Командиры уверяли, что я убиваю, защищая свою родину, но они ошибались: на самом деле я занимался этим для того, чтобы спастись от безумия. Но после двух лет службы в армии все осталось как прежде; убийства, которые я совершил, не принесли избавления от нескончаемого кошмара. Я ни на минуту не мог забыть изуродованное тело матери, ее покалеченную душу. Я попросил об отставке, и моя просьба была удовлетворена.
Наступившую тишину нарушал лишь монотонный вой реактивных двигателей.
– Я вернулся в квартиру матери в Ватикане. Меня разыскали священники, с которыми мать была когда-то близка. Они хотели узнать, не требуется ли мне какая-нибудь помощь. Им было прекрасно известно все, что я совершил – не только со своим отцом, но и во время службы в армии. Они чувствовали себя в ответе за меня – в свете того, что церковь отвернулась от моей матери, и ей пришлось обрести покой в неосвященной могиле. Отпустив мне все грехи, эти церковники начали встречаться со мной все чаще и чаще. Они стали моими единственными друзьями. С их помощью я обрел работу, дом и то, что заменило мне семью.
Эти священники в течение многих лет работали с моей матерью. Они входили в небольшую группу людей церкви, которые подчинялись непосредственно Папе Римскому. Хотя это не предается огласке, в последнее время резко возросло количество преступлений против церкви. Причем не только тех, что порождены алчностью и ненавистью, но и таких, целью которых является разрушение самих основ католицизма. Так вот, эти священники сделали мне одно предложение, предупредив, что от меня потребуется полная отдача на протяжении всей жизни. Они предостерегли, что с этой дороги, для которой я подходил как никто другой, свернуть будет уже нельзя. Я дал согласие принять на себя эти обязанности, но при одном условии: моя мать должна была получить особое прощение…
Ее перезахоронили по христианскому обычаю. В церкви. Панихиду отслужил сам понтифик.
Симон повернулся к Майклу: он больше не смотрел внутрь себя, переживая заново все страдания своей мученической жизни, а обратился лицом к окружающему миру. Показав себя человеком ранимым, вызывающим жалость, Симон теперь снова стал тем, кого Майкл впервые увидел в своем доме: уверенным в себе, решительным, непоколебимым.
– В моем новом ремесле мне позволяется пользоваться любыми методами, которые требуются для достижения цели – для защиты церкви. Я стал человеком, которому доверены самые сокровенные тайны, Майкл. Хранителем всего того, о чем ты не хочешь знать.
* * *
Реактивный лайнер вспарывал ночное небо, а далеко внизу его черная тень стремительно мчалась по залитым лунным светом океанским волнам. Близился рассвет. В полумраке салона гул двигателей звучал подобно завыванию сирен. Симон крепко спал, судя по всему измученный рассказом о своем страшном прошлом. Майклу, напротив, сон не шел: он боялся кошмаров, в которых ему вернутся ужасы, только что увиденные глазами Симона. Неужели можно было сохранить рассудок после такого чудовищного детства? Но по крайней мере, ему стал понятнее человек, который сейчас сидел рядом с ним. Подозрения насчет того, что Симон способен совершить убийство, получили подтверждение. Однако вопрос о здравости рассудка Симона оставался открытым. Майкл и прежде уже задумывался о том, как воспринимает реальность его новый товарищ; и сейчас, не только судя по поступкам Симона и его прошлому, но и принимая в расчет очевидное психическое расстройство обоих его родителей, он приходил к выводу, что сумасшествие Симона является более чем вероятным.
Устремив взгляд на необъятный океан, черный, глубокий и загадочный, Майкл задумался об опасностях, которые таятся прямо под чарующей сверкающей поверхностью. Эта картина заставила его вспомнить о Финстере. Майкл открыл шкафчик над креслом, ища одеяло. Не найдя его, он вынужден был довольствоваться своей спортивной курткой. Съежившись в кресле, Майкл крепко укутался в куртку: она до сих пор хранила едва различимый аромат Мэри. Вспоминая улыбку жены, он вдруг нащупал что-то в кармане. Достав конверт, он вскрыл его.
«Дорогой Майкл!
Долгие годы этот предмет оберегал меня, хранил от опасностей. Знаю, временами ты находил его глупым, а когда мы занимались любовью, он просто выводил тебя из себя. Но сейчас я прошу тебя постоянно держать его при себе. Он помог мне перенести много невзгод. И я прошу надеть его – чтобы он и тебе помог вернуться ко мне живым и невредимым. Носи его не как символ своей веры, а как напоминание о моей непоколебимой вере в тебя.
Я тебя люблю всем своим сердцем.
М.».
Судя по всему, Мэри незаметно положила эту записку в карман куртки, когда Майкл выходил из палаты, чтобы позвонить и принести холодной воды. Даже несмотря на болезнь, она смогла найти в себе силы продолжать то, что так ему нравилось.
Майкл вытряхнул на ладонь содержимое конверта. И тотчас же его захлестнуло с головой – вся та боль, все чувства, которые он пережил за последний месяц. Слезы обожгли щеки. Майкл полностью отдался своему горю, находя утешение в том, чего не позволял себе до настоящего момента, надеясь, что это поможет ему очистить рассудок и приготовиться к тому, что ждет впереди.
Наконец – не из страха, который поселил у него в душе своим рассказом Симон, не из-за новообретенной веры в Бога и религии, но потому, что он верил Мэри, – Майкл надел на шею ее маленький золотой крестик как напоминание о данном им обещании вернуться. Стиснув этот маленький символ так, как много раз делала у него на глазах Мэри, Майкл отпустил его. Кусочек холодного металла упал ему на грудь, и он не смог не подумать о грустной иронии происходящего. Они с Мэри не обмолвились ни словом о том, с чем ему предстояло столкнуться, и тем не менее она каким-то образом обо всем догадалась. Вместе с этим крестиком, который теперь висел у Майкла на шее, Мэри послала ему свою веру. Покидая ее, он не услышал от нее ни слова укора или возражения. Мэри напутствовала мужа лишь одной простой фразой, призванной поддержать во всем, через что ему предстояло пройти: она сказала, что всегда в него верила. Только ради нее одной Майкл сейчас летел в противоположный конец земли, для того чтобы спуститься в преисподнюю.
ГЛАВА 20
«Боинг-747» катился по взлетно-посадочной полосе, разрезая густой утренний туман, опустившийся на берлинский аэропорт Тегель. Летнее солнечное утро отражалось в хрустальных капельках росы, покрывающих траву вдоль бетонной дорожки. Сегодня Симон встретил восход над океаном; солнце зажглось, приветствуя новый день, и прогнало туман над водой, как проснувшийся ребенок стряхивает с себя воспоминания о ночном кошмаре. В эту ночь чувства, давным-давно загнанные в самые потаенные глубины души, всплыли на поверхность, напомнив Симону, кто он такой, кем он стал. И долгожданный рассвет не принес того очищения, на которое Симон рассчитывал сегодня как никогда. Он понял, что кошмары скоро вернутся. И теперь это произойдет при свете дня.
Таможенный контроль они с Майклом прошли без происшествий. К удивлению Майкла, оказалось, что Симон бегло говорит по-немецки; он объяснил таможеннику, что они с Майклом прилетели в Германию по делам и отдохнуть. Декларировать им нечего, и Симон попросил поскорее покончить с формальностями, поскольку они торопятся на важную встречу.
В последние часы трансатлантического перелета Майкл наконец заснул. Сон не принес ему отдыха, но, по крайней мере, позволил хоть на время забыть об услышанном признании. Майклу было жаль Симона, однако при этом он его боялся. Несомненно, потеря матери, да еще при таких жутких обстоятельствах, должна была стать сильнейшим ударом для любого ребенка, тем более если повинен в этом был его родной отец; в то же время именно эта потеря и сделала Симона таким, какой он есть. Несмотря на то, что Симон вроде бы прикрывался мантией церкви, определенно до спасения души ему было еще дальше, чем Майклу. Этот человек представлял собой загадку, которая Майкла ставила в тупик. С его точки зрения, церковь была подобна государству. Религия, которая обладает миллиардом последователей, сосредоточивает в своих руках огромную власть, и эту власть она стремится оберегать любой ценой и любыми средствами. И Симон стал орудием в руках церкви. Для того чтобы ее поддержать, он без колебаний нарушит любую заповедь; этот человек защищает закон, постоянно его нарушая.
– Встретимся в гостинице, – бросил Симон, вручая Майклу конверт. Сам он при этом усаживался в такси на практически пустой площади перед аэропортом. – Мне нужно забрать кое-какие материалы.
– Только не задерживайся, – предупредил Майкл.
Ничего не ответив, Симон захлопнул дверь, и такси тронулось. «Материалы», подумал Майкл. Одному Богу известно, что имелось в виду. Определенно, не требник. Закинув сумку на плечо, Майкл упругой походкой двинулся по Лертер-штрассе. Все его измученное тело ныло после перелета, после шести часов, проведенных в скрюченном состоянии. И сейчас оказалось так приятно размять затекшие члены.
Машин на улицах встречалось мало, поэтому не обратить внимания на лимузин было нельзя: он медленно ехал навстречу, ярдах в ста от Майкла. Майкл не придал этому особого значения, продолжая идти по Вистерн-Хаген-плац. Лимузин, черный вытянутый «мерседес», продолжал сокращать расстояние. Майкл свернул налево на Слибзильбер-штрассе, улицу маленьких магазинчиков. Возможно, он напрасно делает из мухи слона. Вероятно, все дело в недосыпании и чрезмерном стрессе. И он просто стал жертвой мании преследования.
Лимузин повернул следом за ним. Случайное совпадение. И больше ничего. Майкл постарался выбросить из головы пугающие мысли. Машина еще больше сбросила скорость, но продолжала приближаться. Замедлив шаг, Майкл принялся разглядывать витрины. Все магазинчики еще были закрыты, но за витринами просматривались суетящиеся владельцы, которые готовились к началу рабочего дня. Лимузин поравнялся с Майклом, и тот увидел его темное отражение в стеклянном фасаде мясной лавки: заднее стекло поползло вниз. Майкл постарался разобрать черты лица того, кто сидел в машине. И ускорил шаг.
Автомобиль тоже прибавил скорость. О случайном совпадении не может быть и речи.
Майкл побежал.
Лимузин с визгом рванул следом за ним, разбрасывая задними колесами камешки. Запахло горелой резиной, из-под покрышек вырвался черный дым. Ноги Майкла бешено мелькали, по мышцам разлился адреналин. Он понятия не имел, куда бежит; все указатели были на немецком. Сверкающий черный лимузин, стремительно настигая его, расплылся в темное пятно. Майкл понял, что машина попытается его сбить. Рев двигателя становился все громче. Майклу показалось, что где-то вдалеке послышался испуганный крик. Нужно было срочно что-то делать. От смерти его отделяли считанные мгновения. Черная машина немецкого производства уже почти его настигла. И тут Майкла вдруг пронзила мысль: если он погибнет, что станется с Мэри?
Резко свернув направо, Майкл оказался в переулке, заставленном мусорными баками, темном, словно оставшемся от средневековья. Слишком тесном для лимузина. Послышался визг покрышек, цепляющихся за мостовую. Майкл не обернулся. Через мгновение по узкому переулку раскатился скрежет сминаемого, рвущегося металла. Спугнув двух котов, Майкл запрыгнул на мусорный бак и перескочил на соседний забор. И только оказавшись наверху, рискнул оглянуться назад. В противоположном конце переулка лишь яркое пятно солнечного света. Лимузин исчез.
Майкл спрыгнул на полоску диких цветов, растущих на краю, судя по всему, большого парка. В самом сердце этого оазиса сверкала гладь озера, слева зеленела сочная лужайка, вдалеке виднелась детская площадка. И здесь были люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68