Описание Брофи ограничивалось лишь тем, что это был «высокий человек».
«Возраст? Не могу сказать».
«Раса? Не могу сказать».
«Одежда? Ничего не знаю».
«Было очень темно, леди-детектив».
Если этого не хватало для того, чтобы окончательно расположить к нему Петру, то бродяга имел еще пунктик по части СМИ. Он то и дело надоедал ей, интересуясь, собирается ли разговаривать с ним кто-нибудь с телевидения. Петра задумалась, сколько пройдет времени, прежде чем Брофи попытается накропать сценарий. Напишет рассказ в бульварных газетах под заголовком: «Я ВИДЕЛ, КАК ПРИШЕЛЬЦЫ УБИВАЮТ БЕБИ-БОЯ ЛИ».
Единственная проблема состояла в том, что бульварная пресса не проявит к этому никакого интереса. Хотя реабилитация и состоялась, Беби-Бой уже не был знаменитостью. Прошло восемнадцать лет со времени хита «Джуниор Бискит», а в эпоху, когда рок превратился в порнографию, Ли стал именно тем, кто музыкальное ТВ совершенно не интересует.
Зеваки с места происшествия наговорили с три короба. Эти подростки, годившиеся Беби-Бою в дети, все, как один, восхищались им только по воспоминаниям: в прошлом году Беби-Бой аккомпанировал на гитаре при записи альбома одного джаз-банда, двадцатого или какого-то еще разряда, под названием «Тик-439». Этот платиновый диск придал здоровяку сил в его попытках реабилитироваться.
Петру весьма интересовало, не получил ли Беби-Бой за свой хит хороший куш. Большие деньги — серьезный мотив для убийства. Но от этой версии она сразу же отказалась, поговорив с менеджером Ли.
— Ничего подобного. Хит не сделал Беби богачом, — подавленно бормотал Джеки Тру, бывший менеджер Ли, волосатый, сутулый, похожий на хорька человек в костюме из грубой хлопчатобумажной ткани.
— Почему нет, сэр?
— Потому что это было дерьмо, сплошное надувательство, — ответил Тру. — Те ребята. Они поймали его на крючок, убеждая, что боготворят его, поскольку он дар Божий. А теперь угадайте, сколько они ему заплатили. По двойной шкале. Я попытался получить процент от доходов, по крайней мере чистый доход, но… — Тру выдохнул и потряс головой. — Я даже не получил свою долю. Беби было нужно все, до последнего цента.
— Дело дрянь, — заметила Петра.
— Дрянным был лейтмотив песенки Беби.
Петра беседовала с Тру в его дерьмовой квартире в северной части Голливуда. Ботинки у Джеки были рваные, а ногти неровно подстрижены. Сколько получал менеджер — десять, пятнадцать процентов? Этот не походил на человека, содержащего конюшню с чистокровными скакунами. Означал ли уход Беби из жизни то, что новые ботинки и хорошо ухоженные ногти так и останутся голубой мечтой Джеки? Если да, то ищи другой мотив.
В любом случае Джеки не мог быть подозреваемым. Линус Брофи, похоже, уверен только в одном: убийца высокого роста, а Тру на целую голову ниже.
Потом Петра перешла к следующему по списку — аспиранту, внештатному звукооператору студии звукозаписи. Он работал в тот вечер и почти ничего не знал о Беби-Бое.
— По правде говоря, — сказал он, — это вообще-то не мое. Я предпочитаю классическую музыку.
Квартиру Беби-Боя Петра посетила на следующий день после убийства. Такая же жалкая, как и жилище Джеки Тру, на нижнем этаже приземистого шестиэтажного дома у Кахуэнги, между Голливудом и Долиной. Здание располагалось за автостоянкой, обсаженной кипарисами. Асфальт на ней покрывали лужицы масла, а машины жильцов, как и тринадцатилетний «камаро» самого Ли, были старыми и пыльными.
То, что Петра узнала о жизни Ли, заставило ее полагать, что она обнаружит в квартире полный кавардак: грязь, пустые бутылки из-под спиртного, наркотики — все, что угодно, — но Беби-Бой жил чисто, во всех смыслах этого слова.
Квартира состояла из гостиной, кухоньки, спальни и ванной комнаты. Стены цвета «белая ночь», ковры с грубым ворсом цвета мексиканских лаймов, низкие потрескавшиеся потолки, осветительные приборы шестидесятых годов, в основном золотистые и искрящиеся. Петра начала с дальнего конца и продвигалась в сторону входа.
В спальне пахло застарелым потом. Беби-Бой спал на широком матрасе, водруженном на пружинный каркас, который стоял на полу. Поверх матраса лежала перина. Под каркасом не было никаких тайных пустот. Одежда Ли занимала половину узкого шкафа: футболки, трикотажные рубашки, одна черная, внушительных размеров кожаная куртка, такая потрескавшаяся, что, казалось, вот-вот рассыплется. В прикроватной тумбочке находилась записная книжка с календарем. В ней почти не было записей — их заменяли несколько просроченных счетов за коммунальные услуги.
Петра взяла записную книжку-календарь и продолжила осмотр. Никаких наркотиков и спиртных напитков. Самым сильным патентованным средством, обнаруженным ею в ванной комнате, было обезболивающее в большом пузырьке. Крышка пузырька, завернутая не до конца, свидетельствовала о том, что лекарством часто пользовались.
В холодильнике цвета авокадо находились йогурт, творог, кофейная смесь мокко с пониженным содержанием кофеина и жиров, несколько мятых персиков, слив и винограда, уже сморщенного. В морозилке лежала коробка с куриными грудками без кожи и дюжина коробок «Постной кухни».
Соблюдал диету. Бедняга пытался похудеть и выглядеть лучше. А кто-то выпотрошил его как рыбу.
В гостиной стояли два стула с прямыми спинками, восемь гитар на подставках и три усилителя. На одном из усилителей лежала бросающаяся в глаза элегантная, покрытая черной эмалью коробочка типа клуазоне с изображением драконов. Внутри коробочки находился набор гитарных медиаторов.
И это все.
Запищал мобильный телефон Петры. Клерк полицейского участка сообщил ей, что звонил Линус Брофи и спрашивал, не нужен ли он ей еще для чего-нибудь.
Она рассмеялась и отключила аппарат.
Решение процедурных вопросов заняло еще несколько дней — много усилий и никакого вдохновения. Желудок Петры болел, голова раскалывалась. От дела попахивало каким-то дурацким детективом.
В понедельник, в час ночи, Петра работала за своим столом. Дошла очередь до записной книжки Беби-Боя.
Книжка в переплете из черного кожзаменителя была почти пустой, если не считать таких пометок, как «сходить в бакалейную лавку», «взять белье из прачечной» или «позвонить Дж. Т.».
Ли продолжал поддерживать связь с Джеки Тру. На что он надеялся?
Потом Петра дошла до той недели, когда совершилось убийство. Через все семь дней проходила единственная запись — крупными четкими буквами с наклоном вправо. Эти буквы, написанные, как уже знала Петра, Беби-Боем, были крупнее, чем обычно, и выведены толстым черным маркером:
ВЫСТ. В 3.
Никаких восклицательных знаков, но они вполне могли бы быть. О степени возбуждения Ли можно было судить по размеру букв.
Петра перевернула страничку на сегодняшний день. Две записи, сделанные буквами значительно меньших размеров. Беби-Бой планировал будущее, которое так и не наступило.
«Студии „Золотая лихорадка“?»
«$$$?»
Вполне логично. Джеки Тру рассказывал ей о том, что Беби-Бой собирался израсходовать часть своего гонорара от «Змеючника» на запись нового альбома. Он все еще горел желанием сделать это.
— Печально то, — говорил Тру, нахмурившись, — что Беби-Бой не понимал, как мало времени ему удастся купить на студии звукозаписи, после того как я оплачу оркестр и все остальное.
— Что «все остальное»?
— Аренду оборудования, звукооператора, парня, который перевез бы наше барахло. — И, поколебавшись, добавил: — Мой процент.
— Остается немного, — заметила Петра.
— Немного для начала.
Вторая запись крупными буквами касалась среды.
«РК насчет настройки, Теле. Джей-45».
Петра уже достаточно знала, чтобы понять: Беби-Бой играл для телекомпании «Фендер телекастер»; речь шла о встрече с мастером по изготовлению и ремонту гитар.
Она перевела взгляд на инициалы.
РК. Робин Кастанья, приятельница Алекса Делавэра, делала и ремонтировала гитары, и Алекс рассказывал Петре, что именно ей звонят серьезные музыканты, когда возникает необходимость в ремонте инструментов.
РК. Это должна быть она.
«Мастер. Тоже мне».
Петра сомневалась в том, что Робин прольет хоть какой-то свет на дело, но, не имея других ключей, она записала, что завтра нужно ей позвонить.
Домой Петра ушла рано, думая о современном белом прохладном доме Алекса и Робин неподалеку от Беверли-Глен.
Эти двое говорят о прочных взаимоотношениях.
Робин, в отличие от других знакомых нам людей, достаточно благоразумна, чтобы заполучить постоянного человека. Счастливый случай, особенно если мужчина — психиатр, а Петра считала, что большинство психиатров требуют хорошего ухода.
К тому же Алекс хорош собой — это еще один довод в пользу того, что о нем следует заботиться и оберегать его. Но несмотря ни на что, в нем было… нечто солидное. Немного серьезен, но это лучше, чем самодовольная ненадежность, свойственная мужской половине Лос-Анджелеса.
Петра довольно давно не встречалась с Алексом. Она собиралась позвонить ему, когда от нее ушел Билли: Алекс был его лечащим врачом, и Петра не хотела поддерживать дружеские отношения с Алексом. Была слишком занята.
Нет. Истинная причина была в другом. Солидный, несолидный, но Делавэр оставался психиатром, и Петру обеспокоило, что ей не удастся скрыть от него грусть, а он, сразу заметив это, захочет заняться своим делом. Подвергаться же исследованию психиатра она не имела ни малейшего желания.
Теперь же, в связи с убийством, Петра могла бы встретиться с ним, ничего не опасаясь.
В десять часов следующего утра она набрала номер «белого дома». Трубку взял Алекс.
— Привет, Петра, что случилось?
Они обменялись ничего не значащими словами, после чего Алекс справился о Билли. Петра соврала, сказав, что все обстоит наилучшим образом.
— Я вообще-то звоню Робин. Я обнаружила ее имя в записной книжке-календаре жертвы, в том деле, которое сейчас расследую.
— Беби-Бой Ли?
— Откуда ты знаешь?
— Робин ремонтировала его гитары, и он заходил к нам несколько раз. Милый парень.
— Ты хорошо его знаешь?
— Нет. Он приходил изредка. Дружелюбен, улыбчив. Но его улыбка — это улыбка исполнителя блюзов. — То есть?
— Грустная, застенчивая. Робин говорила мне, что ему очень не повезло. Пару раз я входил в мастерскую, когда он играл. Лучшее исполнение, которое я слышал за целый год. Беби-Бой удивительно точно умел выразить свою музыкальную мысль — мало нот, но те, что есть, совершенно необходимы.
Он говорил как настоящий музыкант — почти слово в слово то же самое Петра слышала от дружков «здоровилы» по оркестру. Вспомнилось — Алекс сам играет на гитаре.
— Множество неудач. Что еще ты можешь рассказать о нем?
— Это почти все. Робин занималась его гитарами задаром, потому что у него никогда не было денег. Он каждый раз демонстративно давал ей долговые расписки, но, насколько мне известно, денег она по ним никогда не получала. Ты не знаешь, кто получал?
— Не знаю. Вот почему я изучаю все обстоятельства дела. Робин дома?
Прошло несколько секунд.
— Она больше здесь не живет, Петра, мы разошлись несколько месяцев назад.
— О …
— Обоюдное решение, это срабатывает. — Она поняла, что Алекс лукавит. — Я дам тебе ее телефон.
У Петры раскраснелись щеки. Не от смущения, от гнева. Рушится очередной замок.
— Давай, — ответила она.
— У нее дом на авеню Ренни, это к северу от Роуз. Дом из двух квартир, расположенных бок о бок. Мастерская в южной части.
Петра записала адрес и поблагодарила Алекса.
— Едва ли она дома, Петра. Большую часть прошлого года Робин совершала поездки с организацией «Преодолеем голод», — сказал Алекс и, помолчав, добавил: — Она познакомилась с одним парнем.
— Прими мои соболезнования.
— Такое случается, — ответил он. — Мы договорились… что попытаемся жить независимо друг от друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60