– Что же сказал тебе король, когда ты прощалась с ним? – спросила, наконец, Аннунсиата, когда вся история была изложена.
Альена посмотрела несколько пристыженно.
– Я не сказала ему, что уезжаю. Я бы не смогла этого вынести. Думаю, если бы я могла, он стал бы просить меня остаться, и я уступила бы ему. Поэтому я уехала тихо и передала ему письмо через слугу, которому доверяла.
Помолчав, Аннунсиата нерешительно спросила:
– Интересно, не думаешь ли ты, что если бы ты поехала в Урбино?.. В уединенном месте, как этот городок, без новостей из Модены, и когда ты рядом с ним, когда ребенок в тебе растет, а ты хорошеешь день ото дня, он бы наверняка на тебе женился?
Альена печально посмотрела вдаль.
– Да, возможно. Я думаю, ты права. Я думала об этом, конечно, но там была задета моя гордость. Я бы не стерпела, чтобы он взял меня в жены вместо кого-то, кто лучше меня. Без сомнения, это моя ошибка и я буду страдать из-за нее, но я такая, какая есть. Во мне королевская кровь, и я не желаю быть отвергнутой из-за дочери итальянского герцога, хотя бы и с титулом принцессы, а я – не более чем дама сердца.
Аннунсиата посмотрела на нее с жалостью и сочувствием.
– Я понимаю, – сказала она.
В юности у нее была такая же гордость.
– Что нам лучше сказать слугам? – спросила Аннунсиата. – Я считаю, что ты останешься здесь, в Шоузе, насовсем. Со временем он будет принадлежать тебе. А после тебя – твоему ребенку. Все мои земли останутся тебе. Карелли и Морис не хотят их. Мориса не заботит материальное благополучие, а с тех пор, как Карелли последовал примеру Бервика и принял французское подданство, он уже не может вернуться в Англию.
– А что с его дочерью? Он может захотеть передать землю ей, – проговорила Альена с мелькнувшим выражением недоумения.
– С его дочерью? – удивленно переспросила Аннунсиата. – С дочерью Карелли? Не мог же он жениться, не сообщив мне?
– Нет, он не женился. В общем, я полагаю, что она его дочь, – ребенок Дианы ди Франческини, – родившаяся в декабре в прошлом году. Совершенно восхитительная малышка. Так Морис сказал, он видел ее, когда брал Николетту в Венецию. Но Морис думает, что все дети совершенны, особенно девочки.
Аннунсиата пристально посмотрела на нее. Ее ум напряженно работал.
– Во время побега? – произнесла она. – Возможно, я думаю, даже очень похоже, ведь они представлялись мужем и женой. Но она сказала, что никогда не выйдет за него замуж.
– Диана и не вышла. Она великолепна, так говорит Морис. Она просто родила ребенка, отказавшись обсуждать это, и заставила всех принять этот факт. Диана не сказала, что это ребенок Карелли даже Морису, но сомнений быть не может, раз она назвала дочь Карелией. Пожалуй, мне следует сделать то же, – добавила Альена с невеселой улыбкой. – Я не скажу миру ничего о моем ребенке. Я не унижусь до объяснений. Как твоя дочь, как твоя наследница я могу себе позволить быть гордой, величественной и молчаливой. То, что может сделать Божественная Диана, может сделать и Альена Тьма. Ты поддержишь меня, мама?
Аннунсиата радостно улыбнулась.
– Ты, должно быть, слышала о страдании, известном как жажда материнства, которое обуревает женщин, когда они уже не могут рожать? Ты и я будем жить здесь, в Шоузе, в комфорте и изобилии и воспитывать твоего ребенка, и бросим вызов миру. В конце концов...
Она колебалась, и Альена вопросительно подняла брови.
– В конце концов, – продолжила Аннунсиата, осознав, что время для такой предосторожности давно прошло, – я сделала это раньше, когда ты родилась, хотя и с меньшей самоуверенностью.
– Будем надеяться, что это девочка, – заметила Альена, вдруг поняв, что Аннунсиата высказала больше, чем заключено в словах, о том, чьей она была дочерью.
* * *
Ребенок родился 11 ноября, в день святого Мартина и день рождения отца Альены. Совпадение очень сильно потрясло Аннунсиату. Альене уже исполнилось тридцать, немалый возраст для рождения первого ребенка, и роды проходили тяжело. Когда все кончилось, Альена произнесла:
– Слава Богу, что мне не придется рожать другого.
Ребенок оказался девочкой, длинной, темнокожей малышкой с большим носом и черными волосами.
– Безусловно, Стюарт, – воскликнула Аннунсиата. – Она будет высокой, как и ее отец. Как ты ее назовешь?
– Я думаю, Марией-Луизой, в честь моей бедной принцессы, упокой Бог ее непорочную душу.
– Принцесса Мария-Луиза! – произнесла Аннунсиата, поднимая ребенка и шагая с ней по комнате. – Это звучит хорошо. Хорошее имя для принцессы Англии.
Альена смотрела на нее предупреждающим взглядом, но была слишком сонной, чтобы очень сильно протестовать. Она только проговорила:
– Это между нами, мама. Теперь ни слова больше об этом, пожалуйста.
Первым, кто прибыл, когда Альене разрешили принимать посетителей, был молодой Джемми, который появился с подарками и охваченный страстным желанием увидеть малышку. Он много раз в течение лета посещал Шоуз и был явно восхищен Альеной и ее рассказами.
Сейчас он, расплывшись в улыбке, подошел к кровати, чтобы уважительно поцеловать ее и выразить свои поздравления.
– Mort-dieu, я провел такое ужасное время, что вы бы пожалели меня, если бы видели. Я замучил ваших слуг, посылая их туда и сюда за новостями, утомил уши всех святых, молясь за ваше благополучное разрешение, и износил подошвы всех своих туфель, беспрестанно шагая в тревоге за вас, как будто ребенок был моим собственным. А теперь, пожалуйста, она цветет и сияет, как будто совсем ничего не произошло. Прабабушка, я надеюсь, вы не проделали какой-нибудь хитрый трюк с грелкой или чем-то подобным?
– Дерзкий мальчишка! – воскликнула Аннунсиата.
Джемми глядел строго.
– Я предупреждал вас, я не поверю тому, что эта, похожая на цветок, молодая женщина смогла произвести на свет ребенка, пока вы не предъявите мне доказательство. Пойдемте сейчас. Где этот цветочек, этот розовый бутончик?
Аннунсиата вынула малышку из детской кроватки и поднесла ее к Джемми. Он внимательно посмотрел на ее спящее личико, а затем нежно взял девочку на руки.
– Я клянусь, что узнал бы ее где угодно. Я чувствую, будто знал ее всю мою жизнь. Она же – совершенство! Мои братья никогда не были такими прелестными, как она, ни мой... То есть ребенок одного человека из деревни, которого я знаю, – опрометчиво сказал он. – Она не сморщенная, как часто бывают новорожденные, а гладкая и шелковистая, как лепесток розы. А как много волос!
Он смотрел и смеялся.
– Это не больше, чем парик джентльмена, – заметила Аннунсиата. – Через день или два она станет совершенно лысой. Но они вырастут снова. Я думаю, она будет темноволосой...
– Как и ее мать, – заметил Джемми, недвусмысленно посмотрев в сторону Альены. Держать что-нибудь в секрете от Джемми было всегда трудно, потому что он был в таких отношениях со слугами, что слышал все сплетни раньше, чем кто-либо другой.
– Что ж, – произнес он, возвращая ребенка Аннунсиате, – думаю, могу сказать, что я горжусь тобой, кузина Альена, если я могу назвать тебя так во избежание необходимости точно выразить наше родство. Так как вы, к моему удовлетворению, предъявили мне все доказательства, я сейчас принесу сюда подарки. Подождите меня.
Он выскочил из комнаты и вернулся с большой сумкой, из которой он прежде всего достал отрез бледно-желтого шелка.
– Матери на платье, чтобы отпраздновать ее возвращение в нормальную форму, – объявил он, вручая его с изысканным поклоном Альене.
Она слегка покраснела от удовольствия и удивления и сказала:
– Он прекрасен! Я не могу себе представить, где ты его мог достать. А цвет...
– Идеально подходит тебе. А! Я же Морлэнд. Как я могу не разбираться в одеждах, особенно в шелке? А теперь для малютки...
Он снова полез в сумку и вынул красивую итальянскую серебряную чашку.
– Я заложил душу, чтобы достать ее. Надеюсь, она тебе понравится, потому что мне было бы неудобно возвращать назад такую покупку. Я намерен выгравировать внутри имя девочки. Кстати, какое?
– Мария-Луиза, – ответила Аннунсиата. Джемми посмотрел на Альену и поднял брови.
– Имя, подходящее для принцессы. Впрочем, почему бы и нет? Для матери каждый ее ребенок – принц или принцесса, не так ли? А теперь, – продолжил он быстро, – наконец, подарок для бабушки.
– Для меня? – удивилась Аннунсиата.
– Конечно. Если вы любите Альену на одну десятую, как я, вы должны были пройти через муки, когда она рожала. Значит, вы тоже заслужили награду. Вот, держите.
Он в последний раз залез в сумку, взял одной рукой содержимое, а другой откинул сумку прочь, показывая большого и спящего пятнистого щенка охотничьей собаки.
– Для замены, насколько одна собака может заменить другую, вашей дорогой старой Китры.
Китра тихо умерла в сентябре во сне, как и должны умирать старые гончие. Аннунсиата взяла щенка со смущенным видом, и он стал просыпаться, начал ворочаться и лизать лицо Аннунсиаты, перебирая большими мягкими лапами для опоры. Джемми следил за выражением лица Аннунсиаты, вполне довольный собой.
– Каждый ребенок должен расти с собакой, – проговорил он, – а маленькая принцесса будет расти с этой. Как вы его назовете, графиня?
– Фэнд, – не задумываясь, ответила Аннунсиата.
Она любила знакомые клички для собак.
– У меня был Фэнд, когда ты была маленькой, Альена, помнишь?
– Да, – ответила Альена. – Мне он нравится. Марии-Луизе он тоже понравится.
– Спасибо, Джемми. Ты очень заботлив, – произнесла Аннунсиата. – А теперь возьми-ка щенка и подержи его: ребенок проснулся.
Джемми наблюдал, как она подошла к кроватке, чтобы взять малышку. Потом он сказал:
– Знаете, мне доставляет большое удовольствие думать об этой девочке, о том, как она будет расти здесь вместе с собакой, в этом доме. Я приеду и буду учить ее ездить верхом, как только она достаточно подрастет. Вы позволите мне, кузина? Мы будем все вместе ездить верхом к Десяти колючкам, в лес Вилстропа и в Заячью рощу?
Это прозвучало с такой тоской, что Альена рассмеялась.
– Конечно, мы будем ездить верхом вместе. Особенно по тем местам, чьи названия всю мою жизнь звучали для меня, как песня. Я надеюсь, ты понимаешь, Джемми, как тебе повезло, что ты вырос здесь? Я рассчитываю, что ты покажешь мне каждую частицу твоего царства.
– С величайшим удовольствием, – поклонившись, ответил Джемми.
* * *
В мае 1718 года в Сен-Жермен умерла королева Мария Беатриса, которую оплакивал весь двор короля-изгнанника. Аннунсиата послала письмо с выражениями соболезнования королю в Урбино по своим обычным каналам. Она предполагала, что Альена тоже могла написать, и подозревала, что она это сделала еще раньше, чтобы сообщить королю о рождении Марии-Луизы. Однако ответил король или нет, Аннунсиата не знала и не имела желания спрашивать. Хотя Альена, казалось, устроилась в Шоузе вполне счастливо, посвящая свою жизнь воспитанию дочери и получая удовольствие от простых сельских занятий, и ее забавляли проделки Джемми, все же Аннунсиата не могла не подозревать, что рана, нанесенная ей, очень глубока, и об очень многом Альена умалчивает.
Король, как сообщили Аннунсиате, был глубоко опечален кончиной своей матери и теперь, оказавшись совершенно одиноким и мире, стал искать жену среди второстепенных принцесс Европы. Аннунсиата думала с некоторой неприязнью, вспоминал ли он вообще когда-нибудь Альену, и проклинал ли себя за потерю той, которая смогла бы служить для него величайшим утешением и быть самой лучшей из жен. Она надеялась, что да, и каждый день ожидала получить хоть какие-нибудь признаки его раскаяния.
Они обнаружились в октябре, как раз перед днем рождения Марии-Луизы. Пришел пакет, пришитый ко дну мешка с изюмом, в котором, когда его вскрыли, оказался конверт, скрепленный королевской печатью. На нем не было, как обычно, никакого адреса, из опасений обвинений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65