Внезапная смерть отца, несомненно, потрясла ее, и Паркер даже боялся, что она может не выдержать свалившегося на нее горя.
Одна надежда была на характер, который угадывался под ее хрупкой внешностью.
Майкл погрузил сумку Марис в багажник машины, потом помог ей сесть на переднее сиденье. Паркер видел, как губы ее дрогнули – очевидно, Марис поблагодарила его за помощь. Заурчал мотор, машина тронулась и свернула на аллею из виргинских дубов, сразу же пропав из вида, но Паркер продолжал смотреть ей вслед, пока до него не перестал доноситься даже шум мотора.
Он знал, что, скорее всего, никогда больше не увидит Марис. Этого он ожидал, к этому был готов.
Чего он не ожидал, это того, что ему будет так больно.
Уже давно Паркер пришел к убеждению, что боль не имеет над ним власти. После всего, что он пережил, это было бы только естественно, однако он ошибался. Что ж, он знал верное средство, чтобы победить боль, однако после первой же порции бурбона* ему стало так худо, что Паркер поспешил в ванную комнату, чтобы освободиться от выпитого. Похоже, во всем мире не было достаточно сильного обезболивающего средства, которое помогло бы ему справиться с тем, что он испытывал сейчас.
Снова повернувшись спиной к Майклу, Паркер продолжал пристально вглядываться в океанский простор.
– Вчера вечером Марис волновалась из-за отца, – проговорил он, не поворачивая головы. – Возможно, у нее было предчувствие.
– Ничего удивительного. Они были очень близки.
После звонка Ноя Марис была в самом настоящем шоке, однако у нее хватило сил и самообладания, чтобы рассказать Майклу, что ее отец упал с лестницы в их загородном доме и сломал шею. Умер он мгновенно – так, во всяком случае, сказал Ной, а случилось это поздно вечером, почти ночью.
По словам Ноя, его разбудил шум падения. Он поспешил на помощь Дэниэлу, но, увидев, что тесть не отвечает, позвонил в «Службу спасения». Машина с медиками прибыла через считанные минуты, но это уже не имело значения. Дэниэл Мадерли был мертв.
Но Ной не поверил их словам и потребовал, чтобы Дэниэла немедленно отвезли в местную больницу. Здесь уже не парамедики, а опытные врачи констатировали смерть. Все это случилось глубокой ночью, и Ной решил не беспокоить Марис до утра.
Теперь Майкл пересказал услышанное от Марис Паркеру. Тот некоторое время молчал, потом покачал головой.
– Я думаю, – проговорил он, – она казнит себя за то, что ее не было с отцом вчера вечером.
– Когда я вез ее на катере через пролив, она так и сказала, – ответил Майкл.
– Как… как она?
– А ты думаешь – как?
Паркер пропустил этот язвительный ответ мимо ушей. Он сам был виноват, задав глупый вопрос.
– Я думаю, она чувствует себя так, словно ее пропустили через мясорубку, – сказал он.
– Тебе виднее, – буркнул Майкл. – Ведь ты тоже приложил к этому руку.
Этого Паркер уже не мог вынести и, резко рванув колеса кресла, повернулся к Майклу лицом:
– Ты хочешь сказать, я плохо обошелся с Марис?
– Ты и сам прекрасно это знаешь, Паркер.
– Ну и что ты теперь сделаешь? Поставишь меня вместе с креслом в угол? Лишишь меня сладкого? Запретишь смотреть телевизор? Что?!
– Вообще-то я думал, что это тебя следовало пропустить через мясорубку.
В глубине души Паркер был согласен с этим утверждением, но одно дело думать, и совсем другое – слышать упреки из чужих уст.
– Я должен был переспать с Марис, – заявил он, обиженно нахохлившись. – Это была важная часть моего замысла. Впрочем, ты должен был догадаться…
– Не беспокойся – я догадался, но это вовсе не значит, будто мне это нравится.
– От тебя этого и не требуется, – отрезал Паркер.
– А как насчет тебя? – осведомился Майкл.
– Что – «насчет меня»? – удивился Паркер.
– Тебе это нравится?
Паркер уже готов был ответить резкостью, но неожиданно смешался под взглядом Майкла и промолчал. Опустив голову, он пробормотал себе под нос:
– Это к делу не относится.
– А вот я так не думаю. Больше того, я уверен – от этого зависит, что ты предпримешь дальше. Паркер повернулся к клавиатуре.
– Извини, – сухо сказал он. – Я пытаюсь работать, а ты мне мешаешь.
– Прекрасно! Можешь сколько угодно поворачиваться ко мне спиной, можешь хоть до скончания века пялиться на пустой экран и говорить, что ты пишешь, но мы оба знаем: тебе сейчас не до работы!
Паркер, не на шутку разозлившись, снова повернулся к Майклу.
– У меня сложилось впечатление, что ты пришел к какому-то заключению и теперь тебе не терпится высказаться, – прошипел он. – Ну, давай выкладывай! Ведь я же знаю – ты не оставишь меня в покое, пока не выложишь, что у тебя на уме!
– Я не собираюсь ссориться с тобой, – невозмутимо ответил Майкл. – В одном ты прав: я действительно собираюсь сказать тебе кое-что.
Паркер страдальчески поднял глаза к потолку, но Майкл продолжал как ни в чем не бывало:
– Тебе удалось воскресить себя, когда твоя жизнь была фактически закончена – твое бренное тело погибало. Да, я тебе помогал – делал тебе уколы, ставил капельницы и не давал перегрызть себе вены, но я бы ничего не смог, если бы ты сам не захотел вернуться к жизни. Ты проявил стальную решимость и несокрушимую волю, ты преодолел множество препятствий, которые многим, находящимся в том же положении, оказывались не по плечу. И ты выиграл, хотя все шансы были против тебя. И ты не только ожил, но и добился успеха, который не снился большинству здоровых людей, не имевших твоих проблем.
– Я с радостью отдал бы этот успех за здоровые ноги, – вставил Паркер, но Майкл снова не обратил на его слова внимания.
– Да, физически ты исцелился, но душа твоя продолжала болеть, и это неудивительно, ибо ее муки были невыносимее. Нанесенные ей раны были слишком глубоки, чтобы исчезнуть, зарубцеваться даже годы спустя. Титановые штифты и скобки скрепили твои раздробленные кости, и затянулись раны, но душа твоя продолжала кровоточить так, как если бы все, что с тобой случилось, случилось вчера. Вот почему ты, как дикий зверь, рычишь и бросаешься на каждого, кто приближается к тебе с намерением помочь.
– Именно это я и пытался объяснить тебе на протяжении последних лет, – перебил Паркер. – Ничто не в силах мне помочь, Майкл! Я безнадежен…
– Ты не безнадежен, ты просто дурак и трус! – сердито заорал Майкл. – Ты цепляешься за прошлое, а в будущее заглянуть боишься!
– Прекрасная фраза, Майкл. Я непременно должен ее записать. Как ты сказал?.. Я цепляюсь…
– Что это? Никак сарказм? Похоже, в тебе проснулось самолюбие. Что ж, по крайней мере мне удалось завладеть твоим вниманием. – Морщинистое лицо Майкла сделалось жестче и серьезнее. – Слушай, Паркер, откажись от своего плана! Предоставь Ноя Рида богу – или дьяволу. Пусть они между собой решат, кто будет ему судьей и какое наказание ему следует назначить. Не лезь в это! Лучше пойди к Марис и открой перед нею свое сердце. Поговори с ней по душам, объясни все. Начни с самого начала и не останавливайся, пока не доберешься до конца. Пусть она знает, какую роль сыграл в твоей жизни Ной, какие ошибки допустил ты сам. Может быть, Марис простит тебя, может быть – нет, но и в том и в другом случае ты избавишься от того, что тебя гнетет. Впервые за четырнадцать лет у тебя появился шанс освободиться от всего, что произошло в Ки-Уэсте. Воспользуйся им, и ты еще раз спасешь себя, спасешь раз и навсегда. А это единственное, что имеет значение, разве не так?
Сердце Паркера колотилось как бешеное, но лицо оставалось спокойным и бесстрастным.
– Прекрасная проповедь, Майкл! Нет, в самом деле, у тебя вышло ужасно трогательно, но я все же намерен придерживаться первоначального плана.
– И отказаться от возможности быть счастливым с женщиной, которую любишь?!
– Люблю? – Паркер насмешливо надул щеки. – Кто это сказал?
– Ты сам.
– Интересно, когда? Я что-то не…
– Каждый раз, когда ты глядишь на нее, это становится настолько очевидно, что никаких слов не нужно.
– Слушай, Майкл, ты что, начитался дешевых любовных романчиков? Я знаю – ты говоришь, что терпеть не можешь этой макулатуры, но, может быть, у тебя под подушкой все-таки лежит какой-нибудь слюнявый роман, а? Имей в виду, от таких книг повышается кровяное давление.
– О'кей, можешь смеяться, сколько тебе угодно; можешь даже отрицать, что влюблен в нее. Это ничего не изменит. Я отлично вижу: Марис подействовала на тебя сильнее, чем наркотики, которые ты когда-то принимал. С тех пор как она появилась на острове, ты никак не можешь прийти в себя. Ты…
– Марис – жена Ноя! – почти выкрикнул Паркер, теряя самообладание. – Она его «дорогая, любимая, единственная», и только это может иметь значение. Только это и имеет значение, черт тебя побери! – добавил он, яростно рубя ладонью воздух. – Все остальное – чушь, ерунда! Мои чувства, ее чувства – все это пустяки по сравнению с тем, что она жена Ноя, а я с ней спал! Я трахнул ее несколькими разными способами, я имел ее во все дыры, а потом вышвырнул вон. Пусть теперь бежит к Ною жаловаться; насколько я его знаю, он не уступит другому даже старой зубной щетки – не то что жены, даже если она ему давно не нужна!
Паркер стукнул кулаком по столу, и в глазах у него заблестели слезы ярости, которая охватывала его каждый раз, когда он вспоминал о Ное и о его предательстве, но сейчас впервые к ней примешивались жгучий стыд и сознание собственной вины.
Глядя на него, Майкл еще больше помрачнел. На его лице ясно читалось разочарование и… жалость.
– Возможно, ты прав, – сказал он. – Может быть, ты действительно безнадежно болен… В любом случае твоя жестокость по отношению к Марис омерзительна. Она же не виновата, что тебя интересует только собственная месть, а все остальное…
– Наконец-то ты начинаешь меня понимать… – перебил Паркер и усмехнулся.
– И что будет дальше?
– Поскольку Марис швырнула рукопись мне в лицо, я сомневаюсь, что она покажет ее Ною. Придется мне самому послать ему «Зависть» – заказной бандеролью с уведомлением о вручении и сопроводительным письмом, в котором будет сказано, что рукопись отправлена во все крупные издательства Нью-Йорка одновременно. Если и это не заставит его почесаться, тогда, вероятно, придется добавить небольшой постскриптум с описанием того, как ловко его жена умеет надувать мужчин через пипиську.
Майкл покачал головой, не скрывая своего осуждения.
– Ну а дальше, Паркер? Что будет дальше?
– Дальше, как и положено по законам жанра, наступит развязка.
Некоторое время Майкл пристально смотрел на Паркера, потом вздохнул и, отступив в коридор, поднял стоявшие там чемоданы.
– Ты куда-нибудь собираешься?
– Да. Я уезжаю.
– И куда, если не секрет?
– Куда-нибудь подальше отсюда. Не хочу участвовать в этой… в этом спектакле.
Эти слова потрясли Паркера. Майкл уезжает? Бросает его одного? Нет, невозможно!
– Но… Ты не можешь! Не забывай – ты помог мне заманить ее сюда! Ты помогал мне, а теперь…
– А теперь я об этом горько жалею. Как бы там ни было, я тебе больше не помощник.
– Ну и отлично. Давай проваливай! Скатертью дорожка!..
Казалось, Майкл все еще медлил.
– Ты справишься один?
– Теперь это не твоя проблема, так что можешь убираться. – И, развернув кресло, Паркер снова уставился на пустой экран компьютера. Вскоре он услышал, как хлопнула входная дверь.
Паркер остался один.
31
Впоследствии Марис с большим трудом могла вспомнить подробности своего возвращения в Нью-Йорк. Она куда-то шла, предъявляла билеты, сдавала вещи в багаж, но все это она делала совершенно автоматически, как во сне. Вот только подсознательной уверенности, что стоит ей захотеть, и она проснется, Марис не ощущала. Смерть отца и необъяснимое поведение Паркера были двойным ударом, и мозг, стараясь защититься от эмоциональных перегрузок, словно выключил сознание, оставив только автоматические реакции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Одна надежда была на характер, который угадывался под ее хрупкой внешностью.
Майкл погрузил сумку Марис в багажник машины, потом помог ей сесть на переднее сиденье. Паркер видел, как губы ее дрогнули – очевидно, Марис поблагодарила его за помощь. Заурчал мотор, машина тронулась и свернула на аллею из виргинских дубов, сразу же пропав из вида, но Паркер продолжал смотреть ей вслед, пока до него не перестал доноситься даже шум мотора.
Он знал, что, скорее всего, никогда больше не увидит Марис. Этого он ожидал, к этому был готов.
Чего он не ожидал, это того, что ему будет так больно.
Уже давно Паркер пришел к убеждению, что боль не имеет над ним власти. После всего, что он пережил, это было бы только естественно, однако он ошибался. Что ж, он знал верное средство, чтобы победить боль, однако после первой же порции бурбона* ему стало так худо, что Паркер поспешил в ванную комнату, чтобы освободиться от выпитого. Похоже, во всем мире не было достаточно сильного обезболивающего средства, которое помогло бы ему справиться с тем, что он испытывал сейчас.
Снова повернувшись спиной к Майклу, Паркер продолжал пристально вглядываться в океанский простор.
– Вчера вечером Марис волновалась из-за отца, – проговорил он, не поворачивая головы. – Возможно, у нее было предчувствие.
– Ничего удивительного. Они были очень близки.
После звонка Ноя Марис была в самом настоящем шоке, однако у нее хватило сил и самообладания, чтобы рассказать Майклу, что ее отец упал с лестницы в их загородном доме и сломал шею. Умер он мгновенно – так, во всяком случае, сказал Ной, а случилось это поздно вечером, почти ночью.
По словам Ноя, его разбудил шум падения. Он поспешил на помощь Дэниэлу, но, увидев, что тесть не отвечает, позвонил в «Службу спасения». Машина с медиками прибыла через считанные минуты, но это уже не имело значения. Дэниэл Мадерли был мертв.
Но Ной не поверил их словам и потребовал, чтобы Дэниэла немедленно отвезли в местную больницу. Здесь уже не парамедики, а опытные врачи констатировали смерть. Все это случилось глубокой ночью, и Ной решил не беспокоить Марис до утра.
Теперь Майкл пересказал услышанное от Марис Паркеру. Тот некоторое время молчал, потом покачал головой.
– Я думаю, – проговорил он, – она казнит себя за то, что ее не было с отцом вчера вечером.
– Когда я вез ее на катере через пролив, она так и сказала, – ответил Майкл.
– Как… как она?
– А ты думаешь – как?
Паркер пропустил этот язвительный ответ мимо ушей. Он сам был виноват, задав глупый вопрос.
– Я думаю, она чувствует себя так, словно ее пропустили через мясорубку, – сказал он.
– Тебе виднее, – буркнул Майкл. – Ведь ты тоже приложил к этому руку.
Этого Паркер уже не мог вынести и, резко рванув колеса кресла, повернулся к Майклу лицом:
– Ты хочешь сказать, я плохо обошелся с Марис?
– Ты и сам прекрасно это знаешь, Паркер.
– Ну и что ты теперь сделаешь? Поставишь меня вместе с креслом в угол? Лишишь меня сладкого? Запретишь смотреть телевизор? Что?!
– Вообще-то я думал, что это тебя следовало пропустить через мясорубку.
В глубине души Паркер был согласен с этим утверждением, но одно дело думать, и совсем другое – слышать упреки из чужих уст.
– Я должен был переспать с Марис, – заявил он, обиженно нахохлившись. – Это была важная часть моего замысла. Впрочем, ты должен был догадаться…
– Не беспокойся – я догадался, но это вовсе не значит, будто мне это нравится.
– От тебя этого и не требуется, – отрезал Паркер.
– А как насчет тебя? – осведомился Майкл.
– Что – «насчет меня»? – удивился Паркер.
– Тебе это нравится?
Паркер уже готов был ответить резкостью, но неожиданно смешался под взглядом Майкла и промолчал. Опустив голову, он пробормотал себе под нос:
– Это к делу не относится.
– А вот я так не думаю. Больше того, я уверен – от этого зависит, что ты предпримешь дальше. Паркер повернулся к клавиатуре.
– Извини, – сухо сказал он. – Я пытаюсь работать, а ты мне мешаешь.
– Прекрасно! Можешь сколько угодно поворачиваться ко мне спиной, можешь хоть до скончания века пялиться на пустой экран и говорить, что ты пишешь, но мы оба знаем: тебе сейчас не до работы!
Паркер, не на шутку разозлившись, снова повернулся к Майклу.
– У меня сложилось впечатление, что ты пришел к какому-то заключению и теперь тебе не терпится высказаться, – прошипел он. – Ну, давай выкладывай! Ведь я же знаю – ты не оставишь меня в покое, пока не выложишь, что у тебя на уме!
– Я не собираюсь ссориться с тобой, – невозмутимо ответил Майкл. – В одном ты прав: я действительно собираюсь сказать тебе кое-что.
Паркер страдальчески поднял глаза к потолку, но Майкл продолжал как ни в чем не бывало:
– Тебе удалось воскресить себя, когда твоя жизнь была фактически закончена – твое бренное тело погибало. Да, я тебе помогал – делал тебе уколы, ставил капельницы и не давал перегрызть себе вены, но я бы ничего не смог, если бы ты сам не захотел вернуться к жизни. Ты проявил стальную решимость и несокрушимую волю, ты преодолел множество препятствий, которые многим, находящимся в том же положении, оказывались не по плечу. И ты выиграл, хотя все шансы были против тебя. И ты не только ожил, но и добился успеха, который не снился большинству здоровых людей, не имевших твоих проблем.
– Я с радостью отдал бы этот успех за здоровые ноги, – вставил Паркер, но Майкл снова не обратил на его слова внимания.
– Да, физически ты исцелился, но душа твоя продолжала болеть, и это неудивительно, ибо ее муки были невыносимее. Нанесенные ей раны были слишком глубоки, чтобы исчезнуть, зарубцеваться даже годы спустя. Титановые штифты и скобки скрепили твои раздробленные кости, и затянулись раны, но душа твоя продолжала кровоточить так, как если бы все, что с тобой случилось, случилось вчера. Вот почему ты, как дикий зверь, рычишь и бросаешься на каждого, кто приближается к тебе с намерением помочь.
– Именно это я и пытался объяснить тебе на протяжении последних лет, – перебил Паркер. – Ничто не в силах мне помочь, Майкл! Я безнадежен…
– Ты не безнадежен, ты просто дурак и трус! – сердито заорал Майкл. – Ты цепляешься за прошлое, а в будущее заглянуть боишься!
– Прекрасная фраза, Майкл. Я непременно должен ее записать. Как ты сказал?.. Я цепляюсь…
– Что это? Никак сарказм? Похоже, в тебе проснулось самолюбие. Что ж, по крайней мере мне удалось завладеть твоим вниманием. – Морщинистое лицо Майкла сделалось жестче и серьезнее. – Слушай, Паркер, откажись от своего плана! Предоставь Ноя Рида богу – или дьяволу. Пусть они между собой решат, кто будет ему судьей и какое наказание ему следует назначить. Не лезь в это! Лучше пойди к Марис и открой перед нею свое сердце. Поговори с ней по душам, объясни все. Начни с самого начала и не останавливайся, пока не доберешься до конца. Пусть она знает, какую роль сыграл в твоей жизни Ной, какие ошибки допустил ты сам. Может быть, Марис простит тебя, может быть – нет, но и в том и в другом случае ты избавишься от того, что тебя гнетет. Впервые за четырнадцать лет у тебя появился шанс освободиться от всего, что произошло в Ки-Уэсте. Воспользуйся им, и ты еще раз спасешь себя, спасешь раз и навсегда. А это единственное, что имеет значение, разве не так?
Сердце Паркера колотилось как бешеное, но лицо оставалось спокойным и бесстрастным.
– Прекрасная проповедь, Майкл! Нет, в самом деле, у тебя вышло ужасно трогательно, но я все же намерен придерживаться первоначального плана.
– И отказаться от возможности быть счастливым с женщиной, которую любишь?!
– Люблю? – Паркер насмешливо надул щеки. – Кто это сказал?
– Ты сам.
– Интересно, когда? Я что-то не…
– Каждый раз, когда ты глядишь на нее, это становится настолько очевидно, что никаких слов не нужно.
– Слушай, Майкл, ты что, начитался дешевых любовных романчиков? Я знаю – ты говоришь, что терпеть не можешь этой макулатуры, но, может быть, у тебя под подушкой все-таки лежит какой-нибудь слюнявый роман, а? Имей в виду, от таких книг повышается кровяное давление.
– О'кей, можешь смеяться, сколько тебе угодно; можешь даже отрицать, что влюблен в нее. Это ничего не изменит. Я отлично вижу: Марис подействовала на тебя сильнее, чем наркотики, которые ты когда-то принимал. С тех пор как она появилась на острове, ты никак не можешь прийти в себя. Ты…
– Марис – жена Ноя! – почти выкрикнул Паркер, теряя самообладание. – Она его «дорогая, любимая, единственная», и только это может иметь значение. Только это и имеет значение, черт тебя побери! – добавил он, яростно рубя ладонью воздух. – Все остальное – чушь, ерунда! Мои чувства, ее чувства – все это пустяки по сравнению с тем, что она жена Ноя, а я с ней спал! Я трахнул ее несколькими разными способами, я имел ее во все дыры, а потом вышвырнул вон. Пусть теперь бежит к Ною жаловаться; насколько я его знаю, он не уступит другому даже старой зубной щетки – не то что жены, даже если она ему давно не нужна!
Паркер стукнул кулаком по столу, и в глазах у него заблестели слезы ярости, которая охватывала его каждый раз, когда он вспоминал о Ное и о его предательстве, но сейчас впервые к ней примешивались жгучий стыд и сознание собственной вины.
Глядя на него, Майкл еще больше помрачнел. На его лице ясно читалось разочарование и… жалость.
– Возможно, ты прав, – сказал он. – Может быть, ты действительно безнадежно болен… В любом случае твоя жестокость по отношению к Марис омерзительна. Она же не виновата, что тебя интересует только собственная месть, а все остальное…
– Наконец-то ты начинаешь меня понимать… – перебил Паркер и усмехнулся.
– И что будет дальше?
– Поскольку Марис швырнула рукопись мне в лицо, я сомневаюсь, что она покажет ее Ною. Придется мне самому послать ему «Зависть» – заказной бандеролью с уведомлением о вручении и сопроводительным письмом, в котором будет сказано, что рукопись отправлена во все крупные издательства Нью-Йорка одновременно. Если и это не заставит его почесаться, тогда, вероятно, придется добавить небольшой постскриптум с описанием того, как ловко его жена умеет надувать мужчин через пипиську.
Майкл покачал головой, не скрывая своего осуждения.
– Ну а дальше, Паркер? Что будет дальше?
– Дальше, как и положено по законам жанра, наступит развязка.
Некоторое время Майкл пристально смотрел на Паркера, потом вздохнул и, отступив в коридор, поднял стоявшие там чемоданы.
– Ты куда-нибудь собираешься?
– Да. Я уезжаю.
– И куда, если не секрет?
– Куда-нибудь подальше отсюда. Не хочу участвовать в этой… в этом спектакле.
Эти слова потрясли Паркера. Майкл уезжает? Бросает его одного? Нет, невозможно!
– Но… Ты не можешь! Не забывай – ты помог мне заманить ее сюда! Ты помогал мне, а теперь…
– А теперь я об этом горько жалею. Как бы там ни было, я тебе больше не помощник.
– Ну и отлично. Давай проваливай! Скатертью дорожка!..
Казалось, Майкл все еще медлил.
– Ты справишься один?
– Теперь это не твоя проблема, так что можешь убираться. – И, развернув кресло, Паркер снова уставился на пустой экран компьютера. Вскоре он услышал, как хлопнула входная дверь.
Паркер остался один.
31
Впоследствии Марис с большим трудом могла вспомнить подробности своего возвращения в Нью-Йорк. Она куда-то шла, предъявляла билеты, сдавала вещи в багаж, но все это она делала совершенно автоматически, как во сне. Вот только подсознательной уверенности, что стоит ей захотеть, и она проснется, Марис не ощущала. Смерть отца и необъяснимое поведение Паркера были двойным ударом, и мозг, стараясь защититься от эмоциональных перегрузок, словно выключил сознание, оставив только автоматические реакции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91