– Кризи, мне ни за что не удалось бы этим летом найти другого такого работника. Это я серьезно тебе говорю. Так что давай замнем эту проблему для большей ясности.
Пол вернулся к остальным, и Кризи ничего не оставалось делать, как только последовать за ним.
Через несколько минут он со всеми распрощался и вышел с Надей из бара.
Они чувствовали себя как молодые влюбленные на первом свидании. Ни ощущения разлуки, ни горечи предстоявшего расставания не было.
В ресторане они сели за столиком на террасе и заказали рыбу. Несмотря на великолепно приготовленное блюдо, Надя с Кризи решили, что лещ, которого запек для них Салву, был лучше. Выпив бутылку холодного вина, они заказали еще одну. Для Кризи этот ужин имел особое значение. Он знал, что уже утром его мысли будут заняты совсем другим. Надя же всем своим поведением старалась его поддержать и ободрить. Он думал о том, что оставляет на Гоцо. Ему бы очень не хотелось вспоминать о печальном, а она не давала ему к этому никаких поводов. Каждым своим жестом Надя как бы подчеркивала собственную независимость и силу. Это было лучшим средством облегчить то чувство вины, которое подспудно отягощало совесть Кризи.
После ужина они отправились в «Барбареллу» – Кризи хотел попрощаться с Ченсу. Заплатить за напитки тот ему не позволил.
– Сегодня вечером вы с Надей – мои гости.
Кризи пригласил Надю на танец, но она отрицательно покачала головой.
– Сейчас почти полная луна. Пойдем искупаемся вместе напоследок.
Они допили, что оставалось в стаканах, вернулись на ферму и по тропинке прошли через скалы к заливчику. В холодной воде Кризи обнял Надю – кожа ее была гладкая и скользкая, как мокрое стекло.
Она отдалась ему на плоской скале. Кризи лежал на спине, чтобы твердость скалы доставляла неудобства только ему. Но, когда Надя склонилась над ним, он не ощущал ничего, кроме ее жаркой и податливой плоти. Как всегда, они любили друг друга медленно, их страсть нарастала постепенно и равномерно. Он смотрел на ее небольшие, еще не обсохшие и блестевшие в лунном свете груди, на овал лица и бездонные глаза, прищуренные от блаженства. Они одновременно достигли пика наслаждения, она застонала и сильнее обвила его тело.
Потом он говорил, а она сидела, обнаженная, обхватив колени руками, и слушала его, не отводя пристального взгляда от его лица.
Он рассказывал ей о том, что собирается сделать и почему, описывал свое духовное и физическое состояние, когда приехал в Неаполь, говорил, как Гвидо и Элио помогли ему подыскать подходящую работу. Рассказывал, как складывались его отношения с Пинтой в самые первые дни, как он накричал на девочку и как потом медленно, но неуклонно их отношения развивались по восходящей и превращались в нечто большее, чем дружба.
Кризи был странно красноречив. Наверное, впервые в своей жизни он смог подобрать правильные слова для того, чтобы полностью выразить бушевавшие в нем чувства. Может, так на него подействовала эта волшебная ночь и то, что они только что выпустили друг друга из объятий, а может, просто потому, что он любил эту женщину, которая с таким вниманием его слушала. Он нашел самые точные выражения, чтобы передать всю горечь непоправимой трагедии случившегося.
Кризи рассказал Наде о том дне, когда девочка подарила ему на день рождения золотое распятие, сознавшись, что это, наверное, был самый счастливый день в его жизни. Его слова возвращали Пинту к жизни, и Надя понимающе кивала, когда он говорил, как девочка была весела, как много она знала и хотела узнать, о ее любви к жизни.
И последний день он описал ей до мельчайших подробностей, как ее похитили и как она кричала из машины бандитов, когда он, тяжело раненный, ничком лежал в траве и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Потом рассказал, как очнулся в больнице, еще не зная, удастся ему выжить или нет, но страстно желая этого, потому что все время в ушах его стоял тот последний крик ребенка, полный боли.
После этого он рассказал, как Гвидо сообщил ему о смерти Пинты.
Когда Кризи смолк, заливчик, казалось, окутала гулкая тишина. Надя подняла лицо, и в неясном лунном свете Кризи увидел слезы у нее на щеках.
– Я не потому плачу, Кризи, что ты уезжаешь. Я сказала себе, что не сделаю этого, по крайней мере пока ты еще здесь. – Голос ее дрожал и срывался. – Я плачу по Пинте. Мне сейчас кажется, что я знала ее так же близко, как ты. Пока ты говорил о ней, девочка предстала передо мной, как живая. Я видела ее так, будто это был мой собственный ребенок, и, когда ты говорил о ее смерти, мне отчетливо, как наяву, представилось, как это произошло, потому я по ней и плачу.
Слова Нади принесли ему утешение. Она смогла понять, почему ему было так необходимо уехать, несмотря на всю свою любовь к ней.
Он лишь произнес:
– Я люблю тебя.
– Я знаю. Только не думала, что ты мне скажешь об этом.
– Я и не собирался.
– А почему все-таки сказал?
– Не знаю. Может быть, из-за того, что честно рассказал тебе о Пинте и хотел, чтобы ты знала все, до конца, потому что завтра я уезжаю. Хотя на самом деле, скорее всего, это уже никакой роли не играет.
– Ты ошибаешься, Кризи, это имеет очень большое значение.
Ей хотелось сказать что-то еще, но она дала себе зарок до его отъезда не плакать и не говорить ему об этом. Надя встала со скалы и повернулась лицом к освещенному луной морю.
– У тебя есть хоть какой-нибудь шанс выйти из этой операции живым? – спросила она.
– Очень небольшой, – честно ответил Кризи.
– Но если все же случится так, что ты уцелеешь, ты вернешься сюда ко мне?
Надя повернулась к нему, и он встал на ноги.
– Да, но ты меня не жди. Кончать жизнь самоубийством я не собираюсь. И если есть хоть один шанс из ста, что выживешь, это уже не самоубийство – но, Надя, в данном случае расклад именно такой. – Он шагнул вперед и обнял ее. – Поэтому не надо меня ждать.
– Я только хотела знать, – произнесла она. Потом крепко и страстно его поцеловала и с большим внутренним напряжением сказала: – Сделай это, Кризи! Убей их всех, они это заслужили. Я ненавижу их, ненавижу их так же, как и ты. – Потом крепко его обняла, ощущая силу его тела, гладя руками мускулы его спины и плеч. Голова ее уперлась ему в подбородок. – Обо мне не беспокойся. Не думай обо мне. Помни только о них и о том, что они сделали с девочкой. – Голос ее был полон ненависти, которую он ощущал почти физически, и эта ненависть укрепляла его решимость. – Я каждое утро буду ходить с матерью в церковь и молиться, молиться о том, чтобы ты их убил. Исповедоваться не стану – только буду просить Господа о том, чтобы ты убил этих подонков. А когда ты умрешь – или вернешься обратно, – тогда я исповедаюсь.
Они взяли одежду и пошли к дому. То, что Надя ему сказала, и то, что она чувствовала, глубоко тронуло Кризи.
Больше она не хотела заниматься любовью. Спать тоже не хотела. До рассвета оставалось всего несколько часов. Она лежала рядом, голова ее покоилась на его груди, он ровно дышал.
С первыми лучами зари Надя освободилась из его объятий, встала и пошла в соседнюю комнату паковать его вещи. Сверху она положила в сумку магнитофон. Полдюжины кассет вошли в боковое отделение. Потом, чуть заметно улыбнувшись, она их вынула, выбрала одну и вставила внутрь, чтобы, нажав на кнопку, ее можно было сразу же прослушать.
После этого спустилась на кухню, приготовила завтрак, сварила кофе, все поставила на поднос и поднялась обратно в спальню.
* * *
Сначала ему надо было на пароме добраться до Мальты. Джойи положил сумку Кризи в «лэндровер» и сел за руль. Лаура его обняла, поцеловала в щеку и пожелала удачи. Он прижал ее к себе и поблагодарил за то, что она помогла ему вернуть былую силу.
Потом он пожал руку Полу.
– Все в порядке, Пол?
– Нормально, Кризи.
Надя решила до парома его не провожать. Она обняла его, крепко поцеловала в губы и пожелала удачи. Потом вернулась к родителям, и «лэндровер» выехал на дорогу. На лице не отражалось ровным счетом никаких чувств.
Полчаса спустя она смотрела, как «Мелиталэнд» отплывал от пристани. Надя знала, что Кризи был в рулевой рубке вместе с Виктором и Микеле. Когда паром отчалил из бухты, она увидела, что Кризи вышел из рубки на капитанский мостик, обернулся в сторону дома и помахал ей рукой. Она махнула в ответ и стояла, пока паром не обогнул Комино и не скрылся из виду. Лишь тогда она спустилась на кухню, чтобы помочь по хозяйству матери. Лаура не понимала, что творится с ее дочерью – ведь гоцианцы по натуре своей очень эмоциональны, а лицо Нади было совершенно бесстрастно.
Вечером Надя пошла прогуляться по тропинке в направлении Рамлы, взобралась на вершину холма и увидела вдали белый пароход, он вышел из большого залива и направлялся на север.
Салву, еще работавший на своем поле, заметил Надю. Он собрался было ее окликнуть, но, увидев корабль, передумал.
Лишь когда в сгущавшихся сумерках корабль скрылся за линией горизонта, Надя спустилась с холма и медленно побрела домой. В комнате, где они жили с Кризи, она разделась и легла в постель. Потом взяла его подушку и прижала ее к животу.
Она плакала всю ночь.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 14
Двое арабов торговались настойчиво и упрямо: или все, или ничего. Без ракетных установок они отказывались покупать пятьдесят автоматов и пятьсот гранат. Тем самым они загоняли Леклерка в угол.
Как и многие другие торговцы оружием, он имел полуофициальное прикрытие. Его обеспечивали структуры, курировавшие национальную оборонную промышленность. Человек, с которым Леклерк был связан в министерстве, откровенно сказал, что этим арабам продавать ракетные установки нельзя. Это условие чисто политического характера. Хотя специальный сертификат удостоверял, что конечным пользователем установок будет небольшое государство Персидского залива, в соответствии с условиями отгрузки товар должен быть доставлен в Бейрут. А это означало, что грузополучателем мог оказаться кто угодно – левые или правые экстремисты, фалангисты. Организация освобождения Палестины или четвертый отряд ливанских бойскаутов.
Леклерк вздохнул: предстоял еще один неприятный разговор с его человеком из министерства.
– Возможно, пару установок я смог бы вам достать, – сказал он арабу с лицом хищной птицы, который выглядел постарше.
– Но нам нужно как минимум шесть, мсье Леклерк, – сказал он на прекрасном французском языке. – В противном случае мы передадим наш заказ в другую фирму, возможно, в Монте-Карло.
Леклерк снова вздохнул и мысленно выругался. Этот проклятый американец из Монте-Карло хотел весь бизнес под себя подмять. Уж он-то точно продаст им ракетные установки, причем в таком количестве, что хоть третью мировую войну развязывай.
– Хорошо, я выясню, что можно сделать. – Он встал из-за стола. – Позвоните мне завтра в одиннадцать утра.
Они обменялись рукопожатиями, и Леклерк проводил их до дверей кабинета.
Кризи сидел в приемной и листал какой-то журнал.
– Проходи, – сказал Леклерк. – Я сейчас приду.
Когда хозяин кабинета вернулся, Кризи рассматривал фотографии различных видов оружия, которыми были увешаны все стены. Француз указал ему на стул, а сам сел на свое место за письменным столом. Они долго и пристально смотрели друг на друга. Первым нарушил неловкое молчание Леклерк.
– Выглядишь ты отлично. Не сравнить с нашей последней встречей.
– Тогда я был просто опустившимся алкашом, – коротко ответил Кризи.
Леклерк первым решил выяснить отношения.
– Зря ты сказал Гвидо, чтобы он на меня надавил и припугнул.
Леклерк был высоким, цветущим мужчиной, постриженным по последней моде, с ухоженными руками. Он начал немного полнеть, и этого уже не мог скрыть даже прекрасно сшитый темно-серый костюм. Теперь Леклерк был похож на удачливого биржевого дельца, но Кризи знал его еще в те годы, когда он был безжалостным наемником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55