Мир стал другой, многообразный, но люди забыли основу основ: береги свой дом, будь верен корням и крови.
— Генерал, расскажите нам о том, что произошло на стрельбище номер шесть, и мы не смеем вас больше беспокоить.
— Да-да... Ну что ж, я увидел, что Энн лежит на земле... Мне показалось... Я действительно подумал, что она подверглась нападению... Но потом она окликнула меня... сказала: «Вот ответ на твой проклятый ультиматум». Я сначала не понял, о чем она... и тут же вспомнил, разумеется, что с ней сделали в Уэст-Пойнте. Она спросила, где мать, я сказал, мать ничего не знает... Назвала меня жалким трусом. "Ты видишь, что они сделали со мной. Видишь?" И я... да, я видел... Если она хотела заставить меня увидеть, то достигла своей цели.
— А что вы ответили ей, генерал?
— Я? Я просто воскликнул: «Энн, зачем ты это сделала?» Но она... она была вне себя от ярости, совсем обезумела. Кричала, чтобы я подошел поближе, посмотрел, как она мучается. Потом сказала, что хочет предложить мне выбор — так же, как предложил ей я... — Генерал умолк, словно набираясь духу. — Сказала, что на горле у нее шнур и я могу задушить ее... Могу развязать ее, отвести домой... к маме и сделать так, чтобы все осталось шито-крыто... как в прошлый раз... Могу бросить свою дочь здесь, тогда ее найдет патруль и она все расскажет... Вот какой она предложила выбор...
— Потом вы подошли к ней и попытались развязать? — спросила Синтия.
— Н-нет... Даже не пытался. Я боялся приблизиться к ней. Я стоял у машины и вдруг... не выдержал, сорвался. Вся обида и злость, накопившаяся за эти годы, выплеснулась наружу... Я крикнул, что мне наплевать на нее... наплевать на то, что с ней случилось десять лет назад... Я уезжаю, и пусть полицейские найдут ее в таком виде или первый же взвод, прибывший на стрельбы. Пусть об этом узнает весь свет, мне безразлично, пусть... — Генерал оборвал себя на полуслове и уставился в пол. — Сказал, что она больше не сможет причинить мне зло. А она несла какую-то околесицу, приплела Ницше... «Чем больнее тебе, тем сильнее я. Беды меня укрепляют» — и все такое. Она издевалась надо мной, потому что я держался за должность и звание... Я сказал, что ухожу из армии, что она растоптала мое чувство к ней и мы квиты.
Генерал налил себе воды из графина.
— "Ну и прекрасно! — кричала она. — Ну и уезжай. Я никогда не ждала от тебя ничего доброго..." Потом заплакала, и я слышал, как она сказала... Она сказала: «Папа...» — Генерал поднялся. — Простите... Я больше не могу...
— Спасибо, генерал, — сказал я.
Мы пошли к двери. Сзади донеслись рыдания. Я остановился.
— Еще одна смерть ничего не поправит. Постарайтесь остаться мужчиной.
Не знаю, слышал меня генерал или нет. Он стоял к нам спиной.
Глава 29
Я выехал со стоянки у штаба и через несколько сотен ярдов остановился на обочине. У меня тряслись руки — запоздалая реакция на встречу с генералом.
— Теперь мы знаем, почему у нее на щеках были следы высохших слез.
— Меня что-то мутит, — сказала Синтия.
— Выпить бы...
— Никаких «выпить». — Синтия выпрямилась на сиденье. — Нам надо спешить. Где сейчас Мур?
— Надеюсь, в город не уехал. Иначе ему несдобровать. — Я включил стартер и направил свой «блейзер» к учебному центру.
— И все-таки генерал не бросил ее, как тогда в Уэст-Пойнте, — начала вслух рассуждать Синтия. — Он уехал со стрельбища, поддавшись чувству гнева, и лишь по пути понял, что это их последний шанс наладить отношения... Подумал, не вернуться ли назад, но сообразил, что все равно понадобится нож, чтобы разрезать шнур, одежда, желательно присутствие женщины... Заботы о мелочах помогли ему успокоиться, и он решил ехать на Бетани-Хилл, к единственному человеку, которому целиком доверяет... Кстати, когда Фаулеры прибыли на место, они не подумали, что это он задушил ее? Как ты думаешь?
— Это могло прийти им в голову... Но, вернувшись домой, они видели, с какой болью и недоумением он встретил печальное известие.
— Скажи, а Фаулеры не могли... не должны были увезти труп?
— Ни в коем случае! Полковник Фаулер понимал, что тело нельзя трогать. Это усугубило бы и без того сложную ситуацию. С его военным опытом он не мог не видеть, что она действительно мертва. Если же говорить о подозрении, что полковник сам и убил ее, то он наверняка благословляет ту минуту, когда кто-то из них троих — он, генерал или миссис Фаулер — настоял, что надо непременно ехать.
— Да... Будь там полковник Фаулер один, сейчас он оказался бы в незавидном положении.
— Итак, что мы имеем? — сказал я, подводя предварительный итог. — Помимо потерпевшей на месте происшествия побывали четверо: полковник Мур, генерал, полковник Фаулер и его жена. Никого из них мы не подозреваем. Следовательно, должен быть кто-то пятый, появившийся там в тот критический тридцатиминутный промежуток. Тот, пятый, и есть убийца.
— Надо было спросить генерала — вдруг он подозревает кого-нибудь?
— Нет, он убежден, что это полковник Мур. Он сказал бы, если бы подозревал кого-нибудь еще. Ему и в голову не приходило, что Мур — ее соучастник. Кроме того, я просто не мог больше давить на несчастного.
— Хорошо тебя понимаю. Я и сама переживаю, когда допрашиваю потерпевшего.
— Ты прекрасно держалась. И я прекрасно. И генерал тоже.
Я подъехал к Учебному центру. Автомобиля Мура на стоянке не было. Я объехал здание, но серый «форд» как в воду канул.
— Если этот сукин сын уехал с базы, я из него котлету сделаю.
Подъехал полицейский джип. На пассажирском месте сидел наш старый знакомый капрал Страуд.
— Ищете полковника Мура, шеф?
— Да.
Страуд усмехнулся:
— Он поехал к начальнику полиции, хочет, чтобы сняли ограничения на передвижение.
— Спасибо. — Я развернулся и поехал в управление.
— Я из него, подлеца, кишки выпущу.
— Ты же хотел пропустить его через мясорубку.
— Для этого и надо сначала выпотрошить.
У полицейского управления все еще болтались журналисты. Я остановился у главного входа, и мы направились к кабинету Кента. Секретарь сказал, что полковник Кент занят.
— С полковником Муром?
— Да, сэр.
Не слушая возражений, я вошел к Кенту. Помимо Мура там был еще один тип в форме капитана.
— А вот и вы. Очень кстати.
Незнакомый тип встал. По знакам отличия я увидел, что это сотрудник Главной военной прокуратуры. «Коллинз» — значилось на его нагрудной карточке.
— Вы уорент-офицер Бреннер? — спросил Коллинз.
— Вопросы буду задавать я, капитан.
— Полковник Мур пожелал, чтобы его представлял адвокат, поэтому все, что вы имеете ему сказать...
— Я скажу ему самому.
Мур сидел за письменным столом, опустив голову.
— Я беру вас под стражу, — обратился я к нему. — Пойдемте.
Капитан Коллинз сделал знак своему клиенту, чтобы тот не вставал.
— По какому обвинению? — осведомился он.
— За поведение, недостойное офицера и джентльмена.
— Бросьте, мистер Бреннер, это же общие слова...
— Плюс нарушение воинских порядков, упущения в работе и так далее — статья 134-я. Плюс пособничество после факта преступления, преступный сговор и дача ложных показаний... Еще немного, капитан, и вы нарушите статью 98-ю — неподчинение правилам расследования.
— Как вы смеете?!
— У вас найдется пара наручников? — обратился я к Кенту.
Тот растерялся.
— Пол, мы собрались обсудить юридические тонкости. Вы не можете брать под стражу... Нет, вы, конечно, имеете право, но не тогда, когда я веду разговор с подозреваемым и его адвокатом.
— Полковник Мур не подозревается в убийстве, следовательно, оснований для разговора нет. При наличии оснований разговор вел бы я, а не вы, полковник.
— Черт возьми, Бреннер, вы забываетесь...
— Полковник, я забираю взятого под стражу, — сказал я ему, потом Муру: — Встать!
Тот повиновался, не глядя на своего адвоката.
— Следуйте за мной.
Мы с Синтией вышли из кабинета, Мур мрачно плелся за нами. Длинные коридоры вели в крыло, где размещаются камеры для заключенных. Большинство камер были пусты, и я без труда нашел одну, с открытой дверью, рядом с камерой Далберта Элкинса. Я легонько подтолкнул Мура внутрь и захлопнул дверь.
Далберт Элкинс посмотрел на меня, потом на Мура и удивленно присвистнул:
— Эй, шеф, это же полковник!
Не обращая на него внимания, я сказал Муру:
— Вы обвиняетесь в том, о чем я говорил раньше. Имеете право не отвечать на вопросы и право выбрать себе адвоката.
Мур заговорил первый раз с тех пор, как мы приехали в управление.
— У меня уже есть адвокат, — напомнил он. — Вы только что угрожали ему.
— Кроме того, все, что скажете, в трибунале может обернуться против вас.
— Я не знаю, кто это сделал.
— Разве я говорил, что это сделали вы?
— Нет, но...
Далберт Элкинс внимательно прислушивался к нам. Подойдя к решетке, он сказал Муру:
— Не зовите адвоката, полковник. Он их на дух не выносит.
Мур только глянул на Элкинса, потом проговорил:
— Полковник Кент информировал меня, что я не имею права выезжать за пределы базы, поэтому я вынужден был обратиться к юристу...
— Сейчас вы не только ограничены в передвижении — вы находитесь в заключении.
— А меня скоро выпустят, — вмешался Далберт. — Переведут в казарму. Премного вам благодарен, шеф.
Я снова игнорировал сержанта.
— Я располагаю неопровержимыми доказательствами, что вы были на месте преступления, полковник. Их достаточно, чтобы засадить вас за решетку лет на десять — двадцать.
Мур покачнулся, как от неожиданного удара, и тяжело опустился на нары.
— Нет, этого не может быть... Я не сделал ничего плохого. Я сделал только то, что она просила...
— Но идею подкинули вы.
— Нет, не я! Она сама придумала.
— Вы прекрасно знали, как отец обошелся с ней в Уэст-Пойнте.
— Я узнал об этом всего неделю назад, когда он предъявил ей ультиматум.
— А что он сделал? — осведомился Элкинс у Синтии.
— Заткнись, — отозвался я.
— Слушаю, сэр.
— Я хочу, чтобы вы ушли из армии, — сказал я Муру. — Гарантирую вам отставку — это только пойдет вам на пользу. Все зависит от того, насколько вы будете помогать следствию.
— Я готов помогать...
— Мне безразлично, готовы вы или нет, полковник. Вы будете помогать нам в любом случае. Прежде всего вы откажетесь от своего адвоката.
Элкинс хотел что-то вставить, но решил, что не стоит, и сел на нары.
Мур кивнул.
— В чем вы были на стрельбище номер шесть?
— В своей обычной форме. Решили, так будет лучше, если наткнусь на полицейский патруль и...
— На вас были эти сапоги?
— Да.
— Снимите их.
Он поколебался, но снял.
— Дайте их мне.
Он просунул сапоги сквозь решетку.
— Мы еще увидимся, полковник, — сказал я, затем обратился к Элкинсу: — Как поживает мой приятель?
Тот встал и ответил:
— Лучше некуда. Завтра утром меня отсюда выпустят.
— Ну и славненько. Вздумаешь пуститься в бега, получишь пулю в лоб.
— Так точно, сэр.
— Кто этот мужик? — спросила Синтия, когда мы отошли от камеры.
— Приятель. Из-за него я здесь.
Я вкратце рассказал ей о несостоявшемся торговце оружием. У выхода я представился старшему надзирателю и сообщил:
— Я запер в камере полковника Мура. Разденьте его догола, обыщите и сегодня ничего не давайте, кроме воды. Читать ему тоже не разрешается.
Надзиратель остолбенел:
— Вы засадили полковника?
— До моего разрешения никого к нему не допускайте.
— Хорошо, сэр.
Я поставил сапоги Мура к нему на стол:
— Приделайте к этой обуви бирку и переправьте в третий ангар на Джордан-Филдз.
— Слушаюсь, сэр.
Мы пошли в наше крыло.
— Не думала, что ты собираешься его засадить, — промолвила Синтия.
— Я и сам не думал, пока не увидел его адвоката. Всем очень хотелось, чтобы я его арестовал.
— Но не за убийство же! Сажать офицера в обычную камеру...
— Ничего. Хорошая подготовка к отсидке в Левенуэрте, и если он туда попадет... Вдобавок от тюремных порядков у людей развязывается язык.
— Не говоря уже о раздевании догола и лишении кормежки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Генерал, расскажите нам о том, что произошло на стрельбище номер шесть, и мы не смеем вас больше беспокоить.
— Да-да... Ну что ж, я увидел, что Энн лежит на земле... Мне показалось... Я действительно подумал, что она подверглась нападению... Но потом она окликнула меня... сказала: «Вот ответ на твой проклятый ультиматум». Я сначала не понял, о чем она... и тут же вспомнил, разумеется, что с ней сделали в Уэст-Пойнте. Она спросила, где мать, я сказал, мать ничего не знает... Назвала меня жалким трусом. "Ты видишь, что они сделали со мной. Видишь?" И я... да, я видел... Если она хотела заставить меня увидеть, то достигла своей цели.
— А что вы ответили ей, генерал?
— Я? Я просто воскликнул: «Энн, зачем ты это сделала?» Но она... она была вне себя от ярости, совсем обезумела. Кричала, чтобы я подошел поближе, посмотрел, как она мучается. Потом сказала, что хочет предложить мне выбор — так же, как предложил ей я... — Генерал умолк, словно набираясь духу. — Сказала, что на горле у нее шнур и я могу задушить ее... Могу развязать ее, отвести домой... к маме и сделать так, чтобы все осталось шито-крыто... как в прошлый раз... Могу бросить свою дочь здесь, тогда ее найдет патруль и она все расскажет... Вот какой она предложила выбор...
— Потом вы подошли к ней и попытались развязать? — спросила Синтия.
— Н-нет... Даже не пытался. Я боялся приблизиться к ней. Я стоял у машины и вдруг... не выдержал, сорвался. Вся обида и злость, накопившаяся за эти годы, выплеснулась наружу... Я крикнул, что мне наплевать на нее... наплевать на то, что с ней случилось десять лет назад... Я уезжаю, и пусть полицейские найдут ее в таком виде или первый же взвод, прибывший на стрельбы. Пусть об этом узнает весь свет, мне безразлично, пусть... — Генерал оборвал себя на полуслове и уставился в пол. — Сказал, что она больше не сможет причинить мне зло. А она несла какую-то околесицу, приплела Ницше... «Чем больнее тебе, тем сильнее я. Беды меня укрепляют» — и все такое. Она издевалась надо мной, потому что я держался за должность и звание... Я сказал, что ухожу из армии, что она растоптала мое чувство к ней и мы квиты.
Генерал налил себе воды из графина.
— "Ну и прекрасно! — кричала она. — Ну и уезжай. Я никогда не ждала от тебя ничего доброго..." Потом заплакала, и я слышал, как она сказала... Она сказала: «Папа...» — Генерал поднялся. — Простите... Я больше не могу...
— Спасибо, генерал, — сказал я.
Мы пошли к двери. Сзади донеслись рыдания. Я остановился.
— Еще одна смерть ничего не поправит. Постарайтесь остаться мужчиной.
Не знаю, слышал меня генерал или нет. Он стоял к нам спиной.
Глава 29
Я выехал со стоянки у штаба и через несколько сотен ярдов остановился на обочине. У меня тряслись руки — запоздалая реакция на встречу с генералом.
— Теперь мы знаем, почему у нее на щеках были следы высохших слез.
— Меня что-то мутит, — сказала Синтия.
— Выпить бы...
— Никаких «выпить». — Синтия выпрямилась на сиденье. — Нам надо спешить. Где сейчас Мур?
— Надеюсь, в город не уехал. Иначе ему несдобровать. — Я включил стартер и направил свой «блейзер» к учебному центру.
— И все-таки генерал не бросил ее, как тогда в Уэст-Пойнте, — начала вслух рассуждать Синтия. — Он уехал со стрельбища, поддавшись чувству гнева, и лишь по пути понял, что это их последний шанс наладить отношения... Подумал, не вернуться ли назад, но сообразил, что все равно понадобится нож, чтобы разрезать шнур, одежда, желательно присутствие женщины... Заботы о мелочах помогли ему успокоиться, и он решил ехать на Бетани-Хилл, к единственному человеку, которому целиком доверяет... Кстати, когда Фаулеры прибыли на место, они не подумали, что это он задушил ее? Как ты думаешь?
— Это могло прийти им в голову... Но, вернувшись домой, они видели, с какой болью и недоумением он встретил печальное известие.
— Скажи, а Фаулеры не могли... не должны были увезти труп?
— Ни в коем случае! Полковник Фаулер понимал, что тело нельзя трогать. Это усугубило бы и без того сложную ситуацию. С его военным опытом он не мог не видеть, что она действительно мертва. Если же говорить о подозрении, что полковник сам и убил ее, то он наверняка благословляет ту минуту, когда кто-то из них троих — он, генерал или миссис Фаулер — настоял, что надо непременно ехать.
— Да... Будь там полковник Фаулер один, сейчас он оказался бы в незавидном положении.
— Итак, что мы имеем? — сказал я, подводя предварительный итог. — Помимо потерпевшей на месте происшествия побывали четверо: полковник Мур, генерал, полковник Фаулер и его жена. Никого из них мы не подозреваем. Следовательно, должен быть кто-то пятый, появившийся там в тот критический тридцатиминутный промежуток. Тот, пятый, и есть убийца.
— Надо было спросить генерала — вдруг он подозревает кого-нибудь?
— Нет, он убежден, что это полковник Мур. Он сказал бы, если бы подозревал кого-нибудь еще. Ему и в голову не приходило, что Мур — ее соучастник. Кроме того, я просто не мог больше давить на несчастного.
— Хорошо тебя понимаю. Я и сама переживаю, когда допрашиваю потерпевшего.
— Ты прекрасно держалась. И я прекрасно. И генерал тоже.
Я подъехал к Учебному центру. Автомобиля Мура на стоянке не было. Я объехал здание, но серый «форд» как в воду канул.
— Если этот сукин сын уехал с базы, я из него котлету сделаю.
Подъехал полицейский джип. На пассажирском месте сидел наш старый знакомый капрал Страуд.
— Ищете полковника Мура, шеф?
— Да.
Страуд усмехнулся:
— Он поехал к начальнику полиции, хочет, чтобы сняли ограничения на передвижение.
— Спасибо. — Я развернулся и поехал в управление.
— Я из него, подлеца, кишки выпущу.
— Ты же хотел пропустить его через мясорубку.
— Для этого и надо сначала выпотрошить.
У полицейского управления все еще болтались журналисты. Я остановился у главного входа, и мы направились к кабинету Кента. Секретарь сказал, что полковник Кент занят.
— С полковником Муром?
— Да, сэр.
Не слушая возражений, я вошел к Кенту. Помимо Мура там был еще один тип в форме капитана.
— А вот и вы. Очень кстати.
Незнакомый тип встал. По знакам отличия я увидел, что это сотрудник Главной военной прокуратуры. «Коллинз» — значилось на его нагрудной карточке.
— Вы уорент-офицер Бреннер? — спросил Коллинз.
— Вопросы буду задавать я, капитан.
— Полковник Мур пожелал, чтобы его представлял адвокат, поэтому все, что вы имеете ему сказать...
— Я скажу ему самому.
Мур сидел за письменным столом, опустив голову.
— Я беру вас под стражу, — обратился я к нему. — Пойдемте.
Капитан Коллинз сделал знак своему клиенту, чтобы тот не вставал.
— По какому обвинению? — осведомился он.
— За поведение, недостойное офицера и джентльмена.
— Бросьте, мистер Бреннер, это же общие слова...
— Плюс нарушение воинских порядков, упущения в работе и так далее — статья 134-я. Плюс пособничество после факта преступления, преступный сговор и дача ложных показаний... Еще немного, капитан, и вы нарушите статью 98-ю — неподчинение правилам расследования.
— Как вы смеете?!
— У вас найдется пара наручников? — обратился я к Кенту.
Тот растерялся.
— Пол, мы собрались обсудить юридические тонкости. Вы не можете брать под стражу... Нет, вы, конечно, имеете право, но не тогда, когда я веду разговор с подозреваемым и его адвокатом.
— Полковник Мур не подозревается в убийстве, следовательно, оснований для разговора нет. При наличии оснований разговор вел бы я, а не вы, полковник.
— Черт возьми, Бреннер, вы забываетесь...
— Полковник, я забираю взятого под стражу, — сказал я ему, потом Муру: — Встать!
Тот повиновался, не глядя на своего адвоката.
— Следуйте за мной.
Мы с Синтией вышли из кабинета, Мур мрачно плелся за нами. Длинные коридоры вели в крыло, где размещаются камеры для заключенных. Большинство камер были пусты, и я без труда нашел одну, с открытой дверью, рядом с камерой Далберта Элкинса. Я легонько подтолкнул Мура внутрь и захлопнул дверь.
Далберт Элкинс посмотрел на меня, потом на Мура и удивленно присвистнул:
— Эй, шеф, это же полковник!
Не обращая на него внимания, я сказал Муру:
— Вы обвиняетесь в том, о чем я говорил раньше. Имеете право не отвечать на вопросы и право выбрать себе адвоката.
Мур заговорил первый раз с тех пор, как мы приехали в управление.
— У меня уже есть адвокат, — напомнил он. — Вы только что угрожали ему.
— Кроме того, все, что скажете, в трибунале может обернуться против вас.
— Я не знаю, кто это сделал.
— Разве я говорил, что это сделали вы?
— Нет, но...
Далберт Элкинс внимательно прислушивался к нам. Подойдя к решетке, он сказал Муру:
— Не зовите адвоката, полковник. Он их на дух не выносит.
Мур только глянул на Элкинса, потом проговорил:
— Полковник Кент информировал меня, что я не имею права выезжать за пределы базы, поэтому я вынужден был обратиться к юристу...
— Сейчас вы не только ограничены в передвижении — вы находитесь в заключении.
— А меня скоро выпустят, — вмешался Далберт. — Переведут в казарму. Премного вам благодарен, шеф.
Я снова игнорировал сержанта.
— Я располагаю неопровержимыми доказательствами, что вы были на месте преступления, полковник. Их достаточно, чтобы засадить вас за решетку лет на десять — двадцать.
Мур покачнулся, как от неожиданного удара, и тяжело опустился на нары.
— Нет, этого не может быть... Я не сделал ничего плохого. Я сделал только то, что она просила...
— Но идею подкинули вы.
— Нет, не я! Она сама придумала.
— Вы прекрасно знали, как отец обошелся с ней в Уэст-Пойнте.
— Я узнал об этом всего неделю назад, когда он предъявил ей ультиматум.
— А что он сделал? — осведомился Элкинс у Синтии.
— Заткнись, — отозвался я.
— Слушаю, сэр.
— Я хочу, чтобы вы ушли из армии, — сказал я Муру. — Гарантирую вам отставку — это только пойдет вам на пользу. Все зависит от того, насколько вы будете помогать следствию.
— Я готов помогать...
— Мне безразлично, готовы вы или нет, полковник. Вы будете помогать нам в любом случае. Прежде всего вы откажетесь от своего адвоката.
Элкинс хотел что-то вставить, но решил, что не стоит, и сел на нары.
Мур кивнул.
— В чем вы были на стрельбище номер шесть?
— В своей обычной форме. Решили, так будет лучше, если наткнусь на полицейский патруль и...
— На вас были эти сапоги?
— Да.
— Снимите их.
Он поколебался, но снял.
— Дайте их мне.
Он просунул сапоги сквозь решетку.
— Мы еще увидимся, полковник, — сказал я, затем обратился к Элкинсу: — Как поживает мой приятель?
Тот встал и ответил:
— Лучше некуда. Завтра утром меня отсюда выпустят.
— Ну и славненько. Вздумаешь пуститься в бега, получишь пулю в лоб.
— Так точно, сэр.
— Кто этот мужик? — спросила Синтия, когда мы отошли от камеры.
— Приятель. Из-за него я здесь.
Я вкратце рассказал ей о несостоявшемся торговце оружием. У выхода я представился старшему надзирателю и сообщил:
— Я запер в камере полковника Мура. Разденьте его догола, обыщите и сегодня ничего не давайте, кроме воды. Читать ему тоже не разрешается.
Надзиратель остолбенел:
— Вы засадили полковника?
— До моего разрешения никого к нему не допускайте.
— Хорошо, сэр.
Я поставил сапоги Мура к нему на стол:
— Приделайте к этой обуви бирку и переправьте в третий ангар на Джордан-Филдз.
— Слушаюсь, сэр.
Мы пошли в наше крыло.
— Не думала, что ты собираешься его засадить, — промолвила Синтия.
— Я и сам не думал, пока не увидел его адвоката. Всем очень хотелось, чтобы я его арестовал.
— Но не за убийство же! Сажать офицера в обычную камеру...
— Ничего. Хорошая подготовка к отсидке в Левенуэрте, и если он туда попадет... Вдобавок от тюремных порядков у людей развязывается язык.
— Не говоря уже о раздевании догола и лишении кормежки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68