Нет, что ни говори, судьба все же что-то определяет. Встреча в другом месте и в другое время могла бы привести к совершенно иному результату. Он подумал о том, как часто это случается. Сколько людей сходится просто по ошибке? Нет, судьба здесь ни при чем. Скорее все решает умение и желание подчинить свою жизнь, свой опыт единым целям и надеждам.
Ну что ж, собственный опыт Кризи был незамысловат и понятен. Будущее его – или отсутствие такового – уже начинало проясняться.
* * *
В другой части дома, в своей спальне, Надя тоже не спала. Она думала примерно о том же, о чем и Кризи. Жизнь сделала ее немного циничной. Будущее вырисовывалось слишком однозначно. Если девушка с острова выходит замуж, то один раз и на всю жизнь, как бы она потом ни сложилась. Даже если Ватикан признает брак недействительным, таких перспектив, как до замужества, у нее уже не будет никогда. Ни одна мать не допустит, чтобы ее сын женился на женщине, вынесшей столько, сколько выпало на ее долю, а сами эти сыновья в лучшем случае будут смотреть на нее лишь как на женщину, но не как на жену. По неписаным моральным законам острова желать ее было можно, но жениться на ней – нельзя.
Ей же хотелось только найти собственный угол, забиться в него и спокойно смотреть оттуда на весь остальной мир.
Но одно страстное желание у нее было. Не все будут ее отвергать. Пусть у других будут мужья, положение в небольшом обществе островка, на которые они претендуют, но и она должна получить то, на что может рассчитывать. Пусть люди говорят, что им в голову взбредет, пусть даже порицают ее. Ей все равно. Главное, чтобы в семье ее понимали. Это самое важное. Тогда она сможет любому смотреть в лицо не отводя глаз.
Только времени оставалось совсем немного – от четырех до шести недель, сказал он по телефону. Так что особенно откладывать нельзя.
* * *
Утром Пол с Джойи работали в поле. Кризи пустился в очередной заплыв. Надя различала в море малюсенькую точку, уже подплывавшую к Комино. Мать пошла на рынок в Надур. Надя спустилась вниз и позвонила Гвидо. С мужем сестры у нее всегда были теплые и доверительные отношения. Она спрашивала его о Кризи, о том, что его ждет впереди. Она хотела знать, что его мучает, что он собирается делать и почему.
Гвидо понял, что произошло. Ему стало очень жаль Надю. Неаполитанец попытался объяснить бесперспективность ее надежд и тщетность усилий – будущего с этим человеком у нее быть не может. Но на вопросы ее отвечать не стал – она должна задать их Кризи сама.
По тону разговора, теплоте и сочувствию, с которыми он с ней говорил, равно как и по отказу ответить на ее вопросы, Надя и так все поняла. Тем не менее с Гвидо она не согласилась. Ей надо знать, что шансов на будущее у Кризи почти нет. С одной стороны, это подтверждает тщетность ее мечтаний, с другой – ни в коей мере не меняет ее намерений, наоборот, лишь усиливает ее решимость.
Когда спустился вечер, она вышла в поле. Отец и Кризи заканчивали последние несколько метров ограды. Надя знала, что, прежде чем вернуться в дом, Кризи пойдет искупаться. Она сидела на невысокой стене и наблюдала за двумя мужчинами. Огромный американец выглядел еще внушительнее по сравнению с ее невысоким жилистым отцом. За эти несколько недель Кризи изменился – стал коричневым от загара, мышцы его окрепли, руки загрубели от тяжелой ежедневной работы.
– Ты что сюда пришла? Тебе делать больше нечего? – грубовато спросил ее отец, но в голосе его все равно звучала глубокая привязанность к дочери.
– Я все закончила, – ответила она. – Теперь хочу искупаться. Кризи вот жду.
Кризи поднял с земли большой камень и положил его на стену.
– Все еще беспокоитесь, что я могу утонуть? – насмешливо спросил он.
– Нет. Мне надо с вами поговорить.
– О чем?
– Это я вам скажу, когда мы искупаемся.
– Давай, Кризи, иди, – сказал Пол. – Плавай, пока солнце не зашло. Здесь совсем ерунда осталась, через несколько минут я все закончу.
Они плавали в проливе. В лучах заходящего солнца казалось, что Комино стал цвета меди. На совершенно спокойном море не было даже легкой ряби, только изредка по водной глади расходились круги, когда рыба выскакивала из глубины на поверхность. Надя развернулась и поплыла обратно в бухту. Кризи же, чувствуя ее напряжение, плыл вперед. Ее состояние тревожило его.
Когда он вернулся, Надя лежала на полотенце, расстеленном на плоской скале. Он лег рядом с ней, подставив тело последним лучам солнца. Прежде чем Надя заговорила, прошло несколько минут.
– Кризи, я вас люблю. – Она подняла руку. – Пожалуйста, не надо меня перебивать. – Ей стоило большого труда подобрать слова. – Я знаю, вы тоже что-то ко мне испытываете, но не хотите дать волю своим чувствам. Знаю, что вы на двадцать лет старше меня и что через месяц уедете и, возможно, больше никогда сюда не вернетесь. – Она повернула голову, пристально взглянула ему в лицо и очень спокойно произнесла: – Но я точно знаю, что люблю вас и, пока вы здесь, я буду вашей женщиной.
Какое-то время он лежал неподвижно, глядя в небо.
– Надя, вы с ума сошли. Все так и есть, как вы сказали, особенно верно то, что я, скорее всего, не вернусь. У нас нет будущего. Что же до вашей влюбленности, то слова эти затерлись от частого использования.
– Я знаю, – ответила она. – Но я их говорила в жизни только один раз, а потом они превратились в печальную шутку, в издевательство над самыми высокими моими чувствами.
Она рассказала ему о замужестве. Лицо его скривилось, он встал и посмотрел на нее сверху вниз.
– Значит, теперь вы тем более должны избегать безысходных ситуаций.
Она лежала, закинув руки за голову. На фоне черного купального костюма ее кожа казалась оливковой. Надя смотрела на него без всякого выражения на лице.
– Я вам нравлюсь?
– Вы же сами знаете, что нравитесь. Но так быть не должно. У этого чувства нет будущего. – Он нагнулся, чтобы взять со скалы одежду. – Вы еще очень молоды. А по сравнению со мной – просто ребенок. Перед вами – вечность. Вы еще успеете найти себе нормального мужа. И разделите с ним жизнь.
Он пытался говорить будничным тоном, без эмоций. Тем самым Кризи хотел придать ее словам смысл случайного нервного срыва. Надя тоже встала.
– Может быть, – таким же ровным тоном сказала она. – Как знать? Но сейчас я разделю ее с вами. – Последняя фраза прозвучала так же буднично, как и слова Кризи.
Он пришел в отчаяние.
– Надя, послушайте, это же просто смешно! Вы говорите об этом так спокойно, словно приглашаете меня в кино. – Внезапно ему в голову пришла новая мысль. – Кроме того, подумайте, что станет с вашими родителями? Я – гость в их доме. Ведь для них это будет страшным оскорблением.
– Они меня поймут. Я поговорю с ними сегодня же после ужина.
– Зачем?
Надя улыбнулась.
– Кризи, хотя мои родители старомодные фермеры, они все равно мои родители, и я их прекрасно понимаю. Мне отлично известно, как с ними надо разговаривать и что им надо объяснять. Если я не буду с ними лукавить, а скажу все как есть, они меня обязательно поймут.
Кризи потерял дар речи. Надя подняла с камня платье и надела его.
– Подождите минуту! – окликнул он ее.
Она обернулась и посмотрела на него, заметив, что удивление на его лице сменяется каким-то странным оцепенением, граничившим чуть ли не с испугом.
– Да что это здесь, черт возьми, происходит такое? Здесь что, рынок какой-то скотный? Мне что ж теперь, только молчать остается, как быку какому-нибудь или бессловесному барану? Сейчас же выкиньте из головы все ваши выдумки. Я в этом безумии участвовать не собираюсь. Ясно вам это?
Надя улыбнулась задумчиво и загадочно.
– Но вы же мне сами сказали, что я вам нравлюсь.
– Вот именно, – выпалил он и тут же спохватился, словно перед ним раскрылся истинный смысл происходившего. – Я сказал, что вы мне нравитесь, но не говорил, что люблю вас. А это, как вам отлично известно, далеко не одно и то же.
– Пока меня и это вполне устраивает, – бросила она через плечо, продолжая подниматься по тропинке.
Кризи так и остался стоять на камне, кляня весь белый свет и совершенно не понимая, что с ним творится.
* * *
Стука в дверь в ту ночь он не услышал. Сначала Кризи решил было запереть дверь хотя бы стулом, чтоб ее нельзя было открыть, но потом счел это глупым мальчишеством.
Но она не пришла, и он лежал в постели, размышляя о том, действительно ли Надя решится обсуждать свои чувства к нему с родителями. Еще Кризи думал, как лучше поступить – просто найти какое-нибудь другое место, где можно было бы закончить свою подготовку, или напрямую, по-мужски поговорить с Полом и попросить его разубедить дочь. Но как он объяснит Полу, к которому относится с глубоким уважением, что его дочь в прямом смысле слова бросается к нему на шею? Кризи от всей души выругал про себя Надю за то, что она впутала его в историю, и забылся беспокойным сном.
На следующее утро он проснулся очень рано и вышел из дому на обычную пробежку. Близ Надура он увидел, как Лаура спускается по тропинке после ранней мессы. Она приветливо помахала ему рукой. Наверное, это был добрый знак, подумал Кризи. Камень в него она по крайней мере не бросила.
Свежий утренний воздух немного развеял его тягостные мысли. Надя, скорее всего, просто решила взять его на испуг – посмотреть на его реакцию. Жесткий отпор, который он ей дал, по логике вещей, должен вернуть ее на землю. Пробежав еще немного, Кризи признался себе, что действительно поддался искушению. Это же надо – молодая, привлекательная женщина, по которой, должно быть, не один мужик сохнет, вот так, просто, взяла и предложила себя ему! А ведь он в отцы ей годится. Наверное, он ей приглянулся потому, что он уже почти пришел в форму. Кризи довольно хлопнул себя по плоскому животу. В его возрасте лишь один мужчина на сотню был таким подтянутым, а то и один на тысячу. Кризи имел все основания быть собой довольным.
Добежав до залива Рамла, он услышал, что кто-то позвал его, выкрикнув прозвище, данное островитянами, – Уомо. Он поднял взгляд и увидел Салву. Старик работал на своем поле, и Кризи остановился, чтобы перекинуться с ним словечком.
– Что-то я тебя последние пару дней не видел на Комино, – сказал Салву.
– Завтра, – сказал Кризи, – я завтра туда поплыву. Рыбу еще не поймал?
– Нет, но скоро поймаю, Уомо. Я ведь твой должник. Так что, как поймаю, тут же тебе доложу.
Кризи отправился в обратный путь.
Когда он добежал до маленькой бухты, на лице его блестели капли пота. Он стянул с себя спортивный костюм и с наслаждением нырнул в прохладную воду.
Потом, наплававшись до изнеможения, он лежал на плоской скале и снова думал о Наде. Ей, наверное, неловко станет за свои слова, когда она его снова увидит. Он очень надеялся, что та непринужденная атмосфера, которая сложилась в доме, сохранится. Если же сейчас ему придется менять жилье, это будет чертовски неудобно и доставит уйму ненужных хлопот. Он постарается вести себя с ней, как будто ровным счетом ничего не произошло. Будет ко всему относиться как к неудачной шутке. Так всем станет легче. Он знал, что Надя – человек легко ранимый. Да разве могло быть иначе после этого безумного брака? Это, наверное, кошмар неудачного супружества сделал ее такой безрассудной. Если она снова попытается затронуть вчерашнюю тему, он будет держаться спокойно, но твердо. Такого рода отношениям в его жизни нет места.
Он встал, кожа уже обсохла. Одевшись, Кризи направился к дому по тропинке в скалах.
Нади видно не было, в кухне сидела Лаура.
– Завтракать будете, Кризи? – с ясной улыбкой спросила она. – Уж больно рано вы сегодня встали.
Кризи уже подготовил себя к тяжелому разговору, но от ее улыбки почувствовал облегчение. Лаура вела себя совершенно нормально – значит, никакого разговора вчера не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55