Я не вижу очевидной связи с нашими делами, но и никаких других зацепок у меня нет. Чем больше я думаю об Эрне Мерфи, тем сильнее мне хочется узнать о ней. Но Петре удалось найти лишь несколько торговцев, которые смутно помнят, что Эрна бродила по их улице. Ни приятелей, ни любовников. Она всегда ходила одна.
— Что насчет доктора, которого вызывали служащие «Дав-хаус», когда у Мерфи было кровотечение? Может быть, Эрна открылась ей? — В «Дав-хаус» утверждают, что доктор встречалась с Эрной один раз.
— Служащие «Дав-хаус» признались, что не поддерживают связи с женщинами после того, как те покидают приют. А Эрна проводила вне приюта больше времени, чем в нем. Если она снова почувствовала себя плохо, то, возможно, обращалась к той женщине, которая занималась ею.
— Ну, поскольку больше ничего такого, что подавало бы надежды, нет, можно заняться и этим. Не возьмешься ли ты за это? Я на пути к Сенчури-Сити.
— Конечно, — согласился я. — Как зовут врача?
— Сейчас посмотрю свои записи… вот она… Ханна Голд.
— Я позвоню ей немедленно.
Я позвонил доктору Голд. Ответил мужчина, служащий в приемной. Я представился, присовокупив свое звание.
— Сейчас у нее пациент, доктор, — ответил он.
— Я звоню по поводу пациентки, Эрнадин Мерфи.
— Что-то неотложное?
— Это важно.
— Пожалуйста, не кладите трубку. Минуту спустя:
— Доктор Голд хочет знать, в чем дело.
— Эрнадин Мерфи убита.
— О! Пожалуйста, не кладите трубку.
На этот раз ждать пришлось дольше. Ответил тот же мужчина:
— Доктор Голд освободится в полдень. Приезжайте к этому времени.
Приемная врача представляла собой бунгало рядом с авторемонтной мастерской «Фиат». Справа от входной двери висела табличка с надписью:
Вринда Сринивесан, доктор медицины Ханна Р. Голд, магистр философии, доктор медицины
Анджела Б. Борелли, доктор медицины
Внутренние болезни, гинекология и акушерство
Женские болезни
Я приехал в полдень, но доктор Голд еще не освободилась. В приемной сидели в очереди три пациентки — две пожилые женщины и девочка лет пятнадцати. Когда я вошел, все посмотрели на меня. Особенно пристально меня разглядывала девочка. Моя улыбка вызвала у нее гримасу отвращения.
Небольшая, слишком теплая приемная была обставлена чистой, но уже старой мебелью.
На стенах — фотографии в рамках: Мачу-Пикчу, Непал и Анкор-Уот Из магнитофона доносилось сладкозвучное пение Энии.
Надпись, сделанная от руки и приклеенная клейкой лентой к конторке регистратуры, сообщала: «Мы принимаем ваши карточки медицинского страхования — и порой власти штата даже оплачивают наши услуги. От наличных мы не откажемся — платите сколько можете или вообще не беспокойтесь об этом».
Место, отведенное для регистратуры, без стеклянной перегородки, представляло собой маленький закуток. Там сидел молодой человек и читал «Принципы бухгалтерского дела». На карточке, прикрепленной к его клетчатой рубашке, значилось: «Эли».
Когда я вошел, он неохотно отложил книгу.
— Я доктор Делавэр.
— Она задерживается. — Он понизил голос. — Ее очень огорчило то, что вы сообщили. Вы не поверите, но она в самом деле огорчена. Это моя сестра.
Двадцать пять минут спустя все три женщины ушли, и Эли сообщил, что идет на ленч.
— Она сейчас выйдет. — Сунув учебник под мышку, он покинул бунгало.
; Через пять минут в приемную вышла женщина в белом халате. В руке она держала историю болезни. В ее молодом лице было что-то лисье, кожа отливала бронзой. Ханне Голд немногим более тридцати, но ее густые жесткие волосы до плеч совершенно седые. Это генетика. У Эли почти такие же. Светло-зеленые глаза выражали беспокойство.
— Я доктор Голд.
Она протянула руку, сухую и холодную.
— Спасибо, что согласились уделить мне время. В глазах Ханны Голд светилось любопытство. Она закрыла на замок дверь, которая вела в приемную, села в потертое кресло и положила ногу на ногу.
— Что случилось с Эрной? Я рассказал основное.
— О Боже! И вы пришли сюда из-за?..
— Я консультирую полицию. Меня просили поговорить с вами.
— Значит, убийство имеет психологический подтекст в отличие от обычного уличного преступления.
— Пока трудно сказать, — ответил я. — Хорошо ли вы знали ее?
— Таких людей, как Эрна, обычно никто хорошо не знает. Я видела ее несколько раз.
— Здесь или в «Дав-хаус»?
— Один раз там, два раза здесь.
— Эрна возвращалась после того, как вас срочно вызвали в приют?
— Я дала ей свою визитную карточку, и меня очень удивило, что она сохранила ее.
Ханна Голд открыла историю болезни. Она содержала один лист. Я увидел, что там написано аккуратным мелким почерком: «Оба раза она появилась без приглашения. Первый — спустя две недели после того, как я осматривала ее в „Дав-хаус“. Трещины в заднем проходе снова начали кровоточить, и она жаловалась на боль. Это было вполне естественно, поскольку в „Дав-хаус“ я лишь поверхностно осмотрела ее. Тогда я могла только предполагать, что происходит внутри. Я настойчиво рекомендовала больной пройти серьезное обследование, обещала договориться в окружной поликлинике, чтобы это сделали бесплатно. Она отказалась. Тогда я дала ей мазь, успокаивающую боль, и анальгетик, а также напомнила об основных правилах гигиены, не оказывая на нее слишком сильного давления. Нужно знать, с кем имеешь дело».
— Понимаю, что вы имеете в виду. Я учился в Западном педиатрическом.
— В самом деле? Я училась в Окружном, но бывала и Западном педиатрическом. Вы знакомы с Рубеном Иглом?
— Хорошо знаю.
Мы вспомнили имена общих знакомых, названия мест и другие мелкие подробности. Голд нахмурилась.
— Когда я увидела Эрну второй раз, ситуация стала более тревожной. Это произошло ночью. Она вошла сюда, когда я заканчивала прием. Мои сотрудники уже разошлись. В это время открылась дверь, и я увидела Эрну. Она размахивала руками и была явно не в себе. Я заметила, что Эрна в панике. Она протянула ко мне руку. — Голд вздрогнула. — Ей хотелось коснуться меня и успокоиться. Кажется, я отшатнулась. Это была крупная женщина, и меня охватил рефлекторный страх. Она бросила на меня взгляд и рухнула на пол, заливаясь слезами. Я успокоила ее, подняла на ноги. У нее была мышечная ригидность, и она что-то бессвязно бормотала. Я не психиатр, поэтому не прибегла ни к торазину, ни к какому-либо другому сильнодействующему средству. Вызывать неотложную помощь не имело смысла — мне ничто не угрожало. В тот момент Эрна вызывала жалость, а не страх. — Голд закрыла историю болезни. — Я сделала ей внутримышечную инъекцию валиума и дала немного отвара из трав. Посидела с ней почти час. Наконец она успокоилась. Если бы не это, мне пришлось бы вызывать «скорую».
— Что, по-вашему, привело Эрну в такое состоянии?
— Она ничего не сказала мне. Успокоилась, извинилась за причиненное беспокойство и попросила отпустить ее.
— Что еще говорила Эрна?
— Она отвечала только «да» или «нет» на обычные вопросы. Но не упомянула ни о том, что привело ее ко мне, ни о состоянии своего здоровья. Мне хотелось провести медицинское освидетельствование Эрны, но она наотрез отказалась. Она продолжала извиняться, сознавая, что вела себя некорректно. Я посоветовала ей вернуться в «Дав-хаус». Эрна назвала это превосходной идеей.
Именно так и сказала: «Это превосходная идея, доктор Голд!» Эрна произнесла эти слова почти… весело. Она повеселела совершенно неожиданно. Но эта веселость была явно наигранной. Ее слова не вписывались в контекст ситуации.
— У сотрудников «Дав-хаус» создалось впечатление, что она получила хорошее образование.
Ханна Голд задумалась. — Или притворялась, что получила.
— Что вы имеете в виду?
— Разве вы не встречали больных психозом, которые это делали? Они выхватывают отдельные фразы и повторяют их, как умственно неполноценные дети. — Такое впечатление производила на вас и Эрна?
— Не утверждаю, что понимала ее. — Доктор Голд пожала плечами. — У вас есть предположения относительно того, кто довел ее до такого состояния?
— Кто-то, кому она доверяла. Тот, кто использовал ее.
— Сексуально?
— Вела ли она активную половую жизнь?
— Не в классическом смысле слова.
— Что вы хотите этим сказать?
— Осматривая ее, я обнаружила повреждения вагинальной области. У нее были лобковые вши и старые шрамы — фиброзные повреждения. Это характерно для бездомных людей. Но, осмотрев тазовую область, я не поверила своим глазам. Она была девственницей! Бездомных женщин используют самым безобразным образом. Эрна была крупной женщиной, но озверевший мужчина справился бы с ней. То, что Эрна никогда не имела половых сношений, поразительно. Возможно, гетеросексуальные отношения не интересовали ее партнера.
— Генитальная область имела повреждения, — сказал я. — Эрну не могли подвергнуть насилию без проникновения?
— Нет. Повреждения возникли из-за того, что Эрна не соблюдала правил гигиены. У нее не было ни рваных ран, ни каких-либо иных травм. И она не реагировала на то, что я осматриваю ее. Переносила осмотр стоически. Словно эта часть тела совсем ее не интересовала.
— В моменты просветления, когда Эрна выказывала интеллигентность, о чем она говорила?
— Когда Эрна появилась здесь впервые, я вызвала ее на разговор о том, что ее интересовало, и речь зашла об искусстве. О том, что искусство самое лучшее в мире. О том, что художники — это боги. Эрна перечисляла имена художников — французских, фламандских, о которых я никогда не слышала. Скорее всего она выдумывала их. Но говорила о них как о вполне реальных людях.
— Рассказывала ли она когда-нибудь о друзьях, о семье?
— Я спрашивала ее о родителях, о том, откуда она, где посещала школу. Она сразу замыкалась в себе. Эрна призналась только в том, что у нее есть какой-то дальний родственник. Толковый кузен, тоже увлеченный искусством. Она, казалось, гордилась этим. Но это все, что она сообщила о нем.
— О нем, — подхватил я. — Значит, это мужчина.
— Это все, что я помню. — Ханна Голд покачала головой. — Прошло довольно много времени. Вы сказали, что так плохо обращался с ней тот, кому она доверяла. Был ли на самом деле какой-то кузен? Мне показалось, что это нечто из области галлюцинаций.
— Я о таком не слышал. В полиции считают, что ее заманил кто-то, кого она знала. Когда она нанесла вам эти два визита?
Голд заглянула в историю болезни.
Первый визит, без приглашения, Эрна нанесла ей пять месяцев назад. Второй — в четверг, за два дня до убийства Беби-боя.
— Кузен. Она говорила о нем так, словно он в самом деле производил на нее сильное впечатление. Если бы я знала…
— Вам незачем знать.
— Это сказал настоящий психиатр. Учась в медицинском институте, я встречалась с одним психиатром.
— Хороший парень?
— Ужасный. — Она подавила зевок. — Извините меня! Я устала. И это действительно все, что я могу вам сказать.
— Целующий кузен, — проговорил Майло по сотовому телефону из машины.
— Дальше поцелуев дело не шло. — Я рассказал Майло о результатах обследования тазовой области.
— Последняя девственница Голливуда. Если бы это не было так печально…
— Она скорее девственница, принесенная в жертву. Ее использовали и бросили.
— Для чего использовали?
— Хороший вопрос.
— Попытайся выдвинуть какую-нибудь версию.
— Восхищение, смиренное послушание. Эрна выслушивала его фантазии, выполняла неприятную работу, например, осматривала, подбирала места убийств и описывала их. Взаимоотношения без секса вполне согласуются с версией о том, что Кевин голубой. Они сблизились на почве любви к искусству. А звала она его кузеном, вероятно, потому, что он был для нее эрзац-семьей. Эрна не пожелала сообщить хоть что-нибудь о своей настоящей семье. — А может, Кевин действительно кузен, — предположил Майло.
— Не исключено. У Эрны рыжие волосы — точно такие же, как у его матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Что насчет доктора, которого вызывали служащие «Дав-хаус», когда у Мерфи было кровотечение? Может быть, Эрна открылась ей? — В «Дав-хаус» утверждают, что доктор встречалась с Эрной один раз.
— Служащие «Дав-хаус» признались, что не поддерживают связи с женщинами после того, как те покидают приют. А Эрна проводила вне приюта больше времени, чем в нем. Если она снова почувствовала себя плохо, то, возможно, обращалась к той женщине, которая занималась ею.
— Ну, поскольку больше ничего такого, что подавало бы надежды, нет, можно заняться и этим. Не возьмешься ли ты за это? Я на пути к Сенчури-Сити.
— Конечно, — согласился я. — Как зовут врача?
— Сейчас посмотрю свои записи… вот она… Ханна Голд.
— Я позвоню ей немедленно.
Я позвонил доктору Голд. Ответил мужчина, служащий в приемной. Я представился, присовокупив свое звание.
— Сейчас у нее пациент, доктор, — ответил он.
— Я звоню по поводу пациентки, Эрнадин Мерфи.
— Что-то неотложное?
— Это важно.
— Пожалуйста, не кладите трубку. Минуту спустя:
— Доктор Голд хочет знать, в чем дело.
— Эрнадин Мерфи убита.
— О! Пожалуйста, не кладите трубку.
На этот раз ждать пришлось дольше. Ответил тот же мужчина:
— Доктор Голд освободится в полдень. Приезжайте к этому времени.
Приемная врача представляла собой бунгало рядом с авторемонтной мастерской «Фиат». Справа от входной двери висела табличка с надписью:
Вринда Сринивесан, доктор медицины Ханна Р. Голд, магистр философии, доктор медицины
Анджела Б. Борелли, доктор медицины
Внутренние болезни, гинекология и акушерство
Женские болезни
Я приехал в полдень, но доктор Голд еще не освободилась. В приемной сидели в очереди три пациентки — две пожилые женщины и девочка лет пятнадцати. Когда я вошел, все посмотрели на меня. Особенно пристально меня разглядывала девочка. Моя улыбка вызвала у нее гримасу отвращения.
Небольшая, слишком теплая приемная была обставлена чистой, но уже старой мебелью.
На стенах — фотографии в рамках: Мачу-Пикчу, Непал и Анкор-Уот Из магнитофона доносилось сладкозвучное пение Энии.
Надпись, сделанная от руки и приклеенная клейкой лентой к конторке регистратуры, сообщала: «Мы принимаем ваши карточки медицинского страхования — и порой власти штата даже оплачивают наши услуги. От наличных мы не откажемся — платите сколько можете или вообще не беспокойтесь об этом».
Место, отведенное для регистратуры, без стеклянной перегородки, представляло собой маленький закуток. Там сидел молодой человек и читал «Принципы бухгалтерского дела». На карточке, прикрепленной к его клетчатой рубашке, значилось: «Эли».
Когда я вошел, он неохотно отложил книгу.
— Я доктор Делавэр.
— Она задерживается. — Он понизил голос. — Ее очень огорчило то, что вы сообщили. Вы не поверите, но она в самом деле огорчена. Это моя сестра.
Двадцать пять минут спустя все три женщины ушли, и Эли сообщил, что идет на ленч.
— Она сейчас выйдет. — Сунув учебник под мышку, он покинул бунгало.
; Через пять минут в приемную вышла женщина в белом халате. В руке она держала историю болезни. В ее молодом лице было что-то лисье, кожа отливала бронзой. Ханне Голд немногим более тридцати, но ее густые жесткие волосы до плеч совершенно седые. Это генетика. У Эли почти такие же. Светло-зеленые глаза выражали беспокойство.
— Я доктор Голд.
Она протянула руку, сухую и холодную.
— Спасибо, что согласились уделить мне время. В глазах Ханны Голд светилось любопытство. Она закрыла на замок дверь, которая вела в приемную, села в потертое кресло и положила ногу на ногу.
— Что случилось с Эрной? Я рассказал основное.
— О Боже! И вы пришли сюда из-за?..
— Я консультирую полицию. Меня просили поговорить с вами.
— Значит, убийство имеет психологический подтекст в отличие от обычного уличного преступления.
— Пока трудно сказать, — ответил я. — Хорошо ли вы знали ее?
— Таких людей, как Эрна, обычно никто хорошо не знает. Я видела ее несколько раз.
— Здесь или в «Дав-хаус»?
— Один раз там, два раза здесь.
— Эрна возвращалась после того, как вас срочно вызвали в приют?
— Я дала ей свою визитную карточку, и меня очень удивило, что она сохранила ее.
Ханна Голд открыла историю болезни. Она содержала один лист. Я увидел, что там написано аккуратным мелким почерком: «Оба раза она появилась без приглашения. Первый — спустя две недели после того, как я осматривала ее в „Дав-хаус“. Трещины в заднем проходе снова начали кровоточить, и она жаловалась на боль. Это было вполне естественно, поскольку в „Дав-хаус“ я лишь поверхностно осмотрела ее. Тогда я могла только предполагать, что происходит внутри. Я настойчиво рекомендовала больной пройти серьезное обследование, обещала договориться в окружной поликлинике, чтобы это сделали бесплатно. Она отказалась. Тогда я дала ей мазь, успокаивающую боль, и анальгетик, а также напомнила об основных правилах гигиены, не оказывая на нее слишком сильного давления. Нужно знать, с кем имеешь дело».
— Понимаю, что вы имеете в виду. Я учился в Западном педиатрическом.
— В самом деле? Я училась в Окружном, но бывала и Западном педиатрическом. Вы знакомы с Рубеном Иглом?
— Хорошо знаю.
Мы вспомнили имена общих знакомых, названия мест и другие мелкие подробности. Голд нахмурилась.
— Когда я увидела Эрну второй раз, ситуация стала более тревожной. Это произошло ночью. Она вошла сюда, когда я заканчивала прием. Мои сотрудники уже разошлись. В это время открылась дверь, и я увидела Эрну. Она размахивала руками и была явно не в себе. Я заметила, что Эрна в панике. Она протянула ко мне руку. — Голд вздрогнула. — Ей хотелось коснуться меня и успокоиться. Кажется, я отшатнулась. Это была крупная женщина, и меня охватил рефлекторный страх. Она бросила на меня взгляд и рухнула на пол, заливаясь слезами. Я успокоила ее, подняла на ноги. У нее была мышечная ригидность, и она что-то бессвязно бормотала. Я не психиатр, поэтому не прибегла ни к торазину, ни к какому-либо другому сильнодействующему средству. Вызывать неотложную помощь не имело смысла — мне ничто не угрожало. В тот момент Эрна вызывала жалость, а не страх. — Голд закрыла историю болезни. — Я сделала ей внутримышечную инъекцию валиума и дала немного отвара из трав. Посидела с ней почти час. Наконец она успокоилась. Если бы не это, мне пришлось бы вызывать «скорую».
— Что, по-вашему, привело Эрну в такое состоянии?
— Она ничего не сказала мне. Успокоилась, извинилась за причиненное беспокойство и попросила отпустить ее.
— Что еще говорила Эрна?
— Она отвечала только «да» или «нет» на обычные вопросы. Но не упомянула ни о том, что привело ее ко мне, ни о состоянии своего здоровья. Мне хотелось провести медицинское освидетельствование Эрны, но она наотрез отказалась. Она продолжала извиняться, сознавая, что вела себя некорректно. Я посоветовала ей вернуться в «Дав-хаус». Эрна назвала это превосходной идеей.
Именно так и сказала: «Это превосходная идея, доктор Голд!» Эрна произнесла эти слова почти… весело. Она повеселела совершенно неожиданно. Но эта веселость была явно наигранной. Ее слова не вписывались в контекст ситуации.
— У сотрудников «Дав-хаус» создалось впечатление, что она получила хорошее образование.
Ханна Голд задумалась. — Или притворялась, что получила.
— Что вы имеете в виду?
— Разве вы не встречали больных психозом, которые это делали? Они выхватывают отдельные фразы и повторяют их, как умственно неполноценные дети. — Такое впечатление производила на вас и Эрна?
— Не утверждаю, что понимала ее. — Доктор Голд пожала плечами. — У вас есть предположения относительно того, кто довел ее до такого состояния?
— Кто-то, кому она доверяла. Тот, кто использовал ее.
— Сексуально?
— Вела ли она активную половую жизнь?
— Не в классическом смысле слова.
— Что вы хотите этим сказать?
— Осматривая ее, я обнаружила повреждения вагинальной области. У нее были лобковые вши и старые шрамы — фиброзные повреждения. Это характерно для бездомных людей. Но, осмотрев тазовую область, я не поверила своим глазам. Она была девственницей! Бездомных женщин используют самым безобразным образом. Эрна была крупной женщиной, но озверевший мужчина справился бы с ней. То, что Эрна никогда не имела половых сношений, поразительно. Возможно, гетеросексуальные отношения не интересовали ее партнера.
— Генитальная область имела повреждения, — сказал я. — Эрну не могли подвергнуть насилию без проникновения?
— Нет. Повреждения возникли из-за того, что Эрна не соблюдала правил гигиены. У нее не было ни рваных ран, ни каких-либо иных травм. И она не реагировала на то, что я осматриваю ее. Переносила осмотр стоически. Словно эта часть тела совсем ее не интересовала.
— В моменты просветления, когда Эрна выказывала интеллигентность, о чем она говорила?
— Когда Эрна появилась здесь впервые, я вызвала ее на разговор о том, что ее интересовало, и речь зашла об искусстве. О том, что искусство самое лучшее в мире. О том, что художники — это боги. Эрна перечисляла имена художников — французских, фламандских, о которых я никогда не слышала. Скорее всего она выдумывала их. Но говорила о них как о вполне реальных людях.
— Рассказывала ли она когда-нибудь о друзьях, о семье?
— Я спрашивала ее о родителях, о том, откуда она, где посещала школу. Она сразу замыкалась в себе. Эрна призналась только в том, что у нее есть какой-то дальний родственник. Толковый кузен, тоже увлеченный искусством. Она, казалось, гордилась этим. Но это все, что она сообщила о нем.
— О нем, — подхватил я. — Значит, это мужчина.
— Это все, что я помню. — Ханна Голд покачала головой. — Прошло довольно много времени. Вы сказали, что так плохо обращался с ней тот, кому она доверяла. Был ли на самом деле какой-то кузен? Мне показалось, что это нечто из области галлюцинаций.
— Я о таком не слышал. В полиции считают, что ее заманил кто-то, кого она знала. Когда она нанесла вам эти два визита?
Голд заглянула в историю болезни.
Первый визит, без приглашения, Эрна нанесла ей пять месяцев назад. Второй — в четверг, за два дня до убийства Беби-боя.
— Кузен. Она говорила о нем так, словно он в самом деле производил на нее сильное впечатление. Если бы я знала…
— Вам незачем знать.
— Это сказал настоящий психиатр. Учась в медицинском институте, я встречалась с одним психиатром.
— Хороший парень?
— Ужасный. — Она подавила зевок. — Извините меня! Я устала. И это действительно все, что я могу вам сказать.
— Целующий кузен, — проговорил Майло по сотовому телефону из машины.
— Дальше поцелуев дело не шло. — Я рассказал Майло о результатах обследования тазовой области.
— Последняя девственница Голливуда. Если бы это не было так печально…
— Она скорее девственница, принесенная в жертву. Ее использовали и бросили.
— Для чего использовали?
— Хороший вопрос.
— Попытайся выдвинуть какую-нибудь версию.
— Восхищение, смиренное послушание. Эрна выслушивала его фантазии, выполняла неприятную работу, например, осматривала, подбирала места убийств и описывала их. Взаимоотношения без секса вполне согласуются с версией о том, что Кевин голубой. Они сблизились на почве любви к искусству. А звала она его кузеном, вероятно, потому, что он был для нее эрзац-семьей. Эрна не пожелала сообщить хоть что-нибудь о своей настоящей семье. — А может, Кевин действительно кузен, — предположил Майло.
— Не исключено. У Эрны рыжие волосы — точно такие же, как у его матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60