Теперь он держал его в ладонях, хотя и не пил; наверное, ощущение тепла придавало ему сил.
– В его возрасте я не шастала по сомнительным местам, – заметила Франсуаз.
– Что же ты делала? – спросил я.
Франсуаз взглянула на меня с видом прилежной девочки, которая получила стипендию в престижном университете благодаря своему прилежанию.
– Я занималась, Майкл.
– Не стану уточнять, чем.
– Если ты хочешь сказать, что я трахалась дни и ночи напролет… Доброй ночи, лейтенант.
– Если все ночи будут такими добрыми, – приветствовал нас лейтенант Маллен, энергично хватая себя за нос и нещадно теребя его, – то пусть уж они будут злыми.
Это была шутка – столь же смешная, как и все остальные попытки Маллена продемонстрировать свое чувство юмора.
Франсуаз обернулась и бросила взгляд на парнишку, который так и не двинулся с места.
– Вы уже закончили с ним, лейтенант? – спросила она.
– Я и не приступал, – отвечал тот. – Даже наш патологоанатом скривился, когда увидел вот это, а уж он-то навидался всяких убийств.
Маллен отпустил нос и внимательно осмотрел пальцы, которыми за него держался.
– Мальчуган теперь долго не сможет уснуть.
– Позвольте мне, – произнесла девушка.
Я склонился над телом. Если бы я еще сохранил способность адекватно реагировать на то, что видишь порой на наших улицах, я бы не спал еще, пожалуй, года четыре или все шесть.
– Я видел такое пару раз, – сказал я, выпрямляясь. – Нечто подобное могут сделать сторожевые псы, если их поднатаскать впиваться человеку в горло.
– Слава богу, обычно их этому не учат, – заметил Маллен.
Франсуаз подошла к мелко вздрагивавшему подростку и наклонилась над ним; вряд ли это была разумная идея, учитывая глубину ее декольте. Если бы парнишка поднял в тот момент глаза, с ним вполне мог бы случиться сердечный приступ.
– Все будет хорошо, – ласково произнесла девушка, мягко проводя руками по его плечам. – Сейчас тебя отвезут домой.
Парень вскрикнул; девушка распрямилась и улыбнулась ему.
– Все будет хорошо, – повторила она. Парамедик вздрогнул.
– Опасная штука, – заметил Маллен, когда Франсуаз подошла к нам. – Однажды один полицейский из китайского отдела сделал мне такой массаж шеи. Я потом неделю чувствовал себя героем, а ровно в пятницу – как сейчас помню – чуть не схлопотал пулю в голову.
– Это старинное искусство, – подтвердила Франсуаз. – Позволяет открыть двери возможностям, которые заложены в человеке. Теперь он успокоится и тихо-мирно проспит всю ночь. Не забудьте вызвать для него полицейского психолога.
Маллен кивнул.
– А вот этому парню, внизу, психолог уже не поможет, – сообщил он, точно сделал важное открытие. – Мы с Амбрустером только что обсуждали, что такую рану на горле могло нанести какое-нибудь бешеное животное.
– Не могло, – ответила Франсуаз, опускаясь на колени.
Она приблизила лицо к рваной ране на горле погибшего.
– С позвоночника удастся снять слепки зубов, – уверенно произнесла она. – Могу поспорить, что они окажутся человеческими.
– Люди не грызут друг другу глотки, – ответил Маллен. – Можете мне поверить. Это очень неэффективно.
– Но животное тоже не могло этого сделать, лейтенант.
– Это еще почему?
– Я могу объяснить вам, – предложил я. – Видите эти следы крови вокруг жертвы? – Полицейский кивнул. – Вам придется провести специальную экспертизу для того, чтобы получить достоверное заключение, но я могу сказать прямо сейчас, что это за брызги.
– Я сам понимаю, что это не гуашью тут нарисовали, – сказал Маллен.
– Дело не в том, что это, – возразил я, – а в том, как они здесь оказались. Брызги образовались в тот момент, когда жертве вспороли горло. Это означает, что человека убили прямо здесь, в этом квартале.
– Ну и что?
– А то, – ответила Франсуаз, – что ему перервали весь пучок кровеносных сосудов на горле. – Она провела носком сапожка по асфальту. – Убитый должен был бы плавать в собственной крови, лейтенант.
– Вы хотите сказать, что вся кровь куда-то исчезла? – Маллен озадаченно взглянул на покойника, точно его крупно обманули, подсунув что-то недоброкачественное.
– Думаю, ее удалили из тела, – подтвердил я. – Полицейский патологоанатом расскажет вам подробности.
– Но кому могла понадобиться его кровь? – спросил Маллен.
Я пожал плечами.
– Ответ может быть только один, лейтенант, – произнес я. – Его убил вампир.
Я прикинул в уме, что станет с мусорным баком.
Он перевернется, если достаточно полон, и отлетит в ночную даль, если пуст.
Если же его успели набить, скажем, кирпичами, наш автомобиль окажется с помятым бампером.
Франсуаз убрала ногу с тормоза и сказала:
– Можешь открыть глаза, бэйби.
Пару секунд я ожидал, когда же раздастся лязг железа, затем рискнул открыть дверцу.
– Не стоило пускать тебя за руль, – сообщил я. – Мне вообще не следовало дарить тебе эту машину. Чем мне не понравился тот набор для вязания?
Франсуаз оправила юбку и пошла вдоль улицы.
– Зачем ты оправляешь юбку? – осведомился я. – Она такая короткая и узкая, что все равно стоит колоколом.
– Мне нравится, когда ты смотришь, как я провожу руками по бедрам.
На самом деле я в этот момент осматривал наш автомобиль на предмет царапин и пытался на глаз определить расстояние, которое отделяло бампер от шеренги мусорных баков.
Четверть дюйма, никак не больше.
– Хватит копаться в мусоре, бэйби, – решительно 'прервала меня Франсуаз. – Все равно там ты не найдешь портретов Верховного архимага с автографом. Нам пора работать.
– Работать? – Я обернулся и посмотрел на машину, мысленно прощаясь с дворниками, колесами и безупречно покрашенной поверхностью. – На этой улице могут работать только проститутки.
– Тебе лучше знать, – сказала Франсуаз.
Нас окружали дома, которые были построены не для того, чтобы в них жили люди. В противном случае в этих зданиях были бы электричество, водоснабжение, газ и телефон.
Жизнь в таких кварталах проходит вне дома – на улицах, в подворотнях да на утыканных чахлыми деревцами пустырях, которые на плане в компьютерах сити-холла обозначены как «парки».
Франсуаз не стала прикасаться рукой к ручке двери: она очень брезглива. Осторожный толчок ногой, и дверь растворилась, скрипя, словно кандидат в губернаторы.
– Либо нам очень повезет и Филиппо окажется дома… – пробормотала девушка.
– Либо нам придется искать его всю ночь, и тогда ему не повезет, – закончил я.
Франсуаз задержалась у кабинки лифта.
– Работает, – бросила она. – Разве не смешно?
– Это называется иронией жилищного строительства, – подтвердил я. – Иногда в этих домах что-то начинает работать; это дает понять жильцам, что такое человеческая жизнь, которой они лишены.
– Как мне стыдно за себя, – пробормотала девушка.
Она легко откинулась назад и ударила каблуком в контрольную коробку лифта.
– Покатаются на карусели, – сказала она, когда маленькие электрические молнии пробежали внутри разбитого устройства. – Надеюсь, там никто не застрял наверху.
– Если и застрял, – отозвался я, – то эту ночь ему будет полезно провести под домашней крышей.
Нет ничего интересного в том, чтобы подниматься по лестнице в доме, который выстроен только затем, чтобы взимать с жильцов арендную плату.
Если, конечно, ты не находишь удовольствие в запахе того, что является продуктом человеческого обмена веществ.
Я не нахожу.
Однако подниматься на шестой этаж в старом разболтанном лифте, который может остановиться в любой момент, – нет уж, я лучше пройдусь пешком.
– Не думаю, чтобы Филиппе попытался от нас удрать, – произнес я. – Мы всегда хорошо платили ему за информацию о том, что происходит на улицах.
– Отлично, – сказала Франсуаз. – А сломанный лифт не даст ему даже помыслить о том, чтобы от нас удрать.
Трое стояли на лестничной площадке и терлись друг об друга. Меня ничуть не интересовало, чем они занимаются, равно как и то, девицы это или парни.
– Привет, красавчик, – сказало одно из этих существ. – Хочешь ширнуться?
Даже по голосу я не смог определить, кто это.
– То, что случилось сегодня, может быть слишком опасно даже для Филиппе, – сказал я. – Если он что-то слышал об этом убийстве, то может предпочесть об этом забыть.
Франсуаз выросла в гораздо менее респектабельном квартале, чем я; там, где меня учили красиво обходить, Френки всегда идет напролом. Поэтому ей не удалось так мягко просочиться между тремя существами на лестничной площадке.
– Эй, детка, – прокричало одно существо, – иди-ка ко мне.
– Френки, – позвал я, – потом поиграешь с обезьянками. Вот дверь квартиры Филиппе. Она не раскрыта нараспашку – значит, либо он знает что-то о произошедшем убийстве, либо у него кончился запас порошка и он не хочет, чтобы к нему заваливали с просьбой поделиться… Постучим?
Я нажал кнопку звонка и не отпускал ее до тех пор, пока внутри не послышалось какое-то шевеление.
– Майкл, ты не умеешь звонить в дверь, – сообщила Франсуаз. – Надо позвонить чуть-чуть, а потом подождать.
– У меня ничего нет, – сообщила голова, которая высунулась из дверного проема, как тряпичная кукла в детском театре.
Черные волосы, завитые в тугие косички, обрамляли лицо халфлинга, увеличивая сходство; к тому же я мог бы поклясться, что череп его набит ватой.
Я собирался втолкнуть его внутрь, но не успел – Франсуаз уперлась коленом в дверь и сладко проворковала:
– Привет.
– Привет, – согласился Филиппе, который как раз должен был решить небольшую задачку – что случается с человеком, которому сломали шею дверью.
– Я вас не знаю, – сказал он.
– А я и не собираюсь заставлять тебя по суду на мне жениться, – ответила Франсуаз. – Майкл, впихни его внутрь.
По всей видимости, девушка полагала, что я сделаю это до того, как она отпустит дверь; но я сомневался, что наш информатор сумеет говорить, если его голова окажется по одну сторону порога, а тело по другую-без какой-либо связи между ними.
– Я никого не знаю и ничего не видел, – сказал Филиппе, пятясь в комнату.
Дом, милый дом – вот что наверняка говорили между собой тараканы о жилище Филиппе; если в городе Темных Эльфов существуют насекомые-паразиты крупнее таракана (скажем, маленькие мэры), то они здесь тоже наверняка водились.
– Один парень вышел сегодня погулять, – я прошел в квартиру, стараясь ни к чему не прикасаться, – и его съели, Филиппе.
– Это был не я, – быстро ответил тот.
– Да, тебя еще не съели, – подтвердил я. – Поэтому стоит начать говорить.
– Я ничего не знаю, – сказал он. – И ничего не видел. Я уже сказал.
– Слушай, маленький ублюдок, – процедила Франсуаз. – Какая-то тварь ходит по улицам и убивает людей… а по твоей грязной роже я вижу, ты знаешь, где его искать.
Филиппе сник.
Стало видно, что он готов пойти на великое испытание – вымыть свою физиономию, лишь бы по ней больше нельзя было ничего прочитать.
– Я захватила с собой перчатки, – сказала Франсуаз. – Поэтому смогу заняться тобой, не боясь запачкаться. Я стану выдирать у тебя из головы эти крысиные хвосты один за другим – говорят, это оживляет память.
– Не трожьте мою прическу! – закричал Филиппо. – Знаете, как сложно отрастить такую?
– Второй раз уже не получится, – предупредила девушка. – Отрывать, скорее всего, придется с кожей.
– Тише, Френки, – сказал я. – А то наш друг сейчас испачкает штаны и разговаривать с ним станет еще труднее. Итак, Филиппе. Глубоко вдохни и расскажи нам все, что говорят на улицах.
– А деньги? – спросил негр.
– Хватит нянчиться с ним, Майкл, – сказала Франсуаз. – Я быстро развяжу ему язык.
– Ну, Филиппе, – сказал я. – Вот видишь? Это двадцать динаров.
– Этого мало, – авторитетно заявил Филиппо.
– Этого достаточно, – заверил его я.
Он вытер грязной рукой грязные губы, и стало непонятно, которая из частей его тела стала чище, а которая наоборот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52