– спросила она.
– Да, – ответил шериф, и между строк было написано «лучше бы я этого не делал». – Кстати, что у него с…?
– С половыми органами? – подсказала девушка. – Я говорила ему, что опасно совокупляться с койотами.
– Он пытался бежать, – сообщил шериф. – И порвал бы веревки, если бы не изодрал себе руки. К тому моменту, как мы приехали, он был готов говорить.
– И рассказал? – спросил я.
– Все, что ему было известно Мне не хочется ему верить, но если это правда… – Шериф посмотрел на меня тяжелым взглядом и снова ушел в себя.
– Вот человек, который подтвердит его показания. – Франсуаз указала на бармена. – Проследите, чтобы с ними в тюрьме ничего не случилось. У них обоих замутнена карма.
– Я знаю свое дело.
Фраза была бессодержательной и могла служить лишь прелюдией к следующей.
– Мне не нравится, когда штатские вмешиваются в мою работу, – произнес шериф. – Мы расследуем этот случай, а после сообщим вам.
– Мы всего лишь пара туристов, – улыбнулся я. – Изучаем Аспонику, так сказать, с неформальной стороны.
– Делайте свою работу лучше, – бросила Франсуаз, – и нам не придется вмешиваться.
В переулке остановилась вторая машина; она не смогла припарковаться ближе и скрипнула шинами позади автомобиля шерифа.
Хлопнули дверцы; трое человек подошли к нам, и у меня не возникло желания подавать им руки.
На чай я бы им тоже не подал.
– Комендант Ортега, – произнес федеральный шериф. – Вот то, о чем мы с вами говорили.
Темные глаза коменданта быстро осмотрели собравшихся людей. Его брови были нахмурены, но при взгляде на Франсуаз они сошлись еще резче. Правая щека коменданта болезненно дернулась при виде демонессы; он перевел взгляд на меня.
Не знаю, хотел ли он что-то увидеть или что-то пытался мне сказать.
Он быстро отвел глаза.
– Обвинения серьезные, комендант, – отрывисто произнес федеральный шериф. –Дело необходимо выяснить до того, как приблизятся выборы губернатора.
– Когда вы узнаете, кто это задумал, – произнесла Франсуаз, – вы опечалитесь еще больше. Я повернулся к шерифу.
– Почему вы отчитываетесь перед комендантом тюрьмы? Разве вы не подчиняетесь федеральному судье?
– Формально, – ответил он. – Однако, согласно инструкции, операциями руководит старший офицер ведомства безопасности. В данном случае это комендант Ортега.
– Шериф, – обратился к нему комендант, – позаботьтесь, чтобы задержанные оказались в участке.
Это значило, что он хочет переговорить с нами наедине.
Лицо федерального шерифа было скроено по образцу, который обычно выпадает людям, не любящим, когда им дают монетку и велят сбегать за мороженым.
Но сегодня он не был готов смело взглянуть в глаза судьбе и получить от нее оплеуху.
– Шериф слишком долго вертел колесо в одну сторону, преследуя вампиров, – вполголоса произнес я, наклоняясь к Франсуаз. – И теперь ему нужно время, чтобы осознать, что оно крутится и в обратном направлении.
Помощник шерифа надел наручники на бармена, который в этот момент думал не о попытке спастись бегством, а скорее о хорошем дантисте, а также о своих неблагодарных посетителях.
Привычная работа придала лицу помощника шерифа выражение спокойного удовлетворения. Он делал то, что привык, и это его радовало.
Федеральный шериф вернулся за руль, больше не посмотрев на нас; по всей видимости, он боялся, что мы скажем еще что-то, что испортит ему пищеварение.
Ортега Илора подождал, пока автомобиль шерифа пыхнул ему в спину струей выхлопного газа
Он приблизился к Франсуаз и вполголоса произнес:
– Ты грязное, отвратительное отродье.
Девушка хлестко ударила коменданта по лицу; он отшатнулся, хватаясь рукой за разбитую губу, из которой струйкой текла кровь.
– Ты будешь подбирать либо выражения, – ласково пояснила Франсуаз, – либо свои зубы из пыли.
Двое охранников дернулись, словно злость их патрона передалась и им. Однако они не предприняли попытки приблизиться; не потому, что испугались Франсуаз – они были слишком глупы, чтобы адекватно оценивать опасность, – но из боязни, что комендант Ортега взбесится от того, что подчиненные видят его унижение.
Ортега посмотрел на мою партнершу с ненавистью, затем повернулся ко мне.
– Вы… – начал он и запнулся, то ли перехватило дыхание от ярости, то ли проглотил готовое спрыгнуть с губ оскорбление. – Вы ведь человек.
– Чем больше я узнаю людей, – ответил я, – тем больше в этом сомневаюсь.
– Хватит софистики, – произнес он. – Вы человек, и я это вижу. Как вы могли отказаться от своей души? Ведь это самое ценное, что есть в человеке.
– Кто хочет душу свою сберечь, – ответил я, – тот потеряет ее. Евангелие от Марка, глава восьмая, стих тридцать пятый.
Лицо коменданта побледнело, и я увидел, как мелко вздрагивают его губы.
– Несчастный, – прошептал он, – ты должен был отдать душу свою Господу.
– Почему? – спросил я.
Он поднял руку, и мне показалось, что он собирается меня ударить.
Ортега рубанул ладонью воздух, повернулся и пошел к машине.
– Никто не может ответить на этот вопрос, – произнес я. – Люди охотно говорят другим, что те должны делать; однако никогда не в состоянии объяснить почему.
– Вот почему людям сложно обрести счастье, – сказала Франсуаз.
– Почти невозможно, – согласился я.
– Что вам еще нужно?
Федеральный шериф поднял голову от бумаг.
Помещение полицейского участка было завернуто в горячую упаковку выбеленных каменных стен. Окно, располагавшееся за стулом шерифа, было забрано решеткой, по всей видимости, на тот случай, если он когда-нибудь все-таки соберется с духом и решится из него выпрыгнуть.
Полосы вентилятора совершали круговое путешествие под потолком. Будь шериф побойчее, он смог бы продавать билеты мухам, катавшимся на этой праздничной карусели.
– Я бы не отказался от глотка холодной воды, – сообщил я.
Не думаю, чтобы шериф собирался выскочить из-за стола, поспешно вытащить из внутреннего кармана полотенце и, повесив его через правую руку, броситься меня обслуживать.
И все же при слове «вода» его взгляд непроизвольно остановился на графине, стоявшем по правую руку от него. Графин был стеклянным и давно успел пожелтеть. Воды в нем было до половины, и она выглядела мутной.
На дне что-то плавало.
Я добавил:
– Только не из этого графина.
Шериф давно понял, что чудес не бывает, но все-таки расстроился, что мы не растаяли в воздухе.
– Туристы, – констатировал он. – Выходит, теперь и участки включаются в экскурсионные маршруты?
– Разве интересно изучать страну по парадному фасаду? – Я удобно устроился на стуле и улыбнулся. – Гораздо познавательнее почувствовать ее дух.
Я оценил архитектурные достоинства комнаты и ввиду их отсутствия вернулся к разговору.
– Двое ваших задержанных, шериф, – сказал я, – всего лишь блохи в чужом цирке. Они не назовут вам имена его владельцев.
Шериф отложил в сторону карандаш.
– Знаете, мистер Амбрустер, – сказал он, – в детстве я любил фильмы с Хэмфри Богартом. Но теперь не уверен.
– Будет досадно, если эти люди погибнут в тюрьме, – пояснила Франсуаз, – только потому, что не получили надежной охраны.
– Этим людям и вправду будет досадно, – подтвердил шериф. – Как и служителю, который убирается в камерах. Чего вы хотите? Поставить охрану? Это уже сделано.
– Спору нет, эти люди сами виноваты в том, что попали сюда, – проворковала Франсуаз с видом маленькой послушной девочки, которая прибежала наябедничать. – Но в какой-то мере я чувствую ответственность за них.
– Ближе к делу, мисс Дюпон, – попросил шериф.
– Есть основания предполагать, что в дело замешаны люди из аппарата коменданта, – сказал я. – Будет скверно, если они уберут свидетелей, пользуясь своими полномочиями.
У шерифа был такой вид, будто он как раз собирался похлебать супу, когда ему сказали, что кто-то плюнул в тарелку. И теперь он сидел, держа ложку на весу, и не знал, то ли остаться без обеда, то ли налопаться чужих плевков.
Звонок телефона перерезал нить его размышлений.
Шериф говорил мало, скорее всего потому, что мы были рядом и могли услышать. Если и до этого я не мог найти на его лице следов веселья, то теперь оно помрачнело еще больше.
– Это Бургос.
Шериф положил трубку и встал. Я увидел, что он не кладет свой револьвер в ящик стола, когда находится в конторе.
Уверен, он имел на это причины.
– Это деревенский лавочник; у него единственного там есть телефон.
– Закончился рис? – предположил я.
– Увидите.
– Не подумайте, что я рад вашему обществу, – сказал шериф. – Но уж лучше вы будете у меня на виду.
Франсуаз распрямилась, отряхивая руки.
– Не знаю, чем я могу здесь помочь, – произнесла она.
– Доктор приедет минут через пятнадцать, – сказал шериф. – У него клиника в городе, но два часа назад он на санитарной машине поехал принимать роды на ферму.
– Оплот цивилизации, – хмуро заметил я, оглядываясь вокруг. – На больницы денег не хватает – все уходят на армию и на тюрьмы.
Шериф не ответил.
Пожилой священник, с которым мы совсем недавно беседовали в апельсиновой роще, лежал на пороге своей церкви.
Церковь действительно оказалась каменной – белой и невысокой. Ее золотой шпиль едва-едва поднимался над зелеными кронами деревьев, и было в этом единении божественного и мирского нечто умиротворяющее.
Деревья здесь росли высокие, щедрые на тень, и я чувствовал на своем лице мягкую прохладу.
Наверное, здесь было хорошо людям, приходившим обратиться к Господу с нехитрыми словами. Хорошо настолько, что кто-то несколько раз пытался сжечь эту церковь.
Нашелся человек, которому оказалось мало и этого.
Впалая грудь священника тяжело поднималась и опускалась. Он дышал затрудненно, рывками, после каждого из этих рывков казалось, что это был последний вздох.
Лицо человека покрывали следы недавних ударов. Вынув кинжал, который она носит в ножнах на правом бедре, Франсуаз в несколько взмахов распорола одежду священника и обнажила его тело.
– Его били, – констатировала девушка. – Медленно, с перерывами. По тем местам, где больнее всего.
Я видела подобное в Темном городе много раз, но никогда ударов не бывает так много.
– Старая Мерседес пришла, чтобы убраться в церкви. – К нам приблизился невысокий человек с толстыми щеками. По всей видимости, это и был вызвавший шерифа лавочник. – Я не знал, что делать. Нет ран, чтобы перевязать. Кости тоже не сломаны. Мерседес варит отвар, чтобы наложить на ушибы.
Я закрыл крышку мобильного телефона и отрицательно покачал головой.
Горы, поднимавшиеся над нашими головами, глушили сигнал.
– Местный доктор приедет слишком поздно. – Франсуаз зло поморщилась. – У несчастного разбиты все внутренности. Отойдите.
Она встала на колени перед телом священника. Ее тонкие пальцы пробежали по животу и груди старика.
Человек шевельнулся; его веки дрогнули, не в силах приподняться. Сдавленное хрипение, смешавшееся с обрывками неясных слов, вырвалось из его горла.
Федеральный шериф наклонился, силясь расслышать.
– Падре, – спросил он, – вы знаете тех, кто напал на вас?
– Он вам уже ничего не скажет, – буркнула Франсуаз.
Она расправила плечи и нанесла лежавшему перед ней человеку четыре резких удара.
Тело священника содрогнулось; из его рта вырвался вздох. Члены старика вытянулись. Его грудь больше не поднималась в тяжелом дыхании.
– Вы убили его, – воскликнул шериф.
– Почти.
Франсуаз жестко усмехнулась, выпрямляясь во весь рост.
– Я замедлила работу его сердца, передавив несколько нервов.
Она отряхнула руки.
– Это остановит внутреннее кровотечение до того, как приедет скорая. Машина достаточно оснащена?
Получив утвердительный ответ, Франсуаз сделала вид, что удовлетворена им. Однако на самом деле беспокойство девушки за судьбу священника немного улеглось лишь после того, как она помогла парамедикам погрузить его в машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52