Не в тельца золотого, а в Господа. На том и стоим. Или сидим. На кресле ручной редкой работы.
Петр не поленился встать, чтобы одобрительно похлопать Гашема по плечу.
– Успокойся, успокойся ты, в самом деле. Все будет в порядке. Я про твоего э-э... Серара знаю. Вот тебе задание: возьмешь троих или четверых проверенных людей и проследишь, только незаметно, за его воровством, понял? Попадется можете смело его гнать, а мы вам нового назначим. Все ясно?
Толстяк меленько кивал, раболепно выпучив глаза. Ему было все ясно: самый большой начальник его понял и дал мудрый совет. Не зря, выходит, четверо суток в Иерусалим топал.
– Ну, все, иди, Гашем, и будь здоров и счастлив. Доброго тебе пути, Гашем...
Закрыв дверь за галилейским доброхотом, Петр жестко потер руками лицо и произнес по-русски, как выругался:
– Ру-ти-на!
И, кстати, выругался, присовокупив к сказанному короткое непечатное слово. Тоже русское.
– Материшься?
Вопрос был задан опять же по-русски. Голова Иоанна, так и не подвергшаяся усекновению, торчала из-за полуоткрытой двери. И широко улыбалась.
Странно, дверь должна была скрипнуть...
– Матерюсь, - как бы виновато ответил Петр. - А как тут не материться? Скоро они будут являться сюда по всем поводам. Глава общины ворует - приходят к нам жаловаться. Колодец пересох - тоже к нам. Не ровен час, обосранных младенцев начнут приносить - чтоб мы подмыли!
– Не начнут, - серьезно сказал Иоанн.
Эта фраза окончательно добила Петра. Он издал нервный смешок, который легко перешел в хохот: хотелось пусть даже смехом разрядиться, день слишком занудным сложился. И причина для смеха - вполне достойная: патриотическая уверенность Иоанна в способности еврейского народа самостоятельно решить эту насущную детскую проблему.
Секунду спустя Иоанн тоже заразился смехом.
Петр любил и ценил такие моменты. Нечасто выдается возможность посмеяться от души с лучшим другом, на минуту забыв о бескрайнем море дел, о неприятных событиях десятилетней давности, о скучно ждущих людях в приемной. Плюс к тому если верить медикам - смех именно без причины очень полезен для нервной системы...
А вот, кстати, приемная... Что-то там сейчас происходит, что-то странное, что-то нежданное, что-то совсем даже непонятное Двадцать пятое или пятьдесят второе чувство Петра заставило его сразу посерьезнеть и прислушаться. И Иоанн смех оборвал, насторожился - видимо, ощутил то же самое.
Из-за двери раздался визгливый крик Илама:
– Куда без очереди?!
И дверь распахнулась, отлетев к стене, и Петр с Иоанном, к действительно странному, к действительно нежданному и уж абсолютно непонятному счастью своему, мгновенно поняли природу означенных невнятных ощущений.
На пороге, улыбаясь, стоял Иешуа.
Вот тебе и раз, сказала Волку Красная Шапочка, а я к бабушке собралась. Сказка. Детство Петра. Ассоциации.
Одет был Иешуа странновато для Иудеи первого века. Нет, конечно, беглый взгляд стороннего человека не выявил бы особых несоответствий, но Петр и Иоанн, стоя, фигурально выражаясь, с отпавшими до полу челюстями, имели возможность внимательно поразглядывать неожиданного визитера - хоть с полминуты, а хватило вполне. Петр автоматически отметил, что потерянный друг вернулся с округлившимся лицом (гамбургеры? пицца? хотдоги?), с привычно длинными волосами, но непривычно короткой бородкой, аккуратной, вполне академической, а вовсе не библейской. На нем красовалось некое подобие туники, наспех, видимо, скроенное из какой-то простыни, упертой, не исключено, в проезжем отеле, ткань тонкая, хлопчатобумажная, в Иудее такой взяться неоткуда. На ногах у Иешуа имели место открытые сандалии всемирно известной фирмы Reebok - на липучках. Логотип всемирно известной замазан чем-то черным - фломастером? чтобы, значит, не бросался в глаза.
– Насмотрелись? - ехидно спросил Иешуа. Голос, который в последний раз Петр слышал много лет назад, совершенно не изменился. А с другой стороны - что за идиотизм, чего бы ему меняться? Это здесь, в Иудее, десять лет минуло, а там, может, и двух дней не прошло. Забыл, старый Петр, эффект тайм-капсулы? Тут - годы, там - минуты. Сам ведь пользовался переходом во времени, чтобы не тратить дни на путешествие, к примеру, из того же Иершалаима в Нацерет... Хотя какая, к дьяволу, капсула?.. Каналы времени заблокированы мертво... Как Иешуа здесь очутился?..
Радость радостью, но логика живее всех живых. Впрочем, вопросы - позже,
И с тарзаньим воплем он заключил Иешуа в объятья.
– Брат!.. Брат! - только и мог разумно произнести. Далее следовали крепкие шлепки по плечам, кряхтенье и радостные междометия. Удивительно уныло и однообразно проявляют свои чувства мужчины - что в первом веке, что в двадцать втором. Понять бы только - кто из описываемых мужчин из какого века...
Натискавшись, Петр отпустил Иешуа, чтобы в следующее мгновение его сграбастал Иоанн. Та же картина.
– Ох, не задуши! - хохотал Иешуа.
– Ничего, воскреснешь! Нам не привыкать, - отвечал Иоанн, прижимая старого друга к своей могучей груди.
Петр смотрел на Иешуа, и в мозгу его точно формулировались десятки вопросов, каждый из которых был главным, и каждый следовало бы задать первым, но на язык почему-то просилось традиционно идиотское: "Ну, как ты там вообще?"
Связь аппарата мышления с голосовым аппаратом за десять лето иудейского сидения Петра, по-видимому, сильно ослабла. Сам он, к грусти мимолетной, о том не подозревал до конкретного исторического момента.
– Вообще-то я там ничего, жив пока. - Иешуа, отпущенный Иоанном, с явственно ощутимой радостью смотрел на друзей, не переставая, однако, читать их мысли.
К месту припомнились мысленные блоки... Но какие блоки? От кого блокироваться? От Иешуа? Еще к месту припомни: бессмысленно это. Да и нет давно никаких тайн! Ни от него, ни от Иоанна. Если кто и может что-то скрывать, то это как раз Иешуа, исправно функционирующая интуиция подсказывает: он не для того сюда невесть каким образом вернулся, чтобы что-то скры-вaть. Скорее напротив...
– Правда,бpаm?
– Конечно, правда. Что спросите - отвечу, а что не спросите - сам расскажу.
Оглянулся кругом себя, рассмотрел внимательно стулья - плотницкую гордость Петра, пощупал.
– Молодец, Кифа, добротно сделано. Заменил меня не только в Божьем промысле, но и в плотницком ремесле. Где удачнее?
– Ты пришел в общину, сплоченную твоим именем, и хвалишь какой-то стул?
– Верно говоришь, Кифа, - Иешуа стал серьезным, - за общину тебе спасибо.
– Да за что "спасибо"? Работа такая... В ответ Иешуа не преминул уколоть его:
– И это верно. Ты же у нас Мастер Службы Времени. Один из пятнадцати Великих. Ты просто продолжаешь контролировать верный ход Истории. Все как в инструкции, а инструкцией для тебя, если я не запамятовал, всегда был Новый Завет.
Слова "Служба Времени" заставили Петра внутренне напрячься. Давно он ни от кого их не слышал. В голове еще сильнее забушевал ураган вопросов. И про Службу тоже.
– Расскажешь про Службу? - спросил тихо Петр.
– Слышал же: все расскажу. И про Службу тоже. Только перекусить бы...
– Вот ведь сообразиловка тупая! - Петр хлопнул себя по лбу. - Гость с дороги, а мы... Илам!
Через четверть часа на столе для планерок, летучек и совещаний (что еще бюрократическое припомнить?) стояли кувшины с вином, нежнейшее мясо, блюдо с зеленью и прочие яства из не? прикосновенного запаса для высоких гостей общинного босса, владельца Большого Стола. Во время еды о серьезном как-то не говорилось, поэтому обсуждали частное - кто насколько изменился, кто постарел, а кто нет, кто чему научился, а кто что позабыл. Петр не преминул гордо поведать Иешуа о своем юбилейном пешем броске по памятным местам, чем сильно растрогал друга.
Рассчитал ли Иешуа свое появление именно в данный момент - по прошествии долгих десяти лет или случайно так вышло, но все получилось психологически точно: оставшиеся в Иудее первого века Петр и Иоанн настолько соскучились по нему, что сами принялись наперебой рассказывать об общине, о паломничествах, о том, как христианская вера приживается в абсолютно непригодных для нее к раньше казалось, землях. Новый слушатель - причем не случайный прохожий, не неофит, жаждущий подробностей общинного бытия, а лицо, как говорится, заинтересованное, знающее - ах какая приманка для рассказчика! Петра и Иоанна невозможно было остановить. А Иешуа и не пытался. Ему все казалось важным и интересным. Хотя первым оказался самый трудный для ответа вопрос:
– Что с матерью, Кифа? Жива ли? Я бы хотел ее видеть...
Петр не стал применять ни местную, ни общую анестезию.
– Она умерла, брат. Прости...
– Когда? - Голос Иешуа был ровен м тих.
– Через три года после твоего... Вознесения...
– Болезнь?
– Нет, брат. Просто сердце остановилось. Во сне. А я не умею оживлять людей...
Иешуа молчал, смотрел в окно. Что он там видел? Петр не слышал - что...
– Давайте помянем мать, - сказал Иешуа, поднимая чашу с вином. Добавил по-русски: - Пусть земля будет ей мягкой...
Петр не стал поправлять...
После трапезы друзья повели Иешуа на экскурсию по обширной территории общины. Несказанно обрадовали Марфу и братьев Натана и Фому. Остальных в этот день в общине не нашлось, разъехались по делам кто куда: месяц Элул на дворе, месяц сбора оливок, рабочая страда - самое время для неспешных, вечерних, после трудового дня, бесед с людьми... Верные ученики Иешуа поначалу даже не поверили, что перед ними стоит настоящий Машиах - уж больно по-чужому выглядел человек с короткими волосами и куцей бородкой; скорее уж эллинской, нежели иудейской.
– Фома, брат, ты не изменился. Как был неверующим, так и остался! - шутил Иешуа. - Это же я, я, подойди, потрогай. Вот - я шрамы на руках остались. От гвоздей, коли помнишь...
Фома тупил взор и стеснительно улыбался.
Вечером, когда восторги по поводу возвращения Иешуа уже Поулеглись, Машиаха показали всем, кому следует, познакомили всеми, с кем хотелось, и троица отцов-основателей засела в кабинете Петра, не забыв прихватить с собой несколько кувшинов с вином.
– Ну, рассказывай.
Иешуа вздохнул, помолчал немного, видимо, прикидывая чего бы начать.
– Мир твой, Кифа, - большой бардак. Хорошее начало. По крайней мере, одно ясно: язык свой он сильно обогатил.
– Это я и так знаю, Иешуа. Рассказывай толком. С самого прибытия.
Петра жгуче интересовало, как Иешуа удалось разобраться с техниками на приемном створе, которые увидали совершенно чужого человека.
– Разочаровывающе просто, Кифа, - Иешуа опять ответил на мысленный вопрос, - я всего лишь прошел мимо них. Спокойно. Там был приличный переполох, они думали, что тайм-капсулу кто-то запустил вхолостую и она вернулась без пассажира. Но пассажир был. Просто они меня не видели. Это же легко. Ты сам так отлично умел и, надеюсь, не разучился.
Умеет. Но забыл. Десять лет не практиковался. Надобности не возникало.
– Дальше, дальше...
– Дальше я пообщался с вашим супермозгом.
– С Биг-Брэйном?
– С ним, родимым. Знаешь, Кифа, оказывается, это крайне интересно вникать в разум компьютера. Вот в нем царит такой порядок, что диву даешься.
– Пообщался? А зачем с ним-то? - Петр похолодел от своей догадки.
Иешуа прочел его мысли и утверждающе кивнул:
– Правильно, брат. Ты все понял верно.
– Ребята, вы все-таки хоть иногда комментируйте мысли... - Иоанн, все время молчавший, подал голос, когда потерял нить беседы. - Я же не владею вашим образньм рядом и не понимаю, куда кто пошел, что увидел, с кем общался... Это вы там оба были, а я человек провинциальный, деревенский, дальше Иершалаима ни шагу... Короче, сели говорить - давайте говорить, ладно?
– Прости, брат, - улыбнулся Иешуа, - я хотел сказать, что после того, как вышел из приемного створа тайм-капсул - ты такой створ, Иоанн, наверняка видел в доме Петра, - то сразу же направился в помещение, где стоит управляющий терминал главного компьютера Службы - Биг-Брэйна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Петр не поленился встать, чтобы одобрительно похлопать Гашема по плечу.
– Успокойся, успокойся ты, в самом деле. Все будет в порядке. Я про твоего э-э... Серара знаю. Вот тебе задание: возьмешь троих или четверых проверенных людей и проследишь, только незаметно, за его воровством, понял? Попадется можете смело его гнать, а мы вам нового назначим. Все ясно?
Толстяк меленько кивал, раболепно выпучив глаза. Ему было все ясно: самый большой начальник его понял и дал мудрый совет. Не зря, выходит, четверо суток в Иерусалим топал.
– Ну, все, иди, Гашем, и будь здоров и счастлив. Доброго тебе пути, Гашем...
Закрыв дверь за галилейским доброхотом, Петр жестко потер руками лицо и произнес по-русски, как выругался:
– Ру-ти-на!
И, кстати, выругался, присовокупив к сказанному короткое непечатное слово. Тоже русское.
– Материшься?
Вопрос был задан опять же по-русски. Голова Иоанна, так и не подвергшаяся усекновению, торчала из-за полуоткрытой двери. И широко улыбалась.
Странно, дверь должна была скрипнуть...
– Матерюсь, - как бы виновато ответил Петр. - А как тут не материться? Скоро они будут являться сюда по всем поводам. Глава общины ворует - приходят к нам жаловаться. Колодец пересох - тоже к нам. Не ровен час, обосранных младенцев начнут приносить - чтоб мы подмыли!
– Не начнут, - серьезно сказал Иоанн.
Эта фраза окончательно добила Петра. Он издал нервный смешок, который легко перешел в хохот: хотелось пусть даже смехом разрядиться, день слишком занудным сложился. И причина для смеха - вполне достойная: патриотическая уверенность Иоанна в способности еврейского народа самостоятельно решить эту насущную детскую проблему.
Секунду спустя Иоанн тоже заразился смехом.
Петр любил и ценил такие моменты. Нечасто выдается возможность посмеяться от души с лучшим другом, на минуту забыв о бескрайнем море дел, о неприятных событиях десятилетней давности, о скучно ждущих людях в приемной. Плюс к тому если верить медикам - смех именно без причины очень полезен для нервной системы...
А вот, кстати, приемная... Что-то там сейчас происходит, что-то странное, что-то нежданное, что-то совсем даже непонятное Двадцать пятое или пятьдесят второе чувство Петра заставило его сразу посерьезнеть и прислушаться. И Иоанн смех оборвал, насторожился - видимо, ощутил то же самое.
Из-за двери раздался визгливый крик Илама:
– Куда без очереди?!
И дверь распахнулась, отлетев к стене, и Петр с Иоанном, к действительно странному, к действительно нежданному и уж абсолютно непонятному счастью своему, мгновенно поняли природу означенных невнятных ощущений.
На пороге, улыбаясь, стоял Иешуа.
Вот тебе и раз, сказала Волку Красная Шапочка, а я к бабушке собралась. Сказка. Детство Петра. Ассоциации.
Одет был Иешуа странновато для Иудеи первого века. Нет, конечно, беглый взгляд стороннего человека не выявил бы особых несоответствий, но Петр и Иоанн, стоя, фигурально выражаясь, с отпавшими до полу челюстями, имели возможность внимательно поразглядывать неожиданного визитера - хоть с полминуты, а хватило вполне. Петр автоматически отметил, что потерянный друг вернулся с округлившимся лицом (гамбургеры? пицца? хотдоги?), с привычно длинными волосами, но непривычно короткой бородкой, аккуратной, вполне академической, а вовсе не библейской. На нем красовалось некое подобие туники, наспех, видимо, скроенное из какой-то простыни, упертой, не исключено, в проезжем отеле, ткань тонкая, хлопчатобумажная, в Иудее такой взяться неоткуда. На ногах у Иешуа имели место открытые сандалии всемирно известной фирмы Reebok - на липучках. Логотип всемирно известной замазан чем-то черным - фломастером? чтобы, значит, не бросался в глаза.
– Насмотрелись? - ехидно спросил Иешуа. Голос, который в последний раз Петр слышал много лет назад, совершенно не изменился. А с другой стороны - что за идиотизм, чего бы ему меняться? Это здесь, в Иудее, десять лет минуло, а там, может, и двух дней не прошло. Забыл, старый Петр, эффект тайм-капсулы? Тут - годы, там - минуты. Сам ведь пользовался переходом во времени, чтобы не тратить дни на путешествие, к примеру, из того же Иершалаима в Нацерет... Хотя какая, к дьяволу, капсула?.. Каналы времени заблокированы мертво... Как Иешуа здесь очутился?..
Радость радостью, но логика живее всех живых. Впрочем, вопросы - позже,
И с тарзаньим воплем он заключил Иешуа в объятья.
– Брат!.. Брат! - только и мог разумно произнести. Далее следовали крепкие шлепки по плечам, кряхтенье и радостные междометия. Удивительно уныло и однообразно проявляют свои чувства мужчины - что в первом веке, что в двадцать втором. Понять бы только - кто из описываемых мужчин из какого века...
Натискавшись, Петр отпустил Иешуа, чтобы в следующее мгновение его сграбастал Иоанн. Та же картина.
– Ох, не задуши! - хохотал Иешуа.
– Ничего, воскреснешь! Нам не привыкать, - отвечал Иоанн, прижимая старого друга к своей могучей груди.
Петр смотрел на Иешуа, и в мозгу его точно формулировались десятки вопросов, каждый из которых был главным, и каждый следовало бы задать первым, но на язык почему-то просилось традиционно идиотское: "Ну, как ты там вообще?"
Связь аппарата мышления с голосовым аппаратом за десять лето иудейского сидения Петра, по-видимому, сильно ослабла. Сам он, к грусти мимолетной, о том не подозревал до конкретного исторического момента.
– Вообще-то я там ничего, жив пока. - Иешуа, отпущенный Иоанном, с явственно ощутимой радостью смотрел на друзей, не переставая, однако, читать их мысли.
К месту припомнились мысленные блоки... Но какие блоки? От кого блокироваться? От Иешуа? Еще к месту припомни: бессмысленно это. Да и нет давно никаких тайн! Ни от него, ни от Иоанна. Если кто и может что-то скрывать, то это как раз Иешуа, исправно функционирующая интуиция подсказывает: он не для того сюда невесть каким образом вернулся, чтобы что-то скры-вaть. Скорее напротив...
– Правда,бpаm?
– Конечно, правда. Что спросите - отвечу, а что не спросите - сам расскажу.
Оглянулся кругом себя, рассмотрел внимательно стулья - плотницкую гордость Петра, пощупал.
– Молодец, Кифа, добротно сделано. Заменил меня не только в Божьем промысле, но и в плотницком ремесле. Где удачнее?
– Ты пришел в общину, сплоченную твоим именем, и хвалишь какой-то стул?
– Верно говоришь, Кифа, - Иешуа стал серьезным, - за общину тебе спасибо.
– Да за что "спасибо"? Работа такая... В ответ Иешуа не преминул уколоть его:
– И это верно. Ты же у нас Мастер Службы Времени. Один из пятнадцати Великих. Ты просто продолжаешь контролировать верный ход Истории. Все как в инструкции, а инструкцией для тебя, если я не запамятовал, всегда был Новый Завет.
Слова "Служба Времени" заставили Петра внутренне напрячься. Давно он ни от кого их не слышал. В голове еще сильнее забушевал ураган вопросов. И про Службу тоже.
– Расскажешь про Службу? - спросил тихо Петр.
– Слышал же: все расскажу. И про Службу тоже. Только перекусить бы...
– Вот ведь сообразиловка тупая! - Петр хлопнул себя по лбу. - Гость с дороги, а мы... Илам!
Через четверть часа на столе для планерок, летучек и совещаний (что еще бюрократическое припомнить?) стояли кувшины с вином, нежнейшее мясо, блюдо с зеленью и прочие яства из не? прикосновенного запаса для высоких гостей общинного босса, владельца Большого Стола. Во время еды о серьезном как-то не говорилось, поэтому обсуждали частное - кто насколько изменился, кто постарел, а кто нет, кто чему научился, а кто что позабыл. Петр не преминул гордо поведать Иешуа о своем юбилейном пешем броске по памятным местам, чем сильно растрогал друга.
Рассчитал ли Иешуа свое появление именно в данный момент - по прошествии долгих десяти лет или случайно так вышло, но все получилось психологически точно: оставшиеся в Иудее первого века Петр и Иоанн настолько соскучились по нему, что сами принялись наперебой рассказывать об общине, о паломничествах, о том, как христианская вера приживается в абсолютно непригодных для нее к раньше казалось, землях. Новый слушатель - причем не случайный прохожий, не неофит, жаждущий подробностей общинного бытия, а лицо, как говорится, заинтересованное, знающее - ах какая приманка для рассказчика! Петра и Иоанна невозможно было остановить. А Иешуа и не пытался. Ему все казалось важным и интересным. Хотя первым оказался самый трудный для ответа вопрос:
– Что с матерью, Кифа? Жива ли? Я бы хотел ее видеть...
Петр не стал применять ни местную, ни общую анестезию.
– Она умерла, брат. Прости...
– Когда? - Голос Иешуа был ровен м тих.
– Через три года после твоего... Вознесения...
– Болезнь?
– Нет, брат. Просто сердце остановилось. Во сне. А я не умею оживлять людей...
Иешуа молчал, смотрел в окно. Что он там видел? Петр не слышал - что...
– Давайте помянем мать, - сказал Иешуа, поднимая чашу с вином. Добавил по-русски: - Пусть земля будет ей мягкой...
Петр не стал поправлять...
После трапезы друзья повели Иешуа на экскурсию по обширной территории общины. Несказанно обрадовали Марфу и братьев Натана и Фому. Остальных в этот день в общине не нашлось, разъехались по делам кто куда: месяц Элул на дворе, месяц сбора оливок, рабочая страда - самое время для неспешных, вечерних, после трудового дня, бесед с людьми... Верные ученики Иешуа поначалу даже не поверили, что перед ними стоит настоящий Машиах - уж больно по-чужому выглядел человек с короткими волосами и куцей бородкой; скорее уж эллинской, нежели иудейской.
– Фома, брат, ты не изменился. Как был неверующим, так и остался! - шутил Иешуа. - Это же я, я, подойди, потрогай. Вот - я шрамы на руках остались. От гвоздей, коли помнишь...
Фома тупил взор и стеснительно улыбался.
Вечером, когда восторги по поводу возвращения Иешуа уже Поулеглись, Машиаха показали всем, кому следует, познакомили всеми, с кем хотелось, и троица отцов-основателей засела в кабинете Петра, не забыв прихватить с собой несколько кувшинов с вином.
– Ну, рассказывай.
Иешуа вздохнул, помолчал немного, видимо, прикидывая чего бы начать.
– Мир твой, Кифа, - большой бардак. Хорошее начало. По крайней мере, одно ясно: язык свой он сильно обогатил.
– Это я и так знаю, Иешуа. Рассказывай толком. С самого прибытия.
Петра жгуче интересовало, как Иешуа удалось разобраться с техниками на приемном створе, которые увидали совершенно чужого человека.
– Разочаровывающе просто, Кифа, - Иешуа опять ответил на мысленный вопрос, - я всего лишь прошел мимо них. Спокойно. Там был приличный переполох, они думали, что тайм-капсулу кто-то запустил вхолостую и она вернулась без пассажира. Но пассажир был. Просто они меня не видели. Это же легко. Ты сам так отлично умел и, надеюсь, не разучился.
Умеет. Но забыл. Десять лет не практиковался. Надобности не возникало.
– Дальше, дальше...
– Дальше я пообщался с вашим супермозгом.
– С Биг-Брэйном?
– С ним, родимым. Знаешь, Кифа, оказывается, это крайне интересно вникать в разум компьютера. Вот в нем царит такой порядок, что диву даешься.
– Пообщался? А зачем с ним-то? - Петр похолодел от своей догадки.
Иешуа прочел его мысли и утверждающе кивнул:
– Правильно, брат. Ты все понял верно.
– Ребята, вы все-таки хоть иногда комментируйте мысли... - Иоанн, все время молчавший, подал голос, когда потерял нить беседы. - Я же не владею вашим образньм рядом и не понимаю, куда кто пошел, что увидел, с кем общался... Это вы там оба были, а я человек провинциальный, деревенский, дальше Иершалаима ни шагу... Короче, сели говорить - давайте говорить, ладно?
– Прости, брат, - улыбнулся Иешуа, - я хотел сказать, что после того, как вышел из приемного створа тайм-капсул - ты такой створ, Иоанн, наверняка видел в доме Петра, - то сразу же направился в помещение, где стоит управляющий терминал главного компьютера Службы - Биг-Брэйна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92