Он признал себя виновным, но ему все равно влепили приличный срок. За это дают от двадцати до тридцати лет.
— За кражу и скупку краденного? — удивился Райм.
— Пару раз ему самому приходилось работать исполнителем, — вздохнула Амелия. — Одного водителя он ударил рукояткой пистолета, в другого стрелял. Правда, только для того, чтобы напугать. Я-то знаю это точно. Но судья ему не поверил. — Она закрыла глаза и стиснула зубы. — Когда его схватили, начальство отвернулось от него, как будто все вокруг взбесились и только ждали этого момента. Они проверяли буквально все. Мы были достаточно осторожны, и все равно несколько его звонков мне были прослушаны, и меня тоже вызвали на допрос. Но Ник от меня сразу же отказался. То есть, ему пришлось это сделать ради моего же блага. Иначе меня тоже бы упекли. Ты же знаешь, как бывает в таких случаях — под общую гребенку, и никаких разговоров.
— И что же было потом?
— Чтобы окончательно убедить их, что он не имеет ко мне никакого отношения... Ну, он наговорил про меня разных гадостей. — Она сглотнула и уставилась в пол. — На допросе он запросто сказал: «А, эта Сакс, ДК, что ли? Ну, да. Я ее трахнул пару раз, и все. Паршивая девица. Ни на что не годна, поэтому я ее сразу же и бросил». — Амелия склонила голову набок и рукавом вытерла навернувшиеся на глаза слезы. — Ты знаешь, у меня ведь прозвище такое — ДК.
— Лон мне говорил. Сакс нахмурилась:
— А он тебе расшифровал, что это значит?
— Дочь Копа. В честь твоего отца.
Она устало улыбнулась:
— Да, вначале все было именно так. Но закончилось печально. Тогда, на допросе. Ник сказал, что как сексуальная партнерша я просто отвратительна, и меня недаром называют «ДК», то есть «Дырка для Кошек», потому что я, по всей вероятности, лесбиянка. Можешь себе представить, с какой скоростью эта новость распространилась по участку.
— Да, общий показатель нравственности там пока низок. Она вздохнула:
— Я видела его в суде, когда дело подходило к концу. Один раз он взглянул на меня. Я даже не могу описать его глаза. У меня просто сердце разрывалось. Конечно, он делал все, чтобы прикрыть меня. И все же... В общем, ты был прав, когда говорил про одиночество.
— Я вовсе не имел в виду...
— Ничего страшного, — Амелия попыталась улыбнуться. — Я ударила тебя, а ты мне ответил. И был абсолютно прав. Я ненавижу одиночество. Я люблю бывать в гостях, и мне хочется иметь хорошего друга. Но после Ника я потеряла всякий вкус к сексу. — Она нервно хохотнула. — Многие считают, что мне очень повезло с внешностью. И при желании я могла бы охмурить кучу парней, да? Ерунда какая-то. Если ко мне кто-то и начинает приставать, то с единственной целью — переспать. Поэтому я перестала искать друга. Одной, как оказалось, и легче, и лучше. Конечно, мне это не слишком нравится, но так действительно проще.
Наконец, Райм понял, что она испытала, когда впервые увидела его. Ей было легко общаться с ним, потому что она сразу поняла: здесь никакой угрозы не будет. Никаких сексуальных поползновений. Этого человека не придется отпихивать от себя. И может быть, она уловила дух товарищества: они оба были лишены одного и того же.
— А знаешь что, — попытался отшутиться Райм, — теперь нам точно надо быть вместе, чтобы не заниматься этим.
Амелия рассмеялась:
— Ну, а теперь ты расскажи мне о своей жене. Сколько лет вы были вместе?
— Всего семь. Шесть лет до несчастного случая и еще один год после.
— И она тебя бросила?
— Нет. Это я решил расстаться. Я не хотел, чтобы она мучилась со мной.
— Что ж, может быть, ты решил правильно.
— В общем, я полностью выкинул ее из своего сердца. Я настоящий негодяй. Ты пока видела меня только с хорошей стороны. — Он помолчал, а потом спросил: — А то, что произошло с Ником... Это имеет какое-нибудь отношение к твоему решению уйти с патрульной службы?
— Нет... Но, в общем, наверное, имеет. Жизнь на улице стала совсем другой. Она испортила Ника. Это уже совсем не то, как было раньше, когда работал мой отец. Тогда все было иначе. Гораздо лучше.
— Ты имеешь в виду, что отец тебе рассказывал все по-другому?
— Ну, возможно, — призналась Амелия. Она начала покачиваться на стуле, разминая ноги. — А что касается артрита, то он у меня есть, но не в такой серьезной форме, как я это представляю.
— Я знаю.
— Откуда?
— Ну, из того, что мне уже известно, я сумел сделать кое-какие выводы.
— Так вот почему ты так заинтересовался моей персоной? Ты знал, что я притворяюсь?
— Я заинтересовался тобой, потому что ты гораздо лучше, чем думаешь.
Она подозрительно посмотрела на Райма.
— Правда?
— Хочешь, я тебе кое-что расскажу? Я работал экспертом всего один год, когда нам как-то позвонили из отдела по расследованию убийств и сообщили, что в Гринвич Виллидж найден труп молодого человека. Все сержанты в тот день были заняты, и тогда решили, что осмотром места преступления займусь я. Мне тогда было двадцать шесть лет, и этот случай я хорошо запомнил. Я начал выяснять личность убитого, и оказалось, что молодой человек никто иной, как глава городского общества службы здравоохранения. Ну, я, как полагается, сделал массу снимков «Поляроидом». Ты бы видела эти фотографии! Оказывается, он посещал один из клубов сексуальных меньшинств на Вашингтон-стрит. Да, я совсем забыл сказать, что в день убийства он был одет в потрясающую мини-юбку и чулки в сеточку.
— Итак, я охраняю место происшествия. Вдруг неожиданно ко мне несется капитан, перелезая прямо через ограничительную ленту. Теперь я прекрасно понимаю, что он хотел забрать у меня снимки, но тогда я мало что смыслил. Для меня самым главным было — не допустить посторонних на место преступления!
— Это один из основных пунктов, — вспомнила Сакс. Райм засмеялся:
— Совершенно верно. Поэтому я его никуда и не пустил. Пока он орал на меня по другую сторону ограничительной ленты, ко мне хотел приблизиться сам заместитель комиссара. Но и он получил отказ. И вот они стоят с двух сторон и орут на меня так, что я перестаю их слышать, а повторяю, как попугай, одну фразу: «Сюда никто не пройдет, пока не будет проведен полный осмотр». И ты знаешь, кто, в конце концов, туда заявился?
— Неужели мэр?
— Его заместитель.
— И ты его тоже не пустил?
— Разумеется. Я не пустил никого, кроме экспертов. Конечно, потом мне пришлось полгода заниматься какими-то скучными делами. Но зато мы быстро поймали преступника. А одна из тех самых фотографий каким-то образом просочилась к репортерам и красовалась на первой странице одной из центральных газет. Короче говоря, я тогда поступил точно так же, как ты вчера утром, когда перекрыла 11-ю улицу.
— Я почему-то тогда не думала о том, что это может сыграть важную роль. Просто делала свое дело, и все, — пожала плечами Амелия. — А почему ты на меня так странно смотришь?
— Не обманывай сама себя. Сакс. Ты ведь знаешь, где твое настоящее место. На улице. Патруль, преступления, осмотр места происшествия, это уже неважно... Но общественные связи? Ты там сгниешь. Эта работа, конечно, тоже хороша, но не для тебя. Не сдавайся так просто.
— А ты сам почему сдаешься? Зачем пригласил Бергера? — пошла в атаку девушка.
— Ну, тут совсем другой случай.
Она вопросительно посмотрела на него. Так уж и другой? Потом отправилась искать салфетку. Вернувшись, она поинтересовалась:
— А ты за собой никакие трупы не тащишь?
— Это было давно. Теперь они похоронены.
— Расскажи.
— Ну, это не настолько...
— Неправда. Я знаю, что сейчас ты пытаешься меня обмануть. Не стоит. Выкладывай. Я же тебе все рассказала.
Райм почувствовал, как его охватила легкая дрожь. Но это был не начинающийся приступ, а что-то совсем другое. Улыбка исчезла с его губ.
— Ну, давай же, — настаивала Амелия. — Мне очень хочется послушать тебя.
— Ну, хорошо. Несколько лет назад был у нас один случай... — начал он. — В общем, я совершил ошибку. И очень серьезную.
— Ну? — нетерпеливо подгоняла его Сакс, одновременно наливая немного виски в оба стакана.
— Это было страшное бытовое преступление. Одновременно и убийство, и самоубийство. В китайском квартале погибли муж и жена. Он застрелил ее, а потом и себя. У меня было немного времени для осмотра, и я действовал чересчур быстро. И вот тогда я совершил, можно сказать, классическую ошибку. Я уже мысленно представил себе все то, что должен был найти на месте преступления. Еще до того, как приступил к работе. Я обнаружил какие-то нитки от одежды, и сразу подумал, что они принадлежат либо мужу, либо жене. Я нашел пулю, но мне и в голову не пришло сравнить ее с оружием, которое лежало рядом с погибшим. Я даже не удосужился проследить траекторию пули относительно положения пистолета. Короче говоря, я формально провел осмотр, подписал нужные бумаги и вернулся в офис.
— И что же произошло?
— Все то, что я увидел в квартире, было искусно подстроено. На самом деле и мужа, и жену убил вор-взломщик. Мало того, пока я осматривал квартиру, преступник находился там же!
— Что? Но это невозможно!
— Да. Как только я ушел, он вылез из-под кровати и начал стрелять в наших сотрудников. Он убил одного эксперта и серьезно ранил медика. Потом он выбежал на улицу, где тут же началась перестрелка с полицейскими, которые успели услышать тревогу по рации. Преступника удалось ранить, и немного позже он умер. Но он умудрился убить одного полицейского и ранить другого. Кроме того, он расстрелял женщину с детьми, которые по чистой случайности оказались у него на пути. Они выходили из ресторана, расположенного по другую сторону улицы. При этом он схватил одного ребенка и прикрывался им от пуль, как щитом.
— О Господи!
— Главу той семьи звали Колин Стэнтон. Вот как раз он и остался цел и невредим. Он был военным врачом. Позже мне говорили, что он мог бы спасти и свою жену, и обоих детей, если бы действовал сразу и вовремя остановил кровотечение. Но в тот момент с ним что-то произошло, и он, замер на месте, как вкопанный, не в силах пошевельнуться. Наверное, такую реакцию дала охватившая его паника. Так он и стоял, пока они все трое умирали на его глазах.
— Боже мой! Но, Райм, это же произошло не по твоей вине. Ты...
— Позволь, я закончу. К сожалению, история имеет продолжение.
— Да ты что?
— Муж отправился домой: они жили к северу от Нью-Йорка. У него был самый настоящий нервный срыв, и вскоре его отправили в психиатрическую лечебницу. Там он несколько раз пытался покончить с собой, за ним велось круглосуточное наблюдение. Сначала он хотел перерезать себе вены бумагой — обложкой журнала, затем он украл на кухне стакан и, разбив его, все же успел поранить себя. Вены ему зашили, но продержали в клинике еще примерно с год. Наконец, время подошло, и его выписали. Но примерно через месяц он снова решил покончить с собой. На этот раз при помощи ножа. Попытка оказалась удачной.
Я узнал о его смерти из некролога, который прислали в отдел общественных связей по факсу из Олбани. Потом кто-то из офицеров переправил его мне по электронной почте с припиской: «Думаю, тебя это заинтересует».
Далее началось новое расследование. Меня несколько раз допрашивали, хотели даже обвинить в профессиональной некомпетентности. Но все обошлось. Немного пожурили, а потом все забылось. Я лично думал, что меня вообще выгонят из полиции.
Амелия вздохнула и на несколько секунд закрыла глаза:
— И ты мне хочешь сказать, что не испытываешь никакого чувства вины по этому поводу?
— Уже нет.
— Я тебе не верю.
— Все имеет срок, Сакс. Я свое отстрадал. Я жил вместе с этими трупами. Но потом забыл о них. Если бы я не смог этого сделать, то как бы потом работал?
Она помолчала, видимо, что-то вспоминая, а потом заговорила:
— Когда мне было восемнадцать лет, меня как-то оштрафовали за превышение скорости. У меня спидометр показывал девяносто там, где разрешалось не более сорока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70