Не забывайте — это моя работа.
Риттер встал и вышел из кабинета, чувствуя, как по спине расползается тёплое ощущение удовлетворения. Он сумел прикрыть свой зад. К этому стремились многие в Вашингтоне. Но этого лишился сейчас советник президента по национальной безопасности, однако Риттер был убеждён, что Каттер должен винить здесь только самого себя, так как не продумал все до конца.
* * *
Кабинет заместителя директора ЦРУ, которое находилось в пяти милях от Белого дома, казался Райану холодным и одиноким. Здесь стояли старинные книжные полки и кофеварка, в которой Джеймс Грир варил той кофе, кресло с высокой спинкой, где старик устраивался поудобнее, прежде чем профессорским тоном приступить к изложению всякого рода заявлений, а также рассказывать анекдоты, внезапно вспомнил Джек. У ею босса было поразительное чувство юмора. А ведь он мог бы стать блестящим учителем — впрочем, по отношению к Джеку он им и был.
Когда это началось? Всего шесть лет назад он пришёл работать в Центральное разведывательное управление. Джек познакомился с Гриром меньше семи лет назад, и за это время адмирал превратился для него в отца, которого он потерял в авиакатастрофе, происшедшей в Чикаго. В этот кабинет он приходил в поисках совета и утешения. Сколько раз?
На верхушках деревьев за окнами седьмого этажа трепетала летняя зелёная листва, закрывая вид на реку Потомак. Райан вспомнил, что по-настоящему безумные события разыгрывались в то время, когда ветви деревьев были голы. Он вспомнил, как расхаживал взад-вперёд по роскошному ковру, глядя вниз на кучи снега, оставленные снегоочистителями, и пытаясь найти ответы на мучившие его трудные вопросы.
Вице-адмиралу Джеймсу Гриру не дожить до следующей зимы. Свой последний снег он видел прошлой зимой, во время Рождества. Сейчас босс Райана лежал в палате для особо важных пациентов в морском медицинском центре в Бетесде, все ещё полный интереса к происходящему, все ещё думающий, все ещё рассказывающий анекдоты. Но за последние три недели он похудел на пятнадцать фунтов; химиотерапия не позволяла ему принимать какую-либо пищу, кроме питательного раствора, поступающего в его тело через трубки. Его мучила неотступная боль.
Нет ничего хуже, Райан знал это, чем наблюдать за страданиями других. Он видел, как страдали в больнице от боли его жена и дочь, и это было куда хуже того, что переживал он сам во время пребывания в госпиталях. Ему было трудно смотреть на адмирала, видеть его худое лицо, напряжение мышц, временами наступающее от спазм, иногда вызванных болезнью, иногда лекарствами. Грир стал сейчас таким же членом его семьи, как... Бог мой, я думаю о нём; как об отце.
— Черт побери, — тихо выругался Джек, не заметив, что говорит вслух.
— Я хорошо вас понимаю, доктор Райан.
— Что? — Джек оглянулся. Шофёр и телохранитель адмирала молча стоял у двери, пока Райан собирал документы. Несмотря на то, что он занимал должность специального помощника заместителя директора ЦРУ и фактически являлся заместителем директора, за ним следили, пока он просматривал материалы, к которым имел право доступа лишь один адмирал Грир. Правила безопасности в ЦРУ были строгими, логичными и нерушимыми.
— Я знаю, что вы чувствуете, сэр. Я работал с ним одиннадцать лет. Он для меня не только босс, но и друг. Накануне каждого Рождества дарил что-нибудь моим детям. И никогда не забывал моего дня рождения. Как вы считаете, есть хоть какая-то надежда?
— Кэти попросила одного из знакомых, профессора Голдмана, осмотреть его. Расе — превосходный врач, специалист-онколог в больнице Хопкинса, консультант Национального центра здравоохранения и тому подобное. По его мнению, у адмирала один шанс из тридцати. Болезнь зашла слишком далеко и слишком быстро, Микки. Он вряд ли продержится больше двух месяцев. Надеяться на большее — значит верить в чудо. — Райан едва не улыбнулся. — Я обратился за помощью к священнику.
Мэрдок кивнул.
— Да, я знаю, он дружит с отцом Тимом из Джорджстаунского университета. Вчера вечером отец Тим заезжал в госпиталь сыграть партию в шахматы. Адмирал на сорок восьмом ходу поставил ему мат. Вам не приходилось с ним играть?
— Мне не сравниться с ним классом. Наверно, уже никогда.
— Нет, сэр, вы ошибаетесь, — произнёс Мэрдок после короткого молчания. — По крайней мере, так говорит адмирал.
— Это на него похоже. — Райан покачал головой. Черт побери, Грир был бы недоволен таким разговором. Следует браться за работу. Он достал ключ и отпер специальный ящик письменного стола, затем положил ключ на столешницу, чтобы Микки мог забрать его. Протянув руку, Джек хотел выдвинуть ящик, но его рука опустилась на ручку выдвижной доски, предназначенной для письма, но испещрённой коричневыми кольцами от кофейной кружки адмирала. В самом её конце Райан увидел квадратик плотной бумаги, прикреплённый клейкой лентой Характерным почерком Грира на картоне были написаны две комбинации цифр сейфового замка. У адмирала в кабинете стоял свой специальный сейф, и такой же сейф стоял в кабинете Риттера. Джек вспомнил, что его босс всегда путался с секретными замками и, по-видимому, решил записать комбинацию цифр, чтобы не забыть. Сначала ему показалось странным, что здесь были обе комбинации — и его собственная, и Риттера, но по недолгом размышлении понял, что в этом есть свой смысл. Если вдруг понадобится срочно открыть сейф заместителя директора по оперативной работе — например, если его похитят и нужно будет убедиться, какие секретные материалы хранятся в сейфе Риттера для повседневной работы, — этим человеком должен быть кто-то, занимающий очень высокий пост, вроде заместителя директора по исследовательской работе. Вполне вероятно, что и у Риттера хранилась комбинация цифр, открывающая сейф Грира. Интересно, кому ещё известны эти комбинации, подумал Джек, тут же пожал плечами, задвинул обратно доску и выдвинул ящик. В нём хранилось шесть папок, причём все они имели отношение к долгосрочным прогнозам по разведке, которые хотел ещё раз прочитать адмирал. В них не было ничего критически важного. Более того, они даже не были особенно секретными, но чтение материалов поможет адмиралу отвлечься. В госпитале, у двери его палаты, постоянно находилась охрана — всегда не меньше двух сотрудников безопасности ЦРУ, — и Грир все ещё мог иногда заниматься работой.
— Проклятье! — снова проворчал Джек. Сейчас же прекрати думать об этом, мысленно приказал он себе. У адмирала ещё осталась надежда. Даже крошечная надежда лучше, чем никакой.
* * *
Чавезу не приходилось прежде стрелять из автомата. В прошлом его личным оружием была винтовка М-16, часто с прикреплённым под стволом гранатомётом М-203. Он умел обращаться с бельгийским лёгким пулемётом, недавно принятым на вооружение армией США, и раньше отлично владел пистолетом. Но в армии к автоматам давно утратили интерес. Для солдата они просто не являлись серьёзным оружием.
Это не значило, однако, что этот автомат не понравился Чавезу. У него в руках был немецкий автомат МР-580-2 фирмы «Хеклер и Кох». Внешне он выглядел просто безобразно. Его черно-матовое покрытие было шероховатым на ощупь, и он лишён был приятной компактности израильского «Узи». С другой стороны, автомат рассчитан не на то, чтобы красиво выглядеть, подумал Чавез. Он предназначен для хорошей, точной и надёжной стрельбы. Конструктор этого оружия, решил Чавез, беря его в руки первый раз, превосходно разбирался в своём деле. Автомат имел немного составных частей, что было весьма необычно для немецкого оружия. Его можно легко и быстро разобрать для чистки, а на сборку уходило меньше минуты.
Приклад лёг в плечо словно влитой, голова опустилась точно на положенное место, и глаз глянул в щель прицела.
— Огонь! — скомандовал мистер Джонсон. Чавез поставил переключатель автомата на одиночную стрельбу. Он нажал на спусковой крючок, стараясь почувствовать необходимую силу тяги. Ударник сорвался и ударил по капсюлю при тяге около одиннадцати фунтов, отдача толкнула Чавеза в плечо прямо назад, но не очень сильно. Он заметил, что ствол не подпрыгнул вверх и не ушёл от цели, как это случается с некоторыми видами стрелкового оружия. Пуля поразила, разумеется, самый центр головы на силуэтной мишени. Он снова нажал на спусковой крючок, и произошло то же самое, затем сделал пять выстрелов в быстрой последовательности, один за другим. Повторные выстрелы отбросили Чавеза назад на пиру дюймов, но пружина подавления отдачи смягчили удары. Он поднял голову и увидел семь пробоин близко друг к другу — отличная тесная группа попаданий, внешне напоминающая нос на освещённом фонаре из тыквы. О'кей.. Затем он передвинул переключатель на автоматический огонь — пора испытать оружие во всех режимах Чавез всадил три пули в грудь силуэта. Эти пробоины разошлись одна от другой побольше, однако любая пуля была бы равно смертельной. Выпустив ещё одну очередь, Чавез пришёл к выводу, что, стреляя короткими очередями, он сможет каждый раз попадать всеми тремя пулями в цель. Нет необходимости стрелять длинными очередями — после трех-четырех патронов боеприпасы будут расходоваться напрасно. Такое мнение может показаться для солдата странным, но Чавез был лёгким пехотинцем и понимал, что боеприпасы приходится нести на собственной спине. Расстреливая оставшиеся патроны в тридцатизарядном рожке, он послал очереди в разные части мишени — которые оставались нетронутыми — и с удовлетворением увидел, что пробоины появились именно там, куда он целился.
— Бэби, почему ты не попался мне раньше?
Однако лучше всего было то обстоятельство, что звуки выстрелов казались не громче шуршания сухих листьев под ногами, и вовсе не потому, что автомат был снабжён глушителем — глушителем служил весь ствол. Были слышны лёгкое щёлканье затвора и свист пролетающей пули. Инструктор сказал им, что боеприпасы снабжены более слабым, чем обычно, метательным зарядом пороха, и потому пули летят с дозвуковой скоростью. Чавез взял из коробки один патрон. Нос пули был пустотелым, словно в нём собирались смешивать коктейль. При попадании в человеческое тело она расплющивалась до размеров десятицентовой монеты. Мгновенная смерть при попадании в голову, при попадании в грудь смерть наступит чуть медленнее, но раз их тренировали стрельбе с применением глушителя, значит, рассчитывали на стрельбу в голову.
Чавез решил, что в этом случае может надеяться на попадание с расстояния в пятьдесят или шестьдесят футов при идеальных условиях, но солдаты не рассчитывают на идеальные условия. Судя по всему, предполагалось, что он сумеет подползти на пятнадцать-двадцать ярдов к цели и снять врага беззвучным выстрелом.
Какой бы ни была предстоящая операция, снова подумал Чавез, их готовили не с учебными целями, это уж точно, черт побери.
— Хорошая кучность, Чавез, — заметил инструктор. Вместе с Чавезом на линии огня находилось всего четверо пехотинцев. В каждом отделении будут только два автоматчика, двое с бельгийскими лёгкими пулемётами — Джулио один из них, — у остальных винтовки М-16, причём две в комбинации с гранатомётами. Кроме того, у всех — пистолеты. Это показалось Чавезу странным, но он не возражал, несмотря на дополнительный вес.
— Этот малыш здорово бьёт, сэр.
— Он теперь ваш. А как у вас с пистолетом?
— Более или менее. Обычно я...
— Да, мне известно. Ну что ж, будете практиковаться. От пистолета, вообще-то, мало пользы, но бывают моменты, когда он может пригодиться.
Джонсон повернулся, обращаясь к остальным:
— Теперь слушайте, вы четверо. Необходимо, чтобы все овладели этими видами оружия. Мы хотим всех сделать снайперами.
Чавез передал автомат другому солдату и отошёл от линии огня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150
Риттер встал и вышел из кабинета, чувствуя, как по спине расползается тёплое ощущение удовлетворения. Он сумел прикрыть свой зад. К этому стремились многие в Вашингтоне. Но этого лишился сейчас советник президента по национальной безопасности, однако Риттер был убеждён, что Каттер должен винить здесь только самого себя, так как не продумал все до конца.
* * *
Кабинет заместителя директора ЦРУ, которое находилось в пяти милях от Белого дома, казался Райану холодным и одиноким. Здесь стояли старинные книжные полки и кофеварка, в которой Джеймс Грир варил той кофе, кресло с высокой спинкой, где старик устраивался поудобнее, прежде чем профессорским тоном приступить к изложению всякого рода заявлений, а также рассказывать анекдоты, внезапно вспомнил Джек. У ею босса было поразительное чувство юмора. А ведь он мог бы стать блестящим учителем — впрочем, по отношению к Джеку он им и был.
Когда это началось? Всего шесть лет назад он пришёл работать в Центральное разведывательное управление. Джек познакомился с Гриром меньше семи лет назад, и за это время адмирал превратился для него в отца, которого он потерял в авиакатастрофе, происшедшей в Чикаго. В этот кабинет он приходил в поисках совета и утешения. Сколько раз?
На верхушках деревьев за окнами седьмого этажа трепетала летняя зелёная листва, закрывая вид на реку Потомак. Райан вспомнил, что по-настоящему безумные события разыгрывались в то время, когда ветви деревьев были голы. Он вспомнил, как расхаживал взад-вперёд по роскошному ковру, глядя вниз на кучи снега, оставленные снегоочистителями, и пытаясь найти ответы на мучившие его трудные вопросы.
Вице-адмиралу Джеймсу Гриру не дожить до следующей зимы. Свой последний снег он видел прошлой зимой, во время Рождества. Сейчас босс Райана лежал в палате для особо важных пациентов в морском медицинском центре в Бетесде, все ещё полный интереса к происходящему, все ещё думающий, все ещё рассказывающий анекдоты. Но за последние три недели он похудел на пятнадцать фунтов; химиотерапия не позволяла ему принимать какую-либо пищу, кроме питательного раствора, поступающего в его тело через трубки. Его мучила неотступная боль.
Нет ничего хуже, Райан знал это, чем наблюдать за страданиями других. Он видел, как страдали в больнице от боли его жена и дочь, и это было куда хуже того, что переживал он сам во время пребывания в госпиталях. Ему было трудно смотреть на адмирала, видеть его худое лицо, напряжение мышц, временами наступающее от спазм, иногда вызванных болезнью, иногда лекарствами. Грир стал сейчас таким же членом его семьи, как... Бог мой, я думаю о нём; как об отце.
— Черт побери, — тихо выругался Джек, не заметив, что говорит вслух.
— Я хорошо вас понимаю, доктор Райан.
— Что? — Джек оглянулся. Шофёр и телохранитель адмирала молча стоял у двери, пока Райан собирал документы. Несмотря на то, что он занимал должность специального помощника заместителя директора ЦРУ и фактически являлся заместителем директора, за ним следили, пока он просматривал материалы, к которым имел право доступа лишь один адмирал Грир. Правила безопасности в ЦРУ были строгими, логичными и нерушимыми.
— Я знаю, что вы чувствуете, сэр. Я работал с ним одиннадцать лет. Он для меня не только босс, но и друг. Накануне каждого Рождества дарил что-нибудь моим детям. И никогда не забывал моего дня рождения. Как вы считаете, есть хоть какая-то надежда?
— Кэти попросила одного из знакомых, профессора Голдмана, осмотреть его. Расе — превосходный врач, специалист-онколог в больнице Хопкинса, консультант Национального центра здравоохранения и тому подобное. По его мнению, у адмирала один шанс из тридцати. Болезнь зашла слишком далеко и слишком быстро, Микки. Он вряд ли продержится больше двух месяцев. Надеяться на большее — значит верить в чудо. — Райан едва не улыбнулся. — Я обратился за помощью к священнику.
Мэрдок кивнул.
— Да, я знаю, он дружит с отцом Тимом из Джорджстаунского университета. Вчера вечером отец Тим заезжал в госпиталь сыграть партию в шахматы. Адмирал на сорок восьмом ходу поставил ему мат. Вам не приходилось с ним играть?
— Мне не сравниться с ним классом. Наверно, уже никогда.
— Нет, сэр, вы ошибаетесь, — произнёс Мэрдок после короткого молчания. — По крайней мере, так говорит адмирал.
— Это на него похоже. — Райан покачал головой. Черт побери, Грир был бы недоволен таким разговором. Следует браться за работу. Он достал ключ и отпер специальный ящик письменного стола, затем положил ключ на столешницу, чтобы Микки мог забрать его. Протянув руку, Джек хотел выдвинуть ящик, но его рука опустилась на ручку выдвижной доски, предназначенной для письма, но испещрённой коричневыми кольцами от кофейной кружки адмирала. В самом её конце Райан увидел квадратик плотной бумаги, прикреплённый клейкой лентой Характерным почерком Грира на картоне были написаны две комбинации цифр сейфового замка. У адмирала в кабинете стоял свой специальный сейф, и такой же сейф стоял в кабинете Риттера. Джек вспомнил, что его босс всегда путался с секретными замками и, по-видимому, решил записать комбинацию цифр, чтобы не забыть. Сначала ему показалось странным, что здесь были обе комбинации — и его собственная, и Риттера, но по недолгом размышлении понял, что в этом есть свой смысл. Если вдруг понадобится срочно открыть сейф заместителя директора по оперативной работе — например, если его похитят и нужно будет убедиться, какие секретные материалы хранятся в сейфе Риттера для повседневной работы, — этим человеком должен быть кто-то, занимающий очень высокий пост, вроде заместителя директора по исследовательской работе. Вполне вероятно, что и у Риттера хранилась комбинация цифр, открывающая сейф Грира. Интересно, кому ещё известны эти комбинации, подумал Джек, тут же пожал плечами, задвинул обратно доску и выдвинул ящик. В нём хранилось шесть папок, причём все они имели отношение к долгосрочным прогнозам по разведке, которые хотел ещё раз прочитать адмирал. В них не было ничего критически важного. Более того, они даже не были особенно секретными, но чтение материалов поможет адмиралу отвлечься. В госпитале, у двери его палаты, постоянно находилась охрана — всегда не меньше двух сотрудников безопасности ЦРУ, — и Грир все ещё мог иногда заниматься работой.
— Проклятье! — снова проворчал Джек. Сейчас же прекрати думать об этом, мысленно приказал он себе. У адмирала ещё осталась надежда. Даже крошечная надежда лучше, чем никакой.
* * *
Чавезу не приходилось прежде стрелять из автомата. В прошлом его личным оружием была винтовка М-16, часто с прикреплённым под стволом гранатомётом М-203. Он умел обращаться с бельгийским лёгким пулемётом, недавно принятым на вооружение армией США, и раньше отлично владел пистолетом. Но в армии к автоматам давно утратили интерес. Для солдата они просто не являлись серьёзным оружием.
Это не значило, однако, что этот автомат не понравился Чавезу. У него в руках был немецкий автомат МР-580-2 фирмы «Хеклер и Кох». Внешне он выглядел просто безобразно. Его черно-матовое покрытие было шероховатым на ощупь, и он лишён был приятной компактности израильского «Узи». С другой стороны, автомат рассчитан не на то, чтобы красиво выглядеть, подумал Чавез. Он предназначен для хорошей, точной и надёжной стрельбы. Конструктор этого оружия, решил Чавез, беря его в руки первый раз, превосходно разбирался в своём деле. Автомат имел немного составных частей, что было весьма необычно для немецкого оружия. Его можно легко и быстро разобрать для чистки, а на сборку уходило меньше минуты.
Приклад лёг в плечо словно влитой, голова опустилась точно на положенное место, и глаз глянул в щель прицела.
— Огонь! — скомандовал мистер Джонсон. Чавез поставил переключатель автомата на одиночную стрельбу. Он нажал на спусковой крючок, стараясь почувствовать необходимую силу тяги. Ударник сорвался и ударил по капсюлю при тяге около одиннадцати фунтов, отдача толкнула Чавеза в плечо прямо назад, но не очень сильно. Он заметил, что ствол не подпрыгнул вверх и не ушёл от цели, как это случается с некоторыми видами стрелкового оружия. Пуля поразила, разумеется, самый центр головы на силуэтной мишени. Он снова нажал на спусковой крючок, и произошло то же самое, затем сделал пять выстрелов в быстрой последовательности, один за другим. Повторные выстрелы отбросили Чавеза назад на пиру дюймов, но пружина подавления отдачи смягчили удары. Он поднял голову и увидел семь пробоин близко друг к другу — отличная тесная группа попаданий, внешне напоминающая нос на освещённом фонаре из тыквы. О'кей.. Затем он передвинул переключатель на автоматический огонь — пора испытать оружие во всех режимах Чавез всадил три пули в грудь силуэта. Эти пробоины разошлись одна от другой побольше, однако любая пуля была бы равно смертельной. Выпустив ещё одну очередь, Чавез пришёл к выводу, что, стреляя короткими очередями, он сможет каждый раз попадать всеми тремя пулями в цель. Нет необходимости стрелять длинными очередями — после трех-четырех патронов боеприпасы будут расходоваться напрасно. Такое мнение может показаться для солдата странным, но Чавез был лёгким пехотинцем и понимал, что боеприпасы приходится нести на собственной спине. Расстреливая оставшиеся патроны в тридцатизарядном рожке, он послал очереди в разные части мишени — которые оставались нетронутыми — и с удовлетворением увидел, что пробоины появились именно там, куда он целился.
— Бэби, почему ты не попался мне раньше?
Однако лучше всего было то обстоятельство, что звуки выстрелов казались не громче шуршания сухих листьев под ногами, и вовсе не потому, что автомат был снабжён глушителем — глушителем служил весь ствол. Были слышны лёгкое щёлканье затвора и свист пролетающей пули. Инструктор сказал им, что боеприпасы снабжены более слабым, чем обычно, метательным зарядом пороха, и потому пули летят с дозвуковой скоростью. Чавез взял из коробки один патрон. Нос пули был пустотелым, словно в нём собирались смешивать коктейль. При попадании в человеческое тело она расплющивалась до размеров десятицентовой монеты. Мгновенная смерть при попадании в голову, при попадании в грудь смерть наступит чуть медленнее, но раз их тренировали стрельбе с применением глушителя, значит, рассчитывали на стрельбу в голову.
Чавез решил, что в этом случае может надеяться на попадание с расстояния в пятьдесят или шестьдесят футов при идеальных условиях, но солдаты не рассчитывают на идеальные условия. Судя по всему, предполагалось, что он сумеет подползти на пятнадцать-двадцать ярдов к цели и снять врага беззвучным выстрелом.
Какой бы ни была предстоящая операция, снова подумал Чавез, их готовили не с учебными целями, это уж точно, черт побери.
— Хорошая кучность, Чавез, — заметил инструктор. Вместе с Чавезом на линии огня находилось всего четверо пехотинцев. В каждом отделении будут только два автоматчика, двое с бельгийскими лёгкими пулемётами — Джулио один из них, — у остальных винтовки М-16, причём две в комбинации с гранатомётами. Кроме того, у всех — пистолеты. Это показалось Чавезу странным, но он не возражал, несмотря на дополнительный вес.
— Этот малыш здорово бьёт, сэр.
— Он теперь ваш. А как у вас с пистолетом?
— Более или менее. Обычно я...
— Да, мне известно. Ну что ж, будете практиковаться. От пистолета, вообще-то, мало пользы, но бывают моменты, когда он может пригодиться.
Джонсон повернулся, обращаясь к остальным:
— Теперь слушайте, вы четверо. Необходимо, чтобы все овладели этими видами оружия. Мы хотим всех сделать снайперами.
Чавез передал автомат другому солдату и отошёл от линии огня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150