Но последний неожиданный поворот событий подбодрил его, и он уже не так пессимистично смотрел на свою дальнейшую роль в “ФМА”.
Его остановил Харольд Остин:
— Алекс, когда ты займешься разработкой плана долгосрочных вкладов?
— Немедленно. — И, не желая выглядеть неблагодарным, он добавил:
— Спасибо за поддержку.
Остин кивнул:
— Теперь я бы хотел прийти с несколькими людьми из моего агентства и обсудить рекламную кампанию.
— Прекрасно. На следующей неделе.
Значит, Остин подтвердил — без заминки или смущения — то, о чем догадался Алекс. “Правды ради, — подумал Алекс, — надо сказать, что “Остин эдвертайзинг” хорошо работает и вполне может быть выбрано для проведения рекламной кампании”.
Смолчав несколько минут назад, он поступился принципом. Интересно, что подумала бы Марго по поводу его отступничества.
Достопочтенный Харольд приветливо сказал:
— Скоро увидимся.
К Роско Хейворду, выходившему из конференц-зала перед Алексом, подошел одетый в форму банковский посыльный и вручил ему запечатанный конверт. Хейворд вскрыл его и достал сложенный листок. Прочитав послание, он заметно повеселел, взглянул на часы и улыбнулся. “Интересно — чему?” — подумал Алекс.
Глава 13
Записка была простая. Дора Каллаган, доверенная старшая секретарша Роско, сообщала, что звонила мисс Деверо и просила передать, что она в городе и хочет, чтобы он позвонил ей как можно скорее. В записке был номер телефона гостиницы и добавочный.
Хейворд узнал номер отель “Колумбия-Хилтон”. А мисс Деверо — это Эйврил.
Они дважды встречались после поездки на Багамы полтора месяца назад. Оба раза в “Колумбия-Хилтон”. И каждый раз, как и в ту ночь в Нассау, когда он нажал кнопку номер семь, вызвав к себе Эйврил, она открывала ему рай, доводя до такого сексуального экстаза, о существовании которого он и не подозревал. Эйврил умела делать с мужчиной поразительные вещи; в ту первую ночь это его сначала шокировало, а потом привело в восторг. Своим умением она рождала в нем волну наслаждения за волной, пока он не закричал от счастья, употребляя слова, которые и не подозревал, что знает. Тогда Эйврил становилась ласковой, нежной, любящей и терпеливой, пока, к удивлению и восторгу Роско, в нем снова не загоралось желание.
Тогда он начал понимать — и за это время еще лучше понял, — сколь многого в жизни — страсти и счастья, познания друг друга, возвышенного постижения, взаимопонимания, умения дарить и получать — они никогда не знали с Беатрис.
Для Роско и Беатрис это откровение пришло слишком поздно, впрочем, Беатрис, возможно, к этому вовсе и не стремилась. А у Роско и Эйврил время еще было — своими встречами после Нассау они доказали это. Он взглянул на часы, улыбаясь, — эту улыбку и заметил Вандерворт.
Конечно, он отправится к Эйврил как можно скорее. Это означало, что надо будет перенести намеченные на день и на вечер дела, но это не имело значения. Даже сейчас одна мысль о том, что он увидит ее, взволновала его, как юношу.
Раза два после начала романа с Эйврил его беспокоила совесть. Во время последней воскресной службы ему вспомнились слова, которые он читал вслух в церкви перед поездкой на Багамы: “Праведность возвышает народ, а беззаконие — бесчестие народов”. В такие минуты он утешал себя словами Христа из Евангелия от Иоанна: “Кто из вас без греха, первый брось в нее камень”, “Вы судите по плоти, я не сужу никого”. Хейворд даже позволял себе заметить — с легкостью, которая еще недавно напугала бы его, — что с помощью Библии, как и статистики, можно доказать что угодно.
В любом случае рассуждать об этом было беспочвенно. Опьянение Эйврил было сильнее любых угрызений совести. Встреча с Эйврил довершит триумфальный день — его предложения по “Супранэшнл” одобрены, а профессиональный престиж достиг зенита в глазах совета. Он, безусловно, был огорчен концом совещания и зол на Харольда Остина за предательство, хотя сразу распознал, что тем двигало. Так или иначе, Хейворда не слишком беспокоило то, что идеи Вандерворта могут привести к настоящему успеху. Его договоренность с “Супранэшнл” прибавит к доходам банка много-много больше.
Тут он вспомнил: надо принять решение по поводу дополнительной ссуды в полмиллиона долларов для “Кью-Инвестментс”, о чем просил Большой Джордж Куотермейн.
Роско Хейворд немного нахмурился. Эта история с “Кью-Инвестментс” была не вполне законной, но у банка теперь есть обязательства перед “Супранэшнл”, и наоборот, и потому это не казалось чем-то серьезным.
Роско поставил этот вопрос в конфиденциальном письме Джерому Паттертону около месяца назад.
“Джи. Джи. Куотермейн из “Супранэшнл” дважды звонил мне вчера из Нью-Йорка по поводу его личного проекта под названием “Кью-Инвестментс”. Это небольшая группа частных лиц, которую возглавляет Куотермейн (Большой Джордж) и в которую входит наш директор Харольд Остин. Группа уже скупила на выгодных условиях значительные пакеты обычных акций различных предприятий, входящих в “Супранэшнл”. Они планируют скупать и дальше.
Большой Джордж хочет получить у нас ссуду для “Кью-Инвестментс” в размере полутора миллионов долларов — под такие же низкие проценты, что и ссуда для “Супранэшнл”, но без условия о компенсирующем балансе. Он отмечает, что компенсирующий баланс “СуНатКо”, безусловно, перекроет эту личную ссуду ему, хотя, конечно, твердых гарантий нет.
Должен упомянуть, что Харольд Остин также звонил мне, прося ускорить выдачу ссуды…”
На самом деле достопочтенный Харольд напрямик напомнил Хейворду о quid pro quo — должке за поддержку, оказанную Остином после смерти Бена Росселли. Его поддержка понадобится Хейворду и в дальнейшем, когда Паттертон — этот временный папа римский — через восемь месяцев отправится на пенсию. Далее в письме Паттертону говорилось:
“По правде говоря, процент по этой ссуде чересчур мал, и будет очень сложно создать компенсированный баланс. Но ввиду того, что Большой Джордж подключил нас к делам “Супранэшнл”, я думаю, мы поступим мудро, если на это пойдем.
Я рекомендую дать ссуду. Вы согласны?”
Джером Паттертон отослал письмо обратно с лаконичным “да”, написанным карандашом рядом с последним вопросом. Зная Паттертона, Хейворд не сомневался, что он лишь мельком проглядел бумагу.
Хейворд не считал нужным вовлекать в это дело Алекса Вандерворта, к тому же ссуда не была такой уж большой и для нее не требовалось одобрения комитета по денежной политике. Таким образом, через несколько дней Роско Хейворд лично ее одобрил, подписав необходимые бумаги, на что он имел полное право.
А вот на что он не имел права — и никого не поставил об этом в известность — это на личную сделку с Джи. Джи. Куотермейном.
Во время их второго разговора насчет “Кью-Инвестментс” Большой Джордж, звонивший из чикагского отделения “СуНатКо”, сказал:
— Мы говорили с Харольдом Остином о тебе, Роско. Мы оба считаем, что настало время и тебе присоединиться к нашей инвестиционной группе. Мне хочется, чтобы ты был с нами. Поэтому я выделил тебе две тысячи акций, которые, будем считать, уже оплачены. Это сертификаты на предъявителя без указания фамилии — так будет более безопасно. Я велю послать их почтой.
Хейворд засомневался.
— Спасибо, Джордж, но не думаю, что мне следует на это соглашаться.
— Ради всего святого, почему?
— Это будет неэтично.
Большой Джордж расхохотался:
— Это реальный мир, Роско. Подобное происходит между клиентами и банкирами постоянно. Ты это знаешь. Я это знаю.
Да, Хейворд знал, что такое случается, но не “постоянно”, как утверждал Большой Джордж, и сам Хейворд никогда в таких делах не участвовал.
Не давая ему сказать, Куотермейн продолжал настаивать:
— Слушай, приятель, не будь дураком. И если тебе так больше нравится, давай скажем, что эти акции — тебе в благодарность за совет по вложениям.
Но Хейворд знал, что не давал никакого совета по вложениям — ни тогда, ни впоследствии.
Спустя два дня сертификаты акций “Кью-Инвестментс” прибыли авиапочтой в заказном письме с хитрыми печатями и пометкой “Сугубо лично и конфиденциально”. Даже Дора Каллаган его не вскрыла.
Вечером того же дня, изучая приложенную Большим Джорджем сводку о финансовом положении “Кью-Инвестментс”, Хейворд понял, что принадлежащие ему две тысячи акций номинально стоят по двадцать тысяч долларов. Со временем, если “Кью-Инвестментс” начнет приносить прибыль или ее акции пойдут в продажу, стоимость их значительно возрастет.
В этот момент Хейворд решительно хотел вернуть акции Джи. Джи. Куотермейну; затем, поразмыслив над своим ненадежным финансовым положением — а состояние его дел за последние несколько месяцев ничуть не улучшилось, — он заколебался. В конце концов он поддался искушению и через два-три дня спрятал сертификаты в свой сейф в главном отделении “ФМА”. Он же не отобрал у банка деньги, рассуждал Хейворд. Нет, не отобрал. На самом деле из-за сделки с “Супранэшнл” все обстояло как раз наоборот. Так если Большой Джордж решил сделать дружеский подарок, то зачем проявлять неблагодарность, отвергая его?
Но то, что он его принял, по-прежнему немного беспокоило Хейворда, в особенности после того, как Большой Джордж позвонил ему в конце прошлой недели — на этот раз из Амстердама — и попросил дополнительно полмиллиона долларов для “Кью-Инвестментс”.
— У нашей группы “Кью” возник уникальный шанс приобрести здесь, в стране гульденов, блок акций, которые наверняка пойдут на повышение. По простому телефону не могу много рассказывать, Роско, так что доверься мне.
— Я, конечно, верю, Джордж, — ответил Роско, — но банку нужны подробности.
— Получишь их завтра с посыльным. — И Большой Джордж подчеркнуто добавил:
— И помни, ты теперь один из нас.
Во второй раз Хейворду стало ненадолго не по себе: похоже, Джи. Джи. Куотермейн уделяет больше внимания собственным вкладам, чем руководству “Супранэшнл”. Но новости следующего дня разубедили его. “Уолл-стрит джорнэл” и другие газеты поместили на видном месте заметки о проведенном Куотермейном захвате через “СуНатКо” промышленных компаний в Европе. Это был переворот в экономике, в результате которого акции “Супранэшнл” подскочили на биржах Лондона и Нью-Йорка, что делало тем более разумным предоставление “ФМА” ссуды промышленному гиганту.
Как только Хейворд вошел в свою приемную, миссис Каллаган одарила его своей обычной, исполненной достоинства улыбкой.
— Остальные бумаги у вас на столе, сэр.
Он кивнул, но, войдя в кабинет, отодвинул кипу в сторону. Его одолевали сомнения по поводу уже подготовленных, но еще не одобренных бумаг о дополнительной ссуде “Кью-Инвестментс”. Однако отбросив и их, он набрал по городскому телефону номер рая.
Номер, представший глазам Хейворда, когда он вошел, был обычным для хилтонских отелей — чистая, достаточно удобная и совершенно неуютная коробка. К ней примыкала небольшая гостиная в том же духе — в этот раз, как и в остальные, Эйврил заказала номер люкс.
Они провели здесь всю вторую половину дня. Позанимавшись любовью, они подремали, проснулись, опять любили друг друга — хотя и не совсем успешно, — потом заснули еще на час. Сейчас оба одевались. На часах Хейворда было восемь вечера.
Он был измучен, физически опустошен. Больше всего ему хотелось отправиться домой и лечь спать — одному. “Сколько должно пройти времени, чтобы было прилично ускользнуть?” — размышлял он.
Эйврил была в гостиной, она говорила по телефону. Вернувшись, она сказала:
— Я заказала нам ужин, дорогуша. Скоро его доставят.
— Замечательно, моя дорогая.
На Эйврил была прозрачная комбинация и колготки. Никакого лифчика. Она принялась расчесывать свои длинные спутавшиеся волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Его остановил Харольд Остин:
— Алекс, когда ты займешься разработкой плана долгосрочных вкладов?
— Немедленно. — И, не желая выглядеть неблагодарным, он добавил:
— Спасибо за поддержку.
Остин кивнул:
— Теперь я бы хотел прийти с несколькими людьми из моего агентства и обсудить рекламную кампанию.
— Прекрасно. На следующей неделе.
Значит, Остин подтвердил — без заминки или смущения — то, о чем догадался Алекс. “Правды ради, — подумал Алекс, — надо сказать, что “Остин эдвертайзинг” хорошо работает и вполне может быть выбрано для проведения рекламной кампании”.
Смолчав несколько минут назад, он поступился принципом. Интересно, что подумала бы Марго по поводу его отступничества.
Достопочтенный Харольд приветливо сказал:
— Скоро увидимся.
К Роско Хейворду, выходившему из конференц-зала перед Алексом, подошел одетый в форму банковский посыльный и вручил ему запечатанный конверт. Хейворд вскрыл его и достал сложенный листок. Прочитав послание, он заметно повеселел, взглянул на часы и улыбнулся. “Интересно — чему?” — подумал Алекс.
Глава 13
Записка была простая. Дора Каллаган, доверенная старшая секретарша Роско, сообщала, что звонила мисс Деверо и просила передать, что она в городе и хочет, чтобы он позвонил ей как можно скорее. В записке был номер телефона гостиницы и добавочный.
Хейворд узнал номер отель “Колумбия-Хилтон”. А мисс Деверо — это Эйврил.
Они дважды встречались после поездки на Багамы полтора месяца назад. Оба раза в “Колумбия-Хилтон”. И каждый раз, как и в ту ночь в Нассау, когда он нажал кнопку номер семь, вызвав к себе Эйврил, она открывала ему рай, доводя до такого сексуального экстаза, о существовании которого он и не подозревал. Эйврил умела делать с мужчиной поразительные вещи; в ту первую ночь это его сначала шокировало, а потом привело в восторг. Своим умением она рождала в нем волну наслаждения за волной, пока он не закричал от счастья, употребляя слова, которые и не подозревал, что знает. Тогда Эйврил становилась ласковой, нежной, любящей и терпеливой, пока, к удивлению и восторгу Роско, в нем снова не загоралось желание.
Тогда он начал понимать — и за это время еще лучше понял, — сколь многого в жизни — страсти и счастья, познания друг друга, возвышенного постижения, взаимопонимания, умения дарить и получать — они никогда не знали с Беатрис.
Для Роско и Беатрис это откровение пришло слишком поздно, впрочем, Беатрис, возможно, к этому вовсе и не стремилась. А у Роско и Эйврил время еще было — своими встречами после Нассау они доказали это. Он взглянул на часы, улыбаясь, — эту улыбку и заметил Вандерворт.
Конечно, он отправится к Эйврил как можно скорее. Это означало, что надо будет перенести намеченные на день и на вечер дела, но это не имело значения. Даже сейчас одна мысль о том, что он увидит ее, взволновала его, как юношу.
Раза два после начала романа с Эйврил его беспокоила совесть. Во время последней воскресной службы ему вспомнились слова, которые он читал вслух в церкви перед поездкой на Багамы: “Праведность возвышает народ, а беззаконие — бесчестие народов”. В такие минуты он утешал себя словами Христа из Евангелия от Иоанна: “Кто из вас без греха, первый брось в нее камень”, “Вы судите по плоти, я не сужу никого”. Хейворд даже позволял себе заметить — с легкостью, которая еще недавно напугала бы его, — что с помощью Библии, как и статистики, можно доказать что угодно.
В любом случае рассуждать об этом было беспочвенно. Опьянение Эйврил было сильнее любых угрызений совести. Встреча с Эйврил довершит триумфальный день — его предложения по “Супранэшнл” одобрены, а профессиональный престиж достиг зенита в глазах совета. Он, безусловно, был огорчен концом совещания и зол на Харольда Остина за предательство, хотя сразу распознал, что тем двигало. Так или иначе, Хейворда не слишком беспокоило то, что идеи Вандерворта могут привести к настоящему успеху. Его договоренность с “Супранэшнл” прибавит к доходам банка много-много больше.
Тут он вспомнил: надо принять решение по поводу дополнительной ссуды в полмиллиона долларов для “Кью-Инвестментс”, о чем просил Большой Джордж Куотермейн.
Роско Хейворд немного нахмурился. Эта история с “Кью-Инвестментс” была не вполне законной, но у банка теперь есть обязательства перед “Супранэшнл”, и наоборот, и потому это не казалось чем-то серьезным.
Роско поставил этот вопрос в конфиденциальном письме Джерому Паттертону около месяца назад.
“Джи. Джи. Куотермейн из “Супранэшнл” дважды звонил мне вчера из Нью-Йорка по поводу его личного проекта под названием “Кью-Инвестментс”. Это небольшая группа частных лиц, которую возглавляет Куотермейн (Большой Джордж) и в которую входит наш директор Харольд Остин. Группа уже скупила на выгодных условиях значительные пакеты обычных акций различных предприятий, входящих в “Супранэшнл”. Они планируют скупать и дальше.
Большой Джордж хочет получить у нас ссуду для “Кью-Инвестментс” в размере полутора миллионов долларов — под такие же низкие проценты, что и ссуда для “Супранэшнл”, но без условия о компенсирующем балансе. Он отмечает, что компенсирующий баланс “СуНатКо”, безусловно, перекроет эту личную ссуду ему, хотя, конечно, твердых гарантий нет.
Должен упомянуть, что Харольд Остин также звонил мне, прося ускорить выдачу ссуды…”
На самом деле достопочтенный Харольд напрямик напомнил Хейворду о quid pro quo — должке за поддержку, оказанную Остином после смерти Бена Росселли. Его поддержка понадобится Хейворду и в дальнейшем, когда Паттертон — этот временный папа римский — через восемь месяцев отправится на пенсию. Далее в письме Паттертону говорилось:
“По правде говоря, процент по этой ссуде чересчур мал, и будет очень сложно создать компенсированный баланс. Но ввиду того, что Большой Джордж подключил нас к делам “Супранэшнл”, я думаю, мы поступим мудро, если на это пойдем.
Я рекомендую дать ссуду. Вы согласны?”
Джером Паттертон отослал письмо обратно с лаконичным “да”, написанным карандашом рядом с последним вопросом. Зная Паттертона, Хейворд не сомневался, что он лишь мельком проглядел бумагу.
Хейворд не считал нужным вовлекать в это дело Алекса Вандерворта, к тому же ссуда не была такой уж большой и для нее не требовалось одобрения комитета по денежной политике. Таким образом, через несколько дней Роско Хейворд лично ее одобрил, подписав необходимые бумаги, на что он имел полное право.
А вот на что он не имел права — и никого не поставил об этом в известность — это на личную сделку с Джи. Джи. Куотермейном.
Во время их второго разговора насчет “Кью-Инвестментс” Большой Джордж, звонивший из чикагского отделения “СуНатКо”, сказал:
— Мы говорили с Харольдом Остином о тебе, Роско. Мы оба считаем, что настало время и тебе присоединиться к нашей инвестиционной группе. Мне хочется, чтобы ты был с нами. Поэтому я выделил тебе две тысячи акций, которые, будем считать, уже оплачены. Это сертификаты на предъявителя без указания фамилии — так будет более безопасно. Я велю послать их почтой.
Хейворд засомневался.
— Спасибо, Джордж, но не думаю, что мне следует на это соглашаться.
— Ради всего святого, почему?
— Это будет неэтично.
Большой Джордж расхохотался:
— Это реальный мир, Роско. Подобное происходит между клиентами и банкирами постоянно. Ты это знаешь. Я это знаю.
Да, Хейворд знал, что такое случается, но не “постоянно”, как утверждал Большой Джордж, и сам Хейворд никогда в таких делах не участвовал.
Не давая ему сказать, Куотермейн продолжал настаивать:
— Слушай, приятель, не будь дураком. И если тебе так больше нравится, давай скажем, что эти акции — тебе в благодарность за совет по вложениям.
Но Хейворд знал, что не давал никакого совета по вложениям — ни тогда, ни впоследствии.
Спустя два дня сертификаты акций “Кью-Инвестментс” прибыли авиапочтой в заказном письме с хитрыми печатями и пометкой “Сугубо лично и конфиденциально”. Даже Дора Каллаган его не вскрыла.
Вечером того же дня, изучая приложенную Большим Джорджем сводку о финансовом положении “Кью-Инвестментс”, Хейворд понял, что принадлежащие ему две тысячи акций номинально стоят по двадцать тысяч долларов. Со временем, если “Кью-Инвестментс” начнет приносить прибыль или ее акции пойдут в продажу, стоимость их значительно возрастет.
В этот момент Хейворд решительно хотел вернуть акции Джи. Джи. Куотермейну; затем, поразмыслив над своим ненадежным финансовым положением — а состояние его дел за последние несколько месяцев ничуть не улучшилось, — он заколебался. В конце концов он поддался искушению и через два-три дня спрятал сертификаты в свой сейф в главном отделении “ФМА”. Он же не отобрал у банка деньги, рассуждал Хейворд. Нет, не отобрал. На самом деле из-за сделки с “Супранэшнл” все обстояло как раз наоборот. Так если Большой Джордж решил сделать дружеский подарок, то зачем проявлять неблагодарность, отвергая его?
Но то, что он его принял, по-прежнему немного беспокоило Хейворда, в особенности после того, как Большой Джордж позвонил ему в конце прошлой недели — на этот раз из Амстердама — и попросил дополнительно полмиллиона долларов для “Кью-Инвестментс”.
— У нашей группы “Кью” возник уникальный шанс приобрести здесь, в стране гульденов, блок акций, которые наверняка пойдут на повышение. По простому телефону не могу много рассказывать, Роско, так что доверься мне.
— Я, конечно, верю, Джордж, — ответил Роско, — но банку нужны подробности.
— Получишь их завтра с посыльным. — И Большой Джордж подчеркнуто добавил:
— И помни, ты теперь один из нас.
Во второй раз Хейворду стало ненадолго не по себе: похоже, Джи. Джи. Куотермейн уделяет больше внимания собственным вкладам, чем руководству “Супранэшнл”. Но новости следующего дня разубедили его. “Уолл-стрит джорнэл” и другие газеты поместили на видном месте заметки о проведенном Куотермейном захвате через “СуНатКо” промышленных компаний в Европе. Это был переворот в экономике, в результате которого акции “Супранэшнл” подскочили на биржах Лондона и Нью-Йорка, что делало тем более разумным предоставление “ФМА” ссуды промышленному гиганту.
Как только Хейворд вошел в свою приемную, миссис Каллаган одарила его своей обычной, исполненной достоинства улыбкой.
— Остальные бумаги у вас на столе, сэр.
Он кивнул, но, войдя в кабинет, отодвинул кипу в сторону. Его одолевали сомнения по поводу уже подготовленных, но еще не одобренных бумаг о дополнительной ссуде “Кью-Инвестментс”. Однако отбросив и их, он набрал по городскому телефону номер рая.
Номер, представший глазам Хейворда, когда он вошел, был обычным для хилтонских отелей — чистая, достаточно удобная и совершенно неуютная коробка. К ней примыкала небольшая гостиная в том же духе — в этот раз, как и в остальные, Эйврил заказала номер люкс.
Они провели здесь всю вторую половину дня. Позанимавшись любовью, они подремали, проснулись, опять любили друг друга — хотя и не совсем успешно, — потом заснули еще на час. Сейчас оба одевались. На часах Хейворда было восемь вечера.
Он был измучен, физически опустошен. Больше всего ему хотелось отправиться домой и лечь спать — одному. “Сколько должно пройти времени, чтобы было прилично ускользнуть?” — размышлял он.
Эйврил была в гостиной, она говорила по телефону. Вернувшись, она сказала:
— Я заказала нам ужин, дорогуша. Скоро его доставят.
— Замечательно, моя дорогая.
На Эйврил была прозрачная комбинация и колготки. Никакого лифчика. Она принялась расчесывать свои длинные спутавшиеся волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63