.. А для Соледад - страшен. Собственный отец! И, пожалуй, вот этот прощальный бег девушки более всего и убедил Мари в том, что все сделано Учителем верно, нечего сопливиться и пускать слюни.
Хотя Соледад следовало бы быть поскромнее... Когда выходили из машин у "Интерконтиненталя", отец Педро спросил осторожно:
– Что теперь будет, Мессия?
– Надеюсь, пообедаем и одновременно поужинаем, - ответил Иешуа. - А вам, падре, стоит собрать свои вещи, если вы не раздумали идти со мной. Да и, строго говоря, здесь вам делать больше нечего...
Поужинали, конечно. Ригерт расстарался.
В полночь канал Си-эн-эн прогнал толково смонтированную картинку - минут на пятнадцать, да в придачу диктор сообщил о непонятных волнениях на кокаиновом рынке. Ригерт вызнал подробности, помчался стучать депешу в Бюро, а спустя час вернулся в отель и вывез гостей огородами на тот же заброшенный аэродромчик, где уже вовсю гонял пары военный борт, спешно присланный из Боготы за Мессией.
– Прилетаете в Боготу впритык к парижскому рейсу, - наставал он Иешуа, Мари и отца Педро, которому, как и всякому порядочному нищему, собраться оказалось - только подпоясаться. - Вам снят весь салон первого класса. С вами полетят двое сопровождающих, ребята очень умелые и хитрые, доверьтесь им. Ну а в Париже вам уже все станет по фигу. Колумбия останется сном. Дурным. Так, Мессия? Ведь впереди - новые свершения, да?
Он радовался моментальной победе над кокаином, как детеныш малый.
– Чего радуетесь, Марк? Вы же без работы остались, - заметила ему Мари.
– Хотелось бы, - вздохнул он, - да, боюсь, работы мне до конца дней хватит, И большая ее часть - здесь: не дать возродиться кокаиновому рынку. Ваш же босс, милая, не поступит к нам в Бюро на службу. Это сегодня его боль наркота, а завтра - что заболит? Бог знает... Так что не жалейте меня пожалейте себя. С таким боссом скучать не придется...
Бюро не умело всерьез бороться с наркотиками, но зато замечательно устраивало путешествия заезжим пророкам. И поэтому в аэропорту Боготы действительно был двухэтажный "боинг", и в нем - просторный, кожаный и мягкий первый класс, и крепкие ребята на задних креслах, главная цель которых была в том, чтобы не пускать в салон фанатеющих пассажиров бизнес-класса и эко-ном-класса, и стюардессы - более испуганные, нежели восхищенные наличием в салоне такого знаменитого пассажира, и записочка, переданная пилотом прямо в руки Иешуа.
И слова Иешуа пилоту:
– Конечно, зовите! Немедленно!
И тоненькая фигурка Соледад Гонсалес, возникшая на пороге салона.
И ее слова:
– Я решила. Учитель!
Пауза. Немая сцена. Салон первого класса в "Боинге-949" был большой, места хватило всем, включая новоприбывшую.
Иешуа к случаю пошутил или всерьез сказал - кто его, кроме чего самого, разберет:
– Теперь вас четверо у меня. Не хватает еще восьмерых.
Что он имел в виду? Двенадцать апостолов? Но Крис, допустивший такое предположение, не мог с ним согласиться, несмотря на всю его лестную привлекательность: среди евангельских , двенадцати не было женщин. Мария из Магдалы - да, мать Мария тоже да, но они - лишь спутники, но не апостолы. Хотя... Kpис был готов принять за исходное: другое время - другие нормы. Тем более что не им, не ученикам, эти нормы устанавливать: это прерогатива Учителя. Захочет - бродячую кошку в ученики возьмет, если она, к примеру, кошка то есть, - паранорм, владеет телепортацией и склонна по ночам левитировать над помойками...
Мари - пока готовились к взлету, набирали высоту, заправлялись холодным и колким шампанским "Крюг" урожая пятьдесят первого года, говорили о незначащем, ни разу не вспоминая происшедшее в Колумбии, - все это время Мари внимательно поглядывала на Иешуа и на Соледад, пытаясь с помощью того, кто внутри, обнаружить некую опасность ее появления в общей компании. Странно, но она, как и Крис, подумала о кошке: не пробежит ли черной кошкой эта, бесспорно (тут Мари была честна с собой), красивая девица с черными, тяжелыми, до пояса волосами, с кошачьими раскосьми и, кстати, желтоватыми глазами между Иешуа и остальными. Под остальными она, разумеется, имела в виду себя. Не Криса же и не отца Педро... Но Иешуа по-прежнему был ровен со всеми, даже с охранниками, мертво занявшими задние кресла, а Соледад ни к кому не навязывалась, сидела мышкой, переживая свою вновь обретенную решимость. Мари - что! Она вон с малых лет вне дома, она родителей раз в году по обещаниям видит, поэтому и отношения у них - лучше некуда. Пусть раз в году, но зато счастья родителям - на целый год вперед. А эта девочка - домашняя, книжная, музыкально-рояльно-скрипичная, мамина-папина, в деньгах купающаяся, на вид мягкая и податливая, а вот ведь есть в ней жесткий стерженек! Ну, пусть пока не стальной, не титановый, но не согнулся, когда пришла пора уйти с порога отчего богатого дома. Иешуа помог? Но Иешуа и ей, Мари, помог - хотя бы тем, что явился в мир и дал ей дело. И Крису помог, и отцу Педро, и кому еще поможет - как сосчитать и, главное, для чего? Хотя цифра названа: восьмерым еще - точно. Интересно: кто они будут, если будут?.. А тот, кто внутри, на появление Соледад никак не реагировал, спал сладким сном, и Мари потихоньку успокоилась, смирилась, даже снабдила девушку замечательной жетельной резинкой "Orbit no sugar", которая, как вольно утверждает реклама на ти-ви, заменяет дантистов и зубную пасту.
Было, правда, опасение у Криса: а что, если озлобленный папа Гонсалес, у которого не только бизнес похерили, но и любимую дщерь увели, объявит дочку в международный розыск и на честной компании Мессии повиснет тяжкое обвинение в киднепинге? Опять же Интерпол, опять же интернирование в Боготу, опять же тюрьма, опять же неправедный суд и фигец миссии Мессии, извините за невольный ассонанс... Но дочка горячо заявила, что папа на это не пойдет, что она уже совершеннолетняя и что на всякий случай подстраховалась: отправила письма в прессу и в полицию, где объяснила свой уход из дома, никак не связывая его с бизнесом отца. Обстоятельная девушка...
И Иешуа походя заметил про Гонсалеса: мол, не станет он ничего объявлять. Крис поверил Иешуа.
И уже двумя часами позже, когда завершился заоблачный первоклассный обед за общим столом с великим вином "Petrus" урожая тридцать третьего года, насмерть поразившим вкусовые рецепторы Иешуа, когда спутники позволили себе послеобеденный digestive: кто - рюмочку доброго "Delamain", кто - стопарик старого Bas-Armagnac, кто бокал дамского напитка Irish coffee, а кто просто чашку кофе, колумбийского, кстати, когда все расслабились перед еще двумя часами лету до Парижа, Иешуа неожиданно сломал идиллию.
– А ведь Гонсалес был прав, - сказал он, и Мари услышала в голосе Учителя горечь пополам с раздражением.
– В чем? - спросил отец Педро раньше остальных, потому что эта мысль, высказанная Мессией, со вчерашнего дня мучила его.
– В принципе, - неясно ответил Иешуа и добавил не более ясно: - Вернее, в отсутствии принципа... - Все молчали, ждали продолжения. Знали: оно обязательно последует. Даже неофитка Соледад о том догадывалась. И все сказались правы. - У меня действительно нет никакого плана. И цель, которая еще месяц назад казалась ясной и простой, отодвинулась, ушла в черноту. То, что я делаю, - это даже не чудеса, которые так любили Галилея или Иудея. Это лишь капля влаги на одном листе огромного дерева, корни которого уже мертвы, а крона все еще зеленеет. А я не знаю, где корни... Да и это сравнение неточно. Зачем листу капля влаги? Я спас детей от Ханоцри, но не спас их мозг. Я привел воду в эфиопскую провинцию Огаден, но ничего не сделал для других африканских стран, которые тоже страдают от засухи. Я уничтожил коку в Южной Америке, но не тронул посадки конопли на Ближнем и Дальнем Востоке. Мне казалось, я спасаю наркоманов от яда, но другой яд найдет их, или они погибнут от ломки... Я пытаюсь лечить не болезнь, а ее внешние проявления, и тем самым загоняю болезнь глубоко внутрь да еще и создаю у больных иллюзию того, что я - всемогущ. А я - беспомощен. "Ненадежен конь для спасения, не избавит великою силою своею"... Я действительно могу все, но я не понимаю, что мне следует мочь, чтобы сила моя не тратилась впустую. Мне не силы жаль, мне жаль времени и тех, кто верит в мою силу...
– "И Он обнес его оградою, - тихо, словно про себя или самому себе, произнес Педро, - и очистил его от камней, и насадил в нем отборные виноградные лозы, и построил башню посреди его, и выкопал в нем точило, и ожидал, что он принесет добрые. грозди, а он принес дикие ягоды"...
– Верно, падре, разве есть что возразить пророку Исайе! Слава богу, что я задумался обо всем этом сейчас, пока не свершилось дальнейшее предсказание пророка: "И ждал Он правосудия, но вот - кровопролитие; ждал правды, и вот вопль"... - Он вдруг оглядел своих спутников, тихо, боясь пошевелиться, сидящих за столом, - не только Соледад, но все впервые видели сомневающегося в себе Мессию, - посмотрел в глаза каждому, легко засмеялся, как разрядил обстановку: - Что вы притихли. Апостолы мои милые? Жизнь только начинается, во всяком случае - моя жизнь в этом трудном мире, и разве не сказано: "И ты будешь ощупью ходить в полдень, как слепой ощупью ходит впотьмах"? Так, падре?.. Я не слепой, но я здесь - как ребенок, но "вот, я ныне отхожу в путь всей земли", и нет у меня иного решения, как пройти этот путь до конца. Я задумался вовремя о том, куда идти. Может, мне и впрямь не хватает кровопролития и вопля, чтобы понять, что и Исайя был слишком оптимистичен: "Всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, и неровные пути сделаются гладкими". Никогда так не будет! Но будет иначе, поскольку ни у Господа, ни у людей нет иных путей, нежели трудные, кажущиеся непроходимыми. Но - глаза боятся, а идти надо...
Падре опять сказал в никуда:
– "Мои мысли - не ваши мысли, ни ваши пути - пути Мои, говорит Господь".
– Помнишь, Педро, был у меня ученик - Фома, который однажды не поверил мне? Мне было просто убедить его: я показал ему свои раны, и он признал во мне - меня. Я не случайно выбрал тебя в свои спутники. Ты - не прост. Ты все подвергаешь сомнениям, но тебя-то мне и недоставало всегда. Там, в Галилее, у меня был Петр, он очень славно умел сомневаться. Не отдаю тебе его роль, уж извини, но будь похожим на него, и мне легче станет увидеть путь...
– И куда мы дальше. Учитель? - спросила Мари. Тот, кто внутри, зашебуршился и заныл, но она прикрикнула на него, и - вот ведь радость! - он затих послушно.
– Кровопролитие и вопль... - задумчиво сказал Иешуа. - Я скоро скажу куда... - И вдруг спросил у Мари: - Тебе давно звонил кто-нибудь из тех таинственных меценатов, которые хорошо знают номер твоего счета?
– Один звонил. Сегодня под утро, - сказала Мари.
– И что он сообщил?
– Этот был немногословен. Коротко, сухо: очередной перевод, дата, сумма... Так что деньги у нас есть, можем лететь куда глаза глядят. Хоть в Антарктиду.
– В Антарктиду - это вряд ли. У меня есть еще дело в Европе, а вот потом... - Он умолк.
– Что потом? - спросила Мари.
– Не все же приносит дикие ягоды, - странно ответил, а, по сути, ничего не ответил Иешуа, - я все-таки верю в более добрые плоды...
ДЕЙСТВИЕ - 1. ЭПИЗОД - 4
БАЛКАНЫ; СЕРБИЯ, БЕЛГРАД; 2157 год от Р.Х., месяц октябрь
Белград казался одновременно старым и новым, как человек, который надел костюмчик, только вышедший из-под иглы портного, но надел его на ветхую и не слишком чистую рубаху, а ноги украсил растоптанными кроссовками. И ведь что странно: эта даже не разностильность, а разновкусица не вызывала у горожан никаких отрицательных эмоций. Ну торчит новехонький building среди старых, но тщательно подреставрированных жилых домов, а рядом выстроен модерновый католический храм, более похожий на перевернутый хрустальный бокал, и неподалеку притулилась в переулочке православная церквуха с положенными ей пятью куполами - все при деле, все в хозяйстве уместно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Хотя Соледад следовало бы быть поскромнее... Когда выходили из машин у "Интерконтиненталя", отец Педро спросил осторожно:
– Что теперь будет, Мессия?
– Надеюсь, пообедаем и одновременно поужинаем, - ответил Иешуа. - А вам, падре, стоит собрать свои вещи, если вы не раздумали идти со мной. Да и, строго говоря, здесь вам делать больше нечего...
Поужинали, конечно. Ригерт расстарался.
В полночь канал Си-эн-эн прогнал толково смонтированную картинку - минут на пятнадцать, да в придачу диктор сообщил о непонятных волнениях на кокаиновом рынке. Ригерт вызнал подробности, помчался стучать депешу в Бюро, а спустя час вернулся в отель и вывез гостей огородами на тот же заброшенный аэродромчик, где уже вовсю гонял пары военный борт, спешно присланный из Боготы за Мессией.
– Прилетаете в Боготу впритык к парижскому рейсу, - наставал он Иешуа, Мари и отца Педро, которому, как и всякому порядочному нищему, собраться оказалось - только подпоясаться. - Вам снят весь салон первого класса. С вами полетят двое сопровождающих, ребята очень умелые и хитрые, доверьтесь им. Ну а в Париже вам уже все станет по фигу. Колумбия останется сном. Дурным. Так, Мессия? Ведь впереди - новые свершения, да?
Он радовался моментальной победе над кокаином, как детеныш малый.
– Чего радуетесь, Марк? Вы же без работы остались, - заметила ему Мари.
– Хотелось бы, - вздохнул он, - да, боюсь, работы мне до конца дней хватит, И большая ее часть - здесь: не дать возродиться кокаиновому рынку. Ваш же босс, милая, не поступит к нам в Бюро на службу. Это сегодня его боль наркота, а завтра - что заболит? Бог знает... Так что не жалейте меня пожалейте себя. С таким боссом скучать не придется...
Бюро не умело всерьез бороться с наркотиками, но зато замечательно устраивало путешествия заезжим пророкам. И поэтому в аэропорту Боготы действительно был двухэтажный "боинг", и в нем - просторный, кожаный и мягкий первый класс, и крепкие ребята на задних креслах, главная цель которых была в том, чтобы не пускать в салон фанатеющих пассажиров бизнес-класса и эко-ном-класса, и стюардессы - более испуганные, нежели восхищенные наличием в салоне такого знаменитого пассажира, и записочка, переданная пилотом прямо в руки Иешуа.
И слова Иешуа пилоту:
– Конечно, зовите! Немедленно!
И тоненькая фигурка Соледад Гонсалес, возникшая на пороге салона.
И ее слова:
– Я решила. Учитель!
Пауза. Немая сцена. Салон первого класса в "Боинге-949" был большой, места хватило всем, включая новоприбывшую.
Иешуа к случаю пошутил или всерьез сказал - кто его, кроме чего самого, разберет:
– Теперь вас четверо у меня. Не хватает еще восьмерых.
Что он имел в виду? Двенадцать апостолов? Но Крис, допустивший такое предположение, не мог с ним согласиться, несмотря на всю его лестную привлекательность: среди евангельских , двенадцати не было женщин. Мария из Магдалы - да, мать Мария тоже да, но они - лишь спутники, но не апостолы. Хотя... Kpис был готов принять за исходное: другое время - другие нормы. Тем более что не им, не ученикам, эти нормы устанавливать: это прерогатива Учителя. Захочет - бродячую кошку в ученики возьмет, если она, к примеру, кошка то есть, - паранорм, владеет телепортацией и склонна по ночам левитировать над помойками...
Мари - пока готовились к взлету, набирали высоту, заправлялись холодным и колким шампанским "Крюг" урожая пятьдесят первого года, говорили о незначащем, ни разу не вспоминая происшедшее в Колумбии, - все это время Мари внимательно поглядывала на Иешуа и на Соледад, пытаясь с помощью того, кто внутри, обнаружить некую опасность ее появления в общей компании. Странно, но она, как и Крис, подумала о кошке: не пробежит ли черной кошкой эта, бесспорно (тут Мари была честна с собой), красивая девица с черными, тяжелыми, до пояса волосами, с кошачьими раскосьми и, кстати, желтоватыми глазами между Иешуа и остальными. Под остальными она, разумеется, имела в виду себя. Не Криса же и не отца Педро... Но Иешуа по-прежнему был ровен со всеми, даже с охранниками, мертво занявшими задние кресла, а Соледад ни к кому не навязывалась, сидела мышкой, переживая свою вновь обретенную решимость. Мари - что! Она вон с малых лет вне дома, она родителей раз в году по обещаниям видит, поэтому и отношения у них - лучше некуда. Пусть раз в году, но зато счастья родителям - на целый год вперед. А эта девочка - домашняя, книжная, музыкально-рояльно-скрипичная, мамина-папина, в деньгах купающаяся, на вид мягкая и податливая, а вот ведь есть в ней жесткий стерженек! Ну, пусть пока не стальной, не титановый, но не согнулся, когда пришла пора уйти с порога отчего богатого дома. Иешуа помог? Но Иешуа и ей, Мари, помог - хотя бы тем, что явился в мир и дал ей дело. И Крису помог, и отцу Педро, и кому еще поможет - как сосчитать и, главное, для чего? Хотя цифра названа: восьмерым еще - точно. Интересно: кто они будут, если будут?.. А тот, кто внутри, на появление Соледад никак не реагировал, спал сладким сном, и Мари потихоньку успокоилась, смирилась, даже снабдила девушку замечательной жетельной резинкой "Orbit no sugar", которая, как вольно утверждает реклама на ти-ви, заменяет дантистов и зубную пасту.
Было, правда, опасение у Криса: а что, если озлобленный папа Гонсалес, у которого не только бизнес похерили, но и любимую дщерь увели, объявит дочку в международный розыск и на честной компании Мессии повиснет тяжкое обвинение в киднепинге? Опять же Интерпол, опять же интернирование в Боготу, опять же тюрьма, опять же неправедный суд и фигец миссии Мессии, извините за невольный ассонанс... Но дочка горячо заявила, что папа на это не пойдет, что она уже совершеннолетняя и что на всякий случай подстраховалась: отправила письма в прессу и в полицию, где объяснила свой уход из дома, никак не связывая его с бизнесом отца. Обстоятельная девушка...
И Иешуа походя заметил про Гонсалеса: мол, не станет он ничего объявлять. Крис поверил Иешуа.
И уже двумя часами позже, когда завершился заоблачный первоклассный обед за общим столом с великим вином "Petrus" урожая тридцать третьего года, насмерть поразившим вкусовые рецепторы Иешуа, когда спутники позволили себе послеобеденный digestive: кто - рюмочку доброго "Delamain", кто - стопарик старого Bas-Armagnac, кто бокал дамского напитка Irish coffee, а кто просто чашку кофе, колумбийского, кстати, когда все расслабились перед еще двумя часами лету до Парижа, Иешуа неожиданно сломал идиллию.
– А ведь Гонсалес был прав, - сказал он, и Мари услышала в голосе Учителя горечь пополам с раздражением.
– В чем? - спросил отец Педро раньше остальных, потому что эта мысль, высказанная Мессией, со вчерашнего дня мучила его.
– В принципе, - неясно ответил Иешуа и добавил не более ясно: - Вернее, в отсутствии принципа... - Все молчали, ждали продолжения. Знали: оно обязательно последует. Даже неофитка Соледад о том догадывалась. И все сказались правы. - У меня действительно нет никакого плана. И цель, которая еще месяц назад казалась ясной и простой, отодвинулась, ушла в черноту. То, что я делаю, - это даже не чудеса, которые так любили Галилея или Иудея. Это лишь капля влаги на одном листе огромного дерева, корни которого уже мертвы, а крона все еще зеленеет. А я не знаю, где корни... Да и это сравнение неточно. Зачем листу капля влаги? Я спас детей от Ханоцри, но не спас их мозг. Я привел воду в эфиопскую провинцию Огаден, но ничего не сделал для других африканских стран, которые тоже страдают от засухи. Я уничтожил коку в Южной Америке, но не тронул посадки конопли на Ближнем и Дальнем Востоке. Мне казалось, я спасаю наркоманов от яда, но другой яд найдет их, или они погибнут от ломки... Я пытаюсь лечить не болезнь, а ее внешние проявления, и тем самым загоняю болезнь глубоко внутрь да еще и создаю у больных иллюзию того, что я - всемогущ. А я - беспомощен. "Ненадежен конь для спасения, не избавит великою силою своею"... Я действительно могу все, но я не понимаю, что мне следует мочь, чтобы сила моя не тратилась впустую. Мне не силы жаль, мне жаль времени и тех, кто верит в мою силу...
– "И Он обнес его оградою, - тихо, словно про себя или самому себе, произнес Педро, - и очистил его от камней, и насадил в нем отборные виноградные лозы, и построил башню посреди его, и выкопал в нем точило, и ожидал, что он принесет добрые. грозди, а он принес дикие ягоды"...
– Верно, падре, разве есть что возразить пророку Исайе! Слава богу, что я задумался обо всем этом сейчас, пока не свершилось дальнейшее предсказание пророка: "И ждал Он правосудия, но вот - кровопролитие; ждал правды, и вот вопль"... - Он вдруг оглядел своих спутников, тихо, боясь пошевелиться, сидящих за столом, - не только Соледад, но все впервые видели сомневающегося в себе Мессию, - посмотрел в глаза каждому, легко засмеялся, как разрядил обстановку: - Что вы притихли. Апостолы мои милые? Жизнь только начинается, во всяком случае - моя жизнь в этом трудном мире, и разве не сказано: "И ты будешь ощупью ходить в полдень, как слепой ощупью ходит впотьмах"? Так, падре?.. Я не слепой, но я здесь - как ребенок, но "вот, я ныне отхожу в путь всей земли", и нет у меня иного решения, как пройти этот путь до конца. Я задумался вовремя о том, куда идти. Может, мне и впрямь не хватает кровопролития и вопля, чтобы понять, что и Исайя был слишком оптимистичен: "Всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, и неровные пути сделаются гладкими". Никогда так не будет! Но будет иначе, поскольку ни у Господа, ни у людей нет иных путей, нежели трудные, кажущиеся непроходимыми. Но - глаза боятся, а идти надо...
Падре опять сказал в никуда:
– "Мои мысли - не ваши мысли, ни ваши пути - пути Мои, говорит Господь".
– Помнишь, Педро, был у меня ученик - Фома, который однажды не поверил мне? Мне было просто убедить его: я показал ему свои раны, и он признал во мне - меня. Я не случайно выбрал тебя в свои спутники. Ты - не прост. Ты все подвергаешь сомнениям, но тебя-то мне и недоставало всегда. Там, в Галилее, у меня был Петр, он очень славно умел сомневаться. Не отдаю тебе его роль, уж извини, но будь похожим на него, и мне легче станет увидеть путь...
– И куда мы дальше. Учитель? - спросила Мари. Тот, кто внутри, зашебуршился и заныл, но она прикрикнула на него, и - вот ведь радость! - он затих послушно.
– Кровопролитие и вопль... - задумчиво сказал Иешуа. - Я скоро скажу куда... - И вдруг спросил у Мари: - Тебе давно звонил кто-нибудь из тех таинственных меценатов, которые хорошо знают номер твоего счета?
– Один звонил. Сегодня под утро, - сказала Мари.
– И что он сообщил?
– Этот был немногословен. Коротко, сухо: очередной перевод, дата, сумма... Так что деньги у нас есть, можем лететь куда глаза глядят. Хоть в Антарктиду.
– В Антарктиду - это вряд ли. У меня есть еще дело в Европе, а вот потом... - Он умолк.
– Что потом? - спросила Мари.
– Не все же приносит дикие ягоды, - странно ответил, а, по сути, ничего не ответил Иешуа, - я все-таки верю в более добрые плоды...
ДЕЙСТВИЕ - 1. ЭПИЗОД - 4
БАЛКАНЫ; СЕРБИЯ, БЕЛГРАД; 2157 год от Р.Х., месяц октябрь
Белград казался одновременно старым и новым, как человек, который надел костюмчик, только вышедший из-под иглы портного, но надел его на ветхую и не слишком чистую рубаху, а ноги украсил растоптанными кроссовками. И ведь что странно: эта даже не разностильность, а разновкусица не вызывала у горожан никаких отрицательных эмоций. Ну торчит новехонький building среди старых, но тщательно подреставрированных жилых домов, а рядом выстроен модерновый католический храм, более похожий на перевернутый хрустальный бокал, и неподалеку притулилась в переулочке православная церквуха с положенными ей пятью куполами - все при деле, все в хозяйстве уместно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92