— Мне пришлось повторить этот фокус уже в Париже, — тихо проговорила Марго. — Надеюсь, с тем австралийцем все в порядке...
— А твой ненаглядный Линк и в этот раз понятия не имел, откуда у вас деньги?
— Нет, наоборот, он сам... — Марго запнулась.
Нил взял ее за плечи, благо просторный салон позволял это, развернул к себе, резко тряхнул.
— Ты же умная! — яростно выкрикнул он в лицо опешившей Марго. — Ты же умная, сильная, смелая, потрясающе красивая девчонка! Как ты можешь любить такое ничтожество, дерьмо, клопа вонючего!..
— Нил, Нил, пусти, ты ничего не понял! Я его, я его... — тут она скривила губы, всхлипнула и вдруг заголосила, точь-в-точь как обыкновенная русская баба: — Я его жале-ею! Он без меня пропаде-от!...
Она порывисто обняла Нила, уткнулась лицом в его грудь и разрыдалась. Он, растерявшись от такого неожиданного поворота, робко гладил ее рыжеватые кудри.
— Ну все, ну все, не плачь, моя девочка, только не плачь... Ну, поможем мы твоему уроду, и залог заплатим, и учиться пошлем, и лечиться, если надо... Только оставь его, оставь. Умоляю...
Он взял в ладони ее заплаканное лицо, принялся покрывать жаркими поцелуями. Марго отозвалась, сначала вяло, потом все сильнее, с нарастающей страстью. Ее ищущие пальцы нащупали воротник его рубашки, принялись расстегивать пуговицы. Он просунул руку под блузку Марго — и чуть не зашипел от боли и неожиданности, поцарапавшись о какую-то острую грань.
Диадема, будь она проклята!
Заметив, как он дернулся и замер, Марго тоже остановилась, опустила руки, с тревогой заглянула в глаза.
— А с этим что будем делать? — он осторожно провел пальцем по волнистому краю диадемы.
— А выкинуть к черту! — легкомысленно предложила Марго. — Знаешь, как меня задолбала эта хреновина?! Одни неприятности от нее!
Нил невольно улыбнулся.
— Догадываюсь. У меня тоже. Мы, конечно, можем избавиться от этой штуки прямо сейчас, но от неприятностей не избавимся. Она по-прежнему будет числиться в розыске, а твой фоторобот так и останется в компьютерах Интерпола. В один прекрасный день за тобой придут мужчины в штатском и...
Марго рассмеялась.
— Пусть приходят, пусть даже посадят, я на все согласна... Главное, что ты будешь ждать меня...
— А вот этого как раз не обещаю, мужчина я свободный, обеспеченный, молодой еще, жених завидный...
— Мерзавец!
Она нежно погладила его по щеке.
— У меня есть более разумный план. Когда мы вернемся в Париж, я предъявлю эту побрякушку в префектуре и официально заявлю, что она возвращена владельцу в целости и сохранности. Они поставят соответствующие галочки в соответствующие клеточки, сдадут дело в архив, и тогда мы ее торжественно утопим в Сене.
— Постой, я не понимаю, как это ты заявишь, что она возвращена владельцу?
— Потому что по закону владельцем диадемы являюсь именно я. Потому что на тот момент, когда ты ее так ловко умыкнула, лавочка под названием «Русский Аполлон» принадлежала мне.
— Правда? Тогда это судьба! — Она закинула руки назад, отстегнула диадему и вручила ее Нилу. — Погоди, и еще, вот... — Она достала из кармана пиджачка миниатюрный золотой замочек на цепочке. — Шею подставляй... Ну вот, теперь я посадила тебя на цепь, и убежать не получится...
Нил усмехнулся, нажал на одну из кнопочек на расположенном перед ним пульте, кусочек стены плавно отъехал, принял в образовавшуюся емкость прощально сверкнувшую диадему и пришел в изначальное положение. Марго с детским любопытством следила за процессом.
— Здорово! А можно мне попробовать?
— Только под моим чутким руководством. Разрешаю нажать сюда. И еще сюда.
С потолка машины выехала подвеска с двумя хрустальными бокалами, а откуда-то снизу — серебряное ведерко с охлажденным шампанским.
— Как твое горло? Нормально? Все равно, пить будешь очень мелкими глотками, я не хочу повторения вчерашнего.
— Не повторится, слово даю.
Марго сняла с подвески бокалы, Нил откупорил бутылку и наполнил их.
— За перекресток судьбы, на котором сошлись Нил Баренцев и Маргарита...
— И Анна... — тихо поправила Марго. — Анна Чернова.
— Она же Элла Каценелленбоген! — усмехнулся Нил и звякнул своим бокалом о ее бокал.
Они отпили по несколько глотков.
— А теперь рассказывай, — Нил откинулся на кожаную подушку в бокалом в руке. — Не считая двух имен и четырех фамилий, я ничего про тебя не знаю. Только постарайся не особенно врать, ладно?
— Я вообще не собираюсь врать, теперь это ни к чему, правда и рассказывать особенно нечего. Родилась в Ленинграде. Матери своей не помню, она ушла от нас, как только я родилась. Знаю только, что звали ее Татьяна. Сначала папа воспитывал меня один, ну, конечно, родственники помогали, няни. А потом папа привел другую женщину, тоже Татьяну, и она стала моей настоящей мамой. Папа был геолог, много ездил по разным экспедициям, и вот однажды он не вернулся. Взрослые говорили мне, что он уехал в Антарктиду, но я знала, что они врут, и что-то случилось... Потом умер дедушка, а к маме Тане приехала из деревни ее сестра Лиза, и мы стали жить втроем. А потом, когда мне было одиннадцать, приехал дядя Джош, привез письмо от папы, женился на Лизе, и забрал нас всех к себе в Кению. Там нас встретил папа, только теперь он был не Чернов, а Розен, и маме Тане снова пришлось выходить за него замуж. А потом мы отправились в кругосветное путешествие! Папа тогда был уже американским гражданином, и мы все поселились в Денвере, я там закончила школу и поступила в университет. Ну, что еще? У папы своя фирма, может быть, слыхал — «Информед». Мама Таня занимается домом, детьми, у меня два маленьких братика. А в Союзе она была актриса, в кино снималась, ты мог даже слышать ее имя, Татьяна Ларина, как у Пушкина.
— Татьяна Ларина?!
Нил замолчал, придавленный потоком воспоминаний... Татьяна Ларина, актриса, яркая красавица, черноволосая и зеленоглазая, жена Ваньки Ларина, ушедшая от него к другому. И теперь выясняется, что этот другой — геолог Чернов...
Геолог Чернов...
— Почему ты так странно смотришь на меня?
— Прости. Как, ты сказала, зовут твоего отца?
— Пол. Доктор Пол Розен.
— А раньше? Чернов?..
— Павел Дмитриевич.
Павел Дмитриевич Чернов. Геолог из Ленинграда. Павел Чернов и Татьяна Ларина.
Нил достал откуда-то микрофон, что-то тихо сказал.
Автомобиль развернулся на круглой площади и покатил в обратном направлении.
— Что случилось? — озадаченно спросила Анна.
— Слушай меня, девочка. Слушай и, очень прошу, сделай так, как я говорю. Отправляйся домой, возьми паспорт, вещички, и первым же рейсом — слышишь, первым! — вылетай в Денвер к родителям. Они не видели тебя несколько месяцев, не знают, где искать тебя, с ума сходят... Если нужны деньги — вот. — Он бухнул ей на колени увесистый пакет из черного плотного полиэтилена. — Здесь хватит на все.
— Но, Нил...
— Возвращать не надо. Это шальные деньги, карточный выигрыш. Считай вознаграждением за найденную и возвращенную ценность.
В глазах Анны стояли слезы. Одна, самая крупная, предательски сбежала по щеке.
— Но почему, за что? Я-то думала, ты любишь меня...
— Люблю! И именно поэтому поступаю так, как поступаю. Метро там. — Машина остановилась, дверца возле Анны открылась сама собой. — Всего хорошего!
Не дожидаясь ответа, Нил захлопнул дверцу, оставив на тротуаре онемевшую от горя Анну с черным пакетом в руках.
Автомобиль, проехав несколько метров, вынужден был остановиться на красный свет.
— Нил! — Анна бросила пакет на асфальт, подбежала к машине, забарабанила в стекло. — Не оставляй меня! Я люблю тебя, слышишь! Люблю!
Нил Баренцев отвернулся.
Загорелся желтый свет.
Потом зеленый.
Анна застыла, провожая леденеющим взором мужской силуэт в заднем стекле.
Потом побрела прочь, повесив голову и ничего не видя перед собой.
— Фройляйн, фройляйн! — Кто-то тронул за рукав.
Она обернулась.
Ей улыбался пожилой немец.
— Вы забыли, фройляйн.
— Данке...
Анна безучастно взяла черный пакет.
* * *
— Чаю хочешь? — Северин показал на дощатый стол с чайником и разнокалиберными чашками.
— Нет, спасибо.
Анна бухнула пакет на скамью, сама опустилась рядом.
— Что-то ты какая-то не такая. — Северин внимательно посмотрел на нее. — Что, не вышло ничего? Ты понимаешь, о чем я.
— И да, и нет. В общем... ценность возвращена законному владельцу, а это, — она похлопала по мешку, — награда за труды.
— Ну... Нет слов. Такого предположить не мог даже я. А награда-то, как я погляжу, основательная. Сколько?.. Нет, не хочешь, не говори...
— Не знаю. Сам посмотри, если хочешь.
— Нет, девочка, что-то с тобой явно не то сегодня... Ну-ка, ну-ка... Ого!
Северин извлек на свет божий три кирпичика, заваренных в прозрачный пластик с печатями банка «Чейз-Манхэттен». В каждом из них было десять пачек по сто купюр достоинством в сто долларов.
— Триста тысяч. На мою вскидку, сама игрушечка примерно столько и весит, плюс-минус. А тут — вознаграждение... — Он лукаво прищурился. — Как — не спрашиваю, у каждого есть право на маленькую тайну... Ничего, если я немножко эту красоту попорчу, а то запросто мог и фальшивок насовать, законный владелец-то. Ты пока пей чай...
Проверка заняла минут пятнадцать, Северин вышел к ней еще более озадаченным.
— Настоящие. И, похоже, не меченые... Значит, делаем так. Я возьму две-три штучки, покручусь в разных местах, по одной поменяю на добрые старые марки. Если номера и серии забиты в базу данных, будет шухер, но с такой мелочевкой отбиться несложно. А остальные припрячу так, что самая легавая ищейка вовек не найдет. Лады?
— Не надо, — устало сказала Анна. — Деньги чистые... А где Линк?
— Линка не будет.
— Как это — не будет? Что-то случилось?
— Да как тебе сказать... Прибегал пару часов назад за вещичками. Дескать, наклюнулась для вас работа в Мюнхене, в каком-то ночном клубе. Будто бы владелец сам его разыскал и пригласил. Тебя дожидаться не стал, сказал — надо успеть оформить какое-то разрешение и что-то там подписать у юриста. А ты чтобы подходила прямо к поезду. И не забыла взять реквизит. — Последнее слово Северин произнес особенно четко.
— Все ясно. Когда поезд, с какого вокзала?
— У меня все записано. Вот, — Северин достал из кармана джинсов мятую бумажку, прочитал: — «Вест-банхофф, 20:30, платформа В, вагон 8-а, купе 1»...
Анна взглянула на часы и встала.
— Время есть.
— Не спеши, присядь... Короче, когда твой Линк пошел паковаться, я умишком пораскинул, и очень мне его история не понравилась. Оперетта какая-то, сказка про Золушку. Тем более, Мюнхен, где на каждом углу по безработному Моцарту... Это, конечно, не мое дело, но, поверь старику, не заслуживает этот парень большого доверия...
Анна вспыхнула. И этот туда же! Как сговорились...
— Ты абсолютно прав — это не твое дело. Я уже взрослая и сама решаю, кому доверять, и в какой степени... Будь любезен, перестань дуться и гони сюда мои деньги.
— Как скажешь...
Северин вошел в дом и вскоре вернулся с пакетом. Анна высыпала содержимое на стол. Одну пачку про тянула Северину.
— Комплимент от заведения, и не вздумай отказываться, обидишь... Так, десяти тысяч на дорожку хватит... — Она вручила Северину вторую пачку. — Эту подержи до завтра. И если не трудно, закажи на мое имя билет до Денвера, штат Колорадо, США. На первый рейс, на который есть места.
— Умница!
Оставшиеся двадцать восемь пачек вернулись в пакет. Анна взяла пакет за ручки, подняла, помахала на весу.
— Нет, лучше в рюкзак переложить... Ладно, до вечера.
— А ты куда? — спросил напряженно Северин. — Надеюсь, не на вокзал?
— А что такого? Не беспокойся, только передам Линку деньги и сразу назад. Ему они нужнее.
— Та-ак... — Северин встал и повелительно протянул руку. — Сразу отдашь или сначала морду набить?
— Ты... Ты что, Северин, спятил?!
— Я-то нет, а вот насчет тебя не уверен. Придумать и провернуть блистательнейшую операцию — а потом взять и подарить весь прибыток уроду, не стоящему твоего мизинца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53