Он что-то искал.
– Поэтому ты и ведешь меня на восток?
– Да. – Марина посмотрела на тетрадь и нахмурилась, размышляя. – Если бы он что-то нашел, то записал бы здесь. – Она пропустила пальцы сквозь распущенные волосы. – Но я ничего здесь не нахожу.
Грант потянулся, чтобы заглянуть ей через плечо. В свете костра плыли ряд за рядом аккуратно прописанные символы, такие же далекие и непонятные, как и люди, которые придумали их. Греческие буквы он узнал и даже смог разобрать слова попроще, но значительная часть страницы была, похоже, отдана символам, каких Грант никогда в жизни не видел. Он тронул Марину за плечо и указал в тетрадь:
– Что это?
– Линейное письмо Б.
Он вспомнил, что она уже говорила это у себя в доме, до того, как появились головорезы.
– А что это такое?
– Алфавит. Древняя система письма. Она была найдена в Кноссе примерно пятьдесят лет назад.
– Так он греческий?
Она покачала головой:
– Он появился задолго до греков. И происходит… – Она помолчала, крутя в пальцах прядь волос. – Слышал про Тесея и Минотавра?
– Миф?
Она рассмеялась:
– Там, где работал Пембертон… и я, встречаются история и миф, словно река и море. – Пошарив по земле, Марина подняла небольшой камешек. – Камень – ничто. Но если я сделаю вот так… – Она положила его на бортик из камней, огораживающий костер. – Внезапно он обретает значение. Если люди в будущем найдут его, может быть через две тысячи лет, даже если они никогда не видели очага и не представляют, как он выглядит, то поймут, что человеческие существа построили его не просто так. И будут пытаться угадать для чего. Может быть, в середине круга они найдут следы пепла и сажу на камнях, а то и заржавевшую консервную банку и окурки от твоих сигарет. И они решат…
– Что мы тут ужинали?
– Что это было место проведения ритуалов примитивного столпного культа, несомненно, с фаллическим подтекстом. Что каменный круг был основанием колонны, которой мы, в своем первобытном невежестве, поклонялись. Что мы подносили приношения в металлических коробках и курили слегка галлюциногенное вещество, чтобы вызвать состояние божественного экстаза. Они решат, что зола и сажа появились, возможно, после того, как в ходе завоевательной или междоусобной войны священный столп был сожжен. И эту гипотезу опубликуют в своих почтенных журналах и станут спорить, принадлежали ли подобные места, найденные по всему острову, официальной религии, или тут речь идет всего лишь о соблюдении параллельных местных традиций. И будут абсолютно неправы.
Она подняла камень и отбросила его в темноту. Грант смотрел, как на ее лице пляшет отблеск костра.
– И какое отношение все это имеет к Минотавру? – спросил он.
– Это лишь доказательство, что, когда все остальное забывают, мифы все равно остаются. И иногда мифы, несмотря на свою обманчивость, рассказывают нам о прошлом больше, чем разрушенные стены и разбитые горшки. Никто на протяжении трех тысяч лет не верил, что здесь, на Крите, существовала великая доисторическая цивилизация, но все это время люди помнили историю о Тесее и Минотавре. Даже дети ее знали. А потом, пятьдесят лет назад, сюда приехал Эванс – на то место, которое упоминается в древних легендах. И все нашел. Дворец, похожий на лабиринт. Сосуды в виде быков, статуэтки быков, каменные рога – даже изображения юношей, исполняющих трюки на быках.
– А человеческий скелет, у которого череп с рогами, и клубок ниток рядом с ним?
– Нет. – Марина подтянула колени к груди. – Конечно, мифы искажают прошлое. Но здесь, на Крите, существовала самая ранняя в Европе цивилизация – более чем за тысячу лет до того, как начался золотой век в Греции, и за пятнадцать веков до римских цезарей, а три тысячелетия спустя от нее остались только мифы. Без них Кносский дворец был бы просто грудой камней. Когда Эванс сделал свое открытие, он назвал культуру минойской, в честь легендарного царя Миноса.
В золотистом свете костра ее лицо сияло, словно она, подобно древним сивиллам, могла видеть, что происходило давным-давно, тридцать веков назад. Она, кажется, даже не замечала, что Грант смотрит на нее в упор, пока наконец он не спросил, кашлянув:
– И как это все соотносится с записями в тетради?
– После минойцев остались не только развалины и отдельные предметы. Они оставили нам свое письмо. Было обнаружено два вида – письмо попроще, названное Эвансом линейным письмом А, и более поздний и сложный вариант, который он назвал линейным письмом Б. Большинство найденных образцов были записаны на табличках из сырой глины, которая запеклась, когда дворец горел.
– И о чем там говорится?
– Никто не знает, потому что никому не удалось их расшифровать. Это одна из величайших загадок археологии.
Грант еще раз посмотрел на тетрадь.
– А Пембертон старался разгадать ее?
– Нельзя не попытаться, работая в этой области. Для археологов это все равно что кроссворд, загадка, над которой можно поломать голову долгим зимним вечером у камина. Насколько мне известно, у Пембертона так ничего и не получилось.
– А в тетради?
– Нет… – Марина перевернула несколько страниц. – Слишком аккуратно записано. Он просто занес сюда некоторые надписи, но не пытался их перевести.
– А это?
Указав в тетрадь, Грант повел пальцем вниз по странице. Вверху располагалось несколько строк угловатых значков линейного письма Б, а ниже – простой штриховой рисунок. Он походил на тот, который мог бы сделать ребенок, – два треугольника по бокам от небольшой рамки с заостренными углами и ниже – две зазубренные линии. Выше, в центре страницы, над скругленным куполом словно парило стилизованное изображение какого-то животного, а по бокам его помещались птицы.
– Что-то минойское, – пробормотала Марина. – Но я никогда этого не видела. В собрании Кносского дворца я такого не помню.
Она перевернула страницу. На ней почти отсутствовали записи, кроме четырех строчек на греческом языке. Остальные страницы были чистыми.
– А что тут на греческом? – спросил Грант.
Строем становятся, битвою бьются по брегу речному;
Колют друг друга, метая стремительно медные копья.
Рыщут и Злоба, и Смута, и страшная Смерть между ними:
Держит она то пронзенного, то непронзенного ловит
Или убитого за ногу тело волочит по сече;
Риза на персях ее обагровлена кровью людскою…
Наверное, из-за дыма от костра голос Марины стал хриплым, а глаза заслезились.
– Это Гомер. «Илиада». Наверное, Пембертон ее читал, когда пришли нацисты. Это было последнее, что он написал. К картинке никакого отношения не имеет. – Она вернулась на предыдущую страницу и стала рассматривать набросок, словно это помогало ей удержать слезы. – Судя по рисунку… – Она сделала глубокий вдох. – Судя по рисунку, это примерно средняя или поздняя минойская эра. Зигзагообразные линии, скорее всего, чисто декоративны, хотя кое-кто рассматривает их как обозначение воды. Животное наверху… – Она прищурилась, поднеся тетрадь поближе к огню. – Наверное, это лев или сфинкс – в любом случае оно символизирует защищающие или охраняющие силы. А может быть, имеется в виду правитель. Птицы – голуби, они обычно обозначают святость места. В настоящем случае это подтверждается изображением храма в центре рисунка.
– Почему ты решила, что это храм?
– Наверху – бычьи рога. Это стилизованное изображение минойского храма. Точно так же как крест на здании обозначает, что там находится христианская церковь.
Марина смотрела в огонь. Грант не знал – размышляет ли она о том, что изображено на картинке, или думает о Пембертоне, но решил взять у нее тетрадь, прежде чем она уронит ее в огонь. Он посмотрел на картинку, а потом положил тетрадь на колено и с силой развел страницы до самого конца. Корешок затрещал, и Марина подняла глаза.
– Осторожнее.
– Что означает… – Грант, облизав губы, начал разбирать незнакомые буквы. – Фа… ранги… тон… некрон?
– Фаранги тон некрон? Где ты это прочитал?
Грант поднял тетрадь, показывая. На внутренней стороне страницы, почти у самой складки листа, вдоль рисунка снизу вверх были написаны греческие слова. Марина, выхватив тетрадь у Гранта, внимательно на них посмотрела.
– Ну да, – тихо произнесла она. – Фаранги тон некрон.
– Что это значит?
– Это место, название долины. На восточном берегу, возле деревни под названием Закрое. Слова означают… – Марина ненадолго задумалась. – Означают «Долина мертвых».
– Многообещающее название.
Глава пятая
Долина мертвых, Крит
Над ними, поблескивая под лучами солнца, вздымались скалы из красного камня. Переплетавшиеся ветви платанов и олеандров затеняли дно долины. Грант глянул сквозь листья, прикрыв глаза ладонью. Он и Марина находились в обширном ущелье, которое слегка изгибалось в сторону моря. Высоко над их головами на боках утесов виднелись ряды темных отверстий.
– Это гробницы, – сказала Марина.
Она рассталась со своим черным платьем, обменяв его в деревне, через которую они проходили, на пару военных брюк цвета хаки и блузку с короткими рукавами. Блузка была расстегнута как раз настолько, чтобы притягивать взгляд Гранта всякий раз, когда он считал, что Марина на него не смотрит. Ее темные волосы были стянуты в хвост на затылке, и хотя косметикой она не пользовалась, но выглядела превосходно: три дня ходьбы по горам окрасили ее кожу великолепным загаром. На плече у нее висел моток веревки.
– Людей хоронят в этих пещерах начиная с минойской эры, – продолжала она. – Поэтому и Долина мертвых.
– Меня это не очень пугает. Солнце светит, цветочки в поле цветут, птички поют.
– А для греков птицы чаще всего были вестниками смерти, связными между этим и тем мирами.
– О-о… – В веселом чириканье Гранту послышались мрачные нотки. – А кто-нибудь эти пещеры исследовал?
– Постоянно. – Марина поморщилась. – Проходит совсем немного времени, и то, что для одного поколения считалось реликвиями, для другого становится добычей. Археологи нашли несколько древних захоронений, но большинство из них исчезли давным-давно.
– Тогда почему…
– Нас не могилы интересуют. – Она вытащила из кармана листок бумаги, на который перерисовала изображение из тетради Пембертона. – Видишь рога? Мы ищем храм.
– А это разве не одно и то же?
– Минойцы не хоронили своих покойников в храмах. Пока не появилось христианство, этого никто не делал. Древние пришли бы в ужас от одной мысли о том, чтобы приносить мертвых к живым. Покойников они помещали в отдельных городах мертвых, некрополях. Вот, например, в этих пещерах.
– Так где же мы будем искать храм?
Марина задумалась.
– Хогарт, еще один археолог, вел раскопки в устье ущелья в тысяча девятьсот первом году. Он нашел несколько минойских домов, но храма там не было.
– Похоже, что место не хуже других, чтобы начать с него. Может быть, Пембертон нашел то, что не увидел Хогарт. – Взяв у Марины рисунок, Грант, прищурившись, принялся его разглядывать. – Говоришь, зигзаги изображают воду?
– Да они могут быть просто для украшения. Ведь нам никак…
– Посмотри. – Грант поднял листок вертикально, глядя вниз, в долину. – Эти два треугольника по сторонам – стены ущелья. Перед ними – море. А вот здесь… – Он постучал пальцем по центру рисунка. – Здесь храм.
Марина усомнилась:
– Думаю, не стоит считать, что минойцы подобным образом использовали пространственные соотношения.
– Ерунда. Они рисовали так, как видели.
– Неужели? – сурово спросила она. – А откуда тебе знать, как именно они видели несколько тысяч лет назад? Как тогда ты объяснишь, что лев парит в воздухе? Они так его и увидели?
– Может быть, это облако.
– А купол под ним? Радуга, что ли?
– Ты можешь предложить что-то получше?
– Нет, – вздохнула она.
Но удержать победу Гранту не удалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Поэтому ты и ведешь меня на восток?
– Да. – Марина посмотрела на тетрадь и нахмурилась, размышляя. – Если бы он что-то нашел, то записал бы здесь. – Она пропустила пальцы сквозь распущенные волосы. – Но я ничего здесь не нахожу.
Грант потянулся, чтобы заглянуть ей через плечо. В свете костра плыли ряд за рядом аккуратно прописанные символы, такие же далекие и непонятные, как и люди, которые придумали их. Греческие буквы он узнал и даже смог разобрать слова попроще, но значительная часть страницы была, похоже, отдана символам, каких Грант никогда в жизни не видел. Он тронул Марину за плечо и указал в тетрадь:
– Что это?
– Линейное письмо Б.
Он вспомнил, что она уже говорила это у себя в доме, до того, как появились головорезы.
– А что это такое?
– Алфавит. Древняя система письма. Она была найдена в Кноссе примерно пятьдесят лет назад.
– Так он греческий?
Она покачала головой:
– Он появился задолго до греков. И происходит… – Она помолчала, крутя в пальцах прядь волос. – Слышал про Тесея и Минотавра?
– Миф?
Она рассмеялась:
– Там, где работал Пембертон… и я, встречаются история и миф, словно река и море. – Пошарив по земле, Марина подняла небольшой камешек. – Камень – ничто. Но если я сделаю вот так… – Она положила его на бортик из камней, огораживающий костер. – Внезапно он обретает значение. Если люди в будущем найдут его, может быть через две тысячи лет, даже если они никогда не видели очага и не представляют, как он выглядит, то поймут, что человеческие существа построили его не просто так. И будут пытаться угадать для чего. Может быть, в середине круга они найдут следы пепла и сажу на камнях, а то и заржавевшую консервную банку и окурки от твоих сигарет. И они решат…
– Что мы тут ужинали?
– Что это было место проведения ритуалов примитивного столпного культа, несомненно, с фаллическим подтекстом. Что каменный круг был основанием колонны, которой мы, в своем первобытном невежестве, поклонялись. Что мы подносили приношения в металлических коробках и курили слегка галлюциногенное вещество, чтобы вызвать состояние божественного экстаза. Они решат, что зола и сажа появились, возможно, после того, как в ходе завоевательной или междоусобной войны священный столп был сожжен. И эту гипотезу опубликуют в своих почтенных журналах и станут спорить, принадлежали ли подобные места, найденные по всему острову, официальной религии, или тут речь идет всего лишь о соблюдении параллельных местных традиций. И будут абсолютно неправы.
Она подняла камень и отбросила его в темноту. Грант смотрел, как на ее лице пляшет отблеск костра.
– И какое отношение все это имеет к Минотавру? – спросил он.
– Это лишь доказательство, что, когда все остальное забывают, мифы все равно остаются. И иногда мифы, несмотря на свою обманчивость, рассказывают нам о прошлом больше, чем разрушенные стены и разбитые горшки. Никто на протяжении трех тысяч лет не верил, что здесь, на Крите, существовала великая доисторическая цивилизация, но все это время люди помнили историю о Тесее и Минотавре. Даже дети ее знали. А потом, пятьдесят лет назад, сюда приехал Эванс – на то место, которое упоминается в древних легендах. И все нашел. Дворец, похожий на лабиринт. Сосуды в виде быков, статуэтки быков, каменные рога – даже изображения юношей, исполняющих трюки на быках.
– А человеческий скелет, у которого череп с рогами, и клубок ниток рядом с ним?
– Нет. – Марина подтянула колени к груди. – Конечно, мифы искажают прошлое. Но здесь, на Крите, существовала самая ранняя в Европе цивилизация – более чем за тысячу лет до того, как начался золотой век в Греции, и за пятнадцать веков до римских цезарей, а три тысячелетия спустя от нее остались только мифы. Без них Кносский дворец был бы просто грудой камней. Когда Эванс сделал свое открытие, он назвал культуру минойской, в честь легендарного царя Миноса.
В золотистом свете костра ее лицо сияло, словно она, подобно древним сивиллам, могла видеть, что происходило давным-давно, тридцать веков назад. Она, кажется, даже не замечала, что Грант смотрит на нее в упор, пока наконец он не спросил, кашлянув:
– И как это все соотносится с записями в тетради?
– После минойцев остались не только развалины и отдельные предметы. Они оставили нам свое письмо. Было обнаружено два вида – письмо попроще, названное Эвансом линейным письмом А, и более поздний и сложный вариант, который он назвал линейным письмом Б. Большинство найденных образцов были записаны на табличках из сырой глины, которая запеклась, когда дворец горел.
– И о чем там говорится?
– Никто не знает, потому что никому не удалось их расшифровать. Это одна из величайших загадок археологии.
Грант еще раз посмотрел на тетрадь.
– А Пембертон старался разгадать ее?
– Нельзя не попытаться, работая в этой области. Для археологов это все равно что кроссворд, загадка, над которой можно поломать голову долгим зимним вечером у камина. Насколько мне известно, у Пембертона так ничего и не получилось.
– А в тетради?
– Нет… – Марина перевернула несколько страниц. – Слишком аккуратно записано. Он просто занес сюда некоторые надписи, но не пытался их перевести.
– А это?
Указав в тетрадь, Грант повел пальцем вниз по странице. Вверху располагалось несколько строк угловатых значков линейного письма Б, а ниже – простой штриховой рисунок. Он походил на тот, который мог бы сделать ребенок, – два треугольника по бокам от небольшой рамки с заостренными углами и ниже – две зазубренные линии. Выше, в центре страницы, над скругленным куполом словно парило стилизованное изображение какого-то животного, а по бокам его помещались птицы.
– Что-то минойское, – пробормотала Марина. – Но я никогда этого не видела. В собрании Кносского дворца я такого не помню.
Она перевернула страницу. На ней почти отсутствовали записи, кроме четырех строчек на греческом языке. Остальные страницы были чистыми.
– А что тут на греческом? – спросил Грант.
Строем становятся, битвою бьются по брегу речному;
Колют друг друга, метая стремительно медные копья.
Рыщут и Злоба, и Смута, и страшная Смерть между ними:
Держит она то пронзенного, то непронзенного ловит
Или убитого за ногу тело волочит по сече;
Риза на персях ее обагровлена кровью людскою…
Наверное, из-за дыма от костра голос Марины стал хриплым, а глаза заслезились.
– Это Гомер. «Илиада». Наверное, Пембертон ее читал, когда пришли нацисты. Это было последнее, что он написал. К картинке никакого отношения не имеет. – Она вернулась на предыдущую страницу и стала рассматривать набросок, словно это помогало ей удержать слезы. – Судя по рисунку… – Она сделала глубокий вдох. – Судя по рисунку, это примерно средняя или поздняя минойская эра. Зигзагообразные линии, скорее всего, чисто декоративны, хотя кое-кто рассматривает их как обозначение воды. Животное наверху… – Она прищурилась, поднеся тетрадь поближе к огню. – Наверное, это лев или сфинкс – в любом случае оно символизирует защищающие или охраняющие силы. А может быть, имеется в виду правитель. Птицы – голуби, они обычно обозначают святость места. В настоящем случае это подтверждается изображением храма в центре рисунка.
– Почему ты решила, что это храм?
– Наверху – бычьи рога. Это стилизованное изображение минойского храма. Точно так же как крест на здании обозначает, что там находится христианская церковь.
Марина смотрела в огонь. Грант не знал – размышляет ли она о том, что изображено на картинке, или думает о Пембертоне, но решил взять у нее тетрадь, прежде чем она уронит ее в огонь. Он посмотрел на картинку, а потом положил тетрадь на колено и с силой развел страницы до самого конца. Корешок затрещал, и Марина подняла глаза.
– Осторожнее.
– Что означает… – Грант, облизав губы, начал разбирать незнакомые буквы. – Фа… ранги… тон… некрон?
– Фаранги тон некрон? Где ты это прочитал?
Грант поднял тетрадь, показывая. На внутренней стороне страницы, почти у самой складки листа, вдоль рисунка снизу вверх были написаны греческие слова. Марина, выхватив тетрадь у Гранта, внимательно на них посмотрела.
– Ну да, – тихо произнесла она. – Фаранги тон некрон.
– Что это значит?
– Это место, название долины. На восточном берегу, возле деревни под названием Закрое. Слова означают… – Марина ненадолго задумалась. – Означают «Долина мертвых».
– Многообещающее название.
Глава пятая
Долина мертвых, Крит
Над ними, поблескивая под лучами солнца, вздымались скалы из красного камня. Переплетавшиеся ветви платанов и олеандров затеняли дно долины. Грант глянул сквозь листья, прикрыв глаза ладонью. Он и Марина находились в обширном ущелье, которое слегка изгибалось в сторону моря. Высоко над их головами на боках утесов виднелись ряды темных отверстий.
– Это гробницы, – сказала Марина.
Она рассталась со своим черным платьем, обменяв его в деревне, через которую они проходили, на пару военных брюк цвета хаки и блузку с короткими рукавами. Блузка была расстегнута как раз настолько, чтобы притягивать взгляд Гранта всякий раз, когда он считал, что Марина на него не смотрит. Ее темные волосы были стянуты в хвост на затылке, и хотя косметикой она не пользовалась, но выглядела превосходно: три дня ходьбы по горам окрасили ее кожу великолепным загаром. На плече у нее висел моток веревки.
– Людей хоронят в этих пещерах начиная с минойской эры, – продолжала она. – Поэтому и Долина мертвых.
– Меня это не очень пугает. Солнце светит, цветочки в поле цветут, птички поют.
– А для греков птицы чаще всего были вестниками смерти, связными между этим и тем мирами.
– О-о… – В веселом чириканье Гранту послышались мрачные нотки. – А кто-нибудь эти пещеры исследовал?
– Постоянно. – Марина поморщилась. – Проходит совсем немного времени, и то, что для одного поколения считалось реликвиями, для другого становится добычей. Археологи нашли несколько древних захоронений, но большинство из них исчезли давным-давно.
– Тогда почему…
– Нас не могилы интересуют. – Она вытащила из кармана листок бумаги, на который перерисовала изображение из тетради Пембертона. – Видишь рога? Мы ищем храм.
– А это разве не одно и то же?
– Минойцы не хоронили своих покойников в храмах. Пока не появилось христианство, этого никто не делал. Древние пришли бы в ужас от одной мысли о том, чтобы приносить мертвых к живым. Покойников они помещали в отдельных городах мертвых, некрополях. Вот, например, в этих пещерах.
– Так где же мы будем искать храм?
Марина задумалась.
– Хогарт, еще один археолог, вел раскопки в устье ущелья в тысяча девятьсот первом году. Он нашел несколько минойских домов, но храма там не было.
– Похоже, что место не хуже других, чтобы начать с него. Может быть, Пембертон нашел то, что не увидел Хогарт. – Взяв у Марины рисунок, Грант, прищурившись, принялся его разглядывать. – Говоришь, зигзаги изображают воду?
– Да они могут быть просто для украшения. Ведь нам никак…
– Посмотри. – Грант поднял листок вертикально, глядя вниз, в долину. – Эти два треугольника по сторонам – стены ущелья. Перед ними – море. А вот здесь… – Он постучал пальцем по центру рисунка. – Здесь храм.
Марина усомнилась:
– Думаю, не стоит считать, что минойцы подобным образом использовали пространственные соотношения.
– Ерунда. Они рисовали так, как видели.
– Неужели? – сурово спросила она. – А откуда тебе знать, как именно они видели несколько тысяч лет назад? Как тогда ты объяснишь, что лев парит в воздухе? Они так его и увидели?
– Может быть, это облако.
– А купол под ним? Радуга, что ли?
– Ты можешь предложить что-то получше?
– Нет, – вздохнула она.
Но удержать победу Гранту не удалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52