От воды остались уже лишь отдельные капли. Каждая лежала идеальным полушаром, подобно прозрачной жемчужине, увеличивая структуру кожи словно увеличительное стекло. Он поднял глаза вверх на васильково-синёе небо. На его ресницах тоже еще оставались капли, поэтому на какое-то мгновение мальчик попробовал вообразить, что он плакал. Но Матт не смог представить себе, как можно быть печальным сегодня. Нет, не сегодня. Он с трудом сосредоточился, вспомнив, что у него нет матери, что его отец уже давно в Ирландии сражается с армией Узурпатора, (однажды ненароком он упомянул Узурпатора, назвав его «королем», за что получил оплеуху от Берч), но сегодня чувство удовлетворения наполняло его, как сытный обед, и он не мог не улыбаться.
– Что ты делаешь? Скалишься, как старый пес, – сказал Дейви.
Дейви был старше Маттиаса и ходил в школу в Сан-Эдуарде. Его мать надеялась, что когда-нибудь он станет управляющим или городским судьей, поскольку мальчик отличался сообразительностью. Отец Дейви тоже находился в Ирландии вместе с хозяином и старшими братьями Дейви.
– Я смотрел в небо через капельки на ресницах. Очень смешно. Попробуй.
Но Дейви не спеша протянул ему свою рубашку.
– Я хочу сливу, – изрек он.
Дейви принес сливы в подоле рубашки, они были красивого темно-малинового цвета.
– Они почти все хорошие. Только три лопнутых.
– Это потому что ты упал, – сказал Матт. – Неловко.
Но Дейви был не до насмешек. Он не хотел связываться, он хотел развалиться на траве и полакомиться сливами.
– На! – и он перебросил Матту несколько налившихся пурпурных слив, которые они стянули с фермы по дороге к ручью.
Матт поймал их и положил на траву, все кроме одной, которую поднес к губам и поводил ею взад-вперед, чтобы почувствовать тепло и шелковистость ее кожицы. Она удивительно пахла. Все дети в этом году объедались попадавшими сливами, но Матт чувствовал, что не мог полностью удовольствоваться ими.
– Я люблю сливы, – произнес он, оттягивая момент первого надкуса.
Дейви перевернулся на живот, пристально посмотрел на Матта, прежде чем приняться за сливу, и сказал:
– Помнишь осу?
Он стал хихикать, а Матт пытался удержаться, чтобы не быть неучтивым. Но тогда было очень смешно. Когда Артур, лорд Баллинкри, выхватил у Матта сливу, которую тот собрался было съесть, и надкусил ее, как тут же его самого больно укусила оса, сидевшая внутри и никем незамеченная. Лицо Артура ужасно распухло.
– К вечеру он сделался похожим на тыкву, – вспоминал Матт с тайным преступным удовольствием.
Артуру минуло восемь, на два года больше, чем Матту, и он всегда помыкал Маттом. Он был большой, крепкого сложения и запугивал Матта, силой кулака требуя от того почтения, потому что Артур имел титул, а Матт – нет.
– Ты должен называть меня «милорд», – настаивал Артур, сидя верхом на Матте и мутузя его, но били его или нет, Матт не уступал.
– Кузен Артур, – неизменно отвечал он. – Ох! Оставь меня! Кузен Артур, кузен Артур, кузен Артур!
То, как он выхватил сливу у Матта, было обычным для Артура, но в тот раз Бог отплатил ему, поскольку Матт ничего не знал об осе, и если бы Артур не отнял сливу, то она ужалила бы Матта. Матт твердо верил в Бога. Берч рассказала ему, когда он был совсем маленьким, что Бог видит все, что он делает, даже если темно. И долго-долго он видел тяжелые сны об огромных глазах, смотрящих из темноты за пределами света камина или свечей. Теперь он повзрослел и совсем не боялся темноты – ну, во всяком случае, лишь чуточку. Однажды лунной ночью он оказался вне дома, смотрел на большой серебряный круг, свободно плывущий над черной полосой деревьев, и думал, что глаза Бога должны быть похожи на него, сверкающие и красивые.
Крутом царил покой. В тишине полуденного зноя слышалось лишь журчание ручья. Подлетела стрекоза и стала кружиться у лица Матта, решая стоит ли исследовать его дальше. Через полузакрытые глаза Матт наблюдал за переливающимся, ярким, драгоценным созданием, представив, что оно такое же большое, каким кажется сквозь ресницы, большое, как лошадь. Мальчик вообразил, как он карабкается на его голубовато-зеленую сапфировую спину и улетает, паря над деревьями в голубом небе, улетает в Ирландию, где был его отец.
– Вставай, не спи, – тормошил его Дейви, пробуждая от полудремы.
– Я голоден. Пойдем к моему деду. Он с овцами на холме Поппл Хаит. Надеюсь, у него найдется что-нибудь поесть.
Моментально Матт тоже почувствовал голод. Они вскочили, оделись и побежали через поля. Вскоре мальчики взбирались на Поппл Хайт, где сидел Старый Конн, наблюдая за отарой.
– Он похож на глыбу гранита – усмехнулся Дейви. – Интересно, растет ли на нем мох?
Матт подумал, что Конн напоминает не скалу, хотя он был так же неподвижен, а дерево, например, которое вырастает и становится обветрившимся и загрубелым. Его вылинявшая одежда скорее походила на листву какого-то странного растения, чем на творение рук человеческих.
Когда они подошли ближе, то увидели, что старик не был уж совсем неподвижен. Его ясные глаза, полуприкрытые складками морщинистой забуревшей кожи, наблюдали за ними, а руки на коленях были чем-то заняты. Его посох лежал рядом, а две собаки встрепенулись и завертели хвостами в знак приветствия. Молодая подбежала к мальчикам, чтобы обнюхать их руки, а старый пес только оскалился слегка из клочка тени, который он нашел у большого камня, показав очень белые зубы и весь в складках розовый язык, которые резко выделялись на его черной морде.
– Доброго тебе дня, молодой хозяин, – произнес Старый Конн, когда они подошли достаточно близко.
– Добрый день, Конн, – ответил Матт с подобающей вежливостью, с какой его учили обращаться к людям, которые однажды станут его людьми. – Надеюсь, у тебя все в порядке.
– Жара по мне, молодой хозяин, и поэтому я благодарю вас. Ну, Дейви, что ты собрался делать? Ничего путного, я уверен.
Дейви, который пытался раздразнить старого пса для игры, подошел и бухнулся на короткую, поеденную овцами траву у ног деда и сказал:
– Мы проголодались и подумали, что у тебя может быть найдется что-нибудь поесть.
– Вы всегда голодны. У меня есть овсяная лепешка и сыр из овечьего молока, если этого лакомства достаточно, чтобы насытить вас.
Он протянул руку за сумкой.
Матт почувствовал, что Дейви был слишком нахален. Пожалуй, это даже можно было назвать грубостью – прийти к старику и ограбить его, забрав его обед, поэтому он вступил в разговор:
– Но мы не хотели оставлять вас голодным, сэр. Пожалуйста, не беспокойтесь.
– Не-е, хозяин. Все мое – ваше. Старики никогда не бывают так голодны, как молодежь.
Он вытащил неглубокую корзинку, золотистый кусок овсяной лепешки и разделил его пополам, дав по половине мальчикам. Затем вынул кусок белого крошащегося овечьего сыра, завернутого в капустный лист.
– Не стесняйся, молодой хозяин. Ты увидишь, что это вкусно, ведь овцы паслись на диком тимьяне и клевере, и мяте, и на всех травах, что любят пчелы.
– Неужели от этого есть разница? – поинтересовался Матт, отправляя крошки сыра в рот.
– Ну да, конечно. Ты – это то, что ты ешь. А то, что едят овцы, попадает прямо в их молоко.
Мальчики умолкли на время, пока утоляли голод, потом перестали жевать и оглянулись вокруг.
Матт разглядывал руки Конна, темные, жесткие, сучковатые, как корни дерева, хотя, оказалось, они весьма ловко что-то вырезали из дерева.
– Что ты делаешь, Конн?
– Хомут для колокольчика, хозяин. Видишь? Когда я его отшлифую, я вырежу бороздку здесь и здесь и привяжу к кожаному ремню. Деревянные хомуты лучше, хотя народ на юге пользуется костью. Они берут тазовую кость овцы.
Он пренебрежительно фыркнул:
– Тебе бы понравилось носить чьи-то кости на шее?
Матт ничего не ответил, а только спросил:
– Ты бывал на юге, Конн?
– Когда был молодым, почти таким, как ты. Я сражался за доброго короля Карла против Старого Нолла. Бог покарал его. Мы шли все время на юг, прошли Ноттингем. Мне тогда было четырнадцать.
Матт считал, что четырнадцать – это не то же самое, что шесть. Четырнадцать – это много. Но представлялось грубым противоречить старику и поэтому он только спросил:
– А какой он, юг?
– Почти такой же, как и наши края. Люди там другие. Оглянись, оглянись вокруг.
Матт послушно поднялся и стал пристально осматриваться. Он видел мирно пасущихся овец на просторных полях, кое-где уже распаханных на отдельные полосы, изгибающиеся вместе с неровностями земли, в других местах на жнивье в загонах пасся упитанный скот, серебряное беззвучное мерцание речки Уз и блики ручейков, белые стены Йорка, укрывающие шпили и трубы. Повсюду, окружая стены города, высились ветряные мельницы. Их огромные крылья повиновались малейшему дуновению ветерка. Колокольчики издавали приятный глубокий, чуть металлический звон, пчелы были заняты своим делом в невысокой траве, и то тут, то там выпархивали жаворонки, стрелой поднимались к самым небесам и там парили, перекликаясь о чем-то пронзительными голосами. А дальше, в самом-самом далеке виднелись лилово-голубые пятна холмов, на северо-востоке – Хамблтон-Хиллз, а на западе – Пеннины. Все знакомо, безмятежно и красиво. Матт вопросительно посмотрел на Конна.
– Я помню время, когда все поля были свободны, молодой хозяин. Никаких ограждений и в помине не было, никаких заборов, разве что плетень от скота поставят. Да-а, времена меняются. Здесь они еще медленно меняются, а вот к югу – быстрее. На юге каждый огородил свой кусок. Им нет дела ни до кого, ни до короля, ни до Бога. Все из-за выгоды. Если кто заболеет или у кого случатся неприятности, они отворачиваются, боятся, как бы помощь не стоила слишком дорого. Они не трудятся вместе. У них все порознь – и поля, и урожай, и радость и заботы. Вот почему юг другой.
Он обратил ясный, но приводящий в замешательство взгляд на Матта.
– Запомни, что я сказал, ведь однажды ты станешь хозяином этих мест. Человек один, сам по себе, ничего не значит.
Матт силился понять. Были вещи не вполне для него понятные. Из того, что о них говорилось, он понимал всего лишь половину. Он сказал неуверенно:
– Берч говорит, что протестанты думают, будто они могут сами выбирать короля, а не вверять это божьей воле.
Но Старый Конн заметил нечто неладное в отаре, резко выкрикнул что-то на своем непостижимом диалекте молодой собаке, та вскочила и кинулась за отбившейся овцой. Когда все закончилось, собака вернулась, и, тыкаясь мордой в загрубелые ладони Конна, выпрашивала награду, старый пастух сказал весело:
– Когда люди выбирают сами, они всегда ошибаются. Запомните это тоже, молодой хозяин. Жен ли, королей ли – их выбор всегда плох.
* * *
Длинные фиолетовые тени лежали поверх желтой, как фальшивое золото, травы, когда Матт расстался с Дейви около Ущелья Десяти Колючек и поспешил домой, легким охотничьим бегом сокращая расстояние. Морлэнд тоже золотился от заходящего солнца. Серые камни стали медово-желтыми, лишайник на крыше салатово-желтым, а стекла окон, выходящих на запад, выглядели словно квадратные золотые монеты. Люди, рано собравшие урожай, чинили повреждения, остававшиеся после канонады, то было два года назад, и дом уже был почти как новый. Маленький Матт испытывал первобытный голод. От лепешки и сыра Конна осталось только далекое воспоминание, и ему нетерпелось узнать, что будет на ужин. Голубиный пирог, он надеялся, так как дядя Кловис хотел сегодня поохотиться. Голубиный пирог с зеленым луком, или кролик, фаршированный маленькими золотистыми луковками! Его рот наполнился слюной в предвкушении еды, пока он спешил через мост во двор.
Он понял сразу, что что-то случилось. Он почувствовал запах тревоги в воздухе даже до того, как какая-то старуха поспешно выбежала из дома, громко бранясь.
– Где вы весь день пропадали, молодой хозяин?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Что ты делаешь? Скалишься, как старый пес, – сказал Дейви.
Дейви был старше Маттиаса и ходил в школу в Сан-Эдуарде. Его мать надеялась, что когда-нибудь он станет управляющим или городским судьей, поскольку мальчик отличался сообразительностью. Отец Дейви тоже находился в Ирландии вместе с хозяином и старшими братьями Дейви.
– Я смотрел в небо через капельки на ресницах. Очень смешно. Попробуй.
Но Дейви не спеша протянул ему свою рубашку.
– Я хочу сливу, – изрек он.
Дейви принес сливы в подоле рубашки, они были красивого темно-малинового цвета.
– Они почти все хорошие. Только три лопнутых.
– Это потому что ты упал, – сказал Матт. – Неловко.
Но Дейви был не до насмешек. Он не хотел связываться, он хотел развалиться на траве и полакомиться сливами.
– На! – и он перебросил Матту несколько налившихся пурпурных слив, которые они стянули с фермы по дороге к ручью.
Матт поймал их и положил на траву, все кроме одной, которую поднес к губам и поводил ею взад-вперед, чтобы почувствовать тепло и шелковистость ее кожицы. Она удивительно пахла. Все дети в этом году объедались попадавшими сливами, но Матт чувствовал, что не мог полностью удовольствоваться ими.
– Я люблю сливы, – произнес он, оттягивая момент первого надкуса.
Дейви перевернулся на живот, пристально посмотрел на Матта, прежде чем приняться за сливу, и сказал:
– Помнишь осу?
Он стал хихикать, а Матт пытался удержаться, чтобы не быть неучтивым. Но тогда было очень смешно. Когда Артур, лорд Баллинкри, выхватил у Матта сливу, которую тот собрался было съесть, и надкусил ее, как тут же его самого больно укусила оса, сидевшая внутри и никем незамеченная. Лицо Артура ужасно распухло.
– К вечеру он сделался похожим на тыкву, – вспоминал Матт с тайным преступным удовольствием.
Артуру минуло восемь, на два года больше, чем Матту, и он всегда помыкал Маттом. Он был большой, крепкого сложения и запугивал Матта, силой кулака требуя от того почтения, потому что Артур имел титул, а Матт – нет.
– Ты должен называть меня «милорд», – настаивал Артур, сидя верхом на Матте и мутузя его, но били его или нет, Матт не уступал.
– Кузен Артур, – неизменно отвечал он. – Ох! Оставь меня! Кузен Артур, кузен Артур, кузен Артур!
То, как он выхватил сливу у Матта, было обычным для Артура, но в тот раз Бог отплатил ему, поскольку Матт ничего не знал об осе, и если бы Артур не отнял сливу, то она ужалила бы Матта. Матт твердо верил в Бога. Берч рассказала ему, когда он был совсем маленьким, что Бог видит все, что он делает, даже если темно. И долго-долго он видел тяжелые сны об огромных глазах, смотрящих из темноты за пределами света камина или свечей. Теперь он повзрослел и совсем не боялся темноты – ну, во всяком случае, лишь чуточку. Однажды лунной ночью он оказался вне дома, смотрел на большой серебряный круг, свободно плывущий над черной полосой деревьев, и думал, что глаза Бога должны быть похожи на него, сверкающие и красивые.
Крутом царил покой. В тишине полуденного зноя слышалось лишь журчание ручья. Подлетела стрекоза и стала кружиться у лица Матта, решая стоит ли исследовать его дальше. Через полузакрытые глаза Матт наблюдал за переливающимся, ярким, драгоценным созданием, представив, что оно такое же большое, каким кажется сквозь ресницы, большое, как лошадь. Мальчик вообразил, как он карабкается на его голубовато-зеленую сапфировую спину и улетает, паря над деревьями в голубом небе, улетает в Ирландию, где был его отец.
– Вставай, не спи, – тормошил его Дейви, пробуждая от полудремы.
– Я голоден. Пойдем к моему деду. Он с овцами на холме Поппл Хаит. Надеюсь, у него найдется что-нибудь поесть.
Моментально Матт тоже почувствовал голод. Они вскочили, оделись и побежали через поля. Вскоре мальчики взбирались на Поппл Хайт, где сидел Старый Конн, наблюдая за отарой.
– Он похож на глыбу гранита – усмехнулся Дейви. – Интересно, растет ли на нем мох?
Матт подумал, что Конн напоминает не скалу, хотя он был так же неподвижен, а дерево, например, которое вырастает и становится обветрившимся и загрубелым. Его вылинявшая одежда скорее походила на листву какого-то странного растения, чем на творение рук человеческих.
Когда они подошли ближе, то увидели, что старик не был уж совсем неподвижен. Его ясные глаза, полуприкрытые складками морщинистой забуревшей кожи, наблюдали за ними, а руки на коленях были чем-то заняты. Его посох лежал рядом, а две собаки встрепенулись и завертели хвостами в знак приветствия. Молодая подбежала к мальчикам, чтобы обнюхать их руки, а старый пес только оскалился слегка из клочка тени, который он нашел у большого камня, показав очень белые зубы и весь в складках розовый язык, которые резко выделялись на его черной морде.
– Доброго тебе дня, молодой хозяин, – произнес Старый Конн, когда они подошли достаточно близко.
– Добрый день, Конн, – ответил Матт с подобающей вежливостью, с какой его учили обращаться к людям, которые однажды станут его людьми. – Надеюсь, у тебя все в порядке.
– Жара по мне, молодой хозяин, и поэтому я благодарю вас. Ну, Дейви, что ты собрался делать? Ничего путного, я уверен.
Дейви, который пытался раздразнить старого пса для игры, подошел и бухнулся на короткую, поеденную овцами траву у ног деда и сказал:
– Мы проголодались и подумали, что у тебя может быть найдется что-нибудь поесть.
– Вы всегда голодны. У меня есть овсяная лепешка и сыр из овечьего молока, если этого лакомства достаточно, чтобы насытить вас.
Он протянул руку за сумкой.
Матт почувствовал, что Дейви был слишком нахален. Пожалуй, это даже можно было назвать грубостью – прийти к старику и ограбить его, забрав его обед, поэтому он вступил в разговор:
– Но мы не хотели оставлять вас голодным, сэр. Пожалуйста, не беспокойтесь.
– Не-е, хозяин. Все мое – ваше. Старики никогда не бывают так голодны, как молодежь.
Он вытащил неглубокую корзинку, золотистый кусок овсяной лепешки и разделил его пополам, дав по половине мальчикам. Затем вынул кусок белого крошащегося овечьего сыра, завернутого в капустный лист.
– Не стесняйся, молодой хозяин. Ты увидишь, что это вкусно, ведь овцы паслись на диком тимьяне и клевере, и мяте, и на всех травах, что любят пчелы.
– Неужели от этого есть разница? – поинтересовался Матт, отправляя крошки сыра в рот.
– Ну да, конечно. Ты – это то, что ты ешь. А то, что едят овцы, попадает прямо в их молоко.
Мальчики умолкли на время, пока утоляли голод, потом перестали жевать и оглянулись вокруг.
Матт разглядывал руки Конна, темные, жесткие, сучковатые, как корни дерева, хотя, оказалось, они весьма ловко что-то вырезали из дерева.
– Что ты делаешь, Конн?
– Хомут для колокольчика, хозяин. Видишь? Когда я его отшлифую, я вырежу бороздку здесь и здесь и привяжу к кожаному ремню. Деревянные хомуты лучше, хотя народ на юге пользуется костью. Они берут тазовую кость овцы.
Он пренебрежительно фыркнул:
– Тебе бы понравилось носить чьи-то кости на шее?
Матт ничего не ответил, а только спросил:
– Ты бывал на юге, Конн?
– Когда был молодым, почти таким, как ты. Я сражался за доброго короля Карла против Старого Нолла. Бог покарал его. Мы шли все время на юг, прошли Ноттингем. Мне тогда было четырнадцать.
Матт считал, что четырнадцать – это не то же самое, что шесть. Четырнадцать – это много. Но представлялось грубым противоречить старику и поэтому он только спросил:
– А какой он, юг?
– Почти такой же, как и наши края. Люди там другие. Оглянись, оглянись вокруг.
Матт послушно поднялся и стал пристально осматриваться. Он видел мирно пасущихся овец на просторных полях, кое-где уже распаханных на отдельные полосы, изгибающиеся вместе с неровностями земли, в других местах на жнивье в загонах пасся упитанный скот, серебряное беззвучное мерцание речки Уз и блики ручейков, белые стены Йорка, укрывающие шпили и трубы. Повсюду, окружая стены города, высились ветряные мельницы. Их огромные крылья повиновались малейшему дуновению ветерка. Колокольчики издавали приятный глубокий, чуть металлический звон, пчелы были заняты своим делом в невысокой траве, и то тут, то там выпархивали жаворонки, стрелой поднимались к самым небесам и там парили, перекликаясь о чем-то пронзительными голосами. А дальше, в самом-самом далеке виднелись лилово-голубые пятна холмов, на северо-востоке – Хамблтон-Хиллз, а на западе – Пеннины. Все знакомо, безмятежно и красиво. Матт вопросительно посмотрел на Конна.
– Я помню время, когда все поля были свободны, молодой хозяин. Никаких ограждений и в помине не было, никаких заборов, разве что плетень от скота поставят. Да-а, времена меняются. Здесь они еще медленно меняются, а вот к югу – быстрее. На юге каждый огородил свой кусок. Им нет дела ни до кого, ни до короля, ни до Бога. Все из-за выгоды. Если кто заболеет или у кого случатся неприятности, они отворачиваются, боятся, как бы помощь не стоила слишком дорого. Они не трудятся вместе. У них все порознь – и поля, и урожай, и радость и заботы. Вот почему юг другой.
Он обратил ясный, но приводящий в замешательство взгляд на Матта.
– Запомни, что я сказал, ведь однажды ты станешь хозяином этих мест. Человек один, сам по себе, ничего не значит.
Матт силился понять. Были вещи не вполне для него понятные. Из того, что о них говорилось, он понимал всего лишь половину. Он сказал неуверенно:
– Берч говорит, что протестанты думают, будто они могут сами выбирать короля, а не вверять это божьей воле.
Но Старый Конн заметил нечто неладное в отаре, резко выкрикнул что-то на своем непостижимом диалекте молодой собаке, та вскочила и кинулась за отбившейся овцой. Когда все закончилось, собака вернулась, и, тыкаясь мордой в загрубелые ладони Конна, выпрашивала награду, старый пастух сказал весело:
– Когда люди выбирают сами, они всегда ошибаются. Запомните это тоже, молодой хозяин. Жен ли, королей ли – их выбор всегда плох.
* * *
Длинные фиолетовые тени лежали поверх желтой, как фальшивое золото, травы, когда Матт расстался с Дейви около Ущелья Десяти Колючек и поспешил домой, легким охотничьим бегом сокращая расстояние. Морлэнд тоже золотился от заходящего солнца. Серые камни стали медово-желтыми, лишайник на крыше салатово-желтым, а стекла окон, выходящих на запад, выглядели словно квадратные золотые монеты. Люди, рано собравшие урожай, чинили повреждения, остававшиеся после канонады, то было два года назад, и дом уже был почти как новый. Маленький Матт испытывал первобытный голод. От лепешки и сыра Конна осталось только далекое воспоминание, и ему нетерпелось узнать, что будет на ужин. Голубиный пирог, он надеялся, так как дядя Кловис хотел сегодня поохотиться. Голубиный пирог с зеленым луком, или кролик, фаршированный маленькими золотистыми луковками! Его рот наполнился слюной в предвкушении еды, пока он спешил через мост во двор.
Он понял сразу, что что-то случилось. Он почувствовал запах тревоги в воздухе даже до того, как какая-то старуха поспешно выбежала из дома, громко бранясь.
– Где вы весь день пропадали, молодой хозяин?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65