— А вы там бывали? — Порочная ухмылка искривила губы императора.
— Ваше величество, я советую вам ограничить свои вопросы менее личными темами, — сказал Правый министр Исидзё. — Вы же не хотите оскорбить сёсакан-саму.
«И соответственно сёгуна», — давал понять министр.
— Он обязан ответить, — заявил Томохито. — Таков уговор.
— Но теперь моя очередь спрашивать, — улыбнулся Сано. — Каково ваше мнение о Левом министре Коноэ?
Глаза Томохито расширились от удивления. Сано догадался, что немногие решались ловить его на слове или самовольно менять тему разговора. Император нахмурился:
— Мне известно, что Коноэ убили. Вы думаете, что я в этом замешан?
Сано покачал головой:
— Мы договорились.
Томохито открыл рот и оглядел придворных в поисках поддержки. Народ безмолвствовал. Император вздохнул:
— Левый министр был моим наставником. Он учил меня, как исполнять священные обряды и вести придворные церемонии. Он проверял мои уроки и добивался, чтобы я все хорошо усвоил. — Томохито пожал плечами. — Он был терпимым учителем.
Сано припомнил слова Хосины: «Он слушается только трех человек — мать, госпожу Асагао и Исидзё. Левый министр тоже имел на него влияние. После его смерти Томохито совсем распоясался — ведет себя так, будто весь мир принадлежит ему, словно выясняет, как далеко может зайти». «Не вызывал ли Коноэ злобу у императора тем, что осаживал его?» — подумал Сано.
— Теперь вы ответьте, — сказал Томохито, — правда ли, что Мияко и Эдо связывает очень длинная дорога?
— На ней расположены пятьдесят три деревенские почтовые станции, — ответил Сано. — Путешествие занимает пятнадцать дней.
Томохито выпучил глаза:
— Пятьдесят три деревни? Пятнадцать дней? Я и не знал, что Эдо находится так далеко. А сколько же времени нужно, чтобы пересечь всю страну?
— Если погода благоприятная — около трех месяцев.
Император закусил губу, помолчал и признался:
— Ничего-то я не видел.
Это было вполне понятно. Император имел право покинуть дворец только под угрозой стихийного бедствия. Общаться ему разрешалось исключительно с придворными. Такая изоляция обусловливалась несколькими обстоятельствами. Во-первых, физическая безопасность. Священного суверена Японии следовало оградить от несчастных случаев, бандитских нападений и смертельных заболеваний. Во-вторых, духовное здоровье. Сомнительные чувства, поступки, идеи не должны были угрожать чистоте императорской души. В-третьих, политический фактор. Бакуфу опасалось, как бы диссиденты не убедили впечатлительного суверена посягнуть на власть сёгуна, создать параллельное правительство, подкупить армию, обольстить население и подорвать могущество клана Токугава. Юный император Томохито был ветром, который мог обернуться ураганом, осознав свою наследственную силу.
— Левый министр поучал вас, указывал на ошибки. Вы, наверное, сердились на него, когда он отчитывал вас? — спросил Сано.
Прервав размышления о размерах Японии, Томохито покачал головой:
— Это делалось для моего собственного блага. Левый министр хотел, чтобы я стал самым лучшим правителем, исполнил предначертанное мне судьбой. Я был благодарен ему за внимание.
— И вам никогда не хотелось избавиться от его опеки?
Лицо императора вспыхнуло.
— Левый министр никогда не заставлял меня делать то, что мне не нравилось. И он никогда меня не наказывал. Он даже не мог прикоснуться ко мне. Я слушался его потому, что это был мой выбор.
Горячность ответа натолкнула Сано на мысль, что отношения императора с Левым министром Коноэ были далеко не безоблачными.
— Если полагаете, что я его убил, вы сошли с ума! — Томохито вскочил с подушек и, сжав кулаки, забегал взглядом по залу, словно ища, что бы швырнуть в Сано. — Как вы смеете обвинять меня?!
— Вам действительно необходимо провоцировать его, сёсакан-сама? — тихо произнес Правый министр Исидзё.
— У меня в подчинении силы космоса. Я разотру вас в порошок! — крикнул император.
— Пожалуйста, примите мои извинения, — пролепетал Сано, ошеломленный неожиданной истерикой.
«Похоже, у мальчика проблемы с психикой, — решил он. — Тогда, — немедленно добавил сыщик, сидящий внутри Сано, — допустимо, что он и убил Коноэ!»
— Вы сожалеете об утрате Левого министра?
Император улегся на живот и подпер голову кулаками.
— Я скучаю по нему. — Он помолчал. — Но больше я в нем не нуждаюсь!
— Что вы имеете в виду? — удивился Сано.
— Ничего.
Сано подождал продолжения, не дождался его и сменил тему:
— Мне сказали, это вы обнаружили тело Левого министра.
— Да. — Томохито бросил настороженный взгляд на Сано. — Со мной был кузен. — Лицо расплылось в ехидной улыбке. — Вы и с ним хотите побеседовать?
— Если позволите, ваше величество.
Император встал и приказал:
— Позовите принца Момодзоно.
6
Рэйко, следуя в паланкине по лабиринту императорской резиденции, потеряла чувство времени. Ей показалось, что она выпала из современной жизни и очутилась в нянюшкиной сказке. Все: одежды людей, проходивших мимо нее по узким улочкам, здания, видневшиеся через открытые ворота, — говорило о делах давно минувших дней.
Носильщики опустили паланкин на землю. Выйдя из кабины, Рэйко увидела огромный дом, стоявший в центре квадрата, образованного притиснутыми друг к другу строениями. Изогнутые скаты крыш бросали тени на широкие веранды и затейливо зарешеченные окна. Над деревьями, маячившими за кровлями, сновали ласточки.
— Что это за место? — спросила Рэйко пожилого седовласого придворного, сопровождавшего ее.
— Усадьба отрекшегося императора.
Рэйко знала, что императоры отрекались от власти по множеству причин. Один ушел в отставку из-за преклонного возраста и плохого самочувствия; другой переложил на плечи преемника хлопотливые ритуалы, желая руководить дворцовым хозяйством из-за кулис; третий, устав от светской суеты, удалился в монастырь; четвертый лишался престола в результате заговора; пятого отправили на покой раздоры в собственной семье, шестого — бесконечные природные катаклизмы... Дед нынешнего императора покинул трон в знак несогласия с законами, которые ограничивали его власть. Почему отрекся император Рэйгэн, отец Томохито, Рэйко забыла.
— Госпожа Дзёкио большую часть времени проводит здесь, — сказал придворный. — Она вас ждет.
Поднимаясь по лестнице, Рэйко мысленно улыбалась. Она представляла мать императора в виде робкой пожилой женщины; такая вряд ли владела техникой киаи. Сано явно переборщил, предупреждая жену об опасности.
В просторной полупустой комнате для приемов поднятые стенные панели открывали вид на парк. Клены и вишневые деревья окружали прохладным оазисом миниатюрную горку, с которой бывший император смотрел на город. Прохаживались наряженные в яркие кимоно дамы; смех перемешивался со звоном колокольчиков, раскачивавшихся на ветру.
На веранде спинами к комнате сидели на коленях мужчина и женщина. Перед ними шеренгой располагались знатные особы; сбоку ожидали приказаний слуги.
— Как явствует из этих цифр, императорский бюджет на текущий год превышает суммы, выделенные бакуфу, — произнес кто-то. — Так как урезание расходов может отрицательно сказаться на образе жизни императора, мы предлагаем продать еще несколько стихотворений его высочества и тем пополнить бюджет.
— Он согласен, — ответила женщина. — Пусть придворный поэт сочинит стихи, император их подпишет.
Секретарь принялся усердно фиксировать распоряжение. Придворный подвел Рэйко к группе и сказал:
— Досточтимые отрекшийся император и Имперский совет, прошу простить меня за то, что прерываю вас.
Рэйко опустилась на колени и поклонилась.
— Супруга сёсакан-самы сёгуна прибыла навестить госпожу Дзёкио.
Экс-император Рэйгэн, развалившийся на нескольких подушках, устало вздохнул. Ему было около сорока лет. Рябое невыразительное лицо, дородное тело, полусонные глаза.
— Приветствую вас, — промямлил он равнодушно.
Рэйко пробормотала вежливый ответ и перевела взгляд на женщину.
— Очень хорошо, что вы пришли, досточтимая госпожа Сано, — сказала та.
В отличие от мужа Дзёкио сидела прямо и отчетливо изъяснялась прекрасно поставленным голосом. Будучи на несколько лет старше Рэйгэна, она сумела сохранить гладкую кожу, молодой блеск в глазах и длинные иссиня-черные волосы. Женщина отличалась классической красотой, свойственной уроженкам Мияко: стройная, длинноногая, с высокими круглыми бровями, изящно вылепленным носом и тонко очерченными губами. Впечатление классики дополняла прическа на гребнях. Под складками шелковой одежды угадывалось сильное тело; взгляд выдавал недюжинный ум, в манере соединять кончики пальцев белых рук, спокойно лежащих сейчас на столике красного дерева, чувствовалось завидное самообладание.
— Ваше внимание — незаслуженная честь для ничтожной женщины.
Потрясенная Рэйко, умозрительное представление которой о матери Томохито разбила действительность, как отражение в пруду — упавший камень, ответила:
— Очень благодарна за то, что вы соизволили принять меня.
— Дайте мне, пожалуйста, минуту, чтобы завершить дела, — сказала Дзёкио тоном человека, привыкшего к тому, что ему подчиняются, и обернулась к мужу: — Мой господин, вы ведь подпишете приказ придворному поэту?
— Что ж, если надо, подпишу.
Секретарь положил на столик бумагу. Дзёкио обмакнула в тушь нефритовую императорскую печать, подняла руку Рэйгэна, вложила в нее печать и опустила руку на бумагу. Секретарь забрал документ. По знаку Дзёкио придворные, поклонившись, ушли; слуги унесли Рэйгэна.
Рэйко следила за происходящим с восхищением. Она сама помогала мужу в работе, но оказывается, это не было верхом ума и смелости. Перед ней сидела женщина, которая не просто подменяла мужа на время, но полностью заменяла, думая и распоряжаясь вместо него.
Дзёкио приготовила ритуальный чай. Рэйко, сгоравшая от любопытства, позабыла о приличиях:
— Как получилось, что вы ведете дела, которые, как правило, находятся в компетенции мужчин?
Дзёкио налила чай в чашку Рэйко и взглянула на гостью с интересом. Атмосфера на веранде изменилась: исчезли светские рамки. Дзёкио откровенно ответила:
— Мой муж с отвращением относится к любым физическим и умственным упражнениям. Он женился на мне, ибо знал: я способна действовать за него. И я действовала. В конце концов даже минимальные обязанности стали ему не под силу, и он отрекся от трона. Однако наш сын пока не в состоянии управлять двором, поэтому я продолжаю вести дела. Двор принимает это как должное из уважения к моему мужу.
«Значит, нам обеим замужество помогло раскрыть таланты», — подумала Рэйко.
— Простите меня за дерзкий вопрос, — сказала она, — однако я первый раз встречаю женщину, которая что-то возглавляет.
— Не меньшей редкостью является и то, что жена чиновника из Эдо сопровождает мужа в Мияко, — ответила Дзёкио. — Не объясните ли цель своего путешествия?
Рэйко насторожилась: «Конечно, она знает о том, что Сано расследует смерть Левого министра Коноэ. Неужели догадалась об истинной цели моего визита?»
— Муж посчитал, что мне будет приятно увидеть прежнюю столицу.
— Понимаю, — кивнула Дзёкио, но в голосе прозвучало недоверие. — Каковы же ваши впечатления от Мияко?
— Я пока немногое видела, но город очень отличается от Эдо, — сказала Рэйко, обрадовавшись, что ее версию приняли без колебаний. — Меня особенно очаровал императорский дворец.
На губах Дзёкио мелькнула усмешка.
— Вы были бы другого мнения, проведи здесь всю жизнь.
— Вы никогда не выезжали из Мияко?
— Всего четыре раза, когда двор эвакуировался из-за пожаров. Вот уже шестнадцать лет я безвылазно сижу в императорской резиденции.
«Я сошла бы с ума», — подумала Рэйко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43