) Аргументы его, конечно, были весомыми: незнакомый город, отсутствие денежного довольствия, сложности с размещением, неустроенный быт и так далее.
Доводы Любавы были не менее значительными: змей один в лесу пропадет, ест мало, и самый убийственный аргумент – такая скотина всегда в хозяйстве сгодится!
Черт категорически возражал, что, мол, еще неизвестно, как сложится их судьба, и что было бы нечестно приручить вольного Горыныча, а потом бросить его. Мол, сами еще нигде не живем, а уже скотиной обзаводиться стали.
Мотя, конечно, ничуть не обиделся на сравнение его с домашними животными, а только подставлял по очереди Илюхе свои головы, чтобы тот, не переставая, гладил его и чесал за ушами.
Странные эти люди, вот, например, Змейчик уже вполне четко видел судьбы спорщиков и, заглядывая в будущее, довольно улыбался всеми тремя пастями, выпуская из них маленькие, счастливые струйки пара.
Наконец Изя с Любавой выдохлись и вдвоем уставились на Илюху, который, в свою очередь, уже приступил к ческе раздувшегося брюха сытого трехголового змея. Мотя был просто счастлив и только чуть дергал когтистой лапкой в знак наивысшего удовольствия. Но в то же время, растекшись в сильных руках Илюхи, Змей не забывал и о делах. Кратко, без шокирующих подробностей мысленно поведал Солнцевскому про свою нелегкую жизнь, этим самым ускорив положительное решение его небольшой проблемы.
– С собой его возьмем, – со вздохом взял ответственность на себя Илюха и тем самым прекратил ненужную дискуссию. – Его мать в горах лавиной задавило, а отец еще раньше куда-то пропал, так что Мотя совсем один.
– Ну вот, приехали, – досадливо поморщился Изя. – А когда назад возвращаться будем, куда его денешь?
– На волю выпущу, – как версию выдал Солнцевский.
– Не волнуйтесь, не брошу животинку, – развеяла сомнение Изи Любава. – Я так понимаю, вы еще не скоро домой отправитесь? Так хоть пусть пока отъестся, окрепнет, а дальше видно будет.
Илюха был совсем не против такой постановки вопроса, хотя и понимал, что этот поступок еще ему аукнется в будущем.
– Что ни делается, все к лучшему. Лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что не сделал, – успокоил себя Солнцевский и продолжил чесать подставленное змеем пузо.
Изя пытался возражать, но решение уже было принято.
Любава принялась собирать вещи, а друзья лениво следили за этим процессом и думали каждый о своем. Илюха представлял, что неплохо бы смотрелись на шеях трехголового реальные шипастые ошейники из толстой кожи. Изя, уже смирившийся с появлением в их компании нового члена, прикидывал, как можно на этом подзаработать. А Мотя думал о том, что в следующий раз надо будет намекнуть Любаве, чтобы она ставила еду в трех плошках.
* * *
Оставшуюся часть пути до славного Киева Любава рассказывала приятелям обо всем, что знала сама. Тут девица села на любимого конька и за пару часов выболтала все столичные сплетни и слухи. Откуда она была в курсе всех событий, обосновавшись в лесу, оставалось только гадать. И если Изя слушал все это с явным интересом, то Илюха опять приуныл и при первой же возможности отстал от беседующих, сломал сосновую ветку и принялся развлекаться с Горенышем. Змей самозабвенно носился за брошенной палкой, помахивая маленькими крылышками и слегка подпрыгивая над землей.
Однако эту забаву пришлось прекратить, когда вся компания вышла на торговый тракт. Вид несущегося со всех лап трехголового змея за брошенной палкой нравился почему-то не всем. А если прибавить к этому шарахающихся от него дико ржущих лошадей, то скрепя сердце Солнцевскому пришлось прекратить развлечение.
Илюха хлопнул себя по левой ноге, и понятливый Мотя гордо зашагал рядом с хозяином с палкой в зубах средней головы.
Проход в город, занимавший у нормальных людей максимум минуту (плати пошлину страже и иди себе дальше), у наших приятелей занял не менее получаса. Дело было в том, что Изя категорически не соглашался платить за Мотю в тройном размере. Доводы стражи, что оплата производится по головам, черт объявил смешными и убогими, предложив считать по количеству туловищ. Тут, в свою очередь, категорически не согласились стражники.
Еще неизвестно, как бы закончилась эта история, если бы Илюха не решил помочь казначею их маленькой компании. Браток вспомнил строчку одной из песен Владимира Высоцкого «оголил он бицепс ненароком, даже снял для верности пиджак» и ради прикола решил поступить так же.
Эффект превзошел все ожидания, и шокированная стража тут же согласилась на условия Изи. Тот, в свою очередь, моментально потребовал скидок и в конце концов змея провели в город по тарифу «птица домашняя не для продажи».
Заселение на постоялый двор тоже оказалось делом непростым. Хозяин категорически отказался пускать в комнаты Змееныша, причем снятый Илюхой пиджак на этот раз не помог.
Ситуацию спас сам Мотя, от волнения он запыхтел всеми тремя головами и даже выпустил сноп искр. Перепуганный хозяин согласился приютить гостей, но только на один день и при условии проживания Змея в конюшне. Илюха, конечно, бурно возмутился такой дискриминации, но под нажимом черта и Соловейки согласился.
* * *
Как ни гундосила Любава, как ни бухтел Изя, как ни пыхтел Мотя, все-таки Илюха настоял на своем, и на собеседование к потенциальному работодателю он пошел один.
Ну в самом деле, что это будет за сцена, если к князю на пир завалится такая разношерстная компания! Смех, да и только. Тем более Солнцевский справедливо полагал, что испытания будут касаться только его мышечной силы, а уж в этом он был абсолютно спокоен. Не бояться же заслуженному мастеру спорта, бывшему чемпиону по греко-римской борьбе и, наконец, совсем не последнему человеку в солнцевской группировке средневековую, почти былинную дружину?
У ворот княжеских палат его встретили как раз эти самые дружинники. Двое молодцов, один уже солидного возраста, а второй совсем молодой. Оба скептическим взором окинули наряд Илюхи, остановив свои взгляды разве только на внушительном золотом кресте.
– Здорово ребята, как служба? Я к князю, надеюсь, еще приемные часы не закончились?
Стража удивленно переглянулась. Видно, такие гости во дворце были не часты.
– И тебе не хворать. А на кой тебе к князю? – поинтересовался старший.
– Говорят, тут у вас с богатырями проблемы, так вот я и пришел, – вполне откровенно ответил Илюха.
– Никаких проблем у нас нет, богатырей хоть отбавляй, – ухмыльнулся второй. – Так что можешь не тратить времени и отправляться туда, откуда пришел.
Солнцевский, органически не принимающий беспричинного хамства, нахмурился.
– Знаешь, мальчик, вопрос о моем трудоустройстве пусть решает князь. А ты следи за своей речью, а то можно и языка лишиться.
Витязь закипел и попытался выхватить из ножен меч, но его руку перехватил Илюха и заставил вернуть оружие в свое первоначальное состояние. Собирающийся было помочь приятелю старший стражник вдруг остановился и с явным интересом стал наблюдать, как медленно, но неотвратимо странный гость опустил руку его напарника. Уж кто-кто, а он-то точно знал, что такое мало кому под силу.
– Ладно, не кипятись, – примиряющие заметил он, когда Солнцевский закончил демонстрацию силы. – Может, ты и правда по адресу пришел. Князь с дружиной пирует, вот туда и направляйся.
– Так бы сразу, – недовольно буркнул Илюха. – Куда идти-то?
– Не серчай, мы же как-никак стража, – примирительно заметил богатырь. – А дорогу тебе Микишка покажет.
Илюха хотел было спросить, кто такой Микишка, но тут в него врезался плюгавенький мужичонка с реденькой козлиной бородкой и в засаленной рясе. Он очень торопился и умудрился не заметить огромного Илюху. От неожиданности он рассыпал целый веер пергаментов.
– Ишь, встал тут, верста коломенская, ни пройти, ни проехать, – завизжал он и только теперь взглянул на Илюху. – Тьфу, свят, свят, свят!
Судя по всему, внешний вид Солнцевского, вкупе с крестом на шее, стриженой головой и гладко выбритым лицом, добил Микишку окончательно. Тот ойкнул, сгреб в охапку рассыпанные бумажки и рванул со всех ног во дворец.
– Что это было? – глядя вслед улепетывавшему человечку, спросил Илюха.
– Дьячок Микишка, – охотно пояснили ему. – Писарь и толмач княжеский.
– Секретарь-референт, стало быть, – со знанием дела отметил Солнцевский. – Он всегда такой?
– В общем да, – пожал плечами дружинник. – Видал, куда он побежал, вот туда и ступай, небось не заблудишься.
Тут богатырь сам протянул Илюхе руку. Крепкое мужское рукопожатие поставило точку в небольшом конфликте.
Направившийся вслед истеричному дьячку Солнцевский с удовлетворением отметил, что ему понравились эти ребята. Просто произошла четкая классификация «свой–чужой», и когда Илюха заслужил звание «своего», то конфликт был исчерпан. И никакого тебе камня за пазухой. Поругались, помирились, и все абсолютно искренне.
Вот с такими мыслями в голове Илюха добрался до тронного зала и решительно толкнул ногой дубовые ворота.
* * *
Пир, между тем, как говорится, был горой. В смысле, пировать в то время любили, умели и всячески свое умение совершенствовали и оттачивали. Сами понимаете, нет ни телевизоров, ни видео, ни ночных клубов, ни тех же самых ночных саун...
Хотя, стоп, ночные бани в то время, конечно, были, но к этой скользкой теме вернемся как-нибудь потом. Тем более что была не ночь, а вечер.
Князь Берендей, как ему было и положено, сидел на своем троне во главе огромного стола, за которым шумно пировала его дружина. И хотя сегодня утром произошло знаменательное событие (князь принял в дружину нового богатыря, Илью Муромца), Берендей был невесел. Так уж распорядилась природа, что мудрый, дальновидный, почти идеальный со всех сторон правитель славного княжества имел две взаимоисключающие друг друга слабости.
В отсутствие войны или, скажем так, действительно серьезной угрозы государству он или пил, или гулял. Причем делал это с присущим всем князьям размахом и последствиями.
Гулять так гулять, любить так любить! Этот так удачно воспетый в далеком будущем питерским певцом лозунг был уже лет двадцать вышит на княжеском штандарте. Причем если большинство русских мужиков как раз не мыслят одного без другого, то оригинальный Берендей ценил эти два процесса исключительно по. отдельности.
Или князь закатывал грандиозную попойку во дворце (естественно, с шутками, забавами и прочими молодецкими развлечениями), или резко завязывал с горячительным и тут же бросал свой окрыленный взор на прекрасную половину человечества. И тогда князюшка отрывался так же лихо, как и совсем недавно в лапах зеленого змия. Причем вывести его из этого состояния мог только один человек – его незабвенная и неповторимая жена, Агриппина (Грушенька, как ее ласково называл Берендей).
Груша была из тех женщин, которые «слона на ходу остановят и хобот ему оторвут». В общем, бесхитростна и на руку тяжела. Именно она всеми мыслимыми и немыслимыми способами оттягивала тот момент, когда князь скатывался к одной из крайностей, и именно она же с помощью драконовских мер выводила из этого состояния своего супруга. Кстати сказать, единственное, кого Берендей боялся в своей жизни, была его ненаглядная Грушенька.
Причем супругу свою князь любил всей душой, но только он завязывал с горилкой, как его взгляд сам собой то и дело натыкался на стройные девичьи фигуры боярских дочек, поварих, кухарок и прочая и прочая.
Но он брал свою волю в кулак и с бешеным усердием начинал заниматься государственными делами. Бывало, сутками не выходил из горницы, все строчил указы да разбирал доносы, но всегда наступал такой день, когда приставленная к нему Агриппиной доверенная охрана давала маху и истосковавшийся мужской взгляд натыкался на какую-нибудь прелестницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Доводы Любавы были не менее значительными: змей один в лесу пропадет, ест мало, и самый убийственный аргумент – такая скотина всегда в хозяйстве сгодится!
Черт категорически возражал, что, мол, еще неизвестно, как сложится их судьба, и что было бы нечестно приручить вольного Горыныча, а потом бросить его. Мол, сами еще нигде не живем, а уже скотиной обзаводиться стали.
Мотя, конечно, ничуть не обиделся на сравнение его с домашними животными, а только подставлял по очереди Илюхе свои головы, чтобы тот, не переставая, гладил его и чесал за ушами.
Странные эти люди, вот, например, Змейчик уже вполне четко видел судьбы спорщиков и, заглядывая в будущее, довольно улыбался всеми тремя пастями, выпуская из них маленькие, счастливые струйки пара.
Наконец Изя с Любавой выдохлись и вдвоем уставились на Илюху, который, в свою очередь, уже приступил к ческе раздувшегося брюха сытого трехголового змея. Мотя был просто счастлив и только чуть дергал когтистой лапкой в знак наивысшего удовольствия. Но в то же время, растекшись в сильных руках Илюхи, Змей не забывал и о делах. Кратко, без шокирующих подробностей мысленно поведал Солнцевскому про свою нелегкую жизнь, этим самым ускорив положительное решение его небольшой проблемы.
– С собой его возьмем, – со вздохом взял ответственность на себя Илюха и тем самым прекратил ненужную дискуссию. – Его мать в горах лавиной задавило, а отец еще раньше куда-то пропал, так что Мотя совсем один.
– Ну вот, приехали, – досадливо поморщился Изя. – А когда назад возвращаться будем, куда его денешь?
– На волю выпущу, – как версию выдал Солнцевский.
– Не волнуйтесь, не брошу животинку, – развеяла сомнение Изи Любава. – Я так понимаю, вы еще не скоро домой отправитесь? Так хоть пусть пока отъестся, окрепнет, а дальше видно будет.
Илюха был совсем не против такой постановки вопроса, хотя и понимал, что этот поступок еще ему аукнется в будущем.
– Что ни делается, все к лучшему. Лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что не сделал, – успокоил себя Солнцевский и продолжил чесать подставленное змеем пузо.
Изя пытался возражать, но решение уже было принято.
Любава принялась собирать вещи, а друзья лениво следили за этим процессом и думали каждый о своем. Илюха представлял, что неплохо бы смотрелись на шеях трехголового реальные шипастые ошейники из толстой кожи. Изя, уже смирившийся с появлением в их компании нового члена, прикидывал, как можно на этом подзаработать. А Мотя думал о том, что в следующий раз надо будет намекнуть Любаве, чтобы она ставила еду в трех плошках.
* * *
Оставшуюся часть пути до славного Киева Любава рассказывала приятелям обо всем, что знала сама. Тут девица села на любимого конька и за пару часов выболтала все столичные сплетни и слухи. Откуда она была в курсе всех событий, обосновавшись в лесу, оставалось только гадать. И если Изя слушал все это с явным интересом, то Илюха опять приуныл и при первой же возможности отстал от беседующих, сломал сосновую ветку и принялся развлекаться с Горенышем. Змей самозабвенно носился за брошенной палкой, помахивая маленькими крылышками и слегка подпрыгивая над землей.
Однако эту забаву пришлось прекратить, когда вся компания вышла на торговый тракт. Вид несущегося со всех лап трехголового змея за брошенной палкой нравился почему-то не всем. А если прибавить к этому шарахающихся от него дико ржущих лошадей, то скрепя сердце Солнцевскому пришлось прекратить развлечение.
Илюха хлопнул себя по левой ноге, и понятливый Мотя гордо зашагал рядом с хозяином с палкой в зубах средней головы.
Проход в город, занимавший у нормальных людей максимум минуту (плати пошлину страже и иди себе дальше), у наших приятелей занял не менее получаса. Дело было в том, что Изя категорически не соглашался платить за Мотю в тройном размере. Доводы стражи, что оплата производится по головам, черт объявил смешными и убогими, предложив считать по количеству туловищ. Тут, в свою очередь, категорически не согласились стражники.
Еще неизвестно, как бы закончилась эта история, если бы Илюха не решил помочь казначею их маленькой компании. Браток вспомнил строчку одной из песен Владимира Высоцкого «оголил он бицепс ненароком, даже снял для верности пиджак» и ради прикола решил поступить так же.
Эффект превзошел все ожидания, и шокированная стража тут же согласилась на условия Изи. Тот, в свою очередь, моментально потребовал скидок и в конце концов змея провели в город по тарифу «птица домашняя не для продажи».
Заселение на постоялый двор тоже оказалось делом непростым. Хозяин категорически отказался пускать в комнаты Змееныша, причем снятый Илюхой пиджак на этот раз не помог.
Ситуацию спас сам Мотя, от волнения он запыхтел всеми тремя головами и даже выпустил сноп искр. Перепуганный хозяин согласился приютить гостей, но только на один день и при условии проживания Змея в конюшне. Илюха, конечно, бурно возмутился такой дискриминации, но под нажимом черта и Соловейки согласился.
* * *
Как ни гундосила Любава, как ни бухтел Изя, как ни пыхтел Мотя, все-таки Илюха настоял на своем, и на собеседование к потенциальному работодателю он пошел один.
Ну в самом деле, что это будет за сцена, если к князю на пир завалится такая разношерстная компания! Смех, да и только. Тем более Солнцевский справедливо полагал, что испытания будут касаться только его мышечной силы, а уж в этом он был абсолютно спокоен. Не бояться же заслуженному мастеру спорта, бывшему чемпиону по греко-римской борьбе и, наконец, совсем не последнему человеку в солнцевской группировке средневековую, почти былинную дружину?
У ворот княжеских палат его встретили как раз эти самые дружинники. Двое молодцов, один уже солидного возраста, а второй совсем молодой. Оба скептическим взором окинули наряд Илюхи, остановив свои взгляды разве только на внушительном золотом кресте.
– Здорово ребята, как служба? Я к князю, надеюсь, еще приемные часы не закончились?
Стража удивленно переглянулась. Видно, такие гости во дворце были не часты.
– И тебе не хворать. А на кой тебе к князю? – поинтересовался старший.
– Говорят, тут у вас с богатырями проблемы, так вот я и пришел, – вполне откровенно ответил Илюха.
– Никаких проблем у нас нет, богатырей хоть отбавляй, – ухмыльнулся второй. – Так что можешь не тратить времени и отправляться туда, откуда пришел.
Солнцевский, органически не принимающий беспричинного хамства, нахмурился.
– Знаешь, мальчик, вопрос о моем трудоустройстве пусть решает князь. А ты следи за своей речью, а то можно и языка лишиться.
Витязь закипел и попытался выхватить из ножен меч, но его руку перехватил Илюха и заставил вернуть оружие в свое первоначальное состояние. Собирающийся было помочь приятелю старший стражник вдруг остановился и с явным интересом стал наблюдать, как медленно, но неотвратимо странный гость опустил руку его напарника. Уж кто-кто, а он-то точно знал, что такое мало кому под силу.
– Ладно, не кипятись, – примиряющие заметил он, когда Солнцевский закончил демонстрацию силы. – Может, ты и правда по адресу пришел. Князь с дружиной пирует, вот туда и направляйся.
– Так бы сразу, – недовольно буркнул Илюха. – Куда идти-то?
– Не серчай, мы же как-никак стража, – примирительно заметил богатырь. – А дорогу тебе Микишка покажет.
Илюха хотел было спросить, кто такой Микишка, но тут в него врезался плюгавенький мужичонка с реденькой козлиной бородкой и в засаленной рясе. Он очень торопился и умудрился не заметить огромного Илюху. От неожиданности он рассыпал целый веер пергаментов.
– Ишь, встал тут, верста коломенская, ни пройти, ни проехать, – завизжал он и только теперь взглянул на Илюху. – Тьфу, свят, свят, свят!
Судя по всему, внешний вид Солнцевского, вкупе с крестом на шее, стриженой головой и гладко выбритым лицом, добил Микишку окончательно. Тот ойкнул, сгреб в охапку рассыпанные бумажки и рванул со всех ног во дворец.
– Что это было? – глядя вслед улепетывавшему человечку, спросил Илюха.
– Дьячок Микишка, – охотно пояснили ему. – Писарь и толмач княжеский.
– Секретарь-референт, стало быть, – со знанием дела отметил Солнцевский. – Он всегда такой?
– В общем да, – пожал плечами дружинник. – Видал, куда он побежал, вот туда и ступай, небось не заблудишься.
Тут богатырь сам протянул Илюхе руку. Крепкое мужское рукопожатие поставило точку в небольшом конфликте.
Направившийся вслед истеричному дьячку Солнцевский с удовлетворением отметил, что ему понравились эти ребята. Просто произошла четкая классификация «свой–чужой», и когда Илюха заслужил звание «своего», то конфликт был исчерпан. И никакого тебе камня за пазухой. Поругались, помирились, и все абсолютно искренне.
Вот с такими мыслями в голове Илюха добрался до тронного зала и решительно толкнул ногой дубовые ворота.
* * *
Пир, между тем, как говорится, был горой. В смысле, пировать в то время любили, умели и всячески свое умение совершенствовали и оттачивали. Сами понимаете, нет ни телевизоров, ни видео, ни ночных клубов, ни тех же самых ночных саун...
Хотя, стоп, ночные бани в то время, конечно, были, но к этой скользкой теме вернемся как-нибудь потом. Тем более что была не ночь, а вечер.
Князь Берендей, как ему было и положено, сидел на своем троне во главе огромного стола, за которым шумно пировала его дружина. И хотя сегодня утром произошло знаменательное событие (князь принял в дружину нового богатыря, Илью Муромца), Берендей был невесел. Так уж распорядилась природа, что мудрый, дальновидный, почти идеальный со всех сторон правитель славного княжества имел две взаимоисключающие друг друга слабости.
В отсутствие войны или, скажем так, действительно серьезной угрозы государству он или пил, или гулял. Причем делал это с присущим всем князьям размахом и последствиями.
Гулять так гулять, любить так любить! Этот так удачно воспетый в далеком будущем питерским певцом лозунг был уже лет двадцать вышит на княжеском штандарте. Причем если большинство русских мужиков как раз не мыслят одного без другого, то оригинальный Берендей ценил эти два процесса исключительно по. отдельности.
Или князь закатывал грандиозную попойку во дворце (естественно, с шутками, забавами и прочими молодецкими развлечениями), или резко завязывал с горячительным и тут же бросал свой окрыленный взор на прекрасную половину человечества. И тогда князюшка отрывался так же лихо, как и совсем недавно в лапах зеленого змия. Причем вывести его из этого состояния мог только один человек – его незабвенная и неповторимая жена, Агриппина (Грушенька, как ее ласково называл Берендей).
Груша была из тех женщин, которые «слона на ходу остановят и хобот ему оторвут». В общем, бесхитростна и на руку тяжела. Именно она всеми мыслимыми и немыслимыми способами оттягивала тот момент, когда князь скатывался к одной из крайностей, и именно она же с помощью драконовских мер выводила из этого состояния своего супруга. Кстати сказать, единственное, кого Берендей боялся в своей жизни, была его ненаглядная Грушенька.
Причем супругу свою князь любил всей душой, но только он завязывал с горилкой, как его взгляд сам собой то и дело натыкался на стройные девичьи фигуры боярских дочек, поварих, кухарок и прочая и прочая.
Но он брал свою волю в кулак и с бешеным усердием начинал заниматься государственными делами. Бывало, сутками не выходил из горницы, все строчил указы да разбирал доносы, но всегда наступал такой день, когда приставленная к нему Агриппиной доверенная охрана давала маху и истосковавшийся мужской взгляд натыкался на какую-нибудь прелестницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43