Но для старых служак пехотинцев стрельба все равно что колыбельная.
Из своей комнаты вышла Синтия. Она была в шелковой зеленой блузке и коричневой юбке.
— Ты хорошо сегодня выглядишь, — заметил я.
— Спасибо. Как долго нам придется лицезреть синюю форму?
— Считай ее обязательной на всю неделю. А все же макияж не скрывает темные круги у тебя под глазами. И глаза тоже покрасневшие.
— Мне бы отоспаться, и все пройдет. Тебе бы тоже попозже родиться.
— Ты, кажется, не в духе?
— Есть немного, прости... Не самые лучшие условия для того, чтобы возобновить нашу дружбу.
— Не самые, и все же мы немного приблизились к этому.
Дом полковника Фаулера представлял внушительное кирпичное строение со стандартными дверями и ставнями. У дома стояли фордовский полуфургон и джип «Чероки». Старшему офицерскому составу не обязательно иметь автомашины отечественного производства, хотя ничего плохого я в этом не вижу.
Мы припарковали «мустанг» на улице и пошли по дорожке к дому. В семь утра здесь, на холме, было прохладно, но косые лучи солнца обещали еще один жаркий день.
— Полковники, у которых достаточно заслуг и времени, чтобы стать генералами, болезненно реагируют на проблемы, мешающие их продвижению. Фаулер и Кент тоже к ним относятся, — сказал я.
— В каждой проблеме есть свои возможности.
— Да, но иногда проблема становится неразрешимой. У Кента, например, карьера кончилась.
Было ровно семь часов утра, я постучал в дом.
Дверь отперла миловидная черная дама в летнем платье цвета морской волны. Она натянуто улыбалась. Я хотел представиться, но она опередила меня:
— Мисс Санхилл и мистер Бреннер, если не ошибаюсь?
— Да, мэм. — Я готов был простить ей, что она первым назвала явно более молодого и стоящего ниже по званию уорент-офицера.
Гражданские, даже полковничьи супруги, вечно путают, да и различие в званиях среди уорент-офицеров все равно что девственность у проституток.
После секундного замешательства миссис Фаулер повела нас по просторному коридору.
— У вас прекрасный дом, — заметила Синтия.
— Благодарю вас.
— Вы хорошо знали капитана Кемпбелл? — не отставала Синтия.
— О нет... не очень...
Странный ответ. Как могла жена адъютанта генерала Кемпбелла не знать его дочь? Миссис Фаулер была растеряна, нервничала, если забыла маленькие светские условности, которые должны быть второй натурой у полковничьих жен.
— Вы видели миссис Кемпбелл после трагедии? — спросил я.
— Миссис Кемпбелл? Нет... Я была... слишком потрясена.
Наверное, все-таки не так потрясена, как ее мать. Странно, что она не нанесла визит с выражением соболезнования.
Я хотел задать еще один вопрос, но мы уже ступили в застекленную веранду на задней стороне дома, где нас ждал полковник Фаулер. Он был одет по форме, пуговица на вороте рубашки застегнута, галстук аккуратно повязан, правда, куртка висела на стуле. Полковник разговаривал по телефону; увидев нас, он сделал знак рукой, и мы сели в плетеные кресла за небольшим столом.
Военные в Штатах являются последним, пожалуй, оплотом определенных обычаев: ответственности, долга и хороших манер. В случае необходимости вы можете обратиться к шестисотстраничному пособию для офицеров, где подробно объясняется, что такое жизнь и как с ней бороться, поэтому малейший непорядок вызывает растерянность.
Миссис Фаулер, извинившись, вышла. Полковник выслушал своего телефонного собеседника, потом сказал:
— Хорошо, сэр. Я им передам. — Положив трубку, он обратился к нам: — Доброе утро.
— Доброе утро, полковник.
— Кофе?
— Если можно.
Он налил две чашки, показал на сахар и без лишних слов начал:
— Я редко сталкивался с дискриминацией в армии. От имени других национальных меньшинств я имею право заявить, что принадлежность к той или иной расе не является препятствием в армии и продвижению по службе. Среди рядового состава иногда возникают проблемы на расовой почве, но систематической расовой дискриминации не существует.
Я пока не улавливал, к чему он клонит, и положил в чашку сахару.
Полковник обратился к Синтии:
— Вам случалось испытывать дискриминацию по признаку пола?
Поколебавшись, Синтия ответила:
— Пожалуй... несколько раз.
— Вам приходилось подвергаться домогательствам?
— Да.
— Вы были когда-нибудь объектом недостойных намеков, слухов, сплетен, клеветы?
— Кажется, была... один раз.
Полковник Фаулер кивнул:
— Ну вот видите. У меня, черного мужчины, меньше проблем, чем у вас, белой женщины.
— Мне известно, что в армии косо глядят на женщин-военнослужащих. В мире вообще женщин ставят ниже мужчин. Но что вы хотите этим сказать, полковник?
— Я хочу сказать, мисс Санхилл, что капитану Энн Кемпбелл здесь, в Хадли, приходилось нелегко. Если бы она была сыном генерала и сражалась в Персидском заливе, Панаме или Гренаде, ее обожали бы в войсках, как это бывало с сыновьями великих военачальников во все времена. Вместо этого кое-кто распускает слухи, что она трахалась направо и налево, извините за выражение.
— Если бы капитан Энн Кемпбелл была сыном боевого генерала, — вступил в беседу я, — вернулась с полей сражений, увенчанная славой и наградами, и перетрахала бы здесь весь женский личный состав, ей никогда не пришлось бы самой платить в офицерском клубе за выпивку.
— Совершенно верно, — согласился Фаулер. — К сожалению, в отношении мужчин и женщин действительно существует двойной стандарт, которого мы никогда не потерпим в межрасовых отношениях. Итак, если вы располагаете неприятной информацией о любовных похождениях капитана Кемпбелл, я готов выслушать вас, хотя мне глубоко безразлично, правдива эта информация или нет.
— В настоящий момент я не имею права разглашать источники имеющейся у меня информации, — сказал я. — Но смею вас заверить, полковник, мой единственный интерес к «любовным похождениям» капитана Кемпбелл заключается в том, связаны ли они с ее убийством, и если да, то каким образом. У меня нет намерения рассматривать ее половую жизнь как пикантный комментарий к изнасилованию и удушению, которые произошли на стрельбище. — На самом деле капитана никто не насиловал, но никто посторонний не видел заключения патологоанатома.
— Я верю в вашу искренность, мистер Бреннер, и не хочу ставить под сомнение вашу профессиональную этику. Но вам следует держать ту связь, о которой вы говорите, при себе и не превращать расследование в охоту на ведьм.
— Полковник, я понимаю вашу озабоченность и горе родителей погибшей, но речь идет не о слухах и сплетнях, как вы считаете, а о неприятных фактах, которыми я располагаю. Энн Кемпбелл вела не просто активную половую жизнь, что при ее положении в армии, состоящей преимущественно из мужчин, отнюдь не является сугубо личным делом, она вела потенциально опасную половую жизнь. Мы можем целое утро дискутировать насчет двойных стандартов, но если я узнаю, что дочь генерала спала с половиной высшего комсостава в части, то начинаю думать о подозреваемых, а не о крикливых заголовках в «желтой прессе». В моей сыщицкой голове не вертятся слова «шлюха» или «потаскуха», а совсем другие, вроде «шантаж» или «мотив». Я достаточно ясно выражаюсь, полковник?
Фаулер, видимо, соглашался, поскольку кивал, пока я держал речь, или же взвешивал что-то в уме.
— Если вы подвергнете кого-нибудь аресту, могу ли я заручиться вашим обещанием, что в отчете будет фигурировать только необходимый минимум такой информации?
Меня подмывало рассказать ему о тайном убежище, где Энн Кемпбелл предавалась сексуальным утехам, но я ограничился лишь следующим:
— Вещественные доказательства, обнаруженные в доме капитана Кемпбелл, могли и должны были бы стать, строго говоря, достоянием шефа Ярдли, но мы с мисс Санхилл решили сделать упреждающий ход. Теперь ни одна вещь в доме незамужней и привлекательной женщины-офицера не будет выставлена на потребу невзыскательной публики и не причинит вреда ее родителям и армии. Поступки говорят громче всяких слов. Это единственное обещание, какое я могу вам дать.
Полковник снова кивнул и вдруг неожиданно сказал:
— Я рад вам. Навел о вас обоих справки — отзывы самые хвалебные. Нам выпала большая честь, что именно вы направлены на это задание.
— Это очень любезно с вашей стороны, — уклончиво произнес я.
Фаулер налил себе еще кофе.
— Итак, у вас есть главный подозреваемый — полковник Мур.
— Совершенно верно.
— Почему вы его подозреваете?
— Есть доказательства, что он был на месте происшествия.
— Понятно... Но прямых улик, что убил именно Мур, нет?
— Нет. Весьма вероятно, что он был там до совершения убийства или после него.
— А у вас нет свидетельств, что там побывал кто-то еще?
— Убедительных — нет.
— Разве это не означает, что он основной подозреваемый?
— Да, означает... на данный момент.
— Если он сам не выступит с признанием, вы выдвинете против него обвинение?
— В таких случаях я могу только рекомендовать. Окончательное решение относительно обвинения будет принимать Вашингтон.
— Мне кажется, ваши отчет и рекомендации станут решающим фактором.
— Это будет единственным фактором, поскольку ни у кого другого нет ключа к случившемуся... Я должен вот что сказать, полковник. Слухи о связях Энн Кемпбелл касаются даже прокурора части и других лиц, которые могут быть недостаточно объективными. Мне ни в коем случае не хочется сеять семена недоверия. Я только передаю то, что слышал.
— От кого?
— Этого я, к сожалению, не могу сказать, но источник надежный, и вы знаете, как широко распространилась эпидемия. Дезинфицировать свой дом, Форт-Хадли, вам самим не удастся. Многим слишком трудно отмыться. Но может быть, нам с мисс Санхилл это под силу.
— Я как раз об этом разговаривал с генералом Кемпбеллом, когда вы приехали. Возник ряд новых обстоятельств.
Не люблю новых обстоятельств, ничего хорошего они не обещают.
— Каких же?
— Министерство юстиции провело совещание, на котором присутствовали Главный военный прокурор, ваш начальник полковник Хеллман и другие заинтересованные лица. Принято решение назначить на это расследование людей из ФБР.
Черт, подумал я и сказал:
— Ну что ж, может, оно и к лучшему, что ликвидировать последствия происшествия придется не мне. Вы и все остальные понимаете, к чему это может привести.
— Это они с перепугу. Никто в Пентагоне понятия не имеет, как важно ликвидировать последствия, и потому там не стали возражать. Правда, в последний момент был достигнут компромисс... — Ни Синтия, ни я не потрудились спросить, какого рода компромисс, поэтому Фаулер продолжат: — Вы оба продолжаете вести расследование до полудня завтрашнего дня. Если к тому времени вы не произведете ареста подозреваемого и не представите соображения относительно обвинения, то передаете свои полномочия людям из ФБР и остаетесь при них консультантами.
— Понятно... — протянул я.
— Следственная бригада собирается сейчас в Атланте. Она состоит из фэбээровцев, нескольких человек из Главной военной прокуратуры, кое-кто из министерства юстиции и ваши коллеги из Фоллз-Черч.
— Десант, конечно, разместится, на базе, в гостинице для приезжих.
Полковник Фаулер натянуто улыбнулся:
— Нам этот десант, естественно, ни к чему, да и вам тоже. Но если вдуматься, такая акция неизбежна.
— Полковник, капитанов в мирное время не каждый день убивают, это понятно, — сказала Синтия, — но такое количество народа — это что-то сверхъестественное, отдает журналистикой, а не следственной наукой.
— Этот вопрос поднимался. Но реальность такова, что это была женщина, ее изнасиловали, и она была дочерью генерала Кемпбелла... Несмотря на принцип равной справедливости, некоторые получают ее побольше, — добавил он.
— Я отдаю себе отчет в том, что решение принято без вашего участия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Из своей комнаты вышла Синтия. Она была в шелковой зеленой блузке и коричневой юбке.
— Ты хорошо сегодня выглядишь, — заметил я.
— Спасибо. Как долго нам придется лицезреть синюю форму?
— Считай ее обязательной на всю неделю. А все же макияж не скрывает темные круги у тебя под глазами. И глаза тоже покрасневшие.
— Мне бы отоспаться, и все пройдет. Тебе бы тоже попозже родиться.
— Ты, кажется, не в духе?
— Есть немного, прости... Не самые лучшие условия для того, чтобы возобновить нашу дружбу.
— Не самые, и все же мы немного приблизились к этому.
Дом полковника Фаулера представлял внушительное кирпичное строение со стандартными дверями и ставнями. У дома стояли фордовский полуфургон и джип «Чероки». Старшему офицерскому составу не обязательно иметь автомашины отечественного производства, хотя ничего плохого я в этом не вижу.
Мы припарковали «мустанг» на улице и пошли по дорожке к дому. В семь утра здесь, на холме, было прохладно, но косые лучи солнца обещали еще один жаркий день.
— Полковники, у которых достаточно заслуг и времени, чтобы стать генералами, болезненно реагируют на проблемы, мешающие их продвижению. Фаулер и Кент тоже к ним относятся, — сказал я.
— В каждой проблеме есть свои возможности.
— Да, но иногда проблема становится неразрешимой. У Кента, например, карьера кончилась.
Было ровно семь часов утра, я постучал в дом.
Дверь отперла миловидная черная дама в летнем платье цвета морской волны. Она натянуто улыбалась. Я хотел представиться, но она опередила меня:
— Мисс Санхилл и мистер Бреннер, если не ошибаюсь?
— Да, мэм. — Я готов был простить ей, что она первым назвала явно более молодого и стоящего ниже по званию уорент-офицера.
Гражданские, даже полковничьи супруги, вечно путают, да и различие в званиях среди уорент-офицеров все равно что девственность у проституток.
После секундного замешательства миссис Фаулер повела нас по просторному коридору.
— У вас прекрасный дом, — заметила Синтия.
— Благодарю вас.
— Вы хорошо знали капитана Кемпбелл? — не отставала Синтия.
— О нет... не очень...
Странный ответ. Как могла жена адъютанта генерала Кемпбелла не знать его дочь? Миссис Фаулер была растеряна, нервничала, если забыла маленькие светские условности, которые должны быть второй натурой у полковничьих жен.
— Вы видели миссис Кемпбелл после трагедии? — спросил я.
— Миссис Кемпбелл? Нет... Я была... слишком потрясена.
Наверное, все-таки не так потрясена, как ее мать. Странно, что она не нанесла визит с выражением соболезнования.
Я хотел задать еще один вопрос, но мы уже ступили в застекленную веранду на задней стороне дома, где нас ждал полковник Фаулер. Он был одет по форме, пуговица на вороте рубашки застегнута, галстук аккуратно повязан, правда, куртка висела на стуле. Полковник разговаривал по телефону; увидев нас, он сделал знак рукой, и мы сели в плетеные кресла за небольшим столом.
Военные в Штатах являются последним, пожалуй, оплотом определенных обычаев: ответственности, долга и хороших манер. В случае необходимости вы можете обратиться к шестисотстраничному пособию для офицеров, где подробно объясняется, что такое жизнь и как с ней бороться, поэтому малейший непорядок вызывает растерянность.
Миссис Фаулер, извинившись, вышла. Полковник выслушал своего телефонного собеседника, потом сказал:
— Хорошо, сэр. Я им передам. — Положив трубку, он обратился к нам: — Доброе утро.
— Доброе утро, полковник.
— Кофе?
— Если можно.
Он налил две чашки, показал на сахар и без лишних слов начал:
— Я редко сталкивался с дискриминацией в армии. От имени других национальных меньшинств я имею право заявить, что принадлежность к той или иной расе не является препятствием в армии и продвижению по службе. Среди рядового состава иногда возникают проблемы на расовой почве, но систематической расовой дискриминации не существует.
Я пока не улавливал, к чему он клонит, и положил в чашку сахару.
Полковник обратился к Синтии:
— Вам случалось испытывать дискриминацию по признаку пола?
Поколебавшись, Синтия ответила:
— Пожалуй... несколько раз.
— Вам приходилось подвергаться домогательствам?
— Да.
— Вы были когда-нибудь объектом недостойных намеков, слухов, сплетен, клеветы?
— Кажется, была... один раз.
Полковник Фаулер кивнул:
— Ну вот видите. У меня, черного мужчины, меньше проблем, чем у вас, белой женщины.
— Мне известно, что в армии косо глядят на женщин-военнослужащих. В мире вообще женщин ставят ниже мужчин. Но что вы хотите этим сказать, полковник?
— Я хочу сказать, мисс Санхилл, что капитану Энн Кемпбелл здесь, в Хадли, приходилось нелегко. Если бы она была сыном генерала и сражалась в Персидском заливе, Панаме или Гренаде, ее обожали бы в войсках, как это бывало с сыновьями великих военачальников во все времена. Вместо этого кое-кто распускает слухи, что она трахалась направо и налево, извините за выражение.
— Если бы капитан Энн Кемпбелл была сыном боевого генерала, — вступил в беседу я, — вернулась с полей сражений, увенчанная славой и наградами, и перетрахала бы здесь весь женский личный состав, ей никогда не пришлось бы самой платить в офицерском клубе за выпивку.
— Совершенно верно, — согласился Фаулер. — К сожалению, в отношении мужчин и женщин действительно существует двойной стандарт, которого мы никогда не потерпим в межрасовых отношениях. Итак, если вы располагаете неприятной информацией о любовных похождениях капитана Кемпбелл, я готов выслушать вас, хотя мне глубоко безразлично, правдива эта информация или нет.
— В настоящий момент я не имею права разглашать источники имеющейся у меня информации, — сказал я. — Но смею вас заверить, полковник, мой единственный интерес к «любовным похождениям» капитана Кемпбелл заключается в том, связаны ли они с ее убийством, и если да, то каким образом. У меня нет намерения рассматривать ее половую жизнь как пикантный комментарий к изнасилованию и удушению, которые произошли на стрельбище. — На самом деле капитана никто не насиловал, но никто посторонний не видел заключения патологоанатома.
— Я верю в вашу искренность, мистер Бреннер, и не хочу ставить под сомнение вашу профессиональную этику. Но вам следует держать ту связь, о которой вы говорите, при себе и не превращать расследование в охоту на ведьм.
— Полковник, я понимаю вашу озабоченность и горе родителей погибшей, но речь идет не о слухах и сплетнях, как вы считаете, а о неприятных фактах, которыми я располагаю. Энн Кемпбелл вела не просто активную половую жизнь, что при ее положении в армии, состоящей преимущественно из мужчин, отнюдь не является сугубо личным делом, она вела потенциально опасную половую жизнь. Мы можем целое утро дискутировать насчет двойных стандартов, но если я узнаю, что дочь генерала спала с половиной высшего комсостава в части, то начинаю думать о подозреваемых, а не о крикливых заголовках в «желтой прессе». В моей сыщицкой голове не вертятся слова «шлюха» или «потаскуха», а совсем другие, вроде «шантаж» или «мотив». Я достаточно ясно выражаюсь, полковник?
Фаулер, видимо, соглашался, поскольку кивал, пока я держал речь, или же взвешивал что-то в уме.
— Если вы подвергнете кого-нибудь аресту, могу ли я заручиться вашим обещанием, что в отчете будет фигурировать только необходимый минимум такой информации?
Меня подмывало рассказать ему о тайном убежище, где Энн Кемпбелл предавалась сексуальным утехам, но я ограничился лишь следующим:
— Вещественные доказательства, обнаруженные в доме капитана Кемпбелл, могли и должны были бы стать, строго говоря, достоянием шефа Ярдли, но мы с мисс Санхилл решили сделать упреждающий ход. Теперь ни одна вещь в доме незамужней и привлекательной женщины-офицера не будет выставлена на потребу невзыскательной публики и не причинит вреда ее родителям и армии. Поступки говорят громче всяких слов. Это единственное обещание, какое я могу вам дать.
Полковник снова кивнул и вдруг неожиданно сказал:
— Я рад вам. Навел о вас обоих справки — отзывы самые хвалебные. Нам выпала большая честь, что именно вы направлены на это задание.
— Это очень любезно с вашей стороны, — уклончиво произнес я.
Фаулер налил себе еще кофе.
— Итак, у вас есть главный подозреваемый — полковник Мур.
— Совершенно верно.
— Почему вы его подозреваете?
— Есть доказательства, что он был на месте происшествия.
— Понятно... Но прямых улик, что убил именно Мур, нет?
— Нет. Весьма вероятно, что он был там до совершения убийства или после него.
— А у вас нет свидетельств, что там побывал кто-то еще?
— Убедительных — нет.
— Разве это не означает, что он основной подозреваемый?
— Да, означает... на данный момент.
— Если он сам не выступит с признанием, вы выдвинете против него обвинение?
— В таких случаях я могу только рекомендовать. Окончательное решение относительно обвинения будет принимать Вашингтон.
— Мне кажется, ваши отчет и рекомендации станут решающим фактором.
— Это будет единственным фактором, поскольку ни у кого другого нет ключа к случившемуся... Я должен вот что сказать, полковник. Слухи о связях Энн Кемпбелл касаются даже прокурора части и других лиц, которые могут быть недостаточно объективными. Мне ни в коем случае не хочется сеять семена недоверия. Я только передаю то, что слышал.
— От кого?
— Этого я, к сожалению, не могу сказать, но источник надежный, и вы знаете, как широко распространилась эпидемия. Дезинфицировать свой дом, Форт-Хадли, вам самим не удастся. Многим слишком трудно отмыться. Но может быть, нам с мисс Санхилл это под силу.
— Я как раз об этом разговаривал с генералом Кемпбеллом, когда вы приехали. Возник ряд новых обстоятельств.
Не люблю новых обстоятельств, ничего хорошего они не обещают.
— Каких же?
— Министерство юстиции провело совещание, на котором присутствовали Главный военный прокурор, ваш начальник полковник Хеллман и другие заинтересованные лица. Принято решение назначить на это расследование людей из ФБР.
Черт, подумал я и сказал:
— Ну что ж, может, оно и к лучшему, что ликвидировать последствия происшествия придется не мне. Вы и все остальные понимаете, к чему это может привести.
— Это они с перепугу. Никто в Пентагоне понятия не имеет, как важно ликвидировать последствия, и потому там не стали возражать. Правда, в последний момент был достигнут компромисс... — Ни Синтия, ни я не потрудились спросить, какого рода компромисс, поэтому Фаулер продолжат: — Вы оба продолжаете вести расследование до полудня завтрашнего дня. Если к тому времени вы не произведете ареста подозреваемого и не представите соображения относительно обвинения, то передаете свои полномочия людям из ФБР и остаетесь при них консультантами.
— Понятно... — протянул я.
— Следственная бригада собирается сейчас в Атланте. Она состоит из фэбээровцев, нескольких человек из Главной военной прокуратуры, кое-кто из министерства юстиции и ваши коллеги из Фоллз-Черч.
— Десант, конечно, разместится, на базе, в гостинице для приезжих.
Полковник Фаулер натянуто улыбнулся:
— Нам этот десант, естественно, ни к чему, да и вам тоже. Но если вдуматься, такая акция неизбежна.
— Полковник, капитанов в мирное время не каждый день убивают, это понятно, — сказала Синтия, — но такое количество народа — это что-то сверхъестественное, отдает журналистикой, а не следственной наукой.
— Этот вопрос поднимался. Но реальность такова, что это была женщина, ее изнасиловали, и она была дочерью генерала Кемпбелла... Несмотря на принцип равной справедливости, некоторые получают ее побольше, — добавил он.
— Я отдаю себе отчет в том, что решение принято без вашего участия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68