– Пожалуй, да. – Он снова пожал плечами. – Просто это несколько... изматывает.
– Угу, – сказала она.
– Ну, все вокруг, – сказал он и умолк.
Они еще глотнули вина.
– Над чем ты работаешь? – спросил он.
– В четверг, – сказала она. – Буду работать только вечером в четверг.
– И что это такое?
– Какой-то тип насилует медсестер у памятника Уорту. По дороге к метро, когда они пересекают парк у больницы. Знаешь этот парк? В китайском квартале?
– Да, – сказал Клинг и кивнул.
– Весьма большой парк для этой части города. Он нападает на тех, кто выходит от четырех до полуночи. Всего за последние три месяца напал на трех девушек. Он всегда насилует в безлунные вечера.
– Значит, как я понял, в этот четверг луны не будет.
– Совсем, – сказала она. – А тебе нравится эта песня?
– Какая песня?
– «В ночь безлунную».
– Я не знаю этой песни, – сказал Клинг. – Извини.
– Да, мы с тобой, конечно, не разыгрываем сцену «нам обоим нравятся одни и те же вещи», а?
– Я не знаю, что это за сцена, – насупился Клинг.
– Ну, как в кино. Какой твой любимый цвет? Желтый. У меня тоже! Какой твой любимый цветок? Герань. У меня тоже! Ура, нам нравятся одни и те же вещи! – Она снова рассмеялась.
– Ну, по крайней мере нам обоим нравится вино, - сказал Клинг, улыбнулся и снова доверху наполнил ее бокал. – Ты оденешься медсестрой? – спросил он.
– Да, конечно. По-твоему, это сексуально?
– Что?
– Медсестры. Я говорю про их форму.
– Никогда не думал об этом.
– У многих мужчин слабость к медсестрам. Возможно, они думают, что медсестры все это видели. Голых мужчин на операционных столах и так далее. Им кажется, что медсестры – опытные.
– Угу, – сказал Клинг.
– Однажды мне сказал один человек, с которым я встречалась, – он издавал книжки в мягких обложках, – он сказал мне, что если в названии книги будет слово медсестра, то книга разойдется миллионным тиражом.
– Это правда?
– Он мне так сказал.
– Наверное, он знает.
– Но медсестры тебя не заводят, а?
– Я этого не говорил.
– Я покажу тебе, как я выгляжу в форме медсестры, – сказала Эйлин и встретилась с ним глазами.
Клинг промолчал.
– И надо что-то делать с белым также, – сказала Эйлин. – С тем фактом, что форма медсестры белая. Как платье невесты, не так ли?
– Возможно, – сказал Клинг.
– Спорный образ, понимаешь? Опытная девственница. Очень немного сегодня невест-девственниц, – сказала она и пожала плечами. – Сегодня этого даже никто не требует, верно? Я говорю о мужчинах. Им не надо, чтобы невеста была девственницей, ведь так?
– Так, на мой взгляд, – сказал Клинг.
– Ты не был женат? – спросила она.
– Я был женат, – сказал он.
– Я не знала.
– Да, – сказал он.
– И?..
Клинг поколебался.
– Я недавно развелся, – сказал он.
– Извини, – сказала она.
– Хорошо. – Он поднял бокал, избегая ее настойчивого взгляда. – А как насчет тебя? – спросил он. Он глядел на реку.
– Все еще надеюсь, что явится мистер Правильный, – улыбнулась она. – Во мне все еще живет такая фантазия... Нет, я не должна была рассказывать об этом.
– Почему же? Рассказывай, – сказал он, не поворачивая головы.
– Ну, на самом деле... Это очень глупо, - сказала она. Он был уверен, что она покраснела. Хотя это могли быть просто красные блики от свечи и от подсвечника. – Я все фантазирую про себя, что рано или поздно одному из насильников повезет, понимаешь? Я не смогу вовремя вытащить пистолет, он сделает со мной то, что хочет, и вдруг окажется моим принцем!
Я влюблюсь, мы будем счастливы и заживем вместе. Пожалуйста, не рассказывай о моих фантазиях ни Бетти Фридан, ни Глории Стайнем. А то меня прогонят прочь из женского движения.
– Ты пересказала классические фантазии об изнасиловании, – сказал Клинг.
– Да, но я к тому же имею дело с настоящими насильниками, – сказала Эйлин. – И я знаю, что это не игра.
– Угу, – сказал Клинг.
– Тогда зачем мне фантазировать на эту тему? Я была на волоске так много раз...
– Может быть, это объясняет твои фантазии, – сказал Клинг. – Фантазии делают ее менее пугающей. Твою работу. То, что ты должна делать. Может быть, – сказал он и пожал плечами.
– Похоже, мы с тобой сейчас разыграли сцену «рассказываю тебе, а почему – не знаю».
– Да, похоже, – улыбнулся он.
– Кто-нибудь должен написать книжку про все разновидности типичных сцен, – сказала она. – Больше всех мне нравится сцена, когда убийца с пистолетом стоит перед человеком, который за ним охотится, и говорит примерно так: «Сейчас я могу рассказать тебе все. И мне ничего не угрожает. Потому что через пять секунд я тебя застрелю». И затем хвастливо и подробно рассказывает, скольких убил, скольких зарезал, как и почему.
– Да, если бы все было так просто! – улыбнулся Клинг.
– И еще мне нравится сцена «Ох! Ах!». Это когда нам показывают жену в постели с любовником, а затем как муж вставляет ключ в замок. И тут мы должны воскликнуть: «Ох! Ах! Сейчас начнется!» Ты, наверное, тоже обожаешь эту сцену.
Улыбка слетела с его губ.
Она заглянула ему в глаза, пытаясь прочесть что-то в них и понимая, что совершила какую-то ужасную ошибку.
– Я, пожалуй, попрошу принести счет, – сказал он.
Она знала, что в любом случае нельзя нажимать. В роли приманки она научилась терпению.
– Конечно, – согласилась она. – Мне тоже надо бежать. Ну, спасибо, что принес сережку.
– Не за что, – пробормотал Клинг, но он не глядел на нее, он подавал знаки официанту.
Они молча ожидали, когда подоспеет официант с чеком. Затем они вышли, вежливо пожали друг другу руки на тротуаре и разошлись в разные стороны.
* * *
– Я ненавижу сцены, которые играют за кулисами, – сказал Мейер.
– Тогда почему ты не пошел туда со мной? – спросил Карелла.
– Было достаточно противно слышать снаружи, как он кричит, – сказал Мейер. – Ты не хочешь рассказать, что произошло?
Они сидели рядом на переднем сиденье одной из самых новых машин полицейского участка. Каждый раз, когда они пригоняли машину, сержант Мерчисон выходил проверить, не появились ли на ней царапины и вмятины. Таким образом он хотел выяснить, кто несет ответственность за новые царапины или вмятины. Машина была уютной и теплой. Задние шины были зимние, с шипами. Хейз и Уиллис, которые пользовались машиной последними, сказали, что она уверенно бегает по льду. Карелла с Мейером ехали к дому Тимоти Мура, и у них не возникало проблем с заносами.
– Ну так рассказывай, – сказал Мейер.
– Все очень просто, – начал Карелла. – Девицу Пако Лопеса зарезали в воскресную ночь.
– Да ты что!
– Она умерла вчера утром в больнице Сент-Джуд.
– Где это случилось? – спросил Мейер.
– Очень просто. Чарли Кар нашел ее перед ее домом на Эйнсли-авеню. Все это есть в отчете об оперативной обстановке, Мейер. Сигнал «10-24» означает ножевое ранение, жертва отправлена в больницу Сент-Джуд.
– Кто принимал сигнал в воскресную ночь?
– Дело не в этом. Полиция не обнаружила ее до утра в понедельник. Ночное дежурство уже закончилось – которое от восьми до четырех.
– Как раз когда мы получили донесение! – сказал Мейер.
– Я вижу, ты начинаешь понимать.
– Так почему полиция не позвала нас?
– Они позвали.
– Тогда почему мы не получили сигнал?
– Скромность полицейских, – сказал Карелла. – Чарли Кар вызвал «Скорую помощь», санитары забрали раненую, и он поехал за ними следом в больницу. Девушка еще была жива, когда ее привезли. Так все выглядит в их донесении об оперативной обстановке, которое они составили по возвращении с патрулирования.
– В четыре часа утра? А в котором часу умерла девушка?
– Около одиннадцати.
– Это также есть в донесении об оперативной обстановке?
– Откуда? Я узнал об этом от Дэнни Гимпа.
– Вот это да! Стукач сшивает лоскутки в одеяло!
– Питер произнес такие же слова.
– Ну и что теперь?
– Теперь мы хотим спросить Тимоти Мура про дополнительный заработок его подружки.
– А что по поводу мисс Квадрадо?
– Ее зарезали, Мейер. По-твоему, это то же самое?
– Может быть, у убийцы кончились пули?
– Может быть. А может быть, это просто еще один из сотни случаев ударов ножом, которые происходят каждый день. Я хочу поговорить с ее двоюродным братом позже – он первый указал нам на нее, когда мы узнали об убийстве Лопеса. Может быть, он сумеет рассказать что-нибудь.
– Если это связано с кокаином...
– Возможно.
– Тогда это становится похоже на работу банды, – сказал Мейер. – А возиться с бандой я бы не хотел.
– Побеседуем еще раз с Муром, – сказал Карелла.
* * *
Чем больше город, тем больше совершаешь ошибок. Даже если бы они узнали о раненой Джуди Квадрадо, не факт, что девушка перед смертью сумела бы рассказать им что-то полезное. Даже если бы они допросили ее и вырвали у нее предсмертное заявление, все это необязательно привело бы к чему-то.
Карелла очень обрадовался, например, когда лейтенант Бернс сообщил ему, что Браун с Клингом обнаружили триста тысяч долларов сотенными купюрами в сейфе Марвина Эдельмана. Они надеялись, что его кровь окажется последней в серии убийств, совершенных при помощи одного и того же револьвера тридцать восьмого калибра системы «смит-и-вессон». Наличие такой внушительной суммы денег объяснялось профессиональной деятельностью жертвы: торговец драгоценными камнями за свой товар получал, разумеется, не жетончики на метро. Но почему такую сумму денег он хранил в конторском сейфе, а не на счету в банке или даже не в банковском сейфе для ценностей, – вот что представляло загадку для детективов. Но они не стали бы слишком задумываться об этом, если бы не кокаин. Другие жертвы так или иначе были связаны с «дурью». Когда на сцену выходит кокаин, непременно возникают большие деньги. А в сейфе Эдельмана и в самом деле оказались немалые деньги.
На уличном жаргоне кокаин получил целый ряд названий: кока, снежок, цветочная пыльца, санный след, Корина, девица, хлопья, звездная пыль, белая леди, сахарный песок, сладкая пудра и, конечно, нюхательный порошок. В сочетании с героином он назывался «спидбол», хотя в последнее время стало модно говорить «коктейль Белуши». Как его ни называй, кокаин – это проблема. На территории 87-го участка кокаиновые дельцы стали придумывать для своего товара «торговые марки». К маленьким полиэтиленовым пакетикам приклеивались ярлыки с надписями: «Крутой спуск», «Убийство первой степени», «Рвать когти», «Пучина», «Текучее серебро», «Веревочка», «Кума без ума», а также «Олли Кроллет» и «Питер Пуш» в честь белых пушистых кроликов из известных сказок. Но поскольку люди, продававшие наркотики, чести были лишены, буквально через несколько часов после того, как какой-нибудь дилер выбрасывал на улицу новый товар под названием «Дьявол», «Пророчество» или «Особый допуск», маленький грязный продавец, который находился на низшей ступени преступной иерархии, продавал точно такой же пакетик, только героина внутри почти уже не было: и наркоманы, и дилеры называли такой пакетик «отбитым». Но все-таки это был героин.
Кокаин – это немножко другое.
По самому последнему правительственному докладу, который передали в комнату детективов, за истекший год в США ввезли около шестидесяти метрических тонн кокаина на оптовую цену пятьдесят миллиардов долларов.
Кокаин был в моде.
В этом состояла самая большая проблема кокаина. Нюхали порошок не только парнишки в лохмотьях из трущоб. Легко было представить себе режиссера огромной студии в Голливуде, утром принимающего решение о том, чтобы потратить миллионы долларов на следующий фильм, а вечером отдыхающего в кресле на берегу океана, внимающего рокоту прибоя и нюхающего порошок с золотой ложечки, которую он носит на золотой цепочке на шее под сшитой у портного шелковой рубашкой. На самом деле, если у человека появляется желание начать нюхать белый порошок, то желательно быть одним из тех, кто зарабатывает самые большие деньги в стране.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46