– Мы сомневаемся, что искать причину надо через кокаин, – сказал Мейер.
– Тогда что же? Девушка употребляла кокаин и доставляла его для половины труппы...
– Ну, не для половины, Питер.
– Мне не важно, сколько человек она им снабжала! Мне все равно, была она звездой этого шоу или нет, но полагаю, что звездой она не была. По-моему, она доставляла дурь, то есть она была «мулом». Мы знаем, что Лопес занимался продажей кокаина. Когда он был убит, при нем нашли шесть граммов дури и тысячу сто долларов. Так что разузнайте побольше про Золушку. Где она добывала дурь, которую раздавала в труппе? Получала ли она прибыль или просто делала любезность? И прижмите этого продюсера... как его там... Картера. Я хочу знать, спал ли он с обеими – с той, другой танцовщицей и вдобавок с убитой. Да, поговорите с Дэнни Гимпом, с Фэтсом Доннером, со всеми стукачами у нас в городе. Во Флориде со стукачами разговаривать не надо, там буду я. Я хочу, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки, понятно? В следующий раз, когда позвонит шеф, я хочу доложить ему что-нибудь конкретное.
– Да, Питер, – сказал Карелла.
– Не «да, Питер», а делайте.
– Да, Питер.
– И еще одно. Я не приму вариант с психом, пока вы меня не убедите, что между тремя убийствами нет никакой связи.
Бернс помолчал.
– Найдите эту связь, – сказал он.
* * *
Они договорились встретиться на скамейке в Гроув-парке, неподалеку от катка и от статуи генерала Рональда Кинга. Этот генерал в испанско-американскую войну взял стратегическую высоту, приблизив тем самым конец владычества чужеземных тиранов, которые (как писали Вильям Херст и Джозеф Пулитцер) эксплуатировали честных сборщиков тростника и рыбаков на Кубе. Бывший мэр приказал воздвигнуть памятник генералу не за его доблесть. Памятник он поставил генералу за то, что Кинг (как и сам мэр) был известным игроком в карты и специальностью его был покер, а точнее – разновидность последнего под названием «совок», и этот «совок» был любимой игрой мэра. Своей выносливостью – ведь в любую погоду бронзовый генерал продолжал гордо сидеть верхом – он завоевал уважение «латиносов» (хотя и не выходцев с Кубы), которые выводили аэрозольной краской на его широкой груди свои имена и мочились на ноги коня.
Уроки в школе сегодня отменили из-за неблагоприятной ситуации на дорогах. Сидя на скамейке неподалеку от статуи генерала и ожидая Дэнни Гимпа, Карелла слышал голоса мальчишек, которые играли в хоккей на катке. Он продрог до костей. Он не был философом, но, дрожа от холода в своем самом толстом пальто, надетом на пиджак, да на свитер, да на фланелевую рубашку, да на шерстяное белье, он думал, что зима очень напоминает работу полиции. Зима изматывает. Снег, слякоть, холодный моросящий дождь и лед преследуют тебя, пока не вскинешь руки вверх с криком «сдаюсь!». Но как-то удается перетерпеть, а затем приходит оттепель, и снова все налаживается – до следующей зимы.
Но где же Дэнни?
Наконец он увидел его: тот медленно ковылял по дорожке, поворачивая голову то налево, то направо, как разведчик на задании. Если говорить правду, то таким и мнил себя Дэнни. На нем была красно-синяя куртка с поясом, надвинутая на уши красная вязаная шапочка, синие шерстяные перчатки и зеленые вельветовые брюки, заправленные в черные боты. В целом достаточно яркий костюм для того, кто хочет выглядеть неприметным. Он прошел мимо скамейки, на которой замерзал Карелла (случалось, играя в шпионов, он заходил слишком далеко), дошел почти до статуи генерала, осторожно огляделся, снова вернулся к скамейке, присел рядом с Кареллой, извлек газету из бокового кармана, развернул, пряча за ней лицо, и произнес:
– Привет, Стив. Холодновато, а?
Карелла снял перчатку и протянул руку Дэнни. Дэнни опустил пониже газету и тоже снял перчатку. Они быстро пожали друг другу руки и снова надели перчатки. Очень немногие детективы пожимают руки своим информаторам. Большинство полицейских и осведомителей – деловые партнеры, но рук друг другу не жмут. Полицейские очень редко уважают стукачей. Стукач – это всегда человечек, который «задолжал что-то» полиции. В благодарность за информацию полицейские обделяют своим вниманием таких. Некоторые из осведомителей – это самые дурные людишки в городе. Любимым осведомителем Хэла Уиллиса был человечек по имени Фэтс Доннер – к нему испытывали отвращение все окружающие за его слабость к двенадцатилетним девочкам. Но он был ценным информатором. Из всех стукачей, с кем Карелла работал, Дэнни Гимп нравился ему больше других. И он никогда не забудет, как однажды много лет назад Дэнни пришел навестить его в больницу, где он залечивал пулевое ранение. С тех пор он всегда пожимал руку Дэнни Гимпу. Он пожал бы руку Дэнни Гимпу, даже если бы за ними наблюдал комиссар полиции.
– Как нога? – спросил Карелла.
– Ноет в холод. – Дэнни похлопал себя по колену.
– Хоть раз хотелось бы встретиться в тепле. Без русской зимы.
– Я должен быть осторожным, – возразил Дэнни.
– Ты можешь быть осторожным в теплом помещении.
– В помещении всегда есть уши, – сказал Дэнни.
– Ну хорошо, давай не будем затягивать нашу встречу. Я хочу найти «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра, который был использован в трех убийствах, – сказал Карелла.
– Когда они произошли? – спросил Дэнни.
– Первое было неделю назад, девятого. Второе – в прошлую пятницу, двенадцатого. Последнее случилось в субботний вечер, тринадцатого.
– И все здесь?
– Два.
– Какие два?
– Торговец кокаином Пако Лопес – слыхал о таком?
– Кажется.
– И торговец алмазами по имени Марвин Эдельман.
– Работал здесь?
– Нет, в деловой части города. Он жил на Сильверман-роуд.
– Лакомый кусочек, – сказал Дэнни. – А третье?
– Девушка по имени Салли Андерсон. Танцовщица в мюзикле в деловом центре.
– Так где же связь? – спросил Дэнни.
– Это мы и пытаемся выяснить.
– Гм, – сказал Дэнни. – Значит, Лопес?
– Пако, – сказал Карелла.
– Пако Лопес, – сказал Дэнни.
– Что-нибудь вспоминается?
– Не прижигал ли он сигаретой грудь одной бабенки?
– Тот самый хмырь.
– Да, – сказал Дэнни.
– Знаешь его?
– Видел как-то. Несколько месяцев назад. Он, должно быть, жил с той бабенкой, они были неразлучны. Значит, окочурился? Ну, слезы лить не будем. Он кругом поганец.
– Каким образом?
– Поганец, – сказал Дэнни. – Я не люблю поганых, а ты? Ты с бабенкой уже говорил?
– На другой день после убийства Лопеса.
– И?..
– Ничего. Она рассказала нам, что он с ней сделал...
– Пакость, да? – сказал Дэнни и покачал головой.
– Но они перестали жить вместе два месяца назад. Она ничего не знала.
– Никто никогда ничего не знает, когда за дело берется полиция. Может быть, она-то и сделала это. За то, что он оставил у нее на груди отметины.
– Сомневаюсь, Дэнни, но ты вправе высказывать догадки. Если честно, то меня больше интересует, не переходил ли из рук в руки ствол, тридцать восьмого калибра за последнюю неделю?
– У нас в городе много тридцать восьмых, Стив.
– Я знаю.
– Все время переходят из рук в руки. – Дэнни помолчал. – Первое убийство произошло во вторник, так? В какое время?
– В одиннадцать.
– Вечера?
– Вечера.
– Где?
– На авеню Калвер.
– В доме или на улице?
– На улице.
– Не так уж много лиходеев выходит на улицу в такую погоду, – сказал Дэнни. – Холод заставляет их сидеть дома. Убийцы и воры предпочитают домашний комфорт, – философски заметил он. – Никто не видел убийцу?
– Стал бы я отмораживать задницу, если бы у меня был свидетель? – воскликнул Карелла.
– Я тоже мерзну, – с упреком сказал Дэнни. – Хорошо, я постараюсь узнать что-нибудь. Насколько срочно тебе надо?
– Срочно, – сказал Карелла.
– Потому что я хочу сделать ставку, прежде чем приступлю к работе.
– Что-нибудь стоящее? – спросил Карелла.
– Только если он победит, – сказал Дэнни и пожал плечами.
* * *
Брат Антоний с Эммой курили марихуану, потягивали вино и изучали список с фамилиями и адресами, который два дня назад составила для них Джудит Квадрадо. В углу комнаты горел керосиновый калорифер, а радиаторы были лишь едва теплыми, и оконное стекло обледенело по краям. Брат Антоний с Эммой сидели очень близко от калорифера, хотя оба утверждали, что холод им нипочем. Оба сидели в белье.
Они покурили час назад, потом занимались любовью на огромной постели в спальне брата Антония. Затем он и она надели белье и перешли в гостиную, где откупорили новую бутылку вина, запалили по закрутке и снова принялись изучать список потенциальных клиентов. На брате Антонии были полосатые трусы на резинке, а на Эмме – черные трусики от бикини. По мнению брата Антония, она выглядела очаровательно после их занятий любовью.
– Похоже, – сказала Эмма, – он обслуживал двенадцать человек.
– Не так уж много, – заворчал брат Антоний. – Я надеялся на что-то большее, Эмма, сказать по правде. Двенадцать поганых фамилий – это слишком мелкий улов для такой тяжелой рыбалки, как наша. – Он снова взглянул на список. – Особенно при таких крохотных порциях. Посмотри, какие порции, Эмма.
– Ты знаешь анекдот по этому поводу? – спросила она, ухмыляясь.
– Нет. Какой анекдот? – Он любил, когда она рассказывала анекдоты. И еще он любил, когда она набрасывалась на него. Глядя на ее огромные груди, он почувствовал, как снова зашевелилось обновленное желание. Пусть расскажет свой анекдот, решил он, и потом они забудут про список клиентов Лопеса и опять предадутся утехам любви. И это было тем более привлекательно в такой холодный день.
– Это анекдот про женщину, которая остановилась в гостинице на побережье Майами. Не слышал? – спросила Эмма, по-прежнему ухмыляясь.
– Я и сам не прочь остановиться в гостинице на побережье Майами, – сказал брат Антоний.
– Ты будешь слушать анекдот или нет?
– Рассказывай, – сказал он.
– Значит, она обедает там раз, обедает два, а потом идет к столику администратора и начинает жаловаться.
– На что? – сказал брат Антоний.
– Ты дашь мне рассказать?
– Ну, рассказывай.
– Она говорит администратору, что еда в ресторане – совершенная отрава. Яйца – отрава, говядина – отрава, картошка – отрава, салаты – отрава, кофе – отрава, все – отрава, отрава, отрава, говорит она. И знаешь, что еще?
– Что еще? – спросил брат Антоний.
– Слишком маленькие порции! - воскликнула Эмма и расхохоталась.
– Я не понял, – сказал брат Антоний.
– Эта женщина жалуется, что еда – отрава...
– Ну?
– Но она также жалуется, что порции – малы.
– Ну так что?
– Если это отрава, то почему она хочет большие порции?
– Может быть, она психованная, – сказал брат Антоний.
– Нет, она не психованная, – сказала Эмма. – Она жалуется на еду, но она также говорит администратору, что порции...
– Теперь понятно, – сказал брат Антоний. Смысл до него так и не дошел. – Не пойти ли нам снова в соседнюю комнату?
– Ты еще не готов, – сказала Эмма, взглянув на его пах.
– Ты можешь меня «подготовить».
– Я знаю. Но мне больше нравится, когда ты уже созрел и тебе не нужна «подготовка».
– Сладенький ротик, – понизив голос, сказал брат Антоний.
– Мм... – промычала Эмма.
– Ну, что ты скажешь?
– Я скажу: вначале дело, а потом утехи.
– И все-таки почему ты вспомнила этот анекдот? – спросил он.
– Ты сказал что-то про маленькие порции.
– Они очень маленькие, – сказал брат Антоний. – Посмотри, – сказал он и протянул ей список. – Два-три грамма в неделю, и это большинство из них. Мы не разбогатеем с двух-трех граммов в неделю.
– Мы не должны разбогатеть сразу, браток, – сказала Эмма. – Мы начнем работать неторопливо, начнем с этих людей, бывших клиентов Лопеса, будем строить наше дело, начав с них.
– Как?
– Может быть, эта женщина даст нам еще других клиентов.
– Какая женщина? Та, что ест отраву?
– Та, что снабжала Лопеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46