– Да, так ведь и есть отчего смутиться.
– Две миссис Стрэндж в доме. Это неприлично, вот что я вам скажу!
Тем временем в столовой установилось то самое молчание, о котором только что говорил кухарке Хэрстл.
С видимым усилием над собой Мэри Олдин повернулась к Кэй и сказала:
– Я пригласила вашего друга, мистера Латимера, пообедать с нами завтра вечером.
– О, спасибо, – ответила Кэй. Невил переспросил:
– Латимер? Он разве здесь?
– Он остановился в отеле «Истерхед Бэй», – сказала ему Кэй.
– Мы могли бы все вместе съездить туда как-нибудь на днях и пообедать, – предложил Невил. – До которого часа ходит паром?
– До половины второго, – ответила Мэри.
– Я полагаю, по вечерам там танцы?
– Большинству отдыхающих уже лет по сто.
– Не очень-то весело твоему приятелю, – заметил Невил, обращаясь к Кэй.
Мэри поспешила вмешаться:
– Мы могли бы как-нибудь выбраться в Истерхед Бэй купаться. Вода еще совсем теплая, и там чудесный песчаный пляж.
Томас, наклонившись к Одри, вполголоса предложил ей:
– Я собирался завтра прокатиться на яхте. Хочешь поехать со мной?
– Да, с удовольствием.
– А почему бы нам не поехать всем вместе? – сказал на это услышавший их разговор Невил.
– Если не ошибаюсь, ты говорил, что собираешься играть в гольф, – заметила Кэй.
– Я и правда подумывал выйти на поле. Третьего дня игра у меня совсем расклеилась.
– Какая трагедия! – съязвила Кэй. Невил ответил добродушно:
– Что ж, гольф – игра трагическая. Мэри спросила Кэй, играет ли она в гольф.
– Да, теперь все играют.
Невил добавил:
– У Кэй дело бы пошло просто замечательно, приложи она хоть каплю старания. Задатки у нее превосходные.
Кэй повернулась к Одри:
– А вы спортом не увлекаетесь, не так ли?
– Практически нет. Разве что немного играю в теннис, но я такая трусиха.
– Ты по-прежнему играешь на фортепиано, Одри? – спросил Томас.
Она отрицательно покачала головой.
– Нет, последнее время нет.
– У тебя раньше неплохо получалось, – похвалил ее Невил.
– Я всегда думала, что ты не любишь музыки, Невил, – заметила Кэй.
– Просто я в ней совсем не разбираюсь, – небрежно ответил он. – Меня всегда удивляло, как Одри могла взять октаву: у нее такие маленькие руки.
Он как раз смотрел на них, когда она клала на стол свой десертный ножичек и вилку.
Одри слегка покраснела и быстро проговорила:
– У меня очень длинный мизинец. Наверное, поэтому.
– Значит, вы самолюбивая, – сказала Кэй. – У тех, кто больше думает о других, мизинец всегда короткий.
– В самом деле? – спросила Мэри Олдин. – Тогда я не самолюбивая. Посмотрите, мизинцы у меня совсем короткие.
– Я уверен, вы очень много думаете о ближних, – сказал Томас Ройд, смотря на нее долгим внимательным взглядом.
Мэри покраснела, потом торопливо продолжила:
– Ну-ка, кто из нас самый несамолюбивый? Давайте все сравним мизинцы. Мои короче, чем у вас, Кэй, но с Томасом, я вижу, мне не тягаться.
– Вам обоим далеко до меня, – поддержал игру Невил. – Посмотрите-ка.
Он вытянул руку.
– Это только на одной руке, – отметила Кэй. – Левый мизинец у тебя короткий, зато правый – гораздо длиннее. Левая рука означает то, что вам дано от рождения, а правая – то, что вы сами делаете со своей жизнью. Вот и получается, что родился ты несамолюбивым, но со временем стал эгоистом.
– Вы умеете гадать, Кэй? – заинтересовалась Мэри Олдин. Она протянула свою руку ладонью вверх. – Гадалка однажды предсказала мне, что у меня будет два мужа и трое детей. Придется мне поторопиться! Кэй пояснила:
– Эти маленькие перекрестья – не дети, а путешествия. Это значит, что вам предстоят три путешествия по воде.
– Тоже маловероятно, – заметила Мэри Олдин.
Томас Ройд спросил ее:
– А вы много путешествовали?
– Нет. Можно сказать, совсем не путешествовала.
– А вам бы хотелось?
– Больше всего на свете.
С присущей ему несуетливой обстоятельностью Томас представил себе ее жизнь. Все время у постели старой женщины. Спокойная, тактичная, прекрасная хозяйка. Он с любопытством спросил:
– Давно вы живете с леди Трессилиан?
– Почти пятнадцать лет. Я переехала сюда, когда умер мой отец. Несколько лет перед смертью он был совсем беспомощным инвалидом.
Затем, догадавшись, что именно хотел бы знать Томас, она добавила:
– Мне тридцать шесть лет. Вам ведь об этом хотелось спросить, не так ли?
– Верно, об этом я и думал, – признался он. – Видите ли, вам можно дать сколько угодно лет.
– Весьма двусмысленное замечание!
– Пожалуй, да. Но я не хотел вас обидеть.
Его задумчивый взгляд опять задержался на лице мисс Олдин. Она нимало не смутилась: этот взгляд был лишен какой-либо нарочитости – он выражал подлинный глубокий интерес. Заметив, что глаза Томаса разглядывают ее волосы, она коснулась рукой седого локона.
– Это у меня с самой молодости, – просто сказала она.
– Мне нравится, – сказал Томас Ройд так же просто.
Он продолжал смотреть на нее. Наконец она спросила с несколько деланной веселостью:
– Ну и каков же вердикт?
– О, простите, с моей стороны, наверное, было бестактно так смотреть. Я размышлял о вас – какая вы на самом деле.
– Ради бога, оставим это, – она поспешно поднялась из-за стола. Взяв под руку Одри и направляясь в гостиную, сообщила на ходу:
– Старый мистер Тривз тоже придет завтра обедать.
– Кто он? – спросил Невил.
– Он привез рекомендательное письмо от Руфуса Лорда. Чрезвычайно почтенный джентльмен. Он остановился в «Бэлморал Корте». У него больное сердце, и на вид он очень слаб, но голова у него совершенно светлая. Кроме того, среди его знакомых есть множество интересных людей. Он был адвокатом или барристером – уже не помню точно кем.
– Все здесь такие ужасно старые, – пожаловалась Кэй.
Она стояла прямо под торшером. Томас взглянул в том направлении и с тем же неторопливым, заинтересованным вниманием, которое уделял всему, что попадало в поле его зрения, принялся рассматривать ее.
Он неожиданно был поражен ее пронзительной, чувственной красотой. Красотой живых красок, брызжущего через край торжествующего жизнелюбия. Он перевел взгляд с нее на Одри – бледную, похожую на ночную бабочку в своем серебристо-сером платье.
Томас улыбнулся про себя и пробормотал:
– Белоснежка и Алая Роза.
– Что? – У его локтя появилась Мэри Олдин. Он повторил свои слова.
– Как в старой сказке, помните?
Мэри кивнула:
– Очень удачно вы это подметили…
V
Мистер Тривз с удовлетворением потягивал портвейн из своего бокала. Превосходное винцо. И обед приготовлен и подан безукоризненно. Совершенно очевидно, что у леди Трессилиан никаких трений со слугами не возникает.
Да и дом содержится превосходно, несмотря на то, что хозяйка прикована к постели.
Разве что вот дамы остались за столом, когда подали портвейн. Он предпочитал старомодные порядки. Но эта молодежь все делает по-своему.
Его глаза задумчиво рассматривали яркую, необыкновенно красивую женщину, которая была супругой Невила Стрэнджа.
Сегодняшний вечер был вечером Кэй. Ее жизнерадостная красота светилась и сияла, затмевая мягкое пламя свечей, которыми освещалась комната. Рядом, склонив к ней гладкую темноволосую голову, расположился Тэд Латимер. Он подыгрывал ей. Кэй чувствовала себя победительницей и смотрела вокруг с торжеством во взоре.
Один только вид этого сияющего жизнелюбия согревал старые кости мистера Тривза.
Молодость – решительно ничто на свете не сравнится с молодостью! Не удивительно, что ее муж потерял голову и оставил ради нее свою первую жену. Одри сидела рядом со стариком. Очаровательное создание и настоящая леди, но опыт говорил мистеру Тривзу, что именно таких женщин мужья неизменно бросают. Он искоса взглянул на нее. Голова опущена, взгляд застыл на тарелке. Что-то в полной неподвижности ее позы поразило мистера Тривза. Он взглянул на нее более пристально. Интересно, о чем она думает. Просто очаровательно, как у нее пробиваются волоски из маленького, похожего на раковину ушка.
Чуть заметно шевельнувшись, мистер Тривз вернулся от своих мыслей к действительности: все вставали из-за стола. Он тоже поспешил подняться.
В гостиной Кэй Стрэндж направилась прямо к граммофону и поставила пластинку с танцевальной музыкой.
Мэри Олдин извиняющимся тоном обратилась к мистеру Тривзу:
– Я уверена, что вы не выносите джаза.
– Что вы, совсем нет, – из вежливости неискренно ответил ей мистер Тривз.
– Может быть, позже мы сыграем партию в бридж? – предложила Мэри. – Сейчас начинать роббер нет смысла, мне известно, что леди Трессилиан сгорает от нетерпения поболтать с вами.
– О, я предвкушаю большое удовольствие от этой беседы. Леди Трессилиан никогда не спускается вниз обедать вместе со всеми?
– Нет. Когда-то спускалась в инвалидном кресле. Для этого у нас здесь и был устроен лифт. Но в последнее время она предпочитает не покидать своей комнаты. Там она может поговорить с кем пожелает, вызывая собеседника своего рода Королевским Приказом.
– Очень удачное сравнение, мисс Олдин. Я всегда подмечал нечто величественное в манерах леди Трессилиан.
Через середину комнаты медленной танцующей походкой двигалась Кэй.
– Убери-ка столик, Невил, он будет мешать, – не повернув головы, обронила она.
Невил послушно отодвинул столик. Затем он шагнул к ней, но она нарочито повернулась к Тэду Латимеру.
Ее голос звучал глубоко и властно, глаза сияли, чувственный рот приоткрывался в улыбке.
– Пойдем, Тэд, потанцуем.
Рука Тэда мгновенно скользнула вокруг ее талии. Они закружились в танце, раскачиваясь, склоняясь, их шаг совпадал идеально. Это было восхитительное зрелище.
Мистер Тривз пробормотал:
– М-да, вполне профессионально.
Мэри Олдин слегка поморщилась при этом слове, но мистер Тривз, конечно, просто выразил свое восхищение.
Она пристально взглянула в его умное лицо щелкунчика. Выражение этого лица показалось ей несколько рассеянным, словно адвокат следил за ходом каких-то своих мыслей.
Невил мгновение раздумывал в нерешительности, потом направился к окну, где стояла Одри.
– Ты танцуешь, Одри?
Его голос прозвучал почти холодно. Можно было подумать, что приглашение сделано из простой вежливости. Одри Стрэндж колебалась минуту, потом кивнула и шагнула навстречу.
Мэри Олдин, поддерживая светскую беседу, произнесла несколько ничего не значащих фраз о погоде, но мистер Тривз, обычно столь вежливый и внимательный к своей собеседнице, на этот раз молчал с отрешенным видом. До сих пор ничто не указывало на слабость его слуха, и Мэри приписала это проявление невнимания к ней его увлеченности собственными мыслями. Взгляд мистера Тривза был обращен в сторону танцующих, но Мэри не могла сказать с определенностью, кто так заинтересовал его: они или Томас Ройд, одиноко стоявший в противоположном конце комнаты:
– Извините меня, моя дорогая, вы что-то сказали? – проговорил он наконец, несколько смешавшись.
– Нет, ничего особенного. Просто сентябрь в этом году выдался удивительно ясный.
– Да, действительно. Здесь теперь все очень ждут дождя, как мне сказали в отеле.
– Я надеюсь, вам там вполне удобно?
– О да. Хотя, должен признаться, по приезде мне было неприятно узнать, что…
Мистер Тривз не договорил.
Одри отстранилась от Невила. Смущенно улыбаясь, она сказала извиняющимся тоном:
– Здесь очень жарко. Невозможно танцевать.
Она прошла к отрытой балконной двери и вышла на террасу.
– Ну, иди же за ней, глупец, – невольно вырвалось у Мэри.
Эти слова не предназначались для постороннего слуха, но они прозвучали достаточно громко, чтобы мистер Тривз повернулся и с удивлением посмотрел на нее.
Она покраснела и попыталась за смешком скрыть свое смущение.
– Я уже начинаю думать вслух, – удрученно произнесла она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29