– Я совсем не против, – улыбнулась девочка. – В школе учительница задает вопросы всем девочкам в классе, а здесь гувернантка спрашивает только меня. Это совсем не смешно, мамочка. Пожалуйста, постарайся, чтобы я вернулась в школу как можно скорее!
Девочка подошла к матери и крепко ее обняла.
– Подожди еще чуть-чуть, – ответила женщина. – Обещаю тебе, что скоро ты снова будешь ходить в свой класс.
* * *
Этторе Балетто вел машину из Милана в Комо. Его обуревали смешанные чувства: за неделю отсутствия он очень соскучился по Рике и Пинте, однако возвращение домой сулило серьезные неприятные разговоры. Надо было принимать решения, которые Рике наверняка не понравятся. Поступить иначе он не мог, а идти с женой на конфликт ему совсем не хотелось. Этторе быстро и уверенно вел большую «ланчию» в оживленном потоке вечернего движения, машинально поглядывая на дорогу.
За тринадцать лет супружеской жизни он хорошо усвоил, что ее трудности нельзя недооценивать. Вспоминая эти годы, он задавал себе вопрос, жалеет он о них или нет; но однозначного ответа не находил. Все это время он постоянно чувствовал себя как наркоман. Поскольку целых тринадцать лет он находился под непрестанным воздействием наркотика, объективно оценить его воздействие на себя он не мог.
Слабым человеком Этторе себя не считал, не думали о нем так и его друзья. Ситуация выглядела до смешного простой. У него была потрясающе красивая, волевая и самовлюбленная жена. Он прекрасно понимал, что измениться она не способна, поэтому ее надо либо принимать такой, какая она есть, либо расстаться с ней. Он уже давно смирился с мыслью, что на самом деле выход давно найден: смириться с существующим положением вещей он мог, оставить жену – нет. От этого наркотика не существовало лекарства.
В начале их брака плотская страсть затмевала рассудок. Однако пресыщение плотью неизбежно должно было привести к сознательному расставанию. Теперь Этторе скорее владело чувство собственника, гордость от обладания женщиной, которая, как правило, вызывала дружную мужскую зависть, а иногда и уважение тех, кто ею обладать не мог. Он, несомненно, был наркоманом по собственной воле, причем наркоманом, вполне довольным своей участью.
На развилке «ланчия» повернула направо и поехала по дороге, которая вела к озеру. Теперь мысли Этторе перенеслись к Пинте. Дочку он любил, но скорее умозрительно. Все самые сильные его чувства были давно и безвозвратно отданы Рике. Он никогда не воспринимал девочку как нечто самостоятельное, в отрыве от матери. Дочка, естественно, вызывала в Этторе отцовские чувства, он болел за нее душой, но любовь к Пинте всегда оставалась для него на втором плане.
* * *
Они ужинали. За широким столом из красного дерева Этторе сидел напротив Рики, место Пинты было сбоку. Подавала прислуга. Трапеза была церемонной и достаточно формальной – семейного тепла за столом не чувствовалось. Рика всегда воспринимала еду как своего рода ритуал, а на этот раз напряжение, царившее за столом, таило угрозу открытого конфликта.
Рика встретила мужа тепло, приготовила ему большую порцию мартини и с должным интересом выслушала его рассказ о поездке в Рим. Но, когда Пинта ненадолго вышла из комнаты, она сказала, что девочка в последнее время сама не своя и что-то надо с этим делать.
Этторе с пониманием кивнул:
– Мы все обсудим после ужина, когда она уйдет спать. Я уже думал об этом.
Теперь Рика знала, что конфликта не избежать, и на протяжении ужина готовила веские аргументы, чтобы убедить мужа в собственной правоте. Чувствуя, что атмосфера сгустилась, и догадываясь о причинах неловкости, Пинта молчала. Сразу после ужина девочка поцеловала родителей и придумала предлог, чтобы поскорее уйти к себе.
– От этой алгебры у меня голова разболелась. Пойду в постель.
Когда она вышла, в комнате воцарилось молчание. Нарушила его Рика.
– Гувернантка ей не нравится.
Этторе пожал плечами.
– Ничего удивительного. Кроме того, без школьных друзей она чувствует себя одиноко.
Он встал, подошел к бару, налил себе коньяка и медленно его потягивал, пока служанка убирала со стола. Когда она закрыла за собой дверь, Этторе сказал:
– Рика, нам надо поговорить и все обсудить. Во-первых, Пинта должна вернуться в школу, а во-вторых, в некоторых вопросах тебе следовало бы себя вести более сдержанно.
Она улыбнулась ему, но радостью ее улыбка не светилась.
– В каких вопросах?
– Ты знаешь, что я имею в виду. Когда тебе что-то хочется, ты никогда не думаешь о цене. – Он показал на картину. – Когда меня в прошлом месяце не было, ты решила купить этот шедевр за девять миллионов лир.
– Но ведь это Клее, – ответила она, – я считаю, что совершила прекрасную сделку. Неужели картина тебе не нравится?
– Дело совсем не в этом. Мы просто не можем сейчас себе этого позволить. Ты ведь знаешь, что дела в последнее время идут неважно. А если говорить точнее, из рук вон плохо. Из-за этого никчемного правительства, которое не в состоянии принять ни одного серьезного решения, и конкуренции с Дальним Востоком в этом году у нас будут огромные потери, и я еще больше задолжаю банкам.
– Сколько?
– Порядка четырехсот миллионов лир.
Ее слегка передернуло.
– Отец мой любил говорить: «Цена мужчины определяется не столько его наличностью, сколько собственностью».
Этторе не смог сдержать гнев.
– Твой отец жил в ином мире. Если бы он не умер в собственной постели, забавляясь с двумя сопливыми потаскушками, то стал бы самым подлым банкротом из всех, которых знала эта страна.
На губах Рики заиграла саркастическая усмешка.
– Манеры отца вполне соответствовали духу времени! Несмотря на безукоризненное воспитание, тебе порой очень этого недостает.
Он взял себя в руки.
– Рика, посмотри правде в глаза. Ты не можешь сейчас бросать деньги на ветер. Если в следующем месяце мне не удастся договориться с банками, меня ждут крупные неприятности.
Какое-то время она напряженно соображала, потом спросила:
– И что же ты собираешься предпринять?
Отвечая жене, Этторе взвешивал каждое слово – ему очень хотелось, чтобы Рика наконец осознала всю сложность положения семьи.
– У этой проблемы есть две стороны. Во-первых, мы теряем монополию на производство крученого шелка. Китайцы в Гонконге уже усовершенствовали свою технологию. Кроме того, они закупают сырье у себя под боком, и оно им обходится на двадцать процентов дешевле, чем нам. Поэтому к концу года мы запросто можем потерять рынок шелковых тканей. Мы в состоянии конкурировать с ними, только расширяя ассортимент тканей и готовых изделий. Мы должны ориентироваться на продажу модных, дорогих моделей, оставляя им самый дешевый сегмент рынка.
Рика, внимательно слушавшая мужа, перебила его:
– Что же тебе мешает это сделать?
– Оборудование, – ответил он. – Наши машины работают уже по двадцать лет. Их производительность по сравнению с современными очень невелика, они годятся лишь для изготовления самых примитивных тканей. Нам необходимо закупить два новых современных производственных комплекса, а каждый из них стоит как минимум тридцать миллионов лир.
– А разве банк не может тебе дать ссуду? – спросила она.
Прежде чем ответить, Этторе снова подошел к бару и налил себе коньяка.
– Тут мы переходим ко второй проблеме. Фабрика уже заложена и перезаложена, как и этот дом, и квартира в Риме. Поэтому мне нужен сейчас новый заем. Но чтобы его получить, кто-то со стороны должен выступить гарантом этих денег. Именно в этом направлении я сейчас и работаю.
– С Вико ты уже говорил?
Этторе приглушил нарастающее раздражение.
– Конечно. И на следующей неделе я снова пригласил его на обед, чтобы еще раз обсудить этот вопрос. Дорогая, единственное, о чем я тебя прошу, – не забывай, пожалуйста, об этих проблемах. Не сори деньгами направо и налево.
– Значит, по-твоему, я должна изменить весь уклад жизни из-за того, что ты не можешь как следует разобраться с какими-то китайцами? – Улыбка вновь заиграла на ее губах. – Будь добр, Этторе, налей и мне тоже коньяка.
Он выполнил просьбу, подошел к Рике сзади и поставил перед ней рюмку. Рика сидела совершенно неподвижно. Он коснулся ее шеи под шелковистыми волосами. Рика перехватила его руку, слегка сжав пальцы. После этого запрокинула голову назад и стала медленно поводить ею, разметав волосы по его рубашке. Потом встала, нежно поцеловала мужа в глаза, в губы и мягко произнесла:
– Не волнуйся, дорогой. Я уверена, что Вико что-нибудь придумает.
В постели она снова поцеловала сомкнутые веки Этторе, приняла его в себя, успокоив его тело и – на некоторое время – разум.
Чуть позже он откинулся на подушку на массивной, богато украшенной кровати. Рика, обнаженная, встала и спустилась вниз за коньяком и сигаретами. Этторе подумал, что жена так балует его только после утоления страсти. Во время любовных утех активной стороной неизменно выступала она, ведя его и направляя, но всегда при этом оставаясь женщиной. Так прекрасный танцор ведет чуткого партнера. Потом он всегда чувствовал себя не истощенным, но усталым. Если переиграть на скрипке, у нее растянутся струны.
Она вернулась в спальню, держа в одной руке пузатую рюмку с коньяком, а в другой – сигареты. Передав ему коньяк, Рика прикурила сразу две длинные сигареты. Она казалась Этторе розой на длинном черенке с нетронутыми шипами и острым, пряным запахом любви. Ему стоило немалого труда мысленно вернуться к действительности.
– Пинта, – без особого энтузиазма сказал Этторе, – должна снова ходить в школу. Гувернантки эти ее до добра не доведут. Ей уже одиннадцать, а по многим предметам она отстает.
Жена легла в постель и протянула ему зажженную сигарету.
– Я с тобой согласна, – к немалому его удивлению сказала она. – Только вчера я говорила на эту тему с Джиной. Ты ведь знаешь, что они собираются послать Альдо и Мариэллу в Швейцарию. Недалеко от Женевы есть очень хорошая школа, где преподают на итальянском. Там учится много детей из Италии.
Он сел в кровати.
– Но, Рика, это же совершенно бессмысленно. Ей будет только хуже вдали от дома, а сколько такая школа стоит, ты сама прекрасно знаешь. Вико – преуспевающий адвокат, он зарабатывает бешеные деньги, причем немалую их часть – за границей. Кроме того, они с Джиной много времени сами проводят в Женеве. Она для них уже стала чуть ли не вторым домом.
Рика поправила под головой подушки и настроилась на серьезный разговор с мужем.
– Этторе, я уже подумала о том, что нам надо сделать. Мы продадим квартиру в Риме – цены сейчас хорошие, а Рим в последнее время становится все более скучным. На эти деньги мы сможем купить какую-нибудь квартиру в Женеве. Лететь туда из Милана всего полчаса, да и на машине ехать не долго.
Он вздохнул, но она продолжала гнуть свою линию.
– Кроме того, зимой здесь очень скучно. Ты все время в разъездах или в Милане. А если бы мы сделали, как я предлагаю, мне можно было бы много времени проводить в Женеве с Пинтой. Ты бы тогда приезжал к нам на субботу и воскресенье так же, как сюда.
Последнюю фразу она произнесла чуть громче, чтобы подчеркнуть логичность и убедительность своих доводов.
Этторе нетерпеливо сказал:
– Дорогая, я же тебе говорил, что квартира в Риме заложена. Если я ее продам, все деньги получит банк, причем новую ссуду они мне не выдадут, особенно если узнают, что я собираюсь на эти средства приобрести собственность за границей. Кроме того, Женева – один из самых дорогих городов мира. Цены на недвижимость там в два раза выше, чем в Риме. Если я сделаю по-твоему, мы сможем там купить совсем маленькую квартирку, которая тебя все равно не устроит. Даже чтобы приезжать туда на субботу и воскресенье.
Повисла длинная холодная пауза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55