Тем не менее, если и оставалась сейчас еще какая-то надежда для них, то она была связана с принцем, четырехлетним, крепким, красивым и спокойным ребенком. Если на то будет воля Господа Бога, он станет хорошим королем.
Инфанта родилась настолько крепкой, что ее крестины решили отложить до возвращения короля Людовика из Фландрии, что случилось в середине июля. Церемония прошла в королевской капелле в Сен-Жермен с большой пышностью. Морис сочинил и исполнил новый гимн в честь инфанты и церковный гимн. После, во время пиршества, он сыграл на корнетто и вызвал бурную овацию. Король Людовик стал крестным отцом принцессы, нареченной в его честь Луизой-Марией, а крестной матерью – его невестка, герцогиня Орлеанская, ласково прозванная герцогиней Лизелоттой.
Лизелотта была дочерью брата принца Руперта Чарльза Луи, и, таким образом, кузиной Аннунсиаты. Это жизнерадостная, дружелюбная и скромная женщина проявила искренний интерес к Аннунсиате и ее семье. Когда Морис закончил игру, Лизелотта подозвала Аннунсиату и поздравила ее с таким талантливым сыном.
– И он очень похож на своего деда, не правда ли, вылитый Палатин? – воскликнула она растроганно.
Аннунсиата согласилась с подобной небылицей. Лизелотта никогда не видела принца Руперта, разве что на портретах, но живое воображение герцогини порой заносило ее.
– Знаете, наша тетушка Софи страстно хочет увидеть его. Я писала о нем довольно часто.
– Весьма любезно с вашей стороны, мадам, – сказала Аннунсиата.
От тетушки Софи, герцогини Ганноверской, ее семья всегда получала много писем.
– Вовсе нет, дорогая графиня. Но вы знаете, тетушка Софи очень интересуется искусством, особенно музыкой, и она хотела бы услышать что-нибудь из сочинений вашего сына. Сейчас, мне кажется, мадам, если бы вы представили его ей, она вполне могла бы помочь ему получить хорошее место. Не думаете ли вы, что это было бы замечательно? Аннунсиата снова согласилась, но позднее серьезно обдумала предложение. Совершенно очевидно, что никаких попыток восстановить на троне короля Джеймса не могло быть больше предпринято. Да и выглядел он таким старым и больным, что вряд ли мог еще долго протянуть. Только в принце Уэльском нужно было искать надежду на будущее. Тем не менее, в настоящий момент ее сыновья должны что-то делать. Карелли был доволен, служа королю Франции, а Альену такие вопросы еще не занимали. Но настало время помочь Морису. Ганновер, без сомнения, маленькое и незначительное герцогство, но если сын займет в нем достойное положение, это станет началом карьеры. К тому же Морису нравилась жизнь в Лейпциге, его характер, похоже, хорошо соответствовал германской натуре. Она решила написать тетушке Софи без промедления.
* * *
В январе 1693 года в Морлэнд пришла весть о смерти Джона Эйлсбери, оставившего всю недвижимость Селии. Кловер, мало видевшая отца при жизни совсем не расстроилась, ее гораздо больше волновал миниатюрный портрет, который Кловис писал с нее для собственного удовольствия. В шесть лет Кловер была прелестной девочкой с прекрасными чертами своей матери, серо-золотистым и глазами, золотыми волосами. Кловис обожал ее чрезмерно.
Будучи единственным ребенком в детской, Кловер росла избалованной, деспотичной и капризной, как любой маленький тиран, уже почувствовавший свою власть. Она настояла, чтобы отец Сен-Мор проводил для нес уроки вместе с Джоном и Артуром, и затмила их, поскольку обладала незаурядным умом и способностями во всем. Она также могла нарушить порядок на уроке, мешать кузенам, уходить с урока, когда решала, что с нее довольно, или же могла вовсе не явиться, если полагала, что были дела поважнее.
Девочка рано поняла, что Кловис обладает в доме властью, и что произвести на него впечатление можно, выказывая любовь к учебе. Поэтому она приходила к нему по вечерам и упрашивала учить ее чему-нибудь. Она быстро схватывала цифры, и часто можно было видеть отца Сен-Мора и Кловис, занимавшихся хозяйственными подсчетами в комнате управляющего, а между ними прелестную Кловер, склонившуюся над книгами и хмурившуюся от напряженной сосредоточенности.
Она также любила сопровождать Кловиса в его поездках в город или в деловых объездах имения, сидя на лошади впереди него. Кловис крепко обхватывал ее, а девочка держалась за его руки. Крестьяне и арендаторы души в ней не чаяли, суетились вокруг малышки, одаривая сладостями и льстили ей, что было для Кловер очень приятно. Берч и Каролина увещевали Кловиса, возражали против такого воспитания, но все без толку.
– Если бы она родилась мальчиком, – говорила Берч, – вполне достаточно было бы умения считать, чертить треугольники и ориентироваться по звездам. Но что за польза от этого для молодой леди?
А Кловис ей отвечал:
– Перестань, Берч. Твоя хозяйка, графиня, очень образованная леди.
– Может быть и так, господин. Графиня хорошо образована, и хотя не мое дело руководить молодой леди, но графиня по крайней мере изучила также все, что необходимо знать девице.
– Ты имеешь в виду рукоделие и танцы? – с улыбкой спросил Кловис. – Ну ладно, Берч, ты ведь не можешь сказать, что мисс Кловер не стала молодой леди в этом отношении. Будь уверена, она умеет изящно танцевать и не будет пускать пыль в глаза своим умением.
– Вы никогда не выдадите ее замуж, сэр, если будете воспитывать ее на свой манер.
Кловис не заметил тревоги Берч и беспечно ответил:
– Она не хочет замуж. Она желает остаться со мной. Мне бы тоже хотелось, чтобы она не уезжала из Морлэнда. Так что мы все довольны.
Когда Джон Эйлсбери умер, вспыхнули более серьезные разногласия, поскольку Кловис отказался одеть Кловер в траурное платье.
– Вы не правы. Ребенок должен носить траур по своему отцу, – заявила Берч возмущенно.
Кловис резко возразил:
– Я не собираюсь позволить этому милому маленькому созданию волочить на себе отвратительное черное платье, подобно подбитой вороне. Она слишком хороша, чтобы одеваться в черное. Она еще ребенок.
Берч его слова шокировали.
– Так нельзя, это не правильно. Что подумают люди? Вам не следует внушать ей ее исключительность, сэр. Вы оказываете ей плохую услугу, взращивая тщеславие.
– Она прелестна и знает это. Было бы преступлением против природы скрывать такое очарование под уродливым платьем.
Берч настолько вспылила, что переступила границу дозволенного:
– Народ в округе только и говорит о том, как вы повсюду таскаете за собой этого ребенка. Неестественно и грешно желать общества такой маленькой девочки, как она. Вы должны оставить ее в детской, где ей место.
В ярости и возмущении Кловис указал Берч ее место и отослал прочь. В таком же возмущении Берч выскочила из комнаты и только около детской дала волю слезам. Дом долго не мог прийти в себя. Новость о скандале распространилась как волны на воде от брошенного камня. Младшие слуги ходили на цыпочках, похожие на собаку, боящуюся удара. Но старшие слуги с жаром обсуждали случившееся, перешептываясь по углам и неестественно замирая, когда мимо проходил кто-нибудь из членов семьи. Каролина, слышавшая о происшедшем, взяла сторону Берч и сама осмелилась перечить Кловису, после чего удалилась в длинную комнату в глубоком негодовании, где начала что-то шить с такой яростью, что порвала нить.
Дети тоже узнали о ссоре. Кловер сразу же прибежала успокоить дядю Кловиса. Сидя у него на коленях, она торжествующе сжала кулачки и болтала без умолку, что ему обычно нравилось, хотя сейчас он вряд ли слышал ее. Джон со своей стороны, побежал прямо к своей матери и встал около ее стула, молчаливо поддерживая ее, пока она горько сетовала на то, как с ней обращаются в этом доме.
Артур и Матт тоже ссорились. Ссора, по обыкновению, окончилась тем, что Артур, используя превосходство в силе и весе подавил Матта, повалив его на землю и, усевшись верхом, колотил его в свое удовольствие. На шум сбежались слуги, Артура оттащили, а Матта, взъерошенного, с разбитым носом, послали к Кловису.
– Почему вы дрались? – спросил Кловис, холодно взглянув на Матта. – Это неподобающее поведение для наследника Морлэнда.
Матт облизнул губы и сморщился, почувствовав кровь.
– Сэр, я действительно не помню, с чего все началось. Кажется, с миссис Берч, сэр.
– Как с миссис Берч? – нахмурился Кловис. Матт с тревогой посмотрел на него.
– Она собирается уезжать. О, пожалуйста, не отсылайте ее, дядюшка. Артур сказал, что она может уехать, что хорошо бы от нее избавиться. Он сказал, что она может уехать во Францию.
– Да, она может, я полагаю, – проговорил Кловис.
Он не подумал о том, куда может поехать Джейн Берч, если покинет Морлэнд, и томился раскаянием, что вышел из себя. Но, может быть, она будет счастливее рядом со своей хозяйкой.
– Но, сэр, – продолжал Матт, – она уже стара и может умереть в долгом морском путешествии. Когда я заметил это Артуру, он ответил, что так было бы еще лучше и что, без сомнения, таковы ваши намерения. О, пожалуйста, не отсылайте ее на смерть, дядюшка!
– Все в порядке, Матт. Ей нет надобности ехать, если она не хочет, я не желаю причинять ей вред. Я был рассержен и опрометчив. Мне следовало бы уже привыкнуть к ее острому языку. Пойди и передай ей, что я желаю, чтобы она осталась, и пришли ее ко мне.
Такой оборот позволил Кловису, простив Берч по просьбе Матта, достойно выйти из трудной ситуации, не потеряв лица. Кловер не носила траур. Кловис принял на себя управление ее имением, взвалив дополнительную ношу к уже значительным обязанностям, не последними из которых было ведение дел Аннунсиаты и обеспечение перевода доходов ей во Францию. Он хотел, чтобы она вернулась в Англию и приняла на себя часть его забот, но это представлялось маловероятным. Весной от нее пришло письмо, посланное из двора в Ганновере, куда она переехала с Морисом в надежде дать ему хорошее положение.
«Я собиралась задержаться здесь ненадолго, – писала она, – но моя тетушка приняла меня с такой сердечностью, что невозможно было уехать. И вот я здесь уже четыре месяца. Тетушка желает, чтобы я постоянно жила с ней, однако мой долг – быть рядом с королем и королевой. Я не могу бросить их. Но герцогиня, или курфюрстесса, как мы теперь должны ее называть, ибо муж ее после бесконечных усилий, произведен, наконец, в курфюрсты, очарована Морисом и назначила его капельмейстером – замечательное начало карьеры. В его обязанности входит обучение детей королевских кровей, исполнение государственного гимна, сочинение пьес для особых случаев, и жалованье ему положили значительное.
Однако, несмотря на то, что Морис будет здесь счастлив, я чувствую себя в Ганновере неуютно. Хотя моя тетушка умная, великодушная женщина, с легким характером, остальной двор совсем не похож на нее. Ее муж и старший сын Георг-Луис тупые и угрюмые люди, ни к чему не проявляют интерес, за исключением охоты, еды и попоек. Я встречала Георга-Луиса в Виндзоре, когда он был юношей и не пришла от него в восторг. С годами он не стал лучше. Он женат на милой, безобидной девушке Софии Доротее. У них двое детей. Он ненавидит жену настолько, что с трудом выносит ее присутствие и открыто развлекается с любовницами. Главные из них – две женщины, исключительно безобразные. Одна слишком тощая, другая слишком тучная, и обе тупые, как слизняки. София Доротея в ответ флиртует с симпатичным наемным офицером из Швеции Конигсмарком. Несмотря на все это, тетушка Софи могла бы заставить ее вести себя более благоразумно.
Другие дети тетушки больше похожи на нее, чем старший сын. Два сына, Фредерик и Карл были убиты пару лет назад в сражении с турками. Младшая дочь вышла замуж в шестнадцать лет за короля Пруссии. Остальные трое остались дома – Максимилиан, Кристиан и Эрнест-Август. Они похожи на своего отца внешностью и темпераментом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65