— Ладно, Терри, анализировать мое поведение будешь потом. Ты, надеюсь, уже слышал о нашем подозреваемом?
— Немного, — коротко ответил Добинс и принялся изучать Райма. Хотя он и не был врачом, но неплохо разбирался в физиологии. — Ты нормально себя чувствуешь. Линкольн? По-моему, ты немного ослаб.
— Я сегодня чуточку переработал сверх нормы, — признался Райм. — И не прочь вздремнуть. Ты же знаешь, какой я ленивый сукин сын.
— Это верно. Ведь именно ты позвонил мне в три часа ночи по какому-то вопросу о своем подозреваемом, а потом долго удивлялся, почему я валяюсь в постели. Так что у вас произошло? Тебе, я полагаю, нужен психологический портрет?
— Все, что ты нам расскажешь, мы с удовольствием примем к сведению.
Селитто вкратце ввел Добинса в курс дела. Райм помнил еще со времен совместной работы, что Терри никогда ничего не записывал, а умудрялся держать всю информацию в голове, которую до сих пор украшала пышная темно-рыжая шевелюра.
Психолог расхаживал по комнате, изредка бросая взгляд на таблицу, висящую на стене, и слушал монотонную речь Лона.
Затем он поднял вверх указательный палец, останавливая говорившего:
— Жертвы, жертвы... Их всех находили под землей. Одного — закопанным, другую — в подвале и третью, наконец, — в тоннеле скотного двора.
— Именно так, — подтвердил Райм.
— Продолжай.
Селитто принялся рассказывать о том, как удалось спасти Монелл Гергер.
— Хорошо, прекрасно, — рассеяно отвечал Добинс. Затем неожиданно остановился посреди комнаты и снова уткнулся в таблицу. Он расставил ноги, упер ладони в бедра и принялся заново изучать скудные данные о подозреваемом номер 823. — Расскажи-ка мне поподробней о своих догадках насчет его любви к старине. Линкольн.
— Я пока не знаю, что это может означать. До сих пор все вещицы, которые он нам подбрасывал, так или иначе были связаны с историческими районами Нью-Йорка. Строительные материалы начала века, скотные дворы, паровая система отопления...
Добинс шагнул вперед и постучал пальцем по тому месту, где в таблице значилось имя «Ханна»:
— Расскажи мне вот про это. Кто такая Ханна?
— Амелия, — попросил Райм. — Помоги нам.
Она объяснила Добинсу, что преступник несколько раз по непонятным причинам назвал Монелл Ханной:
— Она еще добавила, что ему было приятно произносить это имя. Кроме того, он пытался заговорить с ней на немецком.
— К тому же, ему пришлось изрядно рисковать, когда он похищал ее, верно? — заметил Терри. — Такси, аэропорт — тогда все для него оборачивалось вполне безопасно. Но прятаться в прачечной и поджидать... Видимо, у него была какая-то причина похитить именно женщину-немку.
Добинс в задумчивости принялся накручивать одну из своих длинных темно-рыжих прядей на палец. Потом он плюхнулся на расшатанный стул и вытянул ноги.
— Хорошо, давайте попробуем разобраться. Подземелье... это ключ к разгадке. Я догадываюсь, что преступнику есть, что скрывать, из чего делаю вывод, что он склонен к истерии.
— Но он не ведет себя, словно истерик. Наоборот, он предельно спокоен и последователен: рассчитывает каждую мелочь.
— Это совсем не та истерия. Здесь мы имеем дело с расстройством ментального уровня. Часто это бывает вызвано сильной душевной травмой, пережитой раньше, которая в дальнейшем накладывает отпечаток на все поведение больного. Мы сталкиваемся со своего рода защитной реакцией организма. На физическом уровне она выражается в тошноте, головных болях и тому подобном. Изменения в мозговой деятельности принимают параноидальный характер. Душевная травма видоизменяется, превращаясь в истерическую амнезию, фуговые состояния, а то и в расщепление личности.
— Словом, Джекил и Хайд, — прямолинейно заявил Купер.
— Ну, лично я далек от того, чтобы считать его расщепленной личностью, — продолжал Добинс. — Такой диагноз устанавливается крайне редко. Известные случаи расщепления, как правило, зафиксированы у молодых людей с низким интеллектуальным коэффициентом, чего нельзя сказать о вашем подозреваемом. — Он кивнул в сторону таблицы. — Преступник хитер и изворотлив. Высокоорганизованный злоумышленник. — Добинс на секунду взглянул в окно. — Это интересно, Линкольн. Думаю, твой подозреваемый превращается в другую личность только когда ему необходимо то есть, когда он собирается убить, что очень важно.
— Почему?
— Тут есть две причины. Во-первых, нам становится кое-что понятно относительно его главной личности. Или в детстве, или в процессе учебы и работы, он воспитывался на принципах помощи людям, а не на причинении им вреда. Он может быть священником, советником, политиком или просто социальным служащим. А во-вторых, преступник ставит перед собой определенную задачу, поняв которую, вы и выйдете на него.
— Какого типа задачу?
— Может быть, он уже давно хотел убивать, но только не мог действовать, пока не нашел для себя подходящей модели. Возможно, преступник почерпнул ее из фильма или книги. Или же такой моделью стала судьба реального, знакомого ему человека. Имеется некий образ, с которым он себя отождествляет. Пример, следуя которому, он считает убийство вполне приемлемым действием. А далее я затрудняюсь добавить что-либо.
— А ты попробуй, — подзадоривал его Райм.
— Его тяга к истории наталкивает на мысль, что его примером для подражания является какая-то знаменитая личность из прошлого.
— Реальная?
— Этого я утверждать не могу. Может быть, и выдуманная. Кем бы ни была эта Ханна, она наверняка являлась действующим лицом той же истории. И немецкий язык тоже имеет значение. Возможно, тут прослеживается связь с американцами немецкого происхождения.
— У тебя есть какие-нибудь предположения относительно того, что его подталкивает к подобным действиям?
— Фрейд заявил бы, — а что еще он мог бы предположить? — что тут имеет место сексуальный конфликт, развившийся на базе эдипова комплекса. Сейчас считается, что любая моральная травма может послужить катализатором неуправляемого процесса. И это вовсе не обязательно будет одноразовое событие. Здесь может присутствовать и самонедостаточность, и целая серия неудач в личной жизни и профессиональной деятельности. Трудно сказать. — Глаза Терри засветились, когда он вновь взглянул на таблицу. — Я очень надеюсь. Линкольн, что вы схватите его живым. Мне страшно хотелось бы побеседовать с ним пару часиков.
— Том, ты все это записываешь? — осведомился Райм.
— Да.
— Еще один вопрос, — начал Линкольн.
— И я бы сказал, весьма важный вопрос, — ухмыльнулся Терри. — Почему он оставляет вам «ключевые» предметы? Я угадал?
— Да. Так почему же?
— Ну, если подумать о том, что он уже совершил... Он таким образом разговаривает с вами. И не бормочет нечто несвязное, как Сын Сэма или Зодиак. Он не шизофреник. Преступник общается с тобой на понятном тебе языке. И это — язык судебной экспертизы. Почему? — Добинс снова принялся расхаживать по комнате, изредка посматривая на таблицу. — У меня создается впечатление, что преступник как бы хочет разделить свою вину с кем-то еще. Понимаешь, ему трудно убивать. А если появляются сообщники, то уже легче. Если вы не спасаете жертву вовремя, то вина частично ложится и на вас.
— Вот это здорово, — заметил Райм. — Значит, он так и будет подкидывать нам ключи к разгадке собственных шарад, да таких, с которыми возможно справиться. Если загадка окажется чересчур сложной, он не сможет разделить с кем-либо бремя вины.
— Это верно, — согласился Добинс, и улыбка исчезла с его лица. — Но, к сожалению, существует еще и другой фактор...
— Его активность возрастает, — закончил за него Селитто.
— Вот именно, — подтвердил Терри.
— Неужели он сможет действовать еще быстрее? — недоумевал Бэнкс. — И так происшествия следуют с интервалом в три часа.
— Я думаю, он найдет способ, — сказал психолог. — Скорее всего, преступник перейдет на коллективные цели. — Глаза Терри неожиданно сузились. — Ты в порядке. Линкольн?
На лбу криминалиста выступили бисеринки пота, и время от времени он прикрывал глаза:
— Я просто устал. Слишком много переживаний для старого калеки.
— И последнее. Обычно в серийных убийствах встречается определенный стереотип жертвы. Здесь же мы видим различия как возрастные, так и по половому признаку и социальному положению. Правда, все они белокожие, но он и охотится-то в районе, где преобладают белые. Из того, чем мы на данный момент располагаем, нельзя сделать заключение, почему он выбрал именно тех людей. Если у тебя это получится, ты пойдешь на шаг впереди него.
— Спасибо, Терри, — поблагодарил приятеля Райм. — Побудь еще немного с нами.
— Конечно, Линкольн, если тебе это доставит удовольствие.
— А теперь давайте займемся вещественными доказательствами, которые мы раздобыли на скотном дворе, — распорядился Райм. — Что у нас там? Трусики?
Мел Купер разбирал пакеты, которые привезла Сакс. Он нашел тот, в котором лежали женские трусы, и объявил:
— Фирма «Катрина Фэшнз Д'Амор лайн». Стопроцентный хлопок, эластичная резинка. Ткань изготовлена в США. Скроены и сшиты на Тайване.
— И вы все это можете сказать, только взглянув на них? — поразилась Сакс.
— Нет, я читаю то, что написано на этикетке, — пояснил Мел.
— Понятно. Полицейские рассмеялись.
— Он хочет сказать, что следующей жертвой будет женщина? — высказала предположение Сакс.
— Возможно, — отозвался Райм. Купер вскрыл пакет:
— Понятия не имею, что это за жидкость. Придется поработать с хроматографом.
Райм попросил Тома показать ему обрывок газеты с лунными фазами, и принялся изучать его. Такой предмет считается идеальным для индивидуализации, если при этом была газета, от которой этот клочок оторвали. Однако проблема заключалась в том, что газеты у них не было. И Райм не думал, что они когда-нибудь найдут ее. Скорее всего, преступник уничтожил эту газету после того, как оторвал нужный фрагмент. Правда, Линкольн предпочитал об этом не думать. Ему больше нравилось представлять себе, что газета где-то лежит и ждет их. Он всегда рисовал себе радужные перспективы: кусочек краски и автомобиль, от которого он откололся. Это мог быть обрезанный ноготь и палец, к которому этот ноготь можно приложить, пуля, найденная в теле жертвы, и ствол, из которого она вылетела. Такие источники обладали чуть ли не собственной личностью в глазах Райма. Они несли в себе следы властности и жестокости.
Или таинственности.
Лунные фазы...
Райм посоветовался с Добинсом, не означает ли этот обрывок цикличность в дальнейших поступках подозреваемого.
— Нет. Главная фаза давно прошла, а новолуние ожидается через четыре дня.
— Значит, луна обозначает что-то другое.
— Если он вообще имел в виду луну, — вмешалась Сакс. «Она гордится собой, и по праву», — отметил про себя Райм.
— Хорошая мысль, Амелия. Может быть, он имеет в виду круги. Или типографскую краску. Или бумагу. Или геометрию. Или планетарий...
Райм перехватил устремленный на него странный взгляд женщины. Возможно, до нее только что дошло, что он причесан, переодет и гладко выбрит.
«Интересно, какое у нее сейчас настроение? — подумал он. — Все еще продолжает сердиться на меня или уже остыла?» Линкольн не мог этого определить. Сейчас все мысли Амелии были заняты таинственным подозреваемым номер 823.
Из коридора раздался писк сработавшего факса. Том направился туда и вскоре вернулся с двумя листами бумаги.
— От Эммы Роллинс, — объявил он и показал их Райму. — Результаты по магазинам Манхэттена. За последние два дня в одиннадцати из них телячьи ноги были проданы клиентам, которые покупали менее пяти наименований товаров. — Том начал вписывать в таблицу адреса и обратился к Линкольну: — Названия магазинов указывать?
— Обязательно. Они нам понадобятся позже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70