– Пако? – снова переспросила Джудит. Она не видела Пако в течение двух месяцев до убийства. Пако оставил шрамы у нее на груди, сукин сын. Что это еще за священник перед дверью? Кто эта жирная женщина, которая говорит, что у них для нее деньги? Деньги от Пако? Невозможно.
– Уходите, – снова сказала она.
Эмма взяла пачку купюр, лежавших в блокноте, – остаток денег, которые брат Антоний забрал у бильярдного шулера. Она видела, как у Джудит расширились глаза.
– Это вам, – сказала Эмма. – Откройте дверь.
– Если это мне, то отдайте, – сказала Джудит. – Для этого не надо открывать дверь.
– Ладно, – сказал брат Антоний, останавливая руку Эммы. – Ей не нужны эти деньги.
– А сколько там денег? – спросила Джудит.
– Четыреста долларов, – сказала Эмма.
– И Пако сказал, что хочет, чтобы я их получила?
– За то, что он с тобой сделал, – понизив голос и опустив глаза, сказала Эмма.
– Постойте, – сказала Джудит.
Дверь закрылась. Они ничего не слышали. Брат Антоний пожал плечами. Эмма тоже пожала плечами. Им дали неверные сведения? Человек, рассказавший им про Джудит, был ее кузеном. Он сказал, что она жила с Пако перед тем, как его убили. Он сказал, что Пако прижигал сигаретами ее груди. Это была одна из причин, почему брат Антоний предложил позвонить ей в дверь в час ночи. Брат Антоний считал, что ни одна женщина не позволит жестоко обращаться с собой, если только это не очень запуганная женщина. Но где она? Куда она пошла? Они ждали. Наконец они услышали, как снимают цепочку. Дверь широко открылась. Джудит Квадрадо стояла в дверях с пистолетом в руке.
– Заходите, – сказала она и гостеприимно поманила их пистолетом.
Брат Антоний не ожидал встречи с пистолетом. Он поглядел на Эмму.
– No hay necesidad de la pistola, – сказала Эмма. Брат Антоний не понял этой фразы. До последней минуты он не подозревал, что Эмма может говорить по-испански.
– Hasta que yo sepa quien es usted, – сказала Джудит и снова помахала пистолетом.
– Хорошо, – ответила по-английски Эмма. – Но только пока вы не узнаете, кто мы. Я не люблю делать одолжение женщинам с оружием.
Они прошли в квартиру. Джудит закрыла дверь и заперла. Они находились в небольшой кухне. Холодильник, мойка и плита стояли у одной стены под окошком, выходившим в проход между домами. Окошко было закрыто, стекло по краям обледенело. В правом углу стоял стол с белой клеенкой и около него – два стула.
Брату Антонию не понравилось выражение лица Джудит. Она не была похожа на испуганную женщину. Она была похожа на женщину, которая владеет ситуацией. Ему пришло в голову, что они совершили ошибку, явившись сюда. Брат Антоний подумал, что они потеряют остаток денег, которые он забрал у бильярдного шулера. Он решил, что мысли, которые рождались у них с Эммой, не всегда так уж были хороши. Ростом Джудит была, вероятно, пять футов шесть дюймов, она была изящной темноволосой девушкой, только нос был чуть великоват для ее узкого личика. На ней был темно-синий халат. Она заставила их так долго ждать, потому что надевала халат и доставала пистолет, решил брат Антоний. Ему не понравился вид пистолета. Он не дрожал у нее в руке. Ей приходилось пользоваться пистолетом раньше, он чувствовал это. Она не будет колебаться, чтобы выстрелить. Ситуация казалась очень плохой.
– Итак, – сказала она, – кто вы?
– Я – брат Антоний.
– Эмма Форбс, – представилась Эмма.
– Откуда вы знаете Пако?
– Какая жалость, что с ним приключилось такое несчастье!, – сказала Эмма.
– Откуда вы его знаете? – спросила Джудит снова.
– Мы старые друзья, – сказал брат Антоний. Его по-прежнему беспокоило, что она держала пистолет такой твердой рукой. Пистолет не был похож на какой-нибудь дешевый – из тех, что были в ходу. Этот был по меньшей мере тридцать восьмого калибра. Такой мог проделать весьма заметную дырку в рясе.
– Если вы были друзьями Пако, почему я не знаю тебя?
– Мы были в другом месте, – сказала Эмма.
– А как же вы получили деньги, если вы были в другом месте?
– Пако нам оставил. В квартире.
– В какой квартире?
– Там, где мы живем.
– Он оставил их мне?
– Он оставил их вам, – сказала Эмма. – И записку.
– Где записка?
– Где записка, святой брат? – спросила Эмма.
– В квартире, – сказал брат Антоний, изображая раздражение. – Я не знал, что нам нужна записка. Мне не пришло в голову, что нужно брать с собой записку, когда собираешься отдавать четыреста долларов...
– Ну так отдавайте, – сказала Джудит и протянула руку.
– Уберите пистолет, – сказала Эмма.
– Нет, вначале отдайте деньги.
– Отдай ей деньги, – сказал брат Антоний. – Это ее деньги. Пако хотел, чтобы мы отдали ей деньги.
Их глаза встретились. Джудит не заметила взгляда, которым они обменялись. Эмма подошла к столу и положила купюры веером на клеенку. Джудит повернулась, чтобы взять деньги со стола, и тут брат Антоний шагнул к ней и влепил ей кулаком по носу. И до этого ее нос был не слишком красив, а теперь из него брызнула Кровь. Брат Антоний вычитал где-то, что удар в нос очень болезнен и высокоэффективен. При этом из носа хлещет кровь, и люди пугаются ее вида. Когда из ее носа полилась кровь, Джудит забыла про пистолет. А брат Антоний схватил ее запястье, завел руку назад и вырвал пистолет.
– Очень хорошо, – сказал он.
Джудит прижала руку к носу. Кровь вытекала из носа сквозь пальцы. Эмма взяла полотенце для посуды и кинула ей.
– Оботрись, – сказала она.
Джудит всхлипывала.
– И перестань плакать. Никто не будет тебя бить.
Джудит не вполне поверила. Ее уже ударили. Она сделала ошибку, что, даже имея пистолет, открыла дверь в час ночи. А теперь пистолет был в руках монаха: «жирная» собирала деньги со стола и запихивала обратно в сумку на плече.
– Что вы хотите? – спросила Джудит. Она прижимала полотенце к носу. Полотенце становилось красным. Нос болел. Она заподозрила, что монах сломал его.
– Сядь, – сказал брат Антоний. Теперь он улыбался: ситуация снова была в его руках.
– Сядь, – повторила Эмма.
Джудит села за стол.
– Дайте мне лед, – сказала она. – Вы сломали мне нос.
– Принеси ей лед, – сказал брат Антоний.
Эмма пошла к холодильнику. Она вытащила ванночку со льдом и вытрясла лед в мойку. Джудит передала ей запятнанное кровью полотенце, и Эмма завернула в него несколько кубиков льда.
– Вы сломали мне нос, – снова сказала Джудит, взяла полотенце и приложила завернутый лед к носу. С улицы доносилась сирена «Скорой помощи». Она подумала, не придется ли ей вызывать «Скорую помощь».
– Кто были его клиенты? – спросил брат Антоний.
– Что? – Вначале она не поняла, о ком он говорит. Потом она сообразила, что он спрашивает про Пако.
– Его клиенты, - сказала Эмма. – Те, кому он продавал.
– Вы имеете в виду Пако?
– Ты знаешь, кого мы имеем в виду, – сказал брат Антоний. Он сунул пистолет в карман спереди рясы и сделал знак Толстухе. Эмма снова начала рыться в сумке. На одну секунду Джудит подумала, что они отпустят ее. Монах убрал пистолет, а «жирная» копалась у себя в сумке. Они собирались отдать ей деньги в конце концов. Но, когда Эмма извлекла руку из сумки, в ней было что-то длинное и узкое. Большой палец Толстухи пошевелился, и, блеснув, раскрылась опасная бритва. Джудит боялась бритвы пуще пистолета. В жизни в нее никогда не стреляли, но резали ее много раз, и однажды ее порезал даже Пако. На плече у нее был шрам. Этот шрам был менее уродлив, чем отметины, которые он выжег сигаретами у нее на груди.
– Кто были его клиенты? – снова спросил брат Антоний.
– Я его почти не знала, – сказала Джудит.
– Ты с ним жила, – сказала Эмма.
– Это не означает, что я знала его, – сказала Джудит, что по-своему было ужасной правдой.
Она не хотела говорить, кто были клиенты Пако, потому что его клиенты теперь стали ее клиентами – по крайней мере станут, как только она сведет все концы воедино. Она вспомнила имена всех двенадцати потребителей наркотиков. Их вполне хватало, чтобы она смогла обеспечить себе роскошную, по ее мнению, жизнь. Их было достаточно, чтобы она решила купить пистолет, прежде чем взяться за это предприятие. Слишком много было на свете негодяев, вроде Пако. Но теперь пистолет находился в руках монаха, а Толстуха медленно поворачивала бритву в руке, так что лезвие отсвечивало. Джудит подумала, что все в жизни по-своему повторяется. Вспомнив о том, что Пако сделал с ее грудью, левой рукой она инстинктивно запахнула халат. Брат Антоний заметил ее жест.
– Кто его клиенты? – спросила Эмма.
– Не знаю. Какие клиенты?
– Для сладкой пудры, – сказала Эмма и приблизилась к ней с бритвой.
– Я не знаю, что означает «сладкая пудра», – сказала Джудит.
– Это такая пудра, дорогая, – сказала Эмма, поднося бритву к ее лицу, – которую нюхают носом. Но у тебя носа больше не будет, если сейчас же не скажешь кто они.
– Нет, лицо не надо, – сказал брат Антоний почти шепотом. – Только не лицо.
Он улыбнулся Джудит. И снова на какую-то секунду Джудит подумала, что он отпустит ее. Толстуха казалась угрожающей, но монах, конечно...
– Сними халат, – сказал брат Антоний.
Она поколебалась. Она убрала полотенце от носа. Казалось, кровь уже не текла так сильно. Она снова приложила полотенце. Даже боль, казалось, утихает. Может быть, и не так все плохо. Может быть, если она просто будет делать, что они хотят, поиграет с ними... Конечно же, «жирная» не станет отрезать ей нос... Неужели имена клиентов Пако так важны для них? Станут ли они так сильно рисковать из-за малого? В любом случае теперь это были ее собственные клиенты, будь они прокляты! Она отдаст им все, что они ни попросят, но только не имена, которые для нее были билетом туда, где, по ее мнению, была свобода. Она не знала, какого рода эта свобода. Просто свобода. Она никогда не скажет им их имена.
– Почему вы хотите, чтобы я сняла халат? – спросила она. – Что вы от меня хотите?
– Имена клиентов, – сказала Эмма.
– Вы хотите увидеть мое тело? – спросила она. – Так?
– Назови клиентов, – сказала Эмма.
– Ты хочешь, чтобы я отсосала? – спросила она брата Антония.
– Снимай халат, – сказал брат Антоний.
– Потому что если ты хочешь...
– Халат, – сказал он.
Она посмотрела на него. Она попробовала прочесть его намерения в его глазах. Пако говорил ей, что она работала головой лучше любой другой проститутки. Если бы она добралась до монаха...
– Можно мне встать? – спросила она.
– Встань, – сказала Эмма и сделала несколько шагов назад. Открытая бритва была по-прежнему у нее в руке.
Джудит положила полотенце. Из носа кровь больше не шла. Она сняла халат и положила на спинку стула. На ней была только светлая ночная рубашка, которая кончалась чуть ниже промежности. На ней не было трусиков, которые она купила в комплекте с ночной рубашкой. Ночная рубашка и трусики обошлись в двадцать шесть долларов. Эти деньги она легко могла возместить своим новым кокаиновым ремеслом. Она видела, куда был направлен взгляд монаха.
– Ну, что скажешь? – спросила она, поднимая бровь и пытаясь улыбнуться.
– Сними рубашку, – приказал брат Антоний. «Жирная» будет делать то, что решит монах... Так размышляла Джудит, и так и было.
– Просто сними, – сказал брат Антоний.
– Ради чего? – спросила Джудит тем же легким тоном. – Ты и так все видишь, разве нет? Я практически голая, ты можешь все видеть сквозь рубашку, ради чего снимать ее?
– Снимай проклятую ночную рубашку! – заорала Эмма. Джудит снова подумала, что страшно ошиблась, открыв дверь. Но теперь уже поздно. Толстуха приближалась, поигрывая бритвой.
– Хорошо, только не... только не... Сейчас сниму, хорошо? Только... Не волнуйтесь... Но на самом деле я не знаю, о чем вы говорите, о каких клиентах Пако?.. Клянусь Богом, я не знаю, что вы имеете в виду...
– Ты знаешь, что мы имеем в виду, – сказал брат Антоний.
Она подняла рубашку выше пояса, стянула ее с себя и, не поворачиваясь, положила на сиденье деревянного стула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46