Потом добавились хлопки «М-203» и разрывы подствольных гранат, от которых вниз, через провал, посыпалось множество мелкого мусора, а кроме того, залетело несколько осколков.
Самым крупным и самым полезным из того, что свалилось сверху, оказалось тело одного из «джикеев», должно быть, застреленного во время перебежки. Он упал вниз с полной выкладкой и оружием — самое оно, что мне требовалось. Правда, поначалу я этому не шибко обрадовался. Дело в том, что я вовсе не был уверен, что после того, как девять «джикеев» выбрались на первый этаж, подвал опустел. Вполне могло оказаться, что еще несколько сторожили лаз в комнате, а кто-то держал под контролем баррикаду То, что сразу после падения «джикея» те, кто находился у баррикады, должны были подобраться к провалу, чтобы хотя бы посмотреть, жив их коллега или нет, мне казалось очень логичным. И то, что при этом они все-таки, хоть и не надолго, но зажгут фонарь, тоже выглядело вполне естественным. А раз так, то они могут как-нибудь случайно и меня разглядеть.
Я затаился и стал ждать, морально готовясь к самому худшему, которое, впрочем, мне казалось не таким уж и страшным, если принять во внимание то, что должно было состояться в 16.30. Удивительно, но мне было бы очень обидно узнать, что все, сказанное Чудом-юдом Эухении, сущая брехня и ничего такого не будет. Если знаешь, что накроются все и дружно, то смерть от «джикейской» пули выглядела не такой уж и страшной. Изжариться в закипевшей земной коре было бы, наверно, менее приятным делом.
Тем не менее никто к упавшему не подходил, хотя он некоторое время подавал какие-то признаки жизни, хрипел, судорожно дергался и даже стонал. Затих он лишь через пять минут.
Звуки перестрелки наверху начали удаляться. То ли «джикеям» не хотелось отходить в подвал, то ли они не могли этого сделать, но только стрельба переместилась куда-то на второй этаж.
Я еще подождал немного, а потом потихоньку подобрался к упавшему в провал «джикею». Немного трусил при этом, поскольку тот мог оказаться не совсем мертвым и пальнуть напоследок. Но с ним все было проще. Сквозная дыра в башке к тому располагала. Как он еще прокопошился те пять минут — и то удивительно. Эту самую дыру «джикей» заполучил не то от шибко большого понта, не то от расслабухи. У него был отличный шлем с забралом, который, пожалуй, калибром 5,56 даже с десяти метров не прошибешь. К тому же шлем был радиофицирован. В его поролоновую подбивку были вмонтированы наушники, а из-под лобовой части можно было опустить дужку с микрофоном. Сама рация с выдвижной штыревой антенной помещалась в нагрудном кармане комбинезона и соединялась со шлемом проводком. Говорить можно было и при надетом противогазе, и с опущенным на морду крепким забралом. Удобная штука! Только он, должно быть, решил дать башке отдохнуть и снял его, пристегнув к поясу. Вот и отдохнул — от жизни.
Чтоб не возиться поблизости от дыры, через которую меня невзначай могли подстрелить — да и камнем по башке получать не хотелось! — я оттащил «джикея» под лестницу. При нем оказалось много полезных вещей, удобно расположенных на эластичных ремнях, которые не надо было особо подгонять к фигуре. «AR-18S» с подствольником «М-203», глушителем и ночным прицелом, шесть магазинов к нему и патронташ с полным набором гранат, пистолет-пулемет «ингрем» с тремя запасными магазинами по 30 патронов, штурмовой нож, два баллончика с парализантом, три ручные гранаты, противогаз и перевязочный пакет в удобных чехлах. Запасливые «джикейские» начальники вооружили своих бойцов шестиконечными сюрикенами и даже наручниками. Тоже прибрал для счета. Сюрикенами мне несколько раз доводилось вооружаться, но случая применить на деле как-то не было, хотя метал я их неплохо. В карманах комбинезона обнаружились аптечка, запаянный в полиэтилен сухпаек из шоколада и каких-то прессованных кубиков, похожих не то на халву, не то на печенье, а также таблетки для обеззараживания воды. Кубики были очень похожи на те, какими меня когда-то потчевала Мэри на борту подводного аппарата «Аквамарин». Нашелся и маленький, почти толщиной с карандаш, но довольно мощный фонарик. Теперь, пожалуй, можно было и в подземелье забираться.
Я справедливо рассудил, что ежели Рэмбо нравилось светиться с голым торсом, то это его проблемы. В подвале, а тем более в шахте, даже в тропиках может быть холодно. Поэтому я решил снять с мертвеца черный комбез. Конечно, если нарвешься на своих, то случайно могут пристрелить, но на своих еще надо нарваться…
По правде сказать, я еще не знал толком, кто у меня нынче «свои». Наверху по-прежнему урчали вертолеты, откуда-то издалека доносился треск автоматов и пулеметов, грохали взрывы, по-моему, было несколько свистяще-шипящих звуков, вроде тех, что бывают при пусках реактивных снарядов. «Шилка» то умолкала, то вновь начинала тарахтеть — возможно, каталась по парку, меняя позиции. Кто тут дерется? Фиг поймешь…
Под комбезом на «джикее» нашелся броник, надетый поверх майки. Майку я ему оставил, а броник оприходовал. Влез ногами в комбез, не снимая ботинок. Штанины там были сделаны наподобие чулок или бахил, с войлочной подметкой и хлястиком-липучкой на подъеме. В принципе, если не бежать, то шаг получается почти бесшумный даже по каменному полу. Застегнулся, шлем на голову, капюшон с прорезью поверх забрала. Вроде ничего, обзор неплохой, и стекло не запотевает. Надел на руки удобные черные противоножевые перчатки. Пальцы почти не чуяли скованности. Застегнул снаряжение, пошатался из стороны в сторону, попрыгал — все село нормально, не брякает. Проверил оружие, стараясь поменьше щелкать. Включил рацию на прием, но к наушникам не подключал. Нет, Питон Мамбу не вызывал. Эфир на этой волне только хрюкал, да и то слабо. Запомнив нужную риску на шкале, я покрутил настройку, прошелся по двум УКВ-диапазонам. Довольно быстро накатил на основные рабочие частоты хайдийского войска и сразу же убрал громкость приема. Базар стоял еще тот! Похоже, что здешние вояки опять потеряли управление войсками и к тому же передрались между собой. При этом переговоры вертолетчиков и десантников накладывались друг на друга и перемешивались самым кошмарным образом.
— Восьмой, Двадцатый, Семнадцатый! Куда?! Клянусь Христом, я вас разжалую! Садитесь, где приказано !
— Крыло, Крыло, на крышу давайте! Тут трое раненых! Ждем! Я Мантилья-два, как поняли?
— Первый, я Двадцатый, сяду там, где живым останусь!
— Крыло-первый, у меня боезапас кончается! Сажай транспорт на нижнюю веранду! Понял или нет?! Осел!
— Снимай раненых, сука! Подождут эти, с патронами!
— Первый, иди в задницу! Сам садись под пулеметы, я Восьмой.
— Я Мантилья-три, если патронов не будет через пять минут — перехожу к Буэнавентуре!
— Вы саботажники! Я доложу Флоресу!
— Да хоть самому Господу Богу! Восьмой, Двадцатый, я Семнадцатый, горючки на тридцать минут, иду на Гран-Кальмаро, кто со мной? Десант согласен!
— Понял тебя, пристраиваюсь, я Восьмой.
— Нормально, Бенито, сейчас коммандос выкинут за борт сержанта, и я вас догоню! Как понял, я Двадцатый?
— Камарадас! Я Шестой, мне тоже тут надоело!
— Крыло-первый, я Ягуар-альфа, две пары истребителей с севера! Как понял? Смотри, чтоб нас не накрыли!
— Они мне не подчиняются… Кар-рахо! Вниз! Живо! Именно в этот момент с реактивным ревом над дырой в перекрытиях пронеслись тени скоростных самолетов, затем несколько тяжелых взрывов один за другим прогрохотали в разных местах «Горного Шале». Хотя корпус здания, в котором я находился, вроде бы устоял, и никаких лишних обломков в провал не упало, я решил, что подниматься туда, где творится такая неразбериха со стрельбой, лучше не стоит. И направился в сторону помещения с лазом, ведущим в подземелья…
ПОЛЕЗНЫЕ ВСТРЕЧИ
С лазом на сей раз я разобрался быстро. Главным образом потому, что «джикеи», когда поднялись в подвал, сдвинули его крышку, а обратно закрывать ее не стали. Я легко высветил ее трофейным фонариком и, подойдя к краю, поглядел внутрь. Оттуда тянуло холодом, и я мог только поблагодарить судьбу, пославшую мне покойного «джикея» с его комбезом. В прежнем, полуголом виде я бы тут же, еще не слезая, уже застучал бы зубами.
Под крышкой-плитой находился неглубокий — всего 6 метров — бетонный колодец квадратного сечения. В одну из стенок была вцементирована ржавая вертикальная лестница, сваренная из стальных уголков. По ней я, не торопясь, и спустился в колодец, изредка посвечивая фонарем, чтоб поставить ногу туда, куда нужно.
Для каких целей был сооружен этот колодец, мне было не очень ясно, но вряд ли он был каким-нибудь канализационно-дренажным. Скорее всего его сделали на какой-нибудь экстренный случай, чтоб удрать из подвала в подземное метро, если штатные лифты окажутся неисправны или захвачены неприятелем.
Когда я очутился на дне колодца и повернулся спиной к лестнице, по которой спускался, то тут же увидел узкий — не больше метра в ширину — бетонированный ход с полукруглым сводчатым потолком. Этот ход был очень похож по конструкции на те, по которым нам пришлось добираться до лифтов во время бегства из отеля, атакованного «тиграми».
Ход просвечивался фонарем метров на 40 — 50, но конца ему видно не было.
Хотя дорога вроде бы была вполне определена, я не стал спешить. Надо было хотя бы для самого себя определить, чего я все-таки хочу и что собираюсь делать.
Согласно часам, которые мне достались от покойного «джикея», было уже 9.12 утра. Иными словами, до первого контрольного срока — открытия Большого Прохода в 13.30 — осталось 4 часа 18 минут. До второго контрольного, то есть до закрытия Прохода и Конца Света, — на три часа больше. Если, конечно, поверить во все те россказни Чуда-юда, которые я подслушал. Потому что они воспринимались как прямое продолжение 4-го Бреда Сивой Кобылы. Иначе говоря, как бред сумасшедшего ученого, зациклившегося на своих экспериментах с чужими мозгами и в результате тоже лишившегося разума. Поэтому проще всего было ни во что не поверить, а бежать куда-нибудь подальше от всей этой островной разборки с применением артиллерии и авиации. Спасение утопающих, как известно, дело рук самих утопающих. Сейчас с острова драпает немало беженцев, и махнуть на Гран-Кальмаро будет не так уж и сложно. А там можно и в Россию попроситься. Или к Марселе под бочок спрятаться. У нее штатовский консул постоянный клиент по яхтенной части, неужто не поможет с визой, хотя бы гостевой?
Да, наверно, будь я совсем здравомыслящий человек, который не видал до этого в жизни ни перстней Аль-Мохадов, ни «черного ящика» и не перемещался с их помощью через пространство, которого не перекидывали из одного потока времени в другой, то, наверно, не поверил бы ни в то, что мне сказала «биомать» во сне, ни в то, что наяву сказал отец родной супергадалке Эухении Дорадо. Но и там, и там было указано роковое время — 16.30. А это уже кое-что. Совпадение не случайное, даже в том случае, если обе эти акции исходят от одного источника — «черного ящика». Не стал бы «Black Box» просто так дурить голову мне, Чуду-юду и Эухении. Значит, действительно что-то будет.
Прежде всего надо было прикинуть, что из всего сказанного во сне и наяву еще может сбыться в принципе, а что — уже окончательно проехало. Получилось, что сбыться — в принципе! — может почти все, кроме одного: первого варианта, предсказанного Марией Николаевной. То есть я уже не смогу остаться в постели Эухении и провести с ней и ее служанками все оставшееся время до 16.30, после чего у меня и душа, и тело должны погибнуть. Вероятно, если считать, что этот вариант был реальным, то, сбежав из постели супергадалки, я отказался не только от всяческих наслаждений, но и от мирного развития событий. Иначе говоря, если б я продолжал валяться с Эухенией, то до 16.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Самым крупным и самым полезным из того, что свалилось сверху, оказалось тело одного из «джикеев», должно быть, застреленного во время перебежки. Он упал вниз с полной выкладкой и оружием — самое оно, что мне требовалось. Правда, поначалу я этому не шибко обрадовался. Дело в том, что я вовсе не был уверен, что после того, как девять «джикеев» выбрались на первый этаж, подвал опустел. Вполне могло оказаться, что еще несколько сторожили лаз в комнате, а кто-то держал под контролем баррикаду То, что сразу после падения «джикея» те, кто находился у баррикады, должны были подобраться к провалу, чтобы хотя бы посмотреть, жив их коллега или нет, мне казалось очень логичным. И то, что при этом они все-таки, хоть и не надолго, но зажгут фонарь, тоже выглядело вполне естественным. А раз так, то они могут как-нибудь случайно и меня разглядеть.
Я затаился и стал ждать, морально готовясь к самому худшему, которое, впрочем, мне казалось не таким уж и страшным, если принять во внимание то, что должно было состояться в 16.30. Удивительно, но мне было бы очень обидно узнать, что все, сказанное Чудом-юдом Эухении, сущая брехня и ничего такого не будет. Если знаешь, что накроются все и дружно, то смерть от «джикейской» пули выглядела не такой уж и страшной. Изжариться в закипевшей земной коре было бы, наверно, менее приятным делом.
Тем не менее никто к упавшему не подходил, хотя он некоторое время подавал какие-то признаки жизни, хрипел, судорожно дергался и даже стонал. Затих он лишь через пять минут.
Звуки перестрелки наверху начали удаляться. То ли «джикеям» не хотелось отходить в подвал, то ли они не могли этого сделать, но только стрельба переместилась куда-то на второй этаж.
Я еще подождал немного, а потом потихоньку подобрался к упавшему в провал «джикею». Немного трусил при этом, поскольку тот мог оказаться не совсем мертвым и пальнуть напоследок. Но с ним все было проще. Сквозная дыра в башке к тому располагала. Как он еще прокопошился те пять минут — и то удивительно. Эту самую дыру «джикей» заполучил не то от шибко большого понта, не то от расслабухи. У него был отличный шлем с забралом, который, пожалуй, калибром 5,56 даже с десяти метров не прошибешь. К тому же шлем был радиофицирован. В его поролоновую подбивку были вмонтированы наушники, а из-под лобовой части можно было опустить дужку с микрофоном. Сама рация с выдвижной штыревой антенной помещалась в нагрудном кармане комбинезона и соединялась со шлемом проводком. Говорить можно было и при надетом противогазе, и с опущенным на морду крепким забралом. Удобная штука! Только он, должно быть, решил дать башке отдохнуть и снял его, пристегнув к поясу. Вот и отдохнул — от жизни.
Чтоб не возиться поблизости от дыры, через которую меня невзначай могли подстрелить — да и камнем по башке получать не хотелось! — я оттащил «джикея» под лестницу. При нем оказалось много полезных вещей, удобно расположенных на эластичных ремнях, которые не надо было особо подгонять к фигуре. «AR-18S» с подствольником «М-203», глушителем и ночным прицелом, шесть магазинов к нему и патронташ с полным набором гранат, пистолет-пулемет «ингрем» с тремя запасными магазинами по 30 патронов, штурмовой нож, два баллончика с парализантом, три ручные гранаты, противогаз и перевязочный пакет в удобных чехлах. Запасливые «джикейские» начальники вооружили своих бойцов шестиконечными сюрикенами и даже наручниками. Тоже прибрал для счета. Сюрикенами мне несколько раз доводилось вооружаться, но случая применить на деле как-то не было, хотя метал я их неплохо. В карманах комбинезона обнаружились аптечка, запаянный в полиэтилен сухпаек из шоколада и каких-то прессованных кубиков, похожих не то на халву, не то на печенье, а также таблетки для обеззараживания воды. Кубики были очень похожи на те, какими меня когда-то потчевала Мэри на борту подводного аппарата «Аквамарин». Нашелся и маленький, почти толщиной с карандаш, но довольно мощный фонарик. Теперь, пожалуй, можно было и в подземелье забираться.
Я справедливо рассудил, что ежели Рэмбо нравилось светиться с голым торсом, то это его проблемы. В подвале, а тем более в шахте, даже в тропиках может быть холодно. Поэтому я решил снять с мертвеца черный комбез. Конечно, если нарвешься на своих, то случайно могут пристрелить, но на своих еще надо нарваться…
По правде сказать, я еще не знал толком, кто у меня нынче «свои». Наверху по-прежнему урчали вертолеты, откуда-то издалека доносился треск автоматов и пулеметов, грохали взрывы, по-моему, было несколько свистяще-шипящих звуков, вроде тех, что бывают при пусках реактивных снарядов. «Шилка» то умолкала, то вновь начинала тарахтеть — возможно, каталась по парку, меняя позиции. Кто тут дерется? Фиг поймешь…
Под комбезом на «джикее» нашелся броник, надетый поверх майки. Майку я ему оставил, а броник оприходовал. Влез ногами в комбез, не снимая ботинок. Штанины там были сделаны наподобие чулок или бахил, с войлочной подметкой и хлястиком-липучкой на подъеме. В принципе, если не бежать, то шаг получается почти бесшумный даже по каменному полу. Застегнулся, шлем на голову, капюшон с прорезью поверх забрала. Вроде ничего, обзор неплохой, и стекло не запотевает. Надел на руки удобные черные противоножевые перчатки. Пальцы почти не чуяли скованности. Застегнул снаряжение, пошатался из стороны в сторону, попрыгал — все село нормально, не брякает. Проверил оружие, стараясь поменьше щелкать. Включил рацию на прием, но к наушникам не подключал. Нет, Питон Мамбу не вызывал. Эфир на этой волне только хрюкал, да и то слабо. Запомнив нужную риску на шкале, я покрутил настройку, прошелся по двум УКВ-диапазонам. Довольно быстро накатил на основные рабочие частоты хайдийского войска и сразу же убрал громкость приема. Базар стоял еще тот! Похоже, что здешние вояки опять потеряли управление войсками и к тому же передрались между собой. При этом переговоры вертолетчиков и десантников накладывались друг на друга и перемешивались самым кошмарным образом.
— Восьмой, Двадцатый, Семнадцатый! Куда?! Клянусь Христом, я вас разжалую! Садитесь, где приказано !
— Крыло, Крыло, на крышу давайте! Тут трое раненых! Ждем! Я Мантилья-два, как поняли?
— Первый, я Двадцатый, сяду там, где живым останусь!
— Крыло-первый, у меня боезапас кончается! Сажай транспорт на нижнюю веранду! Понял или нет?! Осел!
— Снимай раненых, сука! Подождут эти, с патронами!
— Первый, иди в задницу! Сам садись под пулеметы, я Восьмой.
— Я Мантилья-три, если патронов не будет через пять минут — перехожу к Буэнавентуре!
— Вы саботажники! Я доложу Флоресу!
— Да хоть самому Господу Богу! Восьмой, Двадцатый, я Семнадцатый, горючки на тридцать минут, иду на Гран-Кальмаро, кто со мной? Десант согласен!
— Понял тебя, пристраиваюсь, я Восьмой.
— Нормально, Бенито, сейчас коммандос выкинут за борт сержанта, и я вас догоню! Как понял, я Двадцатый?
— Камарадас! Я Шестой, мне тоже тут надоело!
— Крыло-первый, я Ягуар-альфа, две пары истребителей с севера! Как понял? Смотри, чтоб нас не накрыли!
— Они мне не подчиняются… Кар-рахо! Вниз! Живо! Именно в этот момент с реактивным ревом над дырой в перекрытиях пронеслись тени скоростных самолетов, затем несколько тяжелых взрывов один за другим прогрохотали в разных местах «Горного Шале». Хотя корпус здания, в котором я находился, вроде бы устоял, и никаких лишних обломков в провал не упало, я решил, что подниматься туда, где творится такая неразбериха со стрельбой, лучше не стоит. И направился в сторону помещения с лазом, ведущим в подземелья…
ПОЛЕЗНЫЕ ВСТРЕЧИ
С лазом на сей раз я разобрался быстро. Главным образом потому, что «джикеи», когда поднялись в подвал, сдвинули его крышку, а обратно закрывать ее не стали. Я легко высветил ее трофейным фонариком и, подойдя к краю, поглядел внутрь. Оттуда тянуло холодом, и я мог только поблагодарить судьбу, пославшую мне покойного «джикея» с его комбезом. В прежнем, полуголом виде я бы тут же, еще не слезая, уже застучал бы зубами.
Под крышкой-плитой находился неглубокий — всего 6 метров — бетонный колодец квадратного сечения. В одну из стенок была вцементирована ржавая вертикальная лестница, сваренная из стальных уголков. По ней я, не торопясь, и спустился в колодец, изредка посвечивая фонарем, чтоб поставить ногу туда, куда нужно.
Для каких целей был сооружен этот колодец, мне было не очень ясно, но вряд ли он был каким-нибудь канализационно-дренажным. Скорее всего его сделали на какой-нибудь экстренный случай, чтоб удрать из подвала в подземное метро, если штатные лифты окажутся неисправны или захвачены неприятелем.
Когда я очутился на дне колодца и повернулся спиной к лестнице, по которой спускался, то тут же увидел узкий — не больше метра в ширину — бетонированный ход с полукруглым сводчатым потолком. Этот ход был очень похож по конструкции на те, по которым нам пришлось добираться до лифтов во время бегства из отеля, атакованного «тиграми».
Ход просвечивался фонарем метров на 40 — 50, но конца ему видно не было.
Хотя дорога вроде бы была вполне определена, я не стал спешить. Надо было хотя бы для самого себя определить, чего я все-таки хочу и что собираюсь делать.
Согласно часам, которые мне достались от покойного «джикея», было уже 9.12 утра. Иными словами, до первого контрольного срока — открытия Большого Прохода в 13.30 — осталось 4 часа 18 минут. До второго контрольного, то есть до закрытия Прохода и Конца Света, — на три часа больше. Если, конечно, поверить во все те россказни Чуда-юда, которые я подслушал. Потому что они воспринимались как прямое продолжение 4-го Бреда Сивой Кобылы. Иначе говоря, как бред сумасшедшего ученого, зациклившегося на своих экспериментах с чужими мозгами и в результате тоже лишившегося разума. Поэтому проще всего было ни во что не поверить, а бежать куда-нибудь подальше от всей этой островной разборки с применением артиллерии и авиации. Спасение утопающих, как известно, дело рук самих утопающих. Сейчас с острова драпает немало беженцев, и махнуть на Гран-Кальмаро будет не так уж и сложно. А там можно и в Россию попроситься. Или к Марселе под бочок спрятаться. У нее штатовский консул постоянный клиент по яхтенной части, неужто не поможет с визой, хотя бы гостевой?
Да, наверно, будь я совсем здравомыслящий человек, который не видал до этого в жизни ни перстней Аль-Мохадов, ни «черного ящика» и не перемещался с их помощью через пространство, которого не перекидывали из одного потока времени в другой, то, наверно, не поверил бы ни в то, что мне сказала «биомать» во сне, ни в то, что наяву сказал отец родной супергадалке Эухении Дорадо. Но и там, и там было указано роковое время — 16.30. А это уже кое-что. Совпадение не случайное, даже в том случае, если обе эти акции исходят от одного источника — «черного ящика». Не стал бы «Black Box» просто так дурить голову мне, Чуду-юду и Эухении. Значит, действительно что-то будет.
Прежде всего надо было прикинуть, что из всего сказанного во сне и наяву еще может сбыться в принципе, а что — уже окончательно проехало. Получилось, что сбыться — в принципе! — может почти все, кроме одного: первого варианта, предсказанного Марией Николаевной. То есть я уже не смогу остаться в постели Эухении и провести с ней и ее служанками все оставшееся время до 16.30, после чего у меня и душа, и тело должны погибнуть. Вероятно, если считать, что этот вариант был реальным, то, сбежав из постели супергадалки, я отказался не только от всяческих наслаждений, но и от мирного развития событий. Иначе говоря, если б я продолжал валяться с Эухенией, то до 16.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93