Ничего не произошло.
— За границей — это на Среднем Востоке, — ответил Шталь.
— В каких местах на Среднем Востоке?
— Саудовская Аравия, Бахрейн, Джибути, Дубай.
— Эмираты. Шталь кивнул.
— Повеселились? — Не очень. Они ненавидят американцев. Нельзя было иметь при себе Библию и вообще что-либо, выдающее бы в тебе христианина.
— Вы человек религиозный?
— Нет. — Отвернувшись от Петры, Шталь стал смотреть в окно.
— Вы каким-нибудь образом были связаны со взрывом бомбы Коля или с чем-нибудь подобным?
— Ни с чем таким.
— Ни с чем таким, — повторила Петра.
— Думаю, что вон та машина угнана. — Шталь указал на белый «мустанг», опережавший их на два корпуса. Петра не видела ничего подозрительного ни в номерах, ни в том, как водитель управлял машиной.
— В самом деле?
Шталь взял трубку и связался с патрульной машиной полиции. При этом он свободно пользовался как оборудованием, так и кодами Управления полиции Лос-Анджелеса, словно работал в его подразделении многие годы.
Лицо Петры одеревенело от напряжения.
Они провели еще полчала в полном безмолвии, а когда Петра въехала на стоянку, Эрик Шталь спросил:
— Могу ли я сделать сегодня что-нибудь еще?
— Приходите опять, — ответила она, не пытаясь скрыть раздражения.
— Приду. — Шталь ушел со стоянки пешком и исчез в темноте. «Неужели он поехал на автобусе? Или ему не хочется показывать мне, какая у него машина?» — подумала Петра.
Позднее, прежде чем закрыть свой стол, Петра позвонила в отдел угнанных машин и убедилась, что белый «мустанг» был в самом деле угнан.
13
Покинув Робин, я отправился домой и снова сел за компьютер, пытаясь отследить коллег Чайны Маранга по оркестру. Гитариста по имени Скёрт в киберпространстве я не нашел, однако ударника, называвшего себя мистером Сладжем, и контрабасиста Бранкуси отыскать оказалось нетрудно.
Год назад Сладж, он же Кристиан Бэнгсли, был осужден на «странице позора» Всемирной паутины. В музыкальном бюллетене, озаглавленном «Мистер ничтожество», сообщалось: «Бывший музыкант оркестра „Чайна уайтбой“ ликвидирует фирму, занимается пустяками и кончает тем, что превращается в попрошайку, эксплуатируя раковую опухоль прежней славы!!!!»
За три года после убийства Чайны в жизни Бэнгсли произошло много важных перемен. Он переехал в Сакраменто. Инвестировал «небольшое наследство» и в конечном счете стал совладельцем цепи ресторанов семейного типа под названием «Домашний очаг». В бюллетене говорилось о планах Бэнгсли «постепенно усугублять, постулируя, злокачественную опухоль „нарманроквеллизма“ и давать ей пустить вредоносные метастазы во франчайзинг!!! Эта грязная скотина убеждает (sic) себя в том, что теперь чиста, но сейчас она еще омерзительнее, чем когда-либо ранее».
Вместе с этой тирадой помещались фотографии «мистера ничтожество» «до того и после того», и контраст был так разителен, что я усомнился в правдивости истории.
Во время службы в оркестре «грязная скотина» была худосочной ночной тварью со свирепым взглядом. Кристиан Бэнгсли был хорошо откормленным, чистой воды битлом в белой сорочке и при галстуке. А его взгляд излучал полную удовлетворенность.
Бранкуси я нашел на его личном сайте. Его полное имя было Пол Бранкуси. Местный житель, он работал художником-мультипликатором студии «Хайнес-Бернардо продакшнз» в Бербанке, был одним из главных участников передач детского телевидения. В биографии Бранкуси говорилось, что он два года изучал искусство в Стэнфорде и столько же времени проработал музыкантом в оркестре «Чайна уайтбой», а позднее еще один год в калифорнийском гуманитарном учебном заведении, где приобрел специальность по компьютерной графике и анимации.
Бранкуси принимал участие в утреннем шоу под названием «Лампкинсы», которое характеризовалось так: «Нервирующее, но доброе. Воображаемые создания живут на окраине, которая воскрешает в памяти зрителей юмор и смешные ситуации, случающиеся в человеческом общежитии, и порождает ностальгию по ним. Впрочем, в самом Лампкинсвилле воображение и фантазия господствуют в полной мере!» Найдя номер телефона главной конторы корпорации «Домашний очаг» в Сакраменто, я позвонил и попросил к телефону Кристиана Бэнгсли.
Служащая в приемной говорила весело и энергично. Не из-за того ли, что была вскормлена блюдами, приготовленными в домашнем очаге?
— Мистер Бэнгсли сейчас на совещании. Не могу ли быть чем-нибудь вам полезна?
— Я звоню по поводу Чайны Маранга, давнишней подруги мистера Бэнгсли.
— Пожалуйста, произнесите по буквам? Я произнес.
— Что мне сказать мистеру Бэнгсли, о чем пойдет речь?
— Несколько лет назад мистер Бэнгсли играл с мисс Маранга в оркестре «Чайна уайтбой».
— Ах, об этом. Она мертва, так? — Да.
— Так что же мне передать мистеру Бэнгсли?
Я назвался консультантом полиции Лос-Анджелеса и сказал, что хотел бы задать Бэнгсли несколько вопросов.
— Обязательно передам.
Мой телефонный звонок застал Пола Бранкуси за его рабочим столом.
— Прошло столько времени, и наконец дело сдвинулось с мертвой точки? — начал он.
— Полагаете, что в самом начале мы сделали мало?
— Копы так и не узнали, кто это совершил? С самого начала меня беспокоило, что они даже не удосужились поговорить с нами. Хотя мы близко знали Чайну — ближе, чем кто-либо другой, кроме, может быть, ее отца.
— Но не ее матери?
— Ее мать умерла, — сказал он. — Умерла за год до смерти Чайны. Ее отец тоже мертв. Вы, похоже, не очень осведомлены?
— Только начинаю входить в курс дела. Не просветите ли меня? Я готов заглянуть в вашу контору в любое время сегодня же.
— Позвольте-ка разобраться как следует. Вы что, психиатр?
Я дал ему более многословное объяснение, чем секретарше «Домашнего очага».
— Почему именно сейчас? — спросил Бранкуси.
— Смерть Чайны, возможно имеет отношение к другому убийству.
— Неужели? Так теперь она, выходит, стала иметь значение. А я должен разговаривать с вами, потому…
— Потому что я заинтересован в том, чтобы поговорить с вами.
— Какой ужас!
— Всего лишь короткая беседа, мистер Бранкуси.
— Когда?
— Назначьте время сами.
— Через час. Я буду у здания Х-Б, в красной рубашке.
Студия «Хайнес-Бернардо продакшнз» занимала массивное здание из розового кирпича, облицованное голубыми изразцами. Располагалось оно в восточной части бульвара Кауэнга, почти рядом со студиями «Юниверсал», там, где кончается Голливуд и начинается Долина.
У здания не было ни углов, ни симметрии. Сплошные изгибы, резкие падения да параболический авантюризм, подчеркнутый беспорядочно размещенными окнами. Бред карикатуриста-мультипликатора да и только. Трапецеидальную входную дверь цвета виноградного желе обрамляли кокосовые пальмы. Вдоль фасада проходила кирпичная цветочница длиной в сто футов, засаженная бегониями, через силу пробивающимися вверх.
На бордюре цветочницы сидел мужчина в красной фланелевой рубашке слишком большого размера, в мешковатых синих джинсах, неопрятных кедах и посасывал сигаретку.
— Пришли вы быстро, — заговорил он, не поднимая головы, когда я приблизился к нему.
— Есть причина, — ответил я.
Он изучающе посмотрел на меня. Я ответил ему тем же.
Пол Бранкуси изменился меньше, чем Кристиан Бэнгсли. Все такой же костлявый и с болезненным цветом лица. Волосы длинные, плохо причесанные, по цвету напоминающие воду, в которой только что помыли посуду.
Сигарета у него прилипла к нижней обветренной губе. Под горбатым носом я увидел засохшую болячку. На правой руке — татуировка, иссиня-черное изображение креста, в мочке левого уха — серьга из нержавеющей стали. На носу, бровях и подбородке красными пятнами выделялись следы от залеченного пирсинга. Тому, кто никогда не видел Бранкуси, эти ранки могли показаться крупными порами.
Очки, как у Джона Леннона, делали его взгляд мечтательным даже тогда, когда он внимательно разглядывал меня.
Вынув из кармана пачку сигарет с фильтром «Ротманс», Бранкуси предложил мне закурить.
— Спасибо, не нужно. — Я присел рядом с ним.
— Кого еще убили? — спросил он.
— Извините, я не могу разглашать детали дела.
— Тем не менее вы хотите разговаривать со мной.
— А вы хотите, чтобы убийство Чайны было раскрыто.
— То, что я хочу, не всегда совпадает с тем, что происходит. Отсутствующий взгляд сменился суровым. Спина Бранкуси согнулась словно под тяжелой ношей. Подобные внешний вид и манера речи были мне известны. Годы накапливавшихся разочарований. Я представил его склонившимся над чертежным столом, когда он оживляет фигурки Лампкинсов. «Нервирующие, но добрые. Смешные ситуации».
Бранкуси вынул сигаретку и прикурил ее от прежней. Когда он сильно втягивал в себя дым, щеки у него вваливались.
— Что вы хотите знать?
— Прежде всего, есть ли у вас какие-либо подозрения относительно того, кто убил ее?
— Конечно, кто-нибудь из тех, кого она достала. А это около миллиона человек.
— Бросила им вызов своим очарованием.
— Чайна была еще той стервой. И представьте себе, вы первый коп, который спрашивает меня о ней как о личности. А что с другими ребятами? Умственно отсталые, что ли?
— О чем они спрашивали?
— Задавали вопросы подобно Джо Драгнету. Факты и ничего, кроме фактов. В котором часу она ушла из студии, чем занималась несколько предшествующих дней, с кем вместе принимала наркотики, с кем совокуплялась. Никаких попыток разобраться в том, что она собой представляла как человек. — Из его ноздрей вышел дым и быстро рассеялся в воздухе, пропитанном смогом. — Было ясно, что они презирают и нас, и ее и винят во всем стиль нашей жизни.
— Полагаете, ваш образ жизни как-то связан со смертью Чайны?
— Кто его знает? На самом деле я не вижу во всем этом смысла.
— Потерпите меня, — попросил я. — Мне необходимо разобраться в обстановке.
— Какой именно?
— В той, которая позволит заключить, что дела оркестра шли в гору. Были разговоры о контракте с ведущей фирмой звукозаписи. Это правда?
Бранкуси сел прямее. Ностальгия прибавила ему энергии.
— Более, чем разговоры. Нам действительно повезло. Сделали показательное выступление у «Мадам Бо», где присутствовали представители «А энд Р»note 4. В тот вечер мы были по-настоящему в ударе. На следующий день нас вызвали на беседу с Мики Джиттльсоном. Знаете, кто это такой? — Я отрицательно покачал головой. — Ведущий импресарио. Ведущая клиентура. — Бранкуси быстро перечислил оркестры; среди них несколько знакомых мне. — Ему очень хотелось представлять «Чайна уайтбой». Если бы он оказал нам поддержку, дела быстро пошли бы в гору.
— Вы сказали «хотелось».
— Умер, — пояснил Бранкуси. — В прошлом году. Рак легкого. Этот идиот слишком много курил.
Он стряхнул пепел и хихикнул.
— Как пошли дела с Джиттльсоном?
— Чайна сорвала первую встречу. Разыграла настоящий припадок. Заявила, что Джиттльсон представляет все самое порочное в музыкальном бизнесе, и она не станет предательницей. Это удивило, поскольку во время показательного шоу именно Чайна пришла в возбуждение, увидев сидящего в зале Джиттльсона, и сообщила нам за кулисами, что это именно тот человек, который нам нужен. Во время второго отделения она подошла к его столику, заговорила с ним, желая познакомиться, только что на колени к нему не садилась. Вреда от этого никакого не было бы. Джиттльсону, старому козлу, нравилось трахать талантливых див.
— Чайна флиртовала, — заметил я, пытаясь представить себе эту картину.
Бранкуси засмеялся.
— Чайна не владела легким женским флиртом. Но при желании она могла разыграть сексуальное представление.
— Игра по методу Станиславского?
— Что вы имеете в виду?
— Это было реальным или только изображалось? Насколько активна она была в сексуальном плане?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— За границей — это на Среднем Востоке, — ответил Шталь.
— В каких местах на Среднем Востоке?
— Саудовская Аравия, Бахрейн, Джибути, Дубай.
— Эмираты. Шталь кивнул.
— Повеселились? — Не очень. Они ненавидят американцев. Нельзя было иметь при себе Библию и вообще что-либо, выдающее бы в тебе христианина.
— Вы человек религиозный?
— Нет. — Отвернувшись от Петры, Шталь стал смотреть в окно.
— Вы каким-нибудь образом были связаны со взрывом бомбы Коля или с чем-нибудь подобным?
— Ни с чем таким.
— Ни с чем таким, — повторила Петра.
— Думаю, что вон та машина угнана. — Шталь указал на белый «мустанг», опережавший их на два корпуса. Петра не видела ничего подозрительного ни в номерах, ни в том, как водитель управлял машиной.
— В самом деле?
Шталь взял трубку и связался с патрульной машиной полиции. При этом он свободно пользовался как оборудованием, так и кодами Управления полиции Лос-Анджелеса, словно работал в его подразделении многие годы.
Лицо Петры одеревенело от напряжения.
Они провели еще полчала в полном безмолвии, а когда Петра въехала на стоянку, Эрик Шталь спросил:
— Могу ли я сделать сегодня что-нибудь еще?
— Приходите опять, — ответила она, не пытаясь скрыть раздражения.
— Приду. — Шталь ушел со стоянки пешком и исчез в темноте. «Неужели он поехал на автобусе? Или ему не хочется показывать мне, какая у него машина?» — подумала Петра.
Позднее, прежде чем закрыть свой стол, Петра позвонила в отдел угнанных машин и убедилась, что белый «мустанг» был в самом деле угнан.
13
Покинув Робин, я отправился домой и снова сел за компьютер, пытаясь отследить коллег Чайны Маранга по оркестру. Гитариста по имени Скёрт в киберпространстве я не нашел, однако ударника, называвшего себя мистером Сладжем, и контрабасиста Бранкуси отыскать оказалось нетрудно.
Год назад Сладж, он же Кристиан Бэнгсли, был осужден на «странице позора» Всемирной паутины. В музыкальном бюллетене, озаглавленном «Мистер ничтожество», сообщалось: «Бывший музыкант оркестра „Чайна уайтбой“ ликвидирует фирму, занимается пустяками и кончает тем, что превращается в попрошайку, эксплуатируя раковую опухоль прежней славы!!!!»
За три года после убийства Чайны в жизни Бэнгсли произошло много важных перемен. Он переехал в Сакраменто. Инвестировал «небольшое наследство» и в конечном счете стал совладельцем цепи ресторанов семейного типа под названием «Домашний очаг». В бюллетене говорилось о планах Бэнгсли «постепенно усугублять, постулируя, злокачественную опухоль „нарманроквеллизма“ и давать ей пустить вредоносные метастазы во франчайзинг!!! Эта грязная скотина убеждает (sic) себя в том, что теперь чиста, но сейчас она еще омерзительнее, чем когда-либо ранее».
Вместе с этой тирадой помещались фотографии «мистера ничтожество» «до того и после того», и контраст был так разителен, что я усомнился в правдивости истории.
Во время службы в оркестре «грязная скотина» была худосочной ночной тварью со свирепым взглядом. Кристиан Бэнгсли был хорошо откормленным, чистой воды битлом в белой сорочке и при галстуке. А его взгляд излучал полную удовлетворенность.
Бранкуси я нашел на его личном сайте. Его полное имя было Пол Бранкуси. Местный житель, он работал художником-мультипликатором студии «Хайнес-Бернардо продакшнз» в Бербанке, был одним из главных участников передач детского телевидения. В биографии Бранкуси говорилось, что он два года изучал искусство в Стэнфорде и столько же времени проработал музыкантом в оркестре «Чайна уайтбой», а позднее еще один год в калифорнийском гуманитарном учебном заведении, где приобрел специальность по компьютерной графике и анимации.
Бранкуси принимал участие в утреннем шоу под названием «Лампкинсы», которое характеризовалось так: «Нервирующее, но доброе. Воображаемые создания живут на окраине, которая воскрешает в памяти зрителей юмор и смешные ситуации, случающиеся в человеческом общежитии, и порождает ностальгию по ним. Впрочем, в самом Лампкинсвилле воображение и фантазия господствуют в полной мере!» Найдя номер телефона главной конторы корпорации «Домашний очаг» в Сакраменто, я позвонил и попросил к телефону Кристиана Бэнгсли.
Служащая в приемной говорила весело и энергично. Не из-за того ли, что была вскормлена блюдами, приготовленными в домашнем очаге?
— Мистер Бэнгсли сейчас на совещании. Не могу ли быть чем-нибудь вам полезна?
— Я звоню по поводу Чайны Маранга, давнишней подруги мистера Бэнгсли.
— Пожалуйста, произнесите по буквам? Я произнес.
— Что мне сказать мистеру Бэнгсли, о чем пойдет речь?
— Несколько лет назад мистер Бэнгсли играл с мисс Маранга в оркестре «Чайна уайтбой».
— Ах, об этом. Она мертва, так? — Да.
— Так что же мне передать мистеру Бэнгсли?
Я назвался консультантом полиции Лос-Анджелеса и сказал, что хотел бы задать Бэнгсли несколько вопросов.
— Обязательно передам.
Мой телефонный звонок застал Пола Бранкуси за его рабочим столом.
— Прошло столько времени, и наконец дело сдвинулось с мертвой точки? — начал он.
— Полагаете, что в самом начале мы сделали мало?
— Копы так и не узнали, кто это совершил? С самого начала меня беспокоило, что они даже не удосужились поговорить с нами. Хотя мы близко знали Чайну — ближе, чем кто-либо другой, кроме, может быть, ее отца.
— Но не ее матери?
— Ее мать умерла, — сказал он. — Умерла за год до смерти Чайны. Ее отец тоже мертв. Вы, похоже, не очень осведомлены?
— Только начинаю входить в курс дела. Не просветите ли меня? Я готов заглянуть в вашу контору в любое время сегодня же.
— Позвольте-ка разобраться как следует. Вы что, психиатр?
Я дал ему более многословное объяснение, чем секретарше «Домашнего очага».
— Почему именно сейчас? — спросил Бранкуси.
— Смерть Чайны, возможно имеет отношение к другому убийству.
— Неужели? Так теперь она, выходит, стала иметь значение. А я должен разговаривать с вами, потому…
— Потому что я заинтересован в том, чтобы поговорить с вами.
— Какой ужас!
— Всего лишь короткая беседа, мистер Бранкуси.
— Когда?
— Назначьте время сами.
— Через час. Я буду у здания Х-Б, в красной рубашке.
Студия «Хайнес-Бернардо продакшнз» занимала массивное здание из розового кирпича, облицованное голубыми изразцами. Располагалось оно в восточной части бульвара Кауэнга, почти рядом со студиями «Юниверсал», там, где кончается Голливуд и начинается Долина.
У здания не было ни углов, ни симметрии. Сплошные изгибы, резкие падения да параболический авантюризм, подчеркнутый беспорядочно размещенными окнами. Бред карикатуриста-мультипликатора да и только. Трапецеидальную входную дверь цвета виноградного желе обрамляли кокосовые пальмы. Вдоль фасада проходила кирпичная цветочница длиной в сто футов, засаженная бегониями, через силу пробивающимися вверх.
На бордюре цветочницы сидел мужчина в красной фланелевой рубашке слишком большого размера, в мешковатых синих джинсах, неопрятных кедах и посасывал сигаретку.
— Пришли вы быстро, — заговорил он, не поднимая головы, когда я приблизился к нему.
— Есть причина, — ответил я.
Он изучающе посмотрел на меня. Я ответил ему тем же.
Пол Бранкуси изменился меньше, чем Кристиан Бэнгсли. Все такой же костлявый и с болезненным цветом лица. Волосы длинные, плохо причесанные, по цвету напоминающие воду, в которой только что помыли посуду.
Сигарета у него прилипла к нижней обветренной губе. Под горбатым носом я увидел засохшую болячку. На правой руке — татуировка, иссиня-черное изображение креста, в мочке левого уха — серьга из нержавеющей стали. На носу, бровях и подбородке красными пятнами выделялись следы от залеченного пирсинга. Тому, кто никогда не видел Бранкуси, эти ранки могли показаться крупными порами.
Очки, как у Джона Леннона, делали его взгляд мечтательным даже тогда, когда он внимательно разглядывал меня.
Вынув из кармана пачку сигарет с фильтром «Ротманс», Бранкуси предложил мне закурить.
— Спасибо, не нужно. — Я присел рядом с ним.
— Кого еще убили? — спросил он.
— Извините, я не могу разглашать детали дела.
— Тем не менее вы хотите разговаривать со мной.
— А вы хотите, чтобы убийство Чайны было раскрыто.
— То, что я хочу, не всегда совпадает с тем, что происходит. Отсутствующий взгляд сменился суровым. Спина Бранкуси согнулась словно под тяжелой ношей. Подобные внешний вид и манера речи были мне известны. Годы накапливавшихся разочарований. Я представил его склонившимся над чертежным столом, когда он оживляет фигурки Лампкинсов. «Нервирующие, но добрые. Смешные ситуации».
Бранкуси вынул сигаретку и прикурил ее от прежней. Когда он сильно втягивал в себя дым, щеки у него вваливались.
— Что вы хотите знать?
— Прежде всего, есть ли у вас какие-либо подозрения относительно того, кто убил ее?
— Конечно, кто-нибудь из тех, кого она достала. А это около миллиона человек.
— Бросила им вызов своим очарованием.
— Чайна была еще той стервой. И представьте себе, вы первый коп, который спрашивает меня о ней как о личности. А что с другими ребятами? Умственно отсталые, что ли?
— О чем они спрашивали?
— Задавали вопросы подобно Джо Драгнету. Факты и ничего, кроме фактов. В котором часу она ушла из студии, чем занималась несколько предшествующих дней, с кем вместе принимала наркотики, с кем совокуплялась. Никаких попыток разобраться в том, что она собой представляла как человек. — Из его ноздрей вышел дым и быстро рассеялся в воздухе, пропитанном смогом. — Было ясно, что они презирают и нас, и ее и винят во всем стиль нашей жизни.
— Полагаете, ваш образ жизни как-то связан со смертью Чайны?
— Кто его знает? На самом деле я не вижу во всем этом смысла.
— Потерпите меня, — попросил я. — Мне необходимо разобраться в обстановке.
— Какой именно?
— В той, которая позволит заключить, что дела оркестра шли в гору. Были разговоры о контракте с ведущей фирмой звукозаписи. Это правда?
Бранкуси сел прямее. Ностальгия прибавила ему энергии.
— Более, чем разговоры. Нам действительно повезло. Сделали показательное выступление у «Мадам Бо», где присутствовали представители «А энд Р»note 4. В тот вечер мы были по-настоящему в ударе. На следующий день нас вызвали на беседу с Мики Джиттльсоном. Знаете, кто это такой? — Я отрицательно покачал головой. — Ведущий импресарио. Ведущая клиентура. — Бранкуси быстро перечислил оркестры; среди них несколько знакомых мне. — Ему очень хотелось представлять «Чайна уайтбой». Если бы он оказал нам поддержку, дела быстро пошли бы в гору.
— Вы сказали «хотелось».
— Умер, — пояснил Бранкуси. — В прошлом году. Рак легкого. Этот идиот слишком много курил.
Он стряхнул пепел и хихикнул.
— Как пошли дела с Джиттльсоном?
— Чайна сорвала первую встречу. Разыграла настоящий припадок. Заявила, что Джиттльсон представляет все самое порочное в музыкальном бизнесе, и она не станет предательницей. Это удивило, поскольку во время показательного шоу именно Чайна пришла в возбуждение, увидев сидящего в зале Джиттльсона, и сообщила нам за кулисами, что это именно тот человек, который нам нужен. Во время второго отделения она подошла к его столику, заговорила с ним, желая познакомиться, только что на колени к нему не садилась. Вреда от этого никакого не было бы. Джиттльсону, старому козлу, нравилось трахать талантливых див.
— Чайна флиртовала, — заметил я, пытаясь представить себе эту картину.
Бранкуси засмеялся.
— Чайна не владела легким женским флиртом. Но при желании она могла разыграть сексуальное представление.
— Игра по методу Станиславского?
— Что вы имеете в виду?
— Это было реальным или только изображалось? Насколько активна она была в сексуальном плане?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60