Паркеру также приходило в голову, что его рукопись могла вовсе не попасть к ней. На почте могли перепутать адрес. Кроме того, на просмотре рукописей мог сидеть какой-нибудь младший редактор, который разбирается в литературе не больше, чем свинья в апельсинах. Наконец, многие издательства вообще отказывались от рассмотрения незаконченных авторских рукописей, предпочитая иметь дело с литературными агентствами.
О других препятствиях, которые могли помешать его рукописи попасть на стол к Марис, Паркер старался не думать. С каждым днем он все больше убеждался в том, что его план с самого начала был никуда не годен и ему нужно придумать что-нибудь другое.
Но это было вчера. И снова Паркер убедился, как много может значить всего один день. Несомненно, рукопись все-таки попала на стол к Марис, она все-таки прочла ее и теперь пыталась связаться с ним.
Марис Мадерли-Рид. Мэрис Мэдерли-Рейд – как назвал ее помощник шерифа. Паркер от души надеялся, что Дуайт Харрис ничего больше не перепутал. Он сказал, что Марис разыскивала таинственного П.М.Э., чтобы сделать ему деловое предложение. Это могло означать и хорошие, и плохие новости. Или даже нечто среднее.
Например, она могла позвонить, чтобы лично сообщить автору – его рукопись никуда не годится, и она распорядилась отнести ее в туалет издательства. Впрочем, Паркер был уверен, что в случае отрицательного ответа Марис Мадерли-Рид действовала бы значительно мягче. Например, она могла сказать ему, что у него, безусловно, есть способности, но – «к сожалению» – подобный материал не укладывается в рамки текущей издательской деятельности и потому не может быть использован.
Подобные вещи, однако, не принято было сообщать лично. Как правило, издательства рассылали авторам стандартные письма, в которых выражали надежду на возможное сотрудничество в будущем. Тон подобных писем был, однако, настолько решительным, что даже завзятый графоман трижды подумал бы, прежде чем направить издательству свое новое произведение. Вежливые же слова о несомненном таланте автора и возможном сотрудничестве с ним прибавлялись, по твердому убеждению Паркера, лишь для того, чтобы помешать отвергнутому бедняге выброситься из первого попавшегося окна.
Но миссис Мадерли-Рид не знала, куда и кому адресовать подобное письмо. Паркер предпринял все необходимые меры, чтобы она не могла списаться с ним. Следовательно, рассудил он, если бы Марис не собиралась публиковать «Зависть», она, скорее всего, не стала бы тратить силы и время и разыскивать его. Однако она поступила иначе, а значит, он вполне мог рассчитывать на благоприятный ответ.
Паркер, однако, прекрасно понимал, что радоваться и посылать за шампанским еще рано. Поэтому он постарался успокоиться, и несколько минут дышал глубоко и ровно, прислушиваясь к собственному сердцебиению. Успех или провал его плана зависел не от того, что он уже сделал, а от того, что ему предстояло сделать в самом ближайшем будущем.
Вот почему он стоял сейчас в темной комнате, вглядываясь невидящим взором в безлунную, непогожую ночь за окном. Он тщательно взвешивал все шансы, анализировал возможные варианты, стараясь выбрать самый правильный, самый эффективный ход.
Одним из его преимуществ было, несомненно, то, что Паркер уже знал, чем все должно закончиться. Цель, которую он перед собой поставил, не позволяла ему ни отступиться от задуманного, ни что-либо изменить. К тому же он уже зашел слишком далеко. Конечно, он мог бы просто остановиться, но… не хотел. Значит, оставалось только идти вперед, причем ни одной ошибки он себе позволить не мог. Как в хорошем романе, каждый его шаг, каждая новая глава, каждый поворот сюжета должны быть тщательно продуманы и выписаны с максимальной реалистичностью, ведь бестолковое или небрежное исполнение способно погубить даже самый лучший замысел.
Ну а чтобы его решимость довести дело до конца не ослабела, Паркеру достаточно было лишь вспомнить, сколько времени потребовалось ему, чтобы перейти от пролога к первой главе его саги.
Шесть месяцев и… четырнадцать лет.
Не открывая глаз, Марис потянулась к телефонному аппарату, но не сразу нашарила его на тумбочке. Телефон продолжал звонить. Приподнявшись на локте, Марис с трудом разлепила веки и, прищурившись, поглядела на светящееся табло будильника. На часах было половина шестого утра. «Какого черта?.. – все еще сонно подумала Марис. – Что за идиот звонит мне так рано?!»
В следующую секунду ее глаза широко раскрылись от ужаса. Вдруг, подумала Марис, это тот самый звонок, которого она так боялась – звонок, извещающий о том, что с ее отцом случился инсульт, инфаркт или что-нибудь похуже?
В сильнейшей тревоге она схватила трубку и прижала ее к уху:
– Алло?
– Это миссис Мадерли-Рид?
– Да. Кто это?..
– Кто дал вам право вмешиваться в мою частную жизнь, черт бы вас побрал?
Застигнутая врасплох, Марис на мгновение растерялась.
– Простите, что вы сказали? – пролепетала она наконец. – Кто это?!
Она села и, спустив ноги на пол, включила лампу и повернулась, чтобы разбудить Ноя, но постель рядом была пуста. Простыни были не смяты, а подушка – взбита.
– Я имею в виду ваш звонок шерифу, – пояснил звонивший.
«Интересно, где Ной? Куда он подевался?»
– Простите, я что-то… Вы меня разбудили. О каком шерифе идет речь?
– Шериф, шерифская служба… Припоминаете? Марис негромко ахнула.
– Вы – П.М.Э.?
– Заместитель шерифа явился ко мне чуть ли не ночью и принялся вынюхивать, задавать разные вопросы. Кто вам…
– Я…
– …Кто вам позволил…
– Мне…
– …Лезть в чужую жизнь, леди?
– Да заткнитесь вы хоть на минуточку! – неожиданно рассердилась Марис. Ее тон заставил звонившего замолчать, но она по-прежнему ясно ощущала его гнев.
Переведя дух, Марис заговорила спокойнее.
– Я прочла пролог, и он мне понравился, – сказала она. – Я хотела поговорить с вами о вашем романе, но вы не оставили никаких координат. Вот почему я позвонила шерифу округа – я думала, он мне поможет…
– Пришлите его назад.
– Простите, что?
– Пролог. Пришлите его назад.
– Почему?
– Потому что это чушь собачья.
– Вовсе нет, мистер, мистер?..
– Мне вообще не следовало посылать вам рукопись.
– Напротив, я рада, что вы это сделали. Пролог меня очень заинтересовал. Он написан очень хорошо и… убедительно. Если остальные главы так же хороши, я готова обсудить условия, на которых мы могли бы приобрести права на издание вашего романа.
– Я не собираюсь его продавать.
– В таком случае вы могли бы остаться эксклюзивным правообладателем. Все это можно решить к обоюдному удовлетворению. Главное, чтобы вы…
– Вы меня не поняли. Роман не продается.
– Что вы имеете в виду? – растерялась Марис.
– Послушайте, леди, быть может, я и говорю с южным акцентом, но я говорю по-английски. Что вам не ясно?
Действительно, акцент в его речи слышался более чем отчетливо. Марис всегда нравились южные смягченные «р» и растянутые гласные, но агрессивная манера П.М.Э. была ей неприятна. И если бы не его бесспорный талант и не тот потенциал, который она видела в его рукописи, она бы без колебаний бросила трубку.
– Если вы не хотели публиковать свою книгу, зачем же вы тогда прислали в издательство пролог? – спросила она как можно мягче.
– Потому что со мной случился приступ слабоумия, – ответил П. М. Э., подражая ее нью-йоркскому акценту. – С тех пор прошло уже четыре месяца, леди. Я передумал.
Марис попробовала зайти с другой стороны.
– Скажите, у вас есть представитель? – спросила она. – Как с ним связаться?
– Представитель?
– Я имела в виду агента.
– Я не актер, чтобы иметь агента.
– Значит, это первая ваша вещь?
– Послушайте, миссис Рид, пришлите пролог обратно, и забудем об этом.
– Но почему?! Может быть, вы связались с другим издательством и успели с ним договориться? Так и скажите – я не обижусь.
– Мне наплевать, обидитесь вы или нет. Я никуда не посылал свою рукопись, кроме вас.
– Тогда почему…
– Знаете, если вам это так трудно сделать, можете не присылать мне пролог. Просто сожгите его, бросьте в мусорную корзину или используйте для своей кошки. Мне все равно.
– У меня нет никакой кошки… – начала Марис, но, почувствовав, что он вот-вот повесит трубку, быстро сказала:
– Подождите минутку, пожалуйста…
– Вообще-то, за разговор плачу я, а не вы.
– И все-таки я хотела вам сказать… Прежде чем вы окончательно решите не продавать вашу книгу, я хотела бы, чтобы вы узнали мое профессиональное мнение о ней. Я обещаю, что буду судить ваше произведение непредвзято и честно. И если я не увижу в нем никаких достоинств, я так и скажу. Единственное, о чем я прошу, это позволить мне оценить ваш роман. Пришлите мне полную рукопись, и уже через неделю вы будете знать…
– Полная рукопись уже у вас.
– Как это?
– Я что, говорю по-китайски?
– Вы хотите сказать, что, кроме пролога, у вас больше ничего нет?
– Я не хочу сказать, что у меня ничего нет. Пролог – это все, что я написал. Остальное находится у меня в голове.
– О-ох… – Марис не сумела скрыть своего разочарования. Она почему-то решила, что книга давно готова или почти готова. Ей даже не приходило в голову, что вся рукопись может состоять из тех пятнадцати страниц, которые она держала в руках. – В таком случае, мистер, постарайтесь закончить ваш роман как можно скорее. А тем временем…
– А тем временем вы тратите мои денежки, – грубо перебил П.М.Э. – Если не хотите тратиться на обратную пересылку, просто порвите рукопись – и дело с концом. До свидания, миссис Мадерли-Рид. Да, еще одна просьба: пожалуйста, не подсылайте ко мне больше никаких шерифов – я этого не люблю.
Не сразу Марис поняла, что П.М.Э. дал отбой. Некоторое время она напряженно прислушивалась к коротким гудкам, потом опустила трубку. Разговор с П.М.Э. был таким странным, что она даже подумала, уж не приснился ли ей этот звонок.
Но она не спала. Все это происходило наяву. По манхэттенским стандартам была еще глубокая ночь, и если звонок в такой час мог и не разбудить ее полностью, то необъяснимое отсутствие мужа – могло. Почувствовав, как ее сердце болезненно сжалось от тревоги, Марис снова потянулась к телефону, гадая, куда ей позвонить сначала – в полицию или в бюро несчастных случаев «Службы спасения».
Только потом она вспомнила, что оставила Ноя в обществе Нади Шуллер. Этого оказалось достаточно, чтобы ее тревога сменилась гневом, и Марис захотелось швырнуть в стену что-нибудь тяжелое.
Как бы там ни было, спать ей окончательно расхотелось. Отшвырнув одеяло, Марис вскочила с кровати и потянулась к висевшему на кресле халату, но тут дверь спальни распахнулась, и, зевая и потягиваясь, вошел Ной. Он все еще был в брюках от смокинга и в рубашке, но без запонок и без бабочки. Смокинг висел у него на плече, а в руке Ной нес ботинки.
– Мне показалось, я слышал телефонный звонок, – сказал он.
– Ты не ошибся, – сухо ответила Марис, недоумевая, что все это может означать.
– Это не от Дэниэла? Надеюсь, с ним ничего не случилось?
– Господи, Ной, где ты был всю ночь?! – воскликнула Марис, не ответив на его вопрос. – Почему ты в таком виде? Тон, каким она это сказала, заставил Ноя остановиться.
– Где? – переспросил он. – В кабинете, на диване. А что?
– Почему?
– Когда я вернулся, ты уже спала. Мне не хотелось тебя будить.
– И во сколько это было?
Ной раздраженно дернул бровью – допрос с пристрастием ему не нравился.
– Примерно в час. Может быть, в начале второго.
Марис почувствовала новый приступ раздражения.
– Ты говорил… нет, ты обещал, что вернешься домой через чар после меня, не позже!
– Мы выпили не по коктейлю, а по два, только и всего. Что тут такого ужасного?
– А разве проснуться в пять утра в собственной постели и увидеть, что твоего мужа нет рядом – разве это не ужасно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91