Повинуясь мимолетному импульсу, я уже собралась было свернуть к особняку, но тут вспомнила про Бергер. Лучше не дергаться. Нет, не смогу заскочить даже на четверть часа. Куда мне Бергер девать? Не с собой же... Горестно улыбаюсь и качаю головой. Сидя в темной кабине, представляю, как на меня там посмотрят, а уж если пресса пронюхает — и подумать страшно.
Я всю свою жизнь работаю в государственной организации и потому прекрасно знаю: важность светского общения недооценивать нельзя. Телефон губернатора имеется в любом справочнике; платишь пятьдесят центов, и тебя автоматически соединяют с его обителью. Пара секунд, и я на проводе, говорю с человеком из службы охраны. Я всего-то хотела передать сообщение, а меня тут же соединяют с Самим. Через равные промежутки времени раздается гудок, как при платном соединении; интересно, у них, случайно, разговоры не прослушиваются? На другой стороне Брод-стрит более старую часть города сменяет новая империя «Биотех», здания из кирпича и стекла, где и расположен мой морг. Бросаю взгляд в зеркало заднего обзора: Бергер не отстает.
Упорно едет следом и беззвучно шевелит губами, беседуя с кем-то по телефону. Как-то не по себе, когда видишь разговор, а слов не разобрать.
— Кей? — неожиданно раздается голос губернатора Митчелла: у Анны в машине телефон с громкой связью.
Прерывистым от неожиданности голосом торопливо объясняю, что не собиралась его беспокоить и очень сожалею, однако прийти не смогу. Отвечать он не торопится, и уже по этой заминке понятно: губернатор считает отказ с моей стороны крупной ошибкой. Митчелл — человек, знающий цену случаю и умеющий им распорядиться. С его точки зрения, упускать возможность побыть в кругу властей предержащих — непростительная глупость, особенно в моем нынешнем положении.
— Приехала прокурор из Нью-Йорка. — Можно даже не объяснять, по какому поводу. — Я сейчас еду с ней на встречу. Надеюсь, вы меня поймете.
— На мой взгляд, нам с вами тоже не помешало бы встретиться. — Он непреклонен. — Я хотел перекинуться словцом где-нибудь в сторонке.
У меня такое чувство, будто я иду по битому стеклу, а под ноги посмотреть страшно — боязно увидеть кровь.
— Всегда к вашим услугам, губернатор Митчелл, — почтительно отвечаю я.
— А если вам заскочить сюда, когда будете возвращаться?
— Я скорее всего освобожусь через пару часов.
— Вот и увидимся. Привет от меня госпоже Бергер, — продолжает он. — В мою бытность генеральным прокурором мы тесно контактировали по одному делу. Обязательно вам расскажу при случае.
* * *
В проулке на съезде с Четвертой улицы — огороженная площадка, крытый терминал для труповозок. Он напоминает прямоугольную, серого цвета эскимосскую хижину-иглу, которая аппендиксом приросла к боковой стенке здания, где я работаю.
Подъезжаю к эстакаде, останавливаюсь перед массивной гаражной дверью, и тут меня с досадой кольнуло: внутрь не попасть. Пульт остался в машине, а та — у меня в гараже, куда теперь путь заказан. Набираю номер ночного дежурного. На шестом гудке он берет трубку.
— Арнольд, ты? Откроешь мне ворота на терминале?
— Ну да, мэм. — Такое чувство, что он со сна: голос сиплый, растерянный. — Бегу, мэм. У вас ключ не срабатывает?
Стою, терпеливо жду. Арнольд принадлежит к числу людей, которыми правит инерция. Он постоянно борется с гравитацией и неизменно проигрывает. То и дело себе напоминаю, что злиться на него нет никакого резона: активные и целеустремленные на такую работу не идут.
Позади притормозила Бергер, следом подъехал и Марино. Ждем, когда поднимутся ворота, даруя нам путь в царство мертвых.
У меня звонит мобильный телефон.
— Как мило, не находишь? — раздался в ухе голос Марино.
— Судя по всему, они с губернатором друг друга неплохо знают.
За полуночно-синей «краун-викторией» Марино пристраивается темный фургон. С жалобным скрипом начинает подниматься дверь в терминал.
— Думаешь, без него тут не обошлось? Что Волчару в Большое Яблоко отправляют?
— Уже не знаю, что и думать, — сознаюсь я.
Въезд достаточно широк, рассчитан сразу на несколько автомобилей. Мы выходим из машин одновременно, рев моторов и хлопанье дверей многократно усиливает эхо асфальтовых джунглей. Промозглый холод снова цепляет за локоть, и я, к своему удивлению, замечаю, что Марино в костюме и при галстуке.
— Неплохо выглядишь, — сухо говорю я.
Он закуривает, впившись взглядом в укутанные мехами формы Бергер, которая склонилась над задним сиденьем своего «мерса» и забирает поклажу. Двое в длинных темных пальто открывают заднюю дверь фургона, и взору предстает каталка, к которой ремнями пристегнут зловещий, спрятанный в мешок груз.
— Хочешь верь, хочешь нет, — говорит Марино, — собирался послать все к чертям и почтить покойницу своим присутствием, да этот бедолага некстати предпочел расстаться с жизнью. — Тычет пальцем на труп в кузове фургона. — Похоже, все не так просто, как вначале показалось. Дело будет посерьезнее программы обновления городов.
С охапкой книг, папок и пухлым кожаным портфелем в руках к нам направляется Бергер. Марино окидывает ее пустым взглядом. Щелчок — раскрылись алюминиевые ножки каталки. Двери фургона захлопываются.
— Очень признательна, что вы так быстро откликнулись, — говорит Бергер.
В залитом светом помещении заметны тонкие морщинки на ее лице и шее, легкая впалость щек, безбожно выдающие возраст нашей спутницы. Когда ее мельком показывают по телевизору, при соответствующем макияже, этой женщине не дашь больше тридцати пяти. Теперь я вижу, что она на пару лет старше меня и ей под пятьдесят. Точеный профиль, короткие темные волосы и безупречные зубы дают в совокупности знакомый облик. Этого эксперта я видела по каналу «Из зала суда». Постепенно нахожу сходство с теми фотографиями, которые выудила из Интернета (решила на досуге покопаться в киберпространстве на ее счет, дабы подготовиться к этому, как теперь кажется, чуть ли не внеземному вторжению).
Марино не поспешил принять ношу из рук дамы. Принципиально ее игнорирует, как иногда ведет себя и со мной, если задет, обижен или ревнует. Отпираю внутреннюю дверь, и ассистенты вкатывают следом каталку. Знакомые лица, а вот имен не припомню. Один из них уставился на Бергер восхищенным взглядом: признал знаменитость.
— Так я же вас по телевизору видел, — взволнованно толкует он. — Задави меня блоха. Вы та самая судья...
— Боюсь, вы ошибаетесь. Я вовсе не судья. — Бергер глядит ему в лицо и посмеивается.
— Как же, выходит, та дамочка-судья не вы? Правда, что ль? — В дверной проем с клацаньем въезжает каталка. — Его, ясно дело, в холодильник? — Парень обращается уже ко мне.
— Да, — отвечаю. — Сами оприходуете. Здесь где-то Арнольд должен быть.
— Будьте покойны, мэм, свое дело знаем. — Ни словом, ни взглядом не дают понять, что в прошлые выходные и я могла бы оказаться на их каталке, не распорядись провидение иначе. У меня складывается впечатление, что сотрудники похоронных бюро и моргов со временем теряют способность поражаться. Как видно, этих работяг больше впечатлил визит прославленной Бергер, чем горестная участь, которая едва не постигла главного судмедэксперта.
— Готовитесь к Рождеству? — спрашивает один из них.
— Нет такой привычки, — отвечаю я. — А вам — радости и всего-всего на праздники.
— Да уж, нам-то куда веселее будет, чем этому бедолаге. — Парень кивает в сторону застегнутого на молнию мешка и катит того в направлении морга. Там поступившему прикрепят на большой палец ноги бирку и впишут «клиента» в журнал прихода, присвоив персональный номер.
Нажатием кнопки пропускаю визитеров через несколько пар металлических дверей; ступаем по тщательно дезинфицированным полам, минуя холодильные камеры и зал, где проводится вскрытие.
По ходу дела Марино посвящает нас в подробности недавней находки. Бергер вопросов не задает, хотя Пит, судя по всему, уверен, будто ей очень интересно его повествование. А может, просто хочет выделиться.
— Поначалу картина складывалась определенная: наехали, измордовали, бросили. Его нашли на дороге, голова в луже крови. Только теперь я больше склоняюсь к версии, что его сбила машина, — сообщает полицейский.
Открываю двери в административное крыло — там тихо, горит приглушенный свет. Марино соловьем заливается, посвящает Бергер в подробности, совершенно новые для меня.
Провожаю их в свой личный маленький конференц-зал, где я обычно провожу совещания, и мы скидываем верхнюю одежду. На Бергер темные шерстяные слаксы и черный свитер из толстой пряжи, который, не подчеркивая ее пышных форм, отнюдь их не скрадывает. У прокурора крепкое сложение, она по-спортивному подтянута; ботинки местами сбиты — по долгу службы где только не приходится бывать. Гостья берет стул и начинает аккуратно выкладывать содержимое портфеля (папки и книги) на круглый деревянный стол.
— У него ожоги, тут и тут. — Марино показывает себе на щеку и шею и вынимает моментальные снимки, сделанные «Поляроидом». Он правильно расставил приоритеты и сначала протянул фото мне.
— Говоришь, сбила машина? Тогда откуда ожоги? — недоверчиво спрашиваю его: что-то недобрые у меня предчувствия.
— Беднягу протащило по дороге, вот и припалило из выхлопной трубы, — безразличным тоном предполагает капитан: у него сейчас на уме совсем другое.
— Сомневаюсь, — хмуро отвечаю я.
— Черт побери, — оправдывается Марино, взглянув на меня уже осмысленно: начало доходить, что к чему. — Я покойника не видел, к моему приезду его упаковали. Сужу по тому, что парни рассказывали. Чтоб им, — снова ругнулся он, взглянув на Бергер. Та на глазах мрачнеет: ей явно не по душе словесные вольности. — Надо же быть такими тупицами, нет, ну вот идиоты!
На снимке изображен светлолицый мужчина с приятными чертами лица и короткими волосами, выкрашенными в ярко-оранжевый цвет яичного желтка. В левом ухе — маленькая золотая серьга колечком. Сразу ясно, что никакая выхлопная труба отношения к его ожогам не имеет, в противном случае они были бы эллиптической формы. Эти же ровные и круглые, размером с серебряный доллар, вздувшиеся пузыри с красными краями, а значит, пострадавший получил ожоги при жизни. Мы с Марино многозначительно переглядываемся. Он тяжко вздыхает, качая головой.
— Кто он такой, известно? — спрашиваю.
— Никаких намеков. — Приглаживает ладонью жидкую прядку на широкой лысой макушке — все, что осталось от юношеской шевелюры. Лучше бы наголо обрился — приличнее смотрелось бы. — Местные прежде этого парня не видели, мои патрульные тоже говорят, будто никого похожего на улице не встречали.
— Надо бы его осмотреть. — Поднимаюсь из-за стола.
Бергер устремляет на меня пронзительный взгляд голубых глаз, прекратив раскладывать бумажки на столе.
— Вы не против, если я буду присутствовать?
Я-то против. Очень даже против. Только возражения сейчас неуместны: она здесь, она специалист в своем деле, и с моей стороны будет непростительной грубостью предполагать, что эта женщина недостаточно знакома с профессиональной этикой, а то и вовсе напрямую выказывать ей свое недоверие. Захожу в соседний кабинет за лабораторным халатом.
— Полагаю, на данном этапе его ориентация нам неизвестна. Был ли он гомосексуалистом? Насколько я понимаю, в этот район они не часто заглядывают? — расспрашиваю Марино на выходе из конференц-зала. — А мужчины-проститутки в Мосби-Корт, случайно, не околачиваются?
— Кстати, он и впрямь на «голубого» смахивает, — отвечает Марино. — Один коп мне обмолвился, мол, парень хорош, накачанный такой, крепенький. Серьга в ухе. Хотя сам-то я покойника не видел, говорю же.
— Да, вам определенно надо вручить первую премию за стереотипное мышление, — обращает на себя внимание Бергер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Я всю свою жизнь работаю в государственной организации и потому прекрасно знаю: важность светского общения недооценивать нельзя. Телефон губернатора имеется в любом справочнике; платишь пятьдесят центов, и тебя автоматически соединяют с его обителью. Пара секунд, и я на проводе, говорю с человеком из службы охраны. Я всего-то хотела передать сообщение, а меня тут же соединяют с Самим. Через равные промежутки времени раздается гудок, как при платном соединении; интересно, у них, случайно, разговоры не прослушиваются? На другой стороне Брод-стрит более старую часть города сменяет новая империя «Биотех», здания из кирпича и стекла, где и расположен мой морг. Бросаю взгляд в зеркало заднего обзора: Бергер не отстает.
Упорно едет следом и беззвучно шевелит губами, беседуя с кем-то по телефону. Как-то не по себе, когда видишь разговор, а слов не разобрать.
— Кей? — неожиданно раздается голос губернатора Митчелла: у Анны в машине телефон с громкой связью.
Прерывистым от неожиданности голосом торопливо объясняю, что не собиралась его беспокоить и очень сожалею, однако прийти не смогу. Отвечать он не торопится, и уже по этой заминке понятно: губернатор считает отказ с моей стороны крупной ошибкой. Митчелл — человек, знающий цену случаю и умеющий им распорядиться. С его точки зрения, упускать возможность побыть в кругу властей предержащих — непростительная глупость, особенно в моем нынешнем положении.
— Приехала прокурор из Нью-Йорка. — Можно даже не объяснять, по какому поводу. — Я сейчас еду с ней на встречу. Надеюсь, вы меня поймете.
— На мой взгляд, нам с вами тоже не помешало бы встретиться. — Он непреклонен. — Я хотел перекинуться словцом где-нибудь в сторонке.
У меня такое чувство, будто я иду по битому стеклу, а под ноги посмотреть страшно — боязно увидеть кровь.
— Всегда к вашим услугам, губернатор Митчелл, — почтительно отвечаю я.
— А если вам заскочить сюда, когда будете возвращаться?
— Я скорее всего освобожусь через пару часов.
— Вот и увидимся. Привет от меня госпоже Бергер, — продолжает он. — В мою бытность генеральным прокурором мы тесно контактировали по одному делу. Обязательно вам расскажу при случае.
* * *
В проулке на съезде с Четвертой улицы — огороженная площадка, крытый терминал для труповозок. Он напоминает прямоугольную, серого цвета эскимосскую хижину-иглу, которая аппендиксом приросла к боковой стенке здания, где я работаю.
Подъезжаю к эстакаде, останавливаюсь перед массивной гаражной дверью, и тут меня с досадой кольнуло: внутрь не попасть. Пульт остался в машине, а та — у меня в гараже, куда теперь путь заказан. Набираю номер ночного дежурного. На шестом гудке он берет трубку.
— Арнольд, ты? Откроешь мне ворота на терминале?
— Ну да, мэм. — Такое чувство, что он со сна: голос сиплый, растерянный. — Бегу, мэм. У вас ключ не срабатывает?
Стою, терпеливо жду. Арнольд принадлежит к числу людей, которыми правит инерция. Он постоянно борется с гравитацией и неизменно проигрывает. То и дело себе напоминаю, что злиться на него нет никакого резона: активные и целеустремленные на такую работу не идут.
Позади притормозила Бергер, следом подъехал и Марино. Ждем, когда поднимутся ворота, даруя нам путь в царство мертвых.
У меня звонит мобильный телефон.
— Как мило, не находишь? — раздался в ухе голос Марино.
— Судя по всему, они с губернатором друг друга неплохо знают.
За полуночно-синей «краун-викторией» Марино пристраивается темный фургон. С жалобным скрипом начинает подниматься дверь в терминал.
— Думаешь, без него тут не обошлось? Что Волчару в Большое Яблоко отправляют?
— Уже не знаю, что и думать, — сознаюсь я.
Въезд достаточно широк, рассчитан сразу на несколько автомобилей. Мы выходим из машин одновременно, рев моторов и хлопанье дверей многократно усиливает эхо асфальтовых джунглей. Промозглый холод снова цепляет за локоть, и я, к своему удивлению, замечаю, что Марино в костюме и при галстуке.
— Неплохо выглядишь, — сухо говорю я.
Он закуривает, впившись взглядом в укутанные мехами формы Бергер, которая склонилась над задним сиденьем своего «мерса» и забирает поклажу. Двое в длинных темных пальто открывают заднюю дверь фургона, и взору предстает каталка, к которой ремнями пристегнут зловещий, спрятанный в мешок груз.
— Хочешь верь, хочешь нет, — говорит Марино, — собирался послать все к чертям и почтить покойницу своим присутствием, да этот бедолага некстати предпочел расстаться с жизнью. — Тычет пальцем на труп в кузове фургона. — Похоже, все не так просто, как вначале показалось. Дело будет посерьезнее программы обновления городов.
С охапкой книг, папок и пухлым кожаным портфелем в руках к нам направляется Бергер. Марино окидывает ее пустым взглядом. Щелчок — раскрылись алюминиевые ножки каталки. Двери фургона захлопываются.
— Очень признательна, что вы так быстро откликнулись, — говорит Бергер.
В залитом светом помещении заметны тонкие морщинки на ее лице и шее, легкая впалость щек, безбожно выдающие возраст нашей спутницы. Когда ее мельком показывают по телевизору, при соответствующем макияже, этой женщине не дашь больше тридцати пяти. Теперь я вижу, что она на пару лет старше меня и ей под пятьдесят. Точеный профиль, короткие темные волосы и безупречные зубы дают в совокупности знакомый облик. Этого эксперта я видела по каналу «Из зала суда». Постепенно нахожу сходство с теми фотографиями, которые выудила из Интернета (решила на досуге покопаться в киберпространстве на ее счет, дабы подготовиться к этому, как теперь кажется, чуть ли не внеземному вторжению).
Марино не поспешил принять ношу из рук дамы. Принципиально ее игнорирует, как иногда ведет себя и со мной, если задет, обижен или ревнует. Отпираю внутреннюю дверь, и ассистенты вкатывают следом каталку. Знакомые лица, а вот имен не припомню. Один из них уставился на Бергер восхищенным взглядом: признал знаменитость.
— Так я же вас по телевизору видел, — взволнованно толкует он. — Задави меня блоха. Вы та самая судья...
— Боюсь, вы ошибаетесь. Я вовсе не судья. — Бергер глядит ему в лицо и посмеивается.
— Как же, выходит, та дамочка-судья не вы? Правда, что ль? — В дверной проем с клацаньем въезжает каталка. — Его, ясно дело, в холодильник? — Парень обращается уже ко мне.
— Да, — отвечаю. — Сами оприходуете. Здесь где-то Арнольд должен быть.
— Будьте покойны, мэм, свое дело знаем. — Ни словом, ни взглядом не дают понять, что в прошлые выходные и я могла бы оказаться на их каталке, не распорядись провидение иначе. У меня складывается впечатление, что сотрудники похоронных бюро и моргов со временем теряют способность поражаться. Как видно, этих работяг больше впечатлил визит прославленной Бергер, чем горестная участь, которая едва не постигла главного судмедэксперта.
— Готовитесь к Рождеству? — спрашивает один из них.
— Нет такой привычки, — отвечаю я. — А вам — радости и всего-всего на праздники.
— Да уж, нам-то куда веселее будет, чем этому бедолаге. — Парень кивает в сторону застегнутого на молнию мешка и катит того в направлении морга. Там поступившему прикрепят на большой палец ноги бирку и впишут «клиента» в журнал прихода, присвоив персональный номер.
Нажатием кнопки пропускаю визитеров через несколько пар металлических дверей; ступаем по тщательно дезинфицированным полам, минуя холодильные камеры и зал, где проводится вскрытие.
По ходу дела Марино посвящает нас в подробности недавней находки. Бергер вопросов не задает, хотя Пит, судя по всему, уверен, будто ей очень интересно его повествование. А может, просто хочет выделиться.
— Поначалу картина складывалась определенная: наехали, измордовали, бросили. Его нашли на дороге, голова в луже крови. Только теперь я больше склоняюсь к версии, что его сбила машина, — сообщает полицейский.
Открываю двери в административное крыло — там тихо, горит приглушенный свет. Марино соловьем заливается, посвящает Бергер в подробности, совершенно новые для меня.
Провожаю их в свой личный маленький конференц-зал, где я обычно провожу совещания, и мы скидываем верхнюю одежду. На Бергер темные шерстяные слаксы и черный свитер из толстой пряжи, который, не подчеркивая ее пышных форм, отнюдь их не скрадывает. У прокурора крепкое сложение, она по-спортивному подтянута; ботинки местами сбиты — по долгу службы где только не приходится бывать. Гостья берет стул и начинает аккуратно выкладывать содержимое портфеля (папки и книги) на круглый деревянный стол.
— У него ожоги, тут и тут. — Марино показывает себе на щеку и шею и вынимает моментальные снимки, сделанные «Поляроидом». Он правильно расставил приоритеты и сначала протянул фото мне.
— Говоришь, сбила машина? Тогда откуда ожоги? — недоверчиво спрашиваю его: что-то недобрые у меня предчувствия.
— Беднягу протащило по дороге, вот и припалило из выхлопной трубы, — безразличным тоном предполагает капитан: у него сейчас на уме совсем другое.
— Сомневаюсь, — хмуро отвечаю я.
— Черт побери, — оправдывается Марино, взглянув на меня уже осмысленно: начало доходить, что к чему. — Я покойника не видел, к моему приезду его упаковали. Сужу по тому, что парни рассказывали. Чтоб им, — снова ругнулся он, взглянув на Бергер. Та на глазах мрачнеет: ей явно не по душе словесные вольности. — Надо же быть такими тупицами, нет, ну вот идиоты!
На снимке изображен светлолицый мужчина с приятными чертами лица и короткими волосами, выкрашенными в ярко-оранжевый цвет яичного желтка. В левом ухе — маленькая золотая серьга колечком. Сразу ясно, что никакая выхлопная труба отношения к его ожогам не имеет, в противном случае они были бы эллиптической формы. Эти же ровные и круглые, размером с серебряный доллар, вздувшиеся пузыри с красными краями, а значит, пострадавший получил ожоги при жизни. Мы с Марино многозначительно переглядываемся. Он тяжко вздыхает, качая головой.
— Кто он такой, известно? — спрашиваю.
— Никаких намеков. — Приглаживает ладонью жидкую прядку на широкой лысой макушке — все, что осталось от юношеской шевелюры. Лучше бы наголо обрился — приличнее смотрелось бы. — Местные прежде этого парня не видели, мои патрульные тоже говорят, будто никого похожего на улице не встречали.
— Надо бы его осмотреть. — Поднимаюсь из-за стола.
Бергер устремляет на меня пронзительный взгляд голубых глаз, прекратив раскладывать бумажки на столе.
— Вы не против, если я буду присутствовать?
Я-то против. Очень даже против. Только возражения сейчас неуместны: она здесь, она специалист в своем деле, и с моей стороны будет непростительной грубостью предполагать, что эта женщина недостаточно знакома с профессиональной этикой, а то и вовсе напрямую выказывать ей свое недоверие. Захожу в соседний кабинет за лабораторным халатом.
— Полагаю, на данном этапе его ориентация нам неизвестна. Был ли он гомосексуалистом? Насколько я понимаю, в этот район они не часто заглядывают? — расспрашиваю Марино на выходе из конференц-зала. — А мужчины-проститутки в Мосби-Корт, случайно, не околачиваются?
— Кстати, он и впрямь на «голубого» смахивает, — отвечает Марино. — Один коп мне обмолвился, мол, парень хорош, накачанный такой, крепенький. Серьга в ухе. Хотя сам-то я покойника не видел, говорю же.
— Да, вам определенно надо вручить первую премию за стереотипное мышление, — обращает на себя внимание Бергер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80