— Какой, например? — спросил я.
Мы вышли из ангара на свежий воздух. Луна зашла, и миллиарды звезд усеяли ясное небо над Джорджией. Я смотрел на раскинувшееся передо мной пространство Джордан-Филдз и вспоминал, как каждую ночь здесь зажигались огни и три раза в неделю после полуночи на аэродром приземлялся следовавший спецрейсом самолет.
— Я разгружал тут мертвых из Вьетнама, — сказал я.
Синтия ничего не ответила.
— Если ее будут хоронить в Мидленде, здесь соберется народ после отпевания. Наверное, завтра или послезавтра.
— Ты тоже будешь?
— Естественно.
Мы подошли к автомобилю. Синтия сказала:
— Ты спрашиваешь, какая травма... Я думаю, ключевая фигура во всей этой истории — ее отец. Властный человек, заставивший дочь поступить на военную службу и, в сущности, распоряжавшийся ее жизнью, слабовольная мать, частые отлучки, мотание по всему свету, полная зависимость от отца. Вот Энн и взбунтовалась. Все это подробно описано в учебниках.
Мы сели в машину.
— Наверное, ты права. Однако есть миллионы дочерей с похожей биографией...
— Понимаю. Но так обстоит дело.
— Я о другом думаю. Не объясняется ли ее ненависть какими-нибудь ненормальными отношениями с отцом?
Мы двинулись к выезду с аэродрома.
— Догадываюсь, что ты имеешь в виду. Но как ни трудно доказать факт изнасилования и убийство, еще труднее доказать кровосмешение. На твоем месте, Пол, я не стала бы касаться этой темы. У тебя могут быть неприятности.
— Могут. Первое дело, которое мне поручили в УРП, была кража в казарме. Видишь, как далеко я пошел. Еще один шаг, и — на краю пропасти.
Глава 20
Мы подъехали к гостинице и по наружной лестнице поднялись в наши номера на втором этаже.
— Ну что ж, — сказала Синтия, — спокойной ночи.
— У меня, похоже, открылось второе дыхание, — сообщил я, — полон энергии и слишком взвинчен, чтобы уснуть. Может быть, выпьем, посмотрим телик?
— Вряд ли.
— Сейчас лучше не спать. Потом будет трудно вставать. Давай примем душ, расслабимся, посидим немного, а там уж — к полковнику Фаулеру.
— М-м... не знаю...
— Пойдем.
Я отпер дверь своей комнаты, вошел, Синтия последовала за мной. Она позвонила дежурному администратору и попросила разбудить в пять тридцать.
— На всякий пожарный. Вдруг задремлем.
— Правильно сделала... Однако... У меня, оказывается, нет выпивки, и телевизора не вижу... Что же делать? Разве в шарады сыграть?
— Пол...
— Да?
— Я не в состоянии...
— Тогда, может быть, фигурок из бумаги наделаем. Не умеешь? Я тебя научу, это легко...
— Я не могу здесь оставаться. После такого дня как-то нехорошо. Да и не будет никакого удовольствия.
— Ясно. Иди правда поспи. Я разбужу, когда мне позвонят.
— Извини... Я не буду запирать дверь из ванной.
— Хорошо. Через несколько часов увидимся.
— Спокойной ночи.
Синтия пошла к двери в ванную комнату, но возвратилась, легко поцеловала меня в губы, потом, заплакав, скрылась за дверью. Я слышал шум воды, потом хлопнула дверь, и наступила тишина.
Я разделся, залез под одеяло и через несколько секунд уже спал. Единственное, что отложилось в памяти, — это телефонный звонок. Я взял трубку. Наверное, администратор, подумал, а может быть, Синтия — зовет к себе? Но нет, в ушах зазвучал бас полковника Фаулера.
— Бреннер?
— Да, сэр.
— Спите?
— Нет, сэр.
— Хорошо. Вы молоко употребляете?
— Простите, не понял?
— У меня не оказалось ни молока, ни сливок.
— Это не имеет...
— Я хотел, чтобы вы знали.
Мне показалось, что в трубке послышался смешок, потом голос замолчал. Часы показывали пять часов утра без нескольких минут. Я поднялся, проковылял в ванную, включил душ. Ну и денек! Большая его часть промелькнула каким-то кошмаром. Я едва тащился на двух цилиндрах, и в баке почти не оставалось бензина. Еще сорок восемь часов такой же езды, а там — поминай как звали, отваливаю в лучах славы или груде дымящихся обломков.
Даже если отвлечься от личных и служебных обстоятельств, было что-то очень и очень нехорошее в Форт-Хадли, назрел какой-то гнойник, который надо было вскрыть, и рану очистить. Я знал, что мне это под силу.
Сквозь дверное дымчатое стекло и капельки осевшего пара на нем я увидел женскую фигуру. На пороге своей комнаты стояла Синтия.
— Ничего, если я войду?
— Конечно, входи.
Она была в чем-то белом, вероятно, ночной рубашке. Синтия скрылась в кабине, через пару минут вышла и, стоя спиной ко мне, стала споласкивать лицо.
— Как ты себя чувствуешь? — расслышал я сквозь шум воды.
— Нормально. А ты?
— Не жалуюсь. Кто-то звонил или мне послышалось?
— Да, полковник Фаулер. На военном языке это называется «беспокоящие действия».
— Ты это заслужил, — засмеялась Синтия и принялась чистить зубы.
Снова зазвонил телефон.
— Это администратор. Послушаешь?
— Конечно, послушаю, — ответила она, прополоскав рот.
Через несколько секунд Синтия снова была в ванной.
— Пять тридцать. Ты скоро?
— Скоро. Но может быть, сэкономим время?
Она молчала. Пожалуй, намек был чересчур тонкий.
— Синтия?
Она повернулась, и я услышал, как она пробормотала:
— А-а, будь что будет. — Синтия сняла рубашку, открыла дверь, вошла и произнесла: — Потри мне спину.
Я потер ей спину, потом грудь. Мы обнялись и поцеловались. Сверху лилась вода, а мы все теснее прижимались друг к другу. Тело помнит старую любовь. На меня нахлынули приятные воспоминания. Мы словно снова оказались в Брюсселе. Мой дружок тоже все вспомнил и поднялся, точно гончая навстречу хозяину, вошедшему в дом после годовой отлучки. Гав, гав!
— Пол... все в порядке... давай...
— Да-да, все в порядке... Господи, как хорошо... Здесь или в постели?
— Здесь и сейчас же.
Не повезло: опять зазвонил телефон.
— Теперь послушай ты.
— Черт всех побери!
Мы отряхнули от воды друг друга. Синтия, смеясь, повесила полотенце на крючок. Я откинул занавеску. Телефон не умолкал.
— Только ты никуда не уходи! — попросил я, вылез из душа и протопал в комнату, захватив свое полотенце.
— Бреннер слушает...
— Где пропадаешь?
— Кто это?
— Не-а, не мамочка.
— А-а...
Это был шеф Ярдли.
— Билл Кент только что сообщил, что ты тут. У тебя же есть трейлер. Валяй домой.
— Что-что?
— Целый день тебя разыскиваю. Ушел, видать, в самоволку? Тебя ждут дома, парень.
— Какого черта? Вы у меня в трейлере?
— Я-то тут, а тебя нет, понял?
— Послушайте, шеф, вы специально малограмотного разыгрываете или как?
— Или как. — Ярдли засмеялся. — Я тут твои апартаменты прибрал, слышь? Сделай им ручкой, понял? И ренту платить не надо.
— Вы не имеете права...
— Насчет прав опосля потолкуем, а сейчас валяй в мою контору за своими вещичками.
— Там у меня казенное имущество, шеф.
— Как же, видел. Пришлось сбить замок. Пушку твою забрал, бумаг целая куча, важные такие бумаги, книжечка записная с каракулями — видать, шифр. Еще имеется пара браслетов, из одежонки кое-что и удостоверение на имя какого-то Уайта... Ты спишь с ним?
Вошла Синтия, завернувшаяся в одеяло, и села на кровать.
— Ладно, сдаюсь, — сказал я Ярдли.
— Посмотрим-посмотрим... Пакет с резинками, трусы вроде как бабьи — твои, что ль, или дружка твоего?
— Шеф...
— Давай кати ко мне, ежели хочешь свои вещички обратно...
— Ладно, хватит... Казенное имущество доставите в военную полицию. Там поговорим, в полдень.
— Это мы еще подумаем.
— Подумайте. И привезите Уэсли. Перекинемся с ним парой слов.
Ярдли умолк, потом сказал:
— Перекинуться у меня в конторе можно.
— Я буду ждать его на траурной церемонии. Он, конечно, будет там?
— Видать, будет, я так соображаю. Но мы на похоронах дел не решаем.
— Ничего, придется. На похоронах весь народ собирается.
— Ладно, так и быть, разрешаю поговорить, и знаешь почему? Чтоб поскорее упечь в тюрягу этого сукина сына, который поднял руку на леди. Но я тебе заранее заявляю: мой парень в ту ночь в отъезде был, напарник подтвердит, да и запись переговоров по рации тоже имеется.
— Уверен, что имеется, а пока можете съездить в ангар, посмотреть. Хочу послать экспертов в дом капитана Кемпбелл.
— На кой хрен? Вы там все подчистую вымели. Моим ребятам бумагу на подтирку, и ту пришлось с собой брать.
— Я жду вас и Уэсли в полдень. Захватите мои веши и казенное имущество.
— Многого не жди, парень, — сказал Ярдли и положил трубку.
Я встал, обмотал вокруг туловища полотенце.
— Берт Ярдли? — спросила Синтия.
— Он самый.
— Чего он хочет?
— Мою голову. Этот сукин сын обчистил мой трейлер. — Я засмеялся. — А знаешь, мне он нравится, этот старый хрен. Посмотришь, кругом слабаки надутые, а в нем есть что-то крепкое, почвенное.
— Через годик-другой ты таким же будешь.
— Надеюсь. — Я посмотрел на часы, лежавшие на тумбочке. — Десять минут седьмого. У нас еще есть время?
Синтия встала.
— Мне надо высушить волосы, одеться, подкраситься...
— Хорошо, встреча переносится из-за плохой погоды?
— Переносится. — Она пошла к двери в ванную комнату, потом обернулась, спросила: — Ты с кем-нибудь встречаешься?
— Да, в семь — с полковником Фаулером, потом, около восьми, — с Муром.
— Забыла, что ты не любишь это выражение. В кого-нибудь влюблен?
— Нет. Пребываю в промежутке между двумя серьезными романами. После тебя никого не было, правда.
— Правильно, зачем усложнять?
— Незачем. Только вот майор — как его... Твой муж...
— Майор в прошлом.
— Это вдохновляет. Не хотелось бы, чтобы повторилась брюссельская сцена.
Синтия рассмеялась:
— Прости. Это было забавно.
— Тебе забавно. Ты под дулом его пистолета не стояла.
— Не стояла. Зато потом ты о нем целый год ничего не слышал. Правда, Пол, я тебе признательна. Постараюсь отблагодарить сегодня ночью, а там посмотрим, что получится.
— Ну что же, буду ждать.
— Я тоже, — сказала Синтия просто и, поколебавшись, добавила: — Ты измучился с... с этим убийством. Тебе нужна разрядка.
Она ушла в ванную, а я натянул вчерашние трусы и вчерашние носки и, одеваясь, думал о том, что жизнь — это цепочка больших и малых забот, малых — например, где найти свежее белье, и больших, вроде той, что только что вышла из комнаты. Как ты распорядишься жизнью, зависит от запасного выхода, если он есть, конечно.
Я проверил свой «глок» и подумал, не пора ли осесть. Мне больше не хотелось трахаться ради спортивного интереса. Все верно. Не знаю, какой получится у нас с Синтией предстоящая ночь, но это будет что-то настоящее. Хоть что-нибудь хорошее должно получиться из этой заварухи с Энн Кемпбелл.
Глава 21
Бетани-Хилл — такой же благословенный уголок в Форт-Хадли, как Шейкер-Хайтс в Огайо, хотя, естественно, он значительно меньше по размерам и не так хорошо ухожен. На площади порядка шестидесяти акров, покрытой дубом, буком, кленом и другим высокопородным деревом (показательно, что отсутствует скромная южная сосна), стоят три десятка внушительных кирпичных особняков в колониальном стиле. Построены они еще в 20-х и 30-х годах, когда офицеры слыли джентльменами, их было не много, и все они жили на территории части.
Времена меняются, офицерские штаты раздуты сверх всякой потребности в них, и возможности правительства обеспечить каждого офицера домом, конем и денщиком ограничены. Но высокие чины при желании по-прежнему получали там дома. Очевидно, полковник Фаулер считал, что солдат — он и есть солдат и должен находиться в расположении своей части. Миссис Фаулер, наверное, тоже предпочитала Форт-Хадли. Не то чтобы Мидленд был бастионом старого Юга с его определенным отношением к черным, нет — на город повлияла давняя близость к базе. Но Бетани-Хилл, который иногда называют полковничьим гетто, вероятно, удобнее в житейском плане, чем в подобных кварталах в городе.
Единственный недостаток Бетани-Хилл в том, что сравнительно недалеко от него располагаются стрельбища. Первое находилось милях в пяти к югу, и я догадывался, что во время ночных огневых занятий на Бетани-Хилл были слышны выстрелы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68