Она прикоснулась к груди, словно вспоминая, кого она вскормила.
— Он такой замечательный, такой умный. Я вам скажу, и вы убедитесь, что ошибаетесь. Много лет назад, когда Кевин был еще маленьким — всего лишь маленьким мальчиком, но, безусловно, умным, отец рассказывал ему о гонках в космосе. О спутнике, великом достижении во времена детства Фрэнка. Русские прорвались туда первыми и показали нам, американцам, насколько мы расслабились и обленились. Фрэнк постоянно говорил Кевину об этом именно так. Кевин — первый сын Фрэнка, и он проводил с ним много времени, брал его с собой повсюду. В музеи, парки, даже в контору. Все звали Кевина «маленьким адвокатом», потому что он хорошо говорил. Фрэнк рассказывал Кевину о русских, и о спутнике, и об этом русском астронавте, как они там их называют — что-то начинающееся с «космо-»…
— Космонавтами.
— Космонавты, обогнали астронавтов. Первым в космосе был парень, которого звали вроде бы Юрием. И Кевин, совсем еще маленький, дослушав отца, сказал: «Папа, я хочу быть первым, я хочу быть Юрием». — У Терри снова потекли слезы. Одна рука с длинным ногтем прикоснулась к бриллиантовому терьеру. — После этого каждый раз, когда он совершал какой-нибудь хороший поступок, я всегда звала его Юрием. Ему это нравилось. Это означало, что он сделал хорошее дело.
30
На моем автоответчике два сообщения.
Одно от Элисон двухчасовой давности. Второе от Робин; оно поступило несколько минут спустя. Обе просили позвонить им, когда смогу. Я позвонил в гостиницу Элисон. Она подняла трубку на четвертом звонке и говорила задыхаясь.
— Это ты, прекрасно. Ты застал меня уже в дверях.
— Тяжелые времена?
— Нет-нет, времена отличные. Спешу на очередной семинар.
— Как прошла конференция?
— Превосходно. Приятная атмосфера.
— Приятная болтовня ни о чем? Она засмеялась.
— Вообще-то было несколько хороших докладов, материал, который тебе понравился бы. Влияние физической подготовки и спорта на жертв терроризма, хороший обзор депрессий у детей… Как идет расследование?
— Особо хвалиться нечем.
— Жаль… Хорошо, если бы ты был здесь. Мы немного развлеклись бы в горах. — Там все еще лежит снег?
— Нет. Я отменила Филадельфию, завтра вернусь домой. Хочешь встретиться завтра вечером?
— Еще бы!
— Домочадцев Гранта я не обидела. Сказать по правде, они, кажется, испытали облегчение. Все знают, что пора рвать связи. Я возьму такси прямо у аэропорта?
— Я могу за тобой заехать.
— Нет, занимайся своим расследованием. Я успею к восьми. Что-нибудь приготовить?
— Если хочешь, но это не обязательно. Так или иначе, поесть что-нибудь найдется.
Я отложил телефонный разговор с Робин. Когда же наконец позвонил и услышал, как она напряжена, то пожалел, что долго тянул.
— Спасибо, что позвонил.
— Что-нибудь случилось?
— Мне не хотелось беспокоить тебя, но, по-моему, ты должен это знать. Все равно рано или поздно узнал бы. Кто-то проник в мой дом, устроил в мастерской погром и унес кое-какие инструменты.
— Бог мой, какая досада! Когда?
— Вчера вечером. Мы уезжали, вернулись около полуночи. Освещение было включено, а дверь в мастерскую распахнута настежь. Полицейские появились только через три часа, составили протокол, позвали детективов, те составили еще один протокол. Потом появились криминалисты и сняли отпечатки пальцев. Посторонние люди в моем доме, все эти процедуры, о которых вы с Майло постоянно говорите.
— Было ли это проникновение со взломом?
— Черная дверь у нас на замке и зарешечена, но они сняли ее с петель. Похоже, петли ржавые. Сигнализация была включена, но детективы сказали, что подводящий провод, видимо, износился и контакт был не таким, какой нужен. Дом у нас старый… Мне следовало бы проверить, но домовладелец живет в Лейк-Хавасу и все это занимает много времени.
— Каков ущерб?
— — Они взяли несколько вещей, но хуже всего то, что они разбили вдребезги все находившееся на верстаке. Красивые старые вещи: мостик слоновой кости Мартина, мандолину «Лайон и Хили» Клайда Баффина, двенадцатиструнную — Стеллы. Все покроет страховка, но мои бедные клиенты! Стоимость этих инструментов невозможно оценить в деньгах… Тебе не стоит слушать, не знаю, зачем тебе позвонила. Тим поставил новую дверь, а потом улетел в Сан-Франциско.
— Ты одна?
— Всего на несколько дней.
— Я сейчас же приеду.
— Не приезжай, Алекс… нет, приезжай.
Она ожидала меня в белом пластиковом кресле на маленькой лужайке перед домом, в зеленом свитере и джинсах.
Робин обняла меня прежде, чем я прикоснулся к ней.
— Они унесли гитары Беби-боя, — начала она, дрожа всем телом. — Я говорила Джеки Тру, что хочу купить их. Думала отдать их тебе, Алекс. Он проверил через компанию «Кристи», и там ему сказали, что выше номинала они не пойдут. Он уже почти согласился. — Робин подняла глаза и посмотрела на меня. — Я знала, что они доставят тебе удовольствие. Надеялась подарить их тебе на день рождения.
Ее день рождения через месяц, но я об этом не подумал. Я погладил локоны Робин.
— Твои планы были очень милы.
— Только это и имеет смысл, правда? — Она улыбнулась и вздохнула. — Пойдем в дом.
Ее гостиная выглядела по-прежнему, если не считать исчезновения нескольких фарфоровых предметов.
— У детективов есть какие-то версии?
— Шайка наркоманов. Это явно не профессионалы. Не унесли несколько вещей высшего качества: великолепную гитару «Д'Анджелико эксел» и «Ф-5» сороковых годов. Слава Богу, они были в шкафу. Помимо гитары Гибсона, принадлежавшей Беби, они стащили несколько электронных гитар. Пару «фендеров» семидесятых годов, бас Стендела и новодел с золотым верхом «Лес Пол».
— Желание заработать на дозу наркотика, — сказал я. — Мальчишки. — Эта кража и ничем не оправданный погром, по словам детективов, свидетельствуют о том, что здесь побывали молокососы. Такие же погромы дети устраивают в школах. Эти банды разбойничали южнее Роуз. До сих пор мы их набегам не подвергались.
К югу от Роуз — это в двух кварталах отсюда. Еще одна разграничительная линия в Лос-Анджелесе — такая же реальная, как кинофильмы.
Осознание этой реальности, по-видимому, пришло к Робин внезапно, поскольку она задрожала еще сильнее, прижалась ко мне и уткнулась в плечо.
— Поездка Тима на север — это что, срочная необходимость?
— Он не хотел уезжать, но я настояла. Тим подписал контракт на работу с детьми для постановки «Отверженных». Два месяца репетиций до премьеры. С детьми надо проявлять осторожность, чтобы не перенапрячь их голосовые связки.
— А мне показалось, что ты проведешь одна лишь пару дней.
— Я поеду к нему, как только покончу с этим. — Я промолчал. — Спасибо, что приехал, Алекс.
— Помочь тебе привести все в порядок?
— Мне даже не хочется входить туда.
— Так, может, проветримся? Поедем куда-нибудь на чашку кофе.
— Я не могу покидать дом. Жду слесаря.
— Когда он должен прийти?
— Час назад. Просто посиди со мной. Пожалуйста.
Робин принесла пару бутылок кока-колы, и мы пили ее, сидя друг напротив друга.
— Хочешь домашнего печенья?
— Нет, спасибо.
— Я эгоистка. У тебя наверняка есть работа.
— Где ты сегодня собираешься ночевать?
— Здесь.
— Тебе не страшно?
— Не знаю.
— Давай поступим так. Когда поставят новые замки, мы приберемся, перевезем инструменты ко мне домой для лучшей сохранности, и ты полетишь в Сан-Франциско уже сегодня вечером.
— Я не смогу этого сделать, — ответила она и заплакала.
Когда Робин подготовилась к тому, чтобы снова увидеть разорение, мы вошли в мастерскую. В ее всегда тщательно убранной мастерской царил хаос. Мы вместе подметали и приводили все в порядок, собирали обломки разбитых инструментов, колки, мосты, оставляя то, что можно восстановить, и выбрасывая остальное.
Распрямляя спутавшиеся струны гитар, я пару раз поранился иx острыми концами, поскольку работал быстро. От тяжкого труда Робин задыхалась. Она стряхнула пыль с верстака и выпрямилась.
— Все хорошо, хватит, — сказала она. Я стоял с метлой в руке. — Подойди сюда, — позвала Робин.
Я поставил метлу и пошел к ней. Когда я оказался рядом с , ней, она обняла меня за шею, прижала к себе и поцеловала. Я повернул голову, и ее губы скользнули по моей щеке. Она горько рассмеялась.
— Все это время ты оставался во мне. А теперь все не так.
— Границы, — ответил я. — Без них невозможны цивилизованные отношения.
— Считаешь себя цивилизованным?
— Не слишком.
Робин схватила меня за руку и поцеловала еще крепче. На этот раз я позволил ее языку проникнуть в мой рот. Мой член затвердел как железо. Но мое эмоциональное состояние намного отставало от физического.
Поняв это, Робин прикоснулась ладонью к моей щеке, и в какой-то момент мне даже показалось, что она собирается дать мне пощечину. Но Робин просто отстранилась.
— В глубине души ты всегда был хорошим мальчиком.
— Почему это не звучит как комплимент?
— Потому что я испугана, одинока и границы мне ни к чему. Глаза ее выражали холодность и уязвленное самолюбие.
— Тим говорит, что любит меня. Если бы он только знал… Алекс, я веду себя плохо. Пожалуйста, поверь мне. Я позвонила тебе в надежде избавиться от душевной боли. И еще для того, чтобы сказать тебе о гитарах Беби. Бог мой, по-моему, в том, что произошло, больше всего меня беспокоит именно это. Мне действительно хотелось отдать их тебе. Хотелось сделать что-нибудь для тебя. — Робин рассмеялась. — И, странно, сама не знаю почему.
— То, что было между нами, никуда не денется.
— Ты когда-нибудь думаешь обо мне?
— Конечно.
— А она знает об этом?
— Элисон — умная женщина.
— Я очень стараюсь не думать о тебе. Как правило, мне это удается. Я бываю счастлива чаще, чем ты полагаешь. Но порой ты так и липнешь ко мне. Неотвязно. Обычно я справляюсь с этим наваждением. Тим ко мне хорошо относится. — Робин оглядела разгромленную мастерскую. — Честь, падение. Вообще говоря, вчера я не проснулась с мыслью: «Эй, девица, не впасть ли слегка в отчаяние?» — Она снова засмеялась и ласково прикоснулась к моей щеке. — Ты все еще мой друг?
— Да.
— Ты скажешь ей об этом? О том, что был здесь?
— Не знаю.
— Наверное, не стоит этого делать. Неведение — благо. Ведь ты не совершил ничего плохого. Напротив. Так что и говорить не о чем. Вот тебе мой совет. Совет девичий.
Шайка наркоманов. Версия не хуже других. Но мне все же хотелось, чтобы она улетела в Сан-Франциско.
Моя эрекция так и не кончилась. Заняв такое положение, чтобы Робин не заметила этого, я направился к шкафу, куда она спрятала наиболее дорогие инструменты.
— Давай переложим все в твой пикап.
31
— Струна от гитары, — пояснил я.
Майло, Петра и Эрик Шталь удивленно уставились на меня.
Вторая встреча группы. Никаких индийских блюд. Небольшой конференц-зал в Западном отделении полиции Лос-Анджелеса. Звонили семь аппаратов полицейской связи и телефоны. Наводя порядок в мастерской Робин и распутывая струны, я сделал одно предположение. Когда я рассказал Майло о грабеже со взломом, он сказал:
— Черт побери! Надо проверить все в Тихоокеанском отделении и убедиться в том, что там отнеслись к этому серьезно.
— Размеры, вид повреждения, — продолжал я. — Сравни следы, оставляемые струнами «ми» или «ля», со следами на шее у Джульетты Киппер и Василия Левича. Это также согласуется с нашим воображаемым мальчиком, мнящим себя артистом эстрады.
— Он играет на них, — возразила Петра.
Майло заворчал, открыл папки с делами, нашел фотографии и послал их по кругу. Шталь посмотрел молча, а Петра сказала:
— По этим фотографиям трудно что-либо сказать. Пойду куплю несколько струн и передам их коронеру. Какой-нибудь конкретный бренд?
Я покачал головой.
— Артист, — заговорил Майло. — Интересно, есть у него дома гитарные струны?
Шталь потупил взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Он такой замечательный, такой умный. Я вам скажу, и вы убедитесь, что ошибаетесь. Много лет назад, когда Кевин был еще маленьким — всего лишь маленьким мальчиком, но, безусловно, умным, отец рассказывал ему о гонках в космосе. О спутнике, великом достижении во времена детства Фрэнка. Русские прорвались туда первыми и показали нам, американцам, насколько мы расслабились и обленились. Фрэнк постоянно говорил Кевину об этом именно так. Кевин — первый сын Фрэнка, и он проводил с ним много времени, брал его с собой повсюду. В музеи, парки, даже в контору. Все звали Кевина «маленьким адвокатом», потому что он хорошо говорил. Фрэнк рассказывал Кевину о русских, и о спутнике, и об этом русском астронавте, как они там их называют — что-то начинающееся с «космо-»…
— Космонавтами.
— Космонавты, обогнали астронавтов. Первым в космосе был парень, которого звали вроде бы Юрием. И Кевин, совсем еще маленький, дослушав отца, сказал: «Папа, я хочу быть первым, я хочу быть Юрием». — У Терри снова потекли слезы. Одна рука с длинным ногтем прикоснулась к бриллиантовому терьеру. — После этого каждый раз, когда он совершал какой-нибудь хороший поступок, я всегда звала его Юрием. Ему это нравилось. Это означало, что он сделал хорошее дело.
30
На моем автоответчике два сообщения.
Одно от Элисон двухчасовой давности. Второе от Робин; оно поступило несколько минут спустя. Обе просили позвонить им, когда смогу. Я позвонил в гостиницу Элисон. Она подняла трубку на четвертом звонке и говорила задыхаясь.
— Это ты, прекрасно. Ты застал меня уже в дверях.
— Тяжелые времена?
— Нет-нет, времена отличные. Спешу на очередной семинар.
— Как прошла конференция?
— Превосходно. Приятная атмосфера.
— Приятная болтовня ни о чем? Она засмеялась.
— Вообще-то было несколько хороших докладов, материал, который тебе понравился бы. Влияние физической подготовки и спорта на жертв терроризма, хороший обзор депрессий у детей… Как идет расследование?
— Особо хвалиться нечем.
— Жаль… Хорошо, если бы ты был здесь. Мы немного развлеклись бы в горах. — Там все еще лежит снег?
— Нет. Я отменила Филадельфию, завтра вернусь домой. Хочешь встретиться завтра вечером?
— Еще бы!
— Домочадцев Гранта я не обидела. Сказать по правде, они, кажется, испытали облегчение. Все знают, что пора рвать связи. Я возьму такси прямо у аэропорта?
— Я могу за тобой заехать.
— Нет, занимайся своим расследованием. Я успею к восьми. Что-нибудь приготовить?
— Если хочешь, но это не обязательно. Так или иначе, поесть что-нибудь найдется.
Я отложил телефонный разговор с Робин. Когда же наконец позвонил и услышал, как она напряжена, то пожалел, что долго тянул.
— Спасибо, что позвонил.
— Что-нибудь случилось?
— Мне не хотелось беспокоить тебя, но, по-моему, ты должен это знать. Все равно рано или поздно узнал бы. Кто-то проник в мой дом, устроил в мастерской погром и унес кое-какие инструменты.
— Бог мой, какая досада! Когда?
— Вчера вечером. Мы уезжали, вернулись около полуночи. Освещение было включено, а дверь в мастерскую распахнута настежь. Полицейские появились только через три часа, составили протокол, позвали детективов, те составили еще один протокол. Потом появились криминалисты и сняли отпечатки пальцев. Посторонние люди в моем доме, все эти процедуры, о которых вы с Майло постоянно говорите.
— Было ли это проникновение со взломом?
— Черная дверь у нас на замке и зарешечена, но они сняли ее с петель. Похоже, петли ржавые. Сигнализация была включена, но детективы сказали, что подводящий провод, видимо, износился и контакт был не таким, какой нужен. Дом у нас старый… Мне следовало бы проверить, но домовладелец живет в Лейк-Хавасу и все это занимает много времени.
— Каков ущерб?
— — Они взяли несколько вещей, но хуже всего то, что они разбили вдребезги все находившееся на верстаке. Красивые старые вещи: мостик слоновой кости Мартина, мандолину «Лайон и Хили» Клайда Баффина, двенадцатиструнную — Стеллы. Все покроет страховка, но мои бедные клиенты! Стоимость этих инструментов невозможно оценить в деньгах… Тебе не стоит слушать, не знаю, зачем тебе позвонила. Тим поставил новую дверь, а потом улетел в Сан-Франциско.
— Ты одна?
— Всего на несколько дней.
— Я сейчас же приеду.
— Не приезжай, Алекс… нет, приезжай.
Она ожидала меня в белом пластиковом кресле на маленькой лужайке перед домом, в зеленом свитере и джинсах.
Робин обняла меня прежде, чем я прикоснулся к ней.
— Они унесли гитары Беби-боя, — начала она, дрожа всем телом. — Я говорила Джеки Тру, что хочу купить их. Думала отдать их тебе, Алекс. Он проверил через компанию «Кристи», и там ему сказали, что выше номинала они не пойдут. Он уже почти согласился. — Робин подняла глаза и посмотрела на меня. — Я знала, что они доставят тебе удовольствие. Надеялась подарить их тебе на день рождения.
Ее день рождения через месяц, но я об этом не подумал. Я погладил локоны Робин.
— Твои планы были очень милы.
— Только это и имеет смысл, правда? — Она улыбнулась и вздохнула. — Пойдем в дом.
Ее гостиная выглядела по-прежнему, если не считать исчезновения нескольких фарфоровых предметов.
— У детективов есть какие-то версии?
— Шайка наркоманов. Это явно не профессионалы. Не унесли несколько вещей высшего качества: великолепную гитару «Д'Анджелико эксел» и «Ф-5» сороковых годов. Слава Богу, они были в шкафу. Помимо гитары Гибсона, принадлежавшей Беби, они стащили несколько электронных гитар. Пару «фендеров» семидесятых годов, бас Стендела и новодел с золотым верхом «Лес Пол».
— Желание заработать на дозу наркотика, — сказал я. — Мальчишки. — Эта кража и ничем не оправданный погром, по словам детективов, свидетельствуют о том, что здесь побывали молокососы. Такие же погромы дети устраивают в школах. Эти банды разбойничали южнее Роуз. До сих пор мы их набегам не подвергались.
К югу от Роуз — это в двух кварталах отсюда. Еще одна разграничительная линия в Лос-Анджелесе — такая же реальная, как кинофильмы.
Осознание этой реальности, по-видимому, пришло к Робин внезапно, поскольку она задрожала еще сильнее, прижалась ко мне и уткнулась в плечо.
— Поездка Тима на север — это что, срочная необходимость?
— Он не хотел уезжать, но я настояла. Тим подписал контракт на работу с детьми для постановки «Отверженных». Два месяца репетиций до премьеры. С детьми надо проявлять осторожность, чтобы не перенапрячь их голосовые связки.
— А мне показалось, что ты проведешь одна лишь пару дней.
— Я поеду к нему, как только покончу с этим. — Я промолчал. — Спасибо, что приехал, Алекс.
— Помочь тебе привести все в порядок?
— Мне даже не хочется входить туда.
— Так, может, проветримся? Поедем куда-нибудь на чашку кофе.
— Я не могу покидать дом. Жду слесаря.
— Когда он должен прийти?
— Час назад. Просто посиди со мной. Пожалуйста.
Робин принесла пару бутылок кока-колы, и мы пили ее, сидя друг напротив друга.
— Хочешь домашнего печенья?
— Нет, спасибо.
— Я эгоистка. У тебя наверняка есть работа.
— Где ты сегодня собираешься ночевать?
— Здесь.
— Тебе не страшно?
— Не знаю.
— Давай поступим так. Когда поставят новые замки, мы приберемся, перевезем инструменты ко мне домой для лучшей сохранности, и ты полетишь в Сан-Франциско уже сегодня вечером.
— Я не смогу этого сделать, — ответила она и заплакала.
Когда Робин подготовилась к тому, чтобы снова увидеть разорение, мы вошли в мастерскую. В ее всегда тщательно убранной мастерской царил хаос. Мы вместе подметали и приводили все в порядок, собирали обломки разбитых инструментов, колки, мосты, оставляя то, что можно восстановить, и выбрасывая остальное.
Распрямляя спутавшиеся струны гитар, я пару раз поранился иx острыми концами, поскольку работал быстро. От тяжкого труда Робин задыхалась. Она стряхнула пыль с верстака и выпрямилась.
— Все хорошо, хватит, — сказала она. Я стоял с метлой в руке. — Подойди сюда, — позвала Робин.
Я поставил метлу и пошел к ней. Когда я оказался рядом с , ней, она обняла меня за шею, прижала к себе и поцеловала. Я повернул голову, и ее губы скользнули по моей щеке. Она горько рассмеялась.
— Все это время ты оставался во мне. А теперь все не так.
— Границы, — ответил я. — Без них невозможны цивилизованные отношения.
— Считаешь себя цивилизованным?
— Не слишком.
Робин схватила меня за руку и поцеловала еще крепче. На этот раз я позволил ее языку проникнуть в мой рот. Мой член затвердел как железо. Но мое эмоциональное состояние намного отставало от физического.
Поняв это, Робин прикоснулась ладонью к моей щеке, и в какой-то момент мне даже показалось, что она собирается дать мне пощечину. Но Робин просто отстранилась.
— В глубине души ты всегда был хорошим мальчиком.
— Почему это не звучит как комплимент?
— Потому что я испугана, одинока и границы мне ни к чему. Глаза ее выражали холодность и уязвленное самолюбие.
— Тим говорит, что любит меня. Если бы он только знал… Алекс, я веду себя плохо. Пожалуйста, поверь мне. Я позвонила тебе в надежде избавиться от душевной боли. И еще для того, чтобы сказать тебе о гитарах Беби. Бог мой, по-моему, в том, что произошло, больше всего меня беспокоит именно это. Мне действительно хотелось отдать их тебе. Хотелось сделать что-нибудь для тебя. — Робин рассмеялась. — И, странно, сама не знаю почему.
— То, что было между нами, никуда не денется.
— Ты когда-нибудь думаешь обо мне?
— Конечно.
— А она знает об этом?
— Элисон — умная женщина.
— Я очень стараюсь не думать о тебе. Как правило, мне это удается. Я бываю счастлива чаще, чем ты полагаешь. Но порой ты так и липнешь ко мне. Неотвязно. Обычно я справляюсь с этим наваждением. Тим ко мне хорошо относится. — Робин оглядела разгромленную мастерскую. — Честь, падение. Вообще говоря, вчера я не проснулась с мыслью: «Эй, девица, не впасть ли слегка в отчаяние?» — Она снова засмеялась и ласково прикоснулась к моей щеке. — Ты все еще мой друг?
— Да.
— Ты скажешь ей об этом? О том, что был здесь?
— Не знаю.
— Наверное, не стоит этого делать. Неведение — благо. Ведь ты не совершил ничего плохого. Напротив. Так что и говорить не о чем. Вот тебе мой совет. Совет девичий.
Шайка наркоманов. Версия не хуже других. Но мне все же хотелось, чтобы она улетела в Сан-Франциско.
Моя эрекция так и не кончилась. Заняв такое положение, чтобы Робин не заметила этого, я направился к шкафу, куда она спрятала наиболее дорогие инструменты.
— Давай переложим все в твой пикап.
31
— Струна от гитары, — пояснил я.
Майло, Петра и Эрик Шталь удивленно уставились на меня.
Вторая встреча группы. Никаких индийских блюд. Небольшой конференц-зал в Западном отделении полиции Лос-Анджелеса. Звонили семь аппаратов полицейской связи и телефоны. Наводя порядок в мастерской Робин и распутывая струны, я сделал одно предположение. Когда я рассказал Майло о грабеже со взломом, он сказал:
— Черт побери! Надо проверить все в Тихоокеанском отделении и убедиться в том, что там отнеслись к этому серьезно.
— Размеры, вид повреждения, — продолжал я. — Сравни следы, оставляемые струнами «ми» или «ля», со следами на шее у Джульетты Киппер и Василия Левича. Это также согласуется с нашим воображаемым мальчиком, мнящим себя артистом эстрады.
— Он играет на них, — возразила Петра.
Майло заворчал, открыл папки с делами, нашел фотографии и послал их по кругу. Шталь посмотрел молча, а Петра сказала:
— По этим фотографиям трудно что-либо сказать. Пойду куплю несколько струн и передам их коронеру. Какой-нибудь конкретный бренд?
Я покачал головой.
— Артист, — заговорил Майло. — Интересно, есть у него дома гитарные струны?
Шталь потупил взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60