шандонне.
— Желаете сами выступить или сначала выслушаете мою версию? — без обиняков начинает Бергер.
— Боюсь, я не совсем улавливаю предмета предстоящего «выступления». — Столь неожиданное начало застигло меня врасплох; злоба стала разбирать при мысли о том, что Джей присутствовал на взятии показаний с Шандонне. И Бергер, само собой разумеется, общалась с агентом Талли как до допроса, так и в перерывах, когда наш подопечный отдыхал и подкреплялся. Да, у нее было полно времени, чтобы поговорить и с ним, и с Марино.
— И, кстати говоря, — добавляю я, — мне непонятно, какое отношение это имеет к вашему нью-йоркскому делу?
— Доктор Скарпетта. — Гостья лениво откидывается на спинку кресла. Такое чувство, что я сижу с ней в этой комнате половину жизни и уже опоздала... безнадежно опоздала на встречу с губернатором. — Я знаю, что ситуация не из легких, но все же прошу вас мне доверять. Как думаете, вам такое под силу?
— Знаете, я теперь вообще не пойму, кому здесь доверять, а кому нет, — искренне отвечаю я.
Ее губы трогает улыбка, и Бергер вздыхает.
— Спасибо за откровенность. Что ж, у вас действительно нет веских оснований передо мной откровенничать. Как, впрочем, и перед кем-то другим. Однако сомневаться во мне как в профессионале у вас нет причин. Все мои устремления сейчас направлены на то, чтобы заставить Шандонне заплатить за свои преступления. Разумеется, при условии, что именно он убил тех несчастных.
— Вот как, «при условии»? — переспрашиваю я.
— Нам еще предстоит это доказать. Кроме того, любая деталь о том, что произошло здесь, в Ричмонде, сейчас для нас на вес золота. Поверьте, мне неинтересно ворошить ваше грязное белье или иным способом посягать на вашу частную жизнь. Я хочу видеть полную картину всего здесь происходящего. Скажу прямо: мне надо знать, с чем я столкнулась, с кем имею дело и что представляет собой каждый из действующих лиц, а если кто-то из них мог хоть косвенно фигурировать в нью-йоркском убийстве, мой долг это выяснить. Ну, к примеру, вдруг пристрастие Дианы Брэй к некоторым ограниченным в обращении лекарственным средствам выведет нас на группу Шандонне? Возможно, станет яснее, каким образом труп Томаса занесло в Ричмонд.
— Кстати, — меня не отпускает другая тема: усомнились в моей правдивости, — как Шандонне объясняет то, что в моем доме обнаружили два обрубочных молотка? Да, один я купила в скобяной лавке. Так откуда же мог взяться второй? Только от него. И еще: если я хотела его убить, то почему не воспользовалась пистолетом? Пожалуйста, «глок» лежал под рукой, на обеденном столе.
Следует заминка. Бергер попросту игнорирует мои вопросы.
— Если я не узнаю всей правды, мне будет сложно откинуть несущественные детали и обстоятельства и решить, что же главное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80