Он вежливо кивнул и углубился в ее изучение.
– В каком направлении полетел мистер Китсон? – наконец спросил он хорошо поставленным голосом. Его произношение скорее наводило на мысль об Оксфорде, чем о форте Манро.
– На юго-восток, – я вытащил ручку и провел линию на сто пятьдесят градусов от Афин. Она прошла через изогнутую цепь островов и закончилась на последнем из них, на Саксосе.
Набоб снова склонился над картой.
– Мы осмотрим каждый остров, – наконец решил он.
– Идет, – согласился я и качнул штурвал влево.
Все это было не так легко, как казалось: надо было снижаться до тысячи футов, чтобы иметь возможность осмотреть береговую линию, а затем набирать высоту для осмотра самого острова. Не смотря на то, что ни один из островов не превышал в поперечнике нескольких миль, их вершины достигали полутора тысяч футов и выше.
"Пьяджио" будет выделяться на этом фоне как золотой зуб. Правда самолету после вынужденной посадки в гористой местности не всегда удается сохранить отдаленное сходство с летательным аппаратом. Иногда удается двумя руками удержать на весу все самые крупные обломки, если они не рассыпятся в прах после пожара.
В любом случае то же самое касается и пилотов.
Мы вдоль и поперек изучили Кеа, потом Кифнос, а затем Серифос.
После двадцати минут полета на высоте три тысячи футов набоб со своими спутниками принялся изучать содержимое корзин с припасами, а я передал управление самолетом Роджерсу и отправился на следующий сеанс созерцания мисс Браун, а также для выяснения того, что Ширли Берт захватила мне на обед.
Мисс Браун была свежа как персик, а на обед мне достался хлеб, довольно приличный острый сыр и зеленые смоквы. Я присел рядом с девушкой и уперся ногами в переборку кабины. Она встревоженно заглянула мне в глаза. Все это время Ширли выглядывала из небольшого окна, но как и я поняла одну простую истину: места для посадки на этих островах не было. Все это начинало сказываться у нее на нервах.
– По радио ничего не сообщали?
– Справлялся несколько минут назад. У них ничего нет.
– Он уже... должен был приземлиться?
Стрелки часов показывали половину третьего. Кен уже находился в воздухе (если он все еще продолжал лететь) три с половиной часа. У него еще должен был оставаться порядочный запас топлива, что я и постарался ей объяснить.
Она кивнула и буквально ткнула мне в лицо бутербродами.
– Куда мы направимся дальше? – спросила Ширли после некоторой паузы.
– Не мне решать. Мы осмотрели около половины островов в этом направлении. Когда мы покончим с этим, у него может появится желание осмотреть те, что на востоке или перейти на Крит. Он заказывает музыку.
– Похоже, ты не очень-то и расстроен, – упрекнула меня Ширли.
Она оказалась права. Может и на самом деле я оставался слишком спокоен, но трудно было волноваться за Китсона, если тот сидел за штурвалом.
Правда, мне уже приходилось ошибаться в подобных случаях, но одно мне было известно точно: если из этой ситуации мог выкарабкаться всего десяток пилотов во всем мире, он будет среди них. Я снова попытался донести это до ее сознания.
– Этот ублюдок входит в десятку лучших пилотов мира, – добавил я для убедительности.
Она с любопытством посмотрела на меня.
– Один из пилотов на Афинском аэродроме уже говорил мне что-то подобное, стоило ему только увидеть, как Китсон сделал пробный круг и зашел на посадку.
– Для опытного человека этого вполне достаточно, чтобы оценить мастерство пилота. Впервые я встретил его в школе переподготовки пилотов. Тогда, в сорок третьем, нас учили летать на "Оксфордах". Взлетная полоса была со значительным уклоном, и когда он совпадал с траекторией посадки, то казалось, что сажаешь машину на горном склоне. Так вот, если за штурвалом был Кен, то даже инструкторы выходили из казармы, чтобы посмотреть, как он садится. А уж они на своем веку всякого насмотрелись.
– Это похоже на старую притчу, которую можно услышать про многих известных музыкантов. Почти каждому из них его первый учитель музыки сказал буквально следующее: "Иди домой, мой мальчик, и скажи своему папочке, что я не смогу тебя учить. Я смогу только учиться у тебя".
– Не буду спорить, – криво улыбнулся я. – Вся наша жизнь напоминает череду затертых клише.
– Например, вон та парочка у нас за спиной. Маленький богатый коротышка и высокая красавица.
– Не стоит бередить мои раны. Тем более сейчас, когда этот сыр помогает моему организму усваивать витамины.
– Послушай, парень, витамины тебе не помогут. Здесь нужно пятьдесят миллионов баксов.
– Ты уже просветила меня по данному вопросу, а я упорно работаю в этом направлении. Вот увидишь, какой счет получит Его Превосходительство за свой вояж.
Ширли улыбнулась и откусила смокву.
– А что она из себя представляет? – небрежно спросил я.
– Личная секретарша.
– Мне казалось, что это место уже занято.
– У них совершенно разные сферы деятельности. Большинство ее обязанностей Хертеру просто не по силам, – сказала она с невинной улыбкой.
– Понятно. Да я и сам стал догадываться, что в обязанности Китсона входило не только вождение самолета, – неосторожно брякнул я. Это было чертовски глупо с моей стороны: мы снова вернулись к тому, с чего начали. В ее глазах заблестели слезы, и мисс Берт быстро повернулась к окну. Мне оставалось только взять с собой фрукты и вернуться в кабину.
Моя старушка вела себя безупречно. Я еще раз все проверил, слегка приоткрыл окно, уселся в кресло и стал дожидаться Его Превосходительства. Мы уже провели в воздухе два часа, а впереди у нас оставалось горючего на шесть часов спокойного полета плюс небольшой запас для нештатных ситуаций.
Маленький человечек появился минут пять спустя, и Роджерс отправился перекусить. Мы облетели Сифнос, затем Михнос и у нас оставался только Саксос.
Этот остров по сравнению с остальными был несколько пониже и не так изрезан скалами. Самая высокая вершина на его северном берегу немного не дотягивала до тысячи футов. Ее уступами окружали каменистые террасы, которые словно гигантские ступени вели к ее подножию. Восточный берег представлял собой изрезанную оврагами пересеченную местность, и только на западном можно было заметить среди утесов несколько отмелей.
Береговая линия была довольно неплохо застроена: вдоль нее тянулась цепочка довольно больших по местным понятиям двухэтажных зданий, чаще всего белых или кремовых. Серовато-желтый шрам дороги извивался по склону, а затем мили на полторы протянулся до поселка в центральной части острова. На этом участке дорога была почти прямой и ее путь пролегал среди холмистой местности, не вдохновлявшей местных фермеров на возделывание небольших клочков земли размером с цветочную клумбу.
На высоте ста футов мы прошли над дорогой и миновали поселок. Ребятишки в белых штанишках высыпали на улицу и задрав головы провожали нас взглядом. Однообразную белизну небольших, квадратных строений нарушал только голубой купол церкви.
Набоб наклонился вперед и внимательно разглядывал местность. Ничего особенного он увидеть не мог, но я мог угадать ход его мыслей: эта дорога была единственной возможностью для посадки самолета. Ничего подобного на других островах нам не попадалось.
Я набрал высоту и стал обследовать южный берег острова. Вскоре мне стало понятно, что на расстоянии одной мили к западу был еще один островок, не больше полумили в поперечнике с небольшой деревней на дальнем конце. Перед ней лежала почти треугольная долина, выходившая к морю на северо-западе. Узкая полоска песка быстро переходила в поросшую травой равнину с кипарисовой рощей перед самым поселком.
Облет острова не принес никаких результатов. Мы развернулись и я посмотрел на своего соседа. Его Превосходительство внимательно изучал потрепанную карту.
– Есть ли что-нибудь южнее этого острова? – наконец спросил он.
– Только Крит, – пояснил я. – В восьмидесяти милях отсюда.
– Ты уверен?
Конечно я был абсолютно уверен в этом.
– А что нам говорит карта? – вежливо поинтересовался я.
Он снова углубился в ее изучение. Самолет продолжал набирать высоту. Наконец мой спутник оторвался от карты и посмотрел перед собой.
На высоте трех с половиной тысяч футов я выровнял самолет. Позади остался Саксос, а перед нами на добрые сорок миль до самого горизонта простиралась серо-голубая гладь моря. Смотреть было нечего. Я сделал круг. На севере и востоке маячили Олос и Антипарос, где-то за ними виднелся силуэт Пароса.
Я посмотрел на своего именитого пассажира. Он угрюмо смотрел как перед ним проплывают острова. Никаких распоряжений не последовало, и мне ничего не оставалось, как сделать разворот в обратном направлении. Левое крыло опустилось, и обзор с моего места значительно улучшился. Где-то посреди этого круга я заметил нечто необычное.
Грязное пятно темно-серого цвета, словно отпечаток большого пальца на зеркальной глади. Больше всего это было похоже на скопление плавающих водорослей. Я сбросил газ и стал снижаться по спирали. Набоб тоже заметил необычное пятно и посмотрел в мою сторону. На высоте двух тысяч футов это пятно все еще можно было принять за водоросли. Мне не раз приходилось встречаться с ними. Но и с нефтью я тоже сталкивался не раз. У нее был такой же приглушенный блеск.
На шестистах футах я еще снизил скорость и стал кружить над морем. К этому времени никаких сомнений у меня не осталось: пятно было масляным. В центре его виднелись какие-то предметы.
Я прибавил мощность, нырнул ниже и почти поставил "Дакоту" на крыло. До поверхности моря было не больше ста пятидесяти футов.
Один из перепачканных маслом предметов очень напоминал спасательный жилет, другой смахивал на колесо.
Я выровнял самолет, стал набирать высоту и сказал набобу о своих предположениях.
– Мы должны приземлиться на острове, – приказал он.
– Если сможем, – отозвался я.
Мы еще раз обследовали поверхность моря между масляным пятном и островом. Ничего примечательного обнаружить не удалось.
Дорога на Саксосе была узкой, но более-менее ровной. Я медленно пролетел над ней, прикидывая состояние дорожного покрытия и вероятный пробег самолета при посадке. На протяжении почти трети мили она была почти идеально прямой, и если зайти со стороны гавани на низкой высоте, то этого вполне могло хватить. Сама дорога оказалась мощенной гравием, и мне оставалось только надеяться на добросовестность ее создателей.
Хороший пилот может благополучно посадить самолет, а сохранить при посадке жизнь себе и пассажирам по силам любому летчику.
А я был хорошим пилотом.
Перед последним виражом я предупредил Его Превосходительство:
– Вряд ли мы сможем снова поднять в воздух самолет прежде, чем вечер принесет прохладу. Сейчас слишком жарко и мне не удастся выжать из двигателя полную мощность. Взлететь можно будет не раньше сумерек.
Он молча кивнул.
– Да, вот еще: мне надо будет связаться с Афинами, а то они могут начать разыскивать нас. Надо будет сообщить, что вероятно мы обнаружили место гибели "Пьяджио"?
– Нет. Сначала надо удостовериться.
– О'кей.
Я и сам не хотел этого. Ведь если Китсону где-нибудь в другом месте требовалась помощь, то давать отбой поисковой работе именно сейчас было бы неразумно.
Хотя вряд ли Кен станет дожидаться, пока его вытащат из моря.
Мне не удалось связаться с аэропортом Эллинико: из-за небольшой высоты на таком расстоянии это было почти невозможно, да и особого желания собачиться по поводу причины вынужденной посадки с диспетчером у меня не было. Но я смог обменяться сообщениями с экипажем рейсового авиалайнера и попросить их передать сообщение о моей посадке из-за неполадок в карбюраторе. Спорить со мной по этому поводу будет затруднительно, а мне хорошо была известна дурная репутация грузовой авиации, так что сообщение выглядело вполне правдоподобным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42